Спартачок. Двадцать дней войны

Глава 4

День шестой

Майор с наслаждением растянулся на лежаке. Ни у кого такого нет, а у него есть, благодать! И плевать, что лежак составлен из ящиков со взрывчаткой. Конечно, если попадет снаряд, хоронить будет нечего, но, с другой стороны, если уж в блиндаж попадет снаряд, лично майору будет все равно, в каком виде его похоронят, кусками или пеплом.

Рота стояла на опорнике третью неделю, и хорошо стояла. Всего двое раненых, и их вовремя вынесли — когда такое было⁈ Но и покопать для этого пришлось! До сих пор ладони горят. И предстоит копать еще много. Копать сухую неподатливую землю, потом раскисшую, оплывающую в окопы грязь, потом долбить замерзший грунт — но копать и копать. А не закопаешься — убьют. Правда, если закопаешься, все равно убьют, но — позже. Вот ради этого «позже» и сбиваются ладони в кровь. Жизнь — штука сладкая, ценная!

Далеко за правым флангом внезапно простучал пулемет, потом залился короткими отсечками и так же внезапно замолчал. Значит, миндец туранской «птичке», Коммуняка с охоты пустым не возвращается!

За маленьким столиком злобно зашипел замполит:

— Сука! Не сидится ему! Сбил, и сейчас нас как начнут мудохать из всех стволов! Когда же этому Спартачку мурло своротят⁈

— Цыц! — благодушно сказал майор. — Сбил, и хорошо. Нас в любом случае будут мудохать. Но без «птички» — вслепую. А это многого стоит. Роту до нас за полтора месяца всю вынесли, до ротации не дожили, а у нас за полмесяца два «трехсотых», и всё. Спартачок позиции далеко от нас делает, туда и лупят. Считай, половину снарядов от твоей башки он отвел, не меньше. Туранцы любят ротные КП гасить! Подлетит «самосброс» и аккуратненько так под дверь положит противопехотку! А тут ты, до ветру пошел, уже ширинку расстегиваешь… Как порвет кишки осколками — весело!

— Не трави, без того тошно!

— То-то же! — смилостивился майор. — Пишешь отчет, и пиши. Тебе много писать. И про сбитую «птичку» не забудь добавить!

Бухнул разрыв, со стенки блиндажа с шорохом покатились земляные комочки. Майор закинул натруженные руки за голову и блаженно прикрыл глаза. Хорошо стоит рота, так бы всегда стоять!

Снаружи послышались шаги.

— Идет! — ненавидяще прошипел замполит и уткнулся в очередной доклад.

Лично Грошеву он высказывать претензии благоразумно остерегался. Кто в роте рискнул — сильно о том пожалел.

Снова бухнул разрыв, и еще, и еще. Туранцы бесились от потери очередной «птички» и лупили по площадям. В основном превращали в лунный ландшафт предыдущие позиции роты, но майор же не дурак окапываться на пристрелянном месте? Его рота зарылась под землю далеко в стороне от старого опорника. Да, пришлось покопать, но оно того стоило. И два «трехсотых» — результат не хорошей, а отвратительной стрельбы туранцев. Промазали по пристрелянным позициям, прилетело случайно по роте.

Если б не уникальный снайпер, майор плюнул бы и не стал заморачиваться, все равно сверху все видят, но теперь имелась надежда, что кун им в ухо, а не подглядки. И пока что снаряды проносило мимо. В основном.

Грошев вошел в блиндаж легко и быстро. Ну да, усиленные до крайности связки. Ага, и звериный слух, вон как зыркнул на замполита, наверняка расслышал его шипенье.

— Шкапыч, ты бы вдолбил личному составу, что и для чего я делаю! — буркнул он. — А то я роту обнулю без всяких туранцев, чтоб не проявляли недовольства.

— А если я начну вдалбливать, то же самое получится! — хохотнул майор. — Только дольше и больнее! Плюнь и разотри, ты в группе управления, ты выше! Завари лучше чайку да расскажи нам чего-нибудь про коммунизм!

— Я вам что, клоун?

— Ага! — жизнерадостно подтвердил майор

Грошев поморщился, но с очевидным спорить не стал. Боком пробрался к своему месту, щелкнул газовой горелкой, и скоро по блиндажу поплыл резкий запах свежего кофе. Запах кофе, оружейной смазки и нестираных вещей, привычный запах войны.

— Не, я все равно не понимаю, — лениво сказал майор. — Как вы живете без государства? Что, и никакого контроля нет? Вообще? Делай что хочешь?

Это была явная подначка в сторону Грошева, но повелся вовсе не он.

— Что хочешь — это вряд ли! — подал голос замполит. — Много ты видел, чтоб рядом с нашим коммунякой кто-то делал «что хочешь»? А там наверняка все такие.

— В точку, — подтвердил Грошев и осторожно отхлебнул кофе.

— Тогда получается право сильного в чистом виде, — с удовольствием сделал вывод майор. — Кто сильнее, тот и прав. Такого «коммунизма» у нас в столице и сейчас навалом. В исполнении кавказцев.

— Ты даже не представляешь, насколько прав! — хмыкнул Грошев. — Наши умники считают, что если б нас в свое время не завоевали кавказцы, коммунизм в отдельно взятой стране не случился бы.

— Чего⁈

— Того. У вас не так, что ли? Если б в роту попали хотя бы десять кавказцев, кто бы ротой командовал? Ты, что ли? Молчите, вот и молчите дальше. В большинстве азиатских миров Веера кавказцы ненадолго, но власть в России перехватывают, примите и не дергайтесь.

Офицеры ошарашенно помолчали, потом майор сделал аккуратный вывод:

— Ты это… при личном составе не брякай. Не поймут. Кавказцы у власти! Мы с высшим образованием, много чего повидали, и то не понимаем. Но мы хотя бы особисту не настучим.

Но замполита волновало совсем другое, глубоко личное.

— Ненадолго? А потом? — встревоженно спросил он.

Грошев поморщился:

— Потом то же, что и везде. Сгорите. Оно тебе зачем знать? Все равно ничего не изменишь. Я о кавказцах почему напомнил? Они ведь не совсем по исламскому обычаю живут, там больше адаты, то есть местные традиции, с религией никак не связанные. Если у кавказцев что-то в традиции, то это намертво в головы заколочено. Адаты вколачиваются в мозги молодежи всеми: и старейшинами, и старшими прежде всего, и родителями, и культурой. Даже если захочешь поступить по-другому, не дадут. Вот мы в результате порабощения эти адаты у кавказцев переняли. Не сами их адаты, конечно, а принцип низовой организации общества. Есть свод коммунистических адатов, обязательных к исполнению для всех. И следят за соблюдением традиций тоже абсолютно все. Вот у меня трехзначный социальный индекс, это немало, в кластере встречаются и четырехзначные, реально мощные и авторитетные монстры! И все равно — пусть только попробуют нарушить традиции! Бошку оторвут и не извинятся.

— Красиво, — признал майор. — Красивая сказочка. Не верю. В Союзе тоже были традиции. Моральный кодекс строителя коммунизма назывался. Никто не соблюдал.

— Не наказывали, вот и не соблюдали. Показуха. Советский Союз вообще одна большая показуха. А если б использовали правильную технологию, все бы получилось.

— Правильная — это как? — лениво поинтересовался майор и перевернулся на другой бок.

— А это как в горных аулах. Нарушил традицию — сразу по башке. У кавказцев получилось, и у коммунаров получилось — значит, технология рабочая.

— То есть ты намекаешь, что и у нас коммунизм возможно построить? — зевнул майор. — Прямо сейчас?

— Не в вашем понимании, но в целом да, — согласился спокойно Грошев. — Коммунизм — он не столько в технологиях, сколько в головах людей. Технологический уровень важен, но вторичен. У нас в адатах аскетизм. И если кто-то затребует в личное пользование прогулочный лайнер океанского класса, его сильно не поймут. С вытекающими.

— Брехня, — с удовольствием оценил майор. — А ты вот что скажи: ты зачем нашего Замполлитра в лагере доводил? Ведь сейчас же нормально живете?

— Привычка. У нас не дают свободно врать. Принцип активной жизненной позиции называется. Поймал на вранье — обязательно ткни носом. Очень помогает следить за словами.

— Это не вранье, а моя работа! — возмутился замполит.

— Так это ж одно и то же! — хохотнул майор. — Ох и весело с вами жить, ребята! Но с Замполлитра понятно. А с коммунизмом нет. Почему тогда у нас олигархат, если коммунизм так легко построить?

— А я знаю? Нигде, кроме как на Земле-Центр. А в чем дело — непонятно. И вроде выгоды всем очевидны. Разве плохо, если бы начальство четко придерживалось адатов? Например, такого: «украл — прощайся с головой»?

— Но-но! — грозно сказал майор. — На меня намекаешь? Я не ворую, я справедливо распределяю! И вообще куда-то нас занесло. Давай лучше про баб! Вот, к примеру, порнографию у вас как запрещают, если государства нет? Тоже адатами?

— А зачем ее запрещать? — не понял Грошев.

— Это как⁈ — оживился майор. — А дети? А тлетворное влияние на умы подрастающего поколения?

— На умы подрастающего поколения сильнее всего влияет ложь! — сердито сказал Грошев. — Ложь, что непонятного? Ты в фильме о первой любви как обойдешь процесс раздевания, если он занимает главное место в переживаниях героев? А сложности разновозрастной любви как покажешь без этой самой «любви»? Выдумали себе проблем и бьетесь о них лбами! Если сумеешь снять высокохудожественно — вперед и с песней! А не сумеешь — в сетке заплюют и посещаемость ресурса уведут в ноль! Хоть заснимайся, смотреть никто не будет!

— То есть вы, коммуняки куновы, смотрите порнушки⁈

— Фильмы мы смотрим, отличные художественные фильмы, — буркнул Грошев. — А также спектакли и концерты. У нас понятия порнографии нет. Есть высокохудожественные вещи. Вот их и смотрим.

— Господин майор! — язвительно сказал замполит. — Отвлекись от баб! Я ведомости расхода боеприпасов закончил. Подпиши.

— О! — повеселел майор. — Молодцом! Вот это усидчивость! Я так не умею. За это надо выпить. Коммуняка, у вас с этим как? Как у кавказцев: запрещено, но втихаря ужираетесь? Или вообще не пьете?

— Почему не пьем? — не понял Грошев. — У некоторых вин очень неплохой вкус.

— Н-да? А как же с «водку пьянствовать, беспорядки нарушать»? Или вы там все вежливые, как кастрированные коты?

— Я сказал — пить, а не нажираться.

— Так… там же грань такая, трудноуловимая. Вроде только что культурно пили, а глядишь — уже нажрались, и пошли в общественные места озорными свиньями погеройствовать. У вас так не бывает?

— Бывает, — усмехнулся Грошев. — У нас вообще-то не все коммунары, хватает и безыдейных. Но у нас общество прямого действия. Увидел, что кто-то нарушает нормы общежития — обязан немедленно покарать безжалостной рукой. А безжалостная рука — очень, знаешь ли, успокаивающий фактор. Нажрешься, пойдешь в метро выеживаться перед операторами посадочных платформ — а тебя первый мимо проходящий грохнет и дальше пойдет.

— Как — грохнет? Без суда⁈

— А зачем суд? — не понял Грошев. — Стоит ушлепок, руками машет, девчонок-операторов оскорбляет — чего непонятного?

— Ну вы даете, коммунисты-фашисты, — пробормотал майор и поежился. — По вашим меркам меня уже раза три должны были обнулить… Подумаешь, в метро нарывался… это ж не со зла, просто по пьяни!

— Врет, — негромко сказал замполит и взялся за следующий отчет. — На словах коммунист, а на деле как все. Сидит вместе с нами на «ленточке», по норам прячется.

Грошев устало потер лицо и искоса глянул на замполита:

— То, что я в одну каску защищаю роту от ударов с воздуха, не считается? Между прочим, скоро защиты не будет, я не железный, вторую неделю сплю урывками.

— Не считается! — радостно подтвердил майор. — Ты у меня выполняешь штатные обязанности снайпера! Тебе положено нас защищать! А что стреляешь не вдаль, а вверх — ну, таковы реалии современной войны!

— Угу. И сейчас я, значит, должен воскликнуть «что я сделаю для людей⁈», вырвать сердце и осветить вам, дебилам, дорогу в светлое будущее? А в конце пути ты аккуратненько сердце мое притопчешь, чтоб пожара не случилось?

— Чего?

— Того. Классику знать надо, если дипломом о высшем образовании размахиваешь.

— А на кой кун она майору морской пехоты? Наша работа — резать-убивать!

— Классика — общая культурная база народа. То, что нас объединяет и делает русскими. В том числе.

— А сейчас я, значит, не русский⁈

— Ванька безродный ты сейчас, — вздохнул Грошев. — Косноязычный. Но я вас понял. Показать вам, как живет коммунар? Во-от, это начинает работать информация! Не зря я вам всем про коммунизм рассказываю, работает система! Тянетесь уже к свету… Пока что просто чтобы поглумиться, не более, но движение началось!

— Ты не уходи в сторону, — посоветовал замполит.

Но тут ахнуло близким разрывом, земля подпрыгнула, с шорохом посыпался за обшивкой грунт.

— Уроды! — зло сплюнул Грошев. — Какая тварь в роте раскочегарила печь так, что с пяти километров засекли⁈ Убью гадов! Вернусь с БЗ и убью!

— Какое БЗ? — удивился майор.

— Ну, вы меня на что подбиваете? Показать, как живут коммунары? А у нас принцип простой: коммунисты, вперед.

— Куда — вперед?

— Тебе не кажется странным, что мы, побеждающая сторона, шкеримся тут по норкам? — проникновенно спросил Грошев. — А туранцы, суки, глядят на нас с коптеров и потешаются? И живут, в отличие от нас, вольготно! Никто их не гоняет! А надо! Надо, чтоб это они под землю зарывались, а не мы!

— Ну-ну…

— По уставу у роты есть своя зона ответственности, — твердо сказал Грошев. — Наши полтора километра. В которой мы имеем право проводить собственные разведывательные действия. Ты, командир роты, имеешь такое право! Пройти разведгруппой и как бы случайно сжечь базу туранских дроноводов, а? Я их располагу по стартам уже вычислил, каких-то четыре километра по прямой.

— Запрещаю. Все, кто ходил, в поле лежат. А мне прикрытие с воздуха ну очень понравилось. По прямой — открытое поле под постоянным наблюдением противника.

— А мне покун на твои запреты. Ты просил, ты требовал показать, как живут коммунары? Показываю. Коммунисты, вперед.

И Грошев начал расстегивать броник.

— Убьют, — спокойно напомнил майор.

— Убивают дураков, а я умный. Сейчас ночь.

— А у туранцев теплаки, нам такие и не снились. Ты в поле вылезешь, и тебя сразу срисуют. И подгонят к голове самосброс. С термитной смесью. Гореть любишь?

— У них теплаки, а у меня мозги. Вон там у нас что? Не бурьян разве? Если на карачках — ни один теплак не засечет, разве что сверху, но коптера я на раз сниму.

— А наблюдатели?

— А наблюдателей по башке! Бесшумно!

— Ну-ну. Значит, бесшумно. Я вот так не умею. А броник снял зря. Он реально от осколков защищает.

— Мне больше километра ползти. Скорость — спасение. А если засекут — броник не убережет.

— Тоже верно, — философски согласился майор и принялся натягивать берцы. — Подожди, вдвоем пойдем. Сейчас, только оденусь. Да гранат прихвачу. Замполлитра — вместо меня на роте, понял?

— Нет! — сказал побелевший замполит, но на него не обратили внимания.

— А ты быстро на карачках бегаешь? — подозрительно спросил Грошев.

— А то. Чемпион училища. Шутка. Но то, что поле заминировано — не шутка.

— Не заминировано, я еще в прошлую ночь проверил. Не везде.

Майор выдал невнятную фразу, в которой коммуняки, куны и бистда сочетались неприличным образом, и спрыгнул с лежака. И через несколько минут они уже пробирались темной траншеей, давали указания сонному наблюдателю, а потом ползли по черному ломкому бурьяну.