Танцы со Зверем

Глава 23. С огнём играешь

- Опасное ты дело затеял, парень. С огнём играешь, - Энтерий осуждающе покачал головой.

- Не пойму, о чём ты, - Жан пожал плечами.

- Да всё ты понимаешь, - мажордом недобро сощурился. — Не надо дурачком-то прикидываться. Парень ты умный. Даже с хитринкой. Только в делах сердечных почему-то ведешь себя как полный дурак.

У Жана в груди заныло от нехорошего предчувствия. «Интересно, что он уже знает?»

- И не запирайся. Мне доложили, что видели, как вы целуетесь!

«Ну вот и всё. Влип. Как теперь выкручиваться? Всё отрицать?»

- Кто «вы»? Про кого ты сейчас говоришь?

- А то ты не знаешь? — скривил губы Энтерий. - Про тебя и молодую госпожу.

- Про какую ещё молодую госпожу? — растеряно переспросил Жан.

- Про Элинору, болван! Хватит притворяться! Лучше по-хорошему выкладывай, что у вас там происходит, и далеко ли с ней зашло дело?

- Какое дело? — Жан возмущённо всплеснул руками. — Нет у нас с ней никаких таких «дел»… Конечно Элинора добра ко мне. Позволила мне смотреть её книги. Иногда разговаривала со мной. А ещё она дала мне несколько ценных советов по езде верхом. Но… больше ничего.

- Сознайся, ты ведь влюблён в неё? Да?

- Да, - выдохнул Жан. — Но как можно не влюбиться в госпожу Элинору? Она так умна и красива. Удивительно добра к своим слугам… Я прекрасно понимаю, кто она, а кто я… Однако, кто тебе сказал, что мы целовались? Где?

«Где, чёрт возьми, мы спалились? Кто-то из её прислуги за нами следил? Или она с кем-то разоткровенничалась? Может, кто-то подсматривал, подслушивал, когда мы подвале… Больше-то мы нигде…»

- В книжной комнате целовались. Где же ещё? — прорычал Энтерий.

«Там это было только один раз. И с тех пор уже два месяца прошло. Если бы нас тогда кто-то заметил, ему бы давно доложили. Теперь мы в книжной вообще крайне редко встречаемся… Выходит, всё, что он говорит - домыслы, всё голословно, чтобы взять меня на испуг! Можно смело всё отрицать!»

- Не было такого. Трисом клянусь, - Жан торжественно сотворил небесное знамение. — Кто-то наговаривает на госпожу Элинору. И на меня. Мы просто разговаривали про книги. Всего несколько раз за всё время, пока я тут живу. Неужели в этом доме и такого достаточно, чтобы кто-то пустил грязный слух…

- Неважно кто и что там видел и слышал, - отмахнулся мажордом. - Я и сам уже видел достаточно. Понимаешь ли ты, что она ещё ребёнок?

- Понимаю, - кивнул Жан. «О, я гораздо лучше вас, болванов, понимаю, насколько она ещё ребёнок. Телом-то она уже созрела, а вот разум, характер… Ну да, повезло - она влюбилась в меня по уши. Но ей бы в школе ещё пару лет поучиться, жизненного опыта хоть немного набраться, прежде чем выскакивать замуж. А вы уже торопитесь с кем-нибудь познатнее её спарить, словно она не подросток, а породистая собачка!»

- Я видел как вы ехали рядом, на лошадях. Видел, как ты смотрел на неё, парень. Опытному человеку вроде меня довольно и этого, чтобы всё понять.

- Да что тут понимать? Я люблю госпожу Элинору. Это правда. Я очень ей благодарен. Да я кого угодно убить за неё готов!.. Я говорил уже — она была так добра, что помогала мне советами, когда я учился ездить верхом. Как ещё мне на неё смотреть? С восторгом, с обожанием! Она прекрасная наездница. Наверное с детства в седле. А я до недавнего времени и на лошадь-то не садился… Неужели моё отношение к ней так заметно со стороны? Я ничем не хотел бы её… Это никак не должно бросать тень на саму Элинору. Уверен - она ничего дурного не хотела и не имела ввиду. Просто помогла мне, потому что она добрый, отзывчивый человек.

- То есть ты хочешь меня уверить, что между вами ничего не было? Что вы просто разговаривали?

- Ну… Точно не было ничего предосудительного, - пробормотал Жан, потупившись.

- А вдруг и она в тебя влюбится? — продолжал наседать Энтерий. — Что тогда?

- Э… Конечно, я этому был бы очень рад. Но, — Жан вздохнул, — я ведь ей совсем не ровня.

- Вот именно! Не ровня. Выбери себе другой предмет для обожания, дурень! В Тагоре полно весьма богатых простолюдинов. И у многих из них, уверяю тебя, есть очаровательные дочери на выданье. Раз ты и сам занялся торговлей, то ищи себе пару среди купцов. А Элинору оставь. Она никак не может быть твоей избранницей. Даже в мыслях. Даже в мечтах! Конечно, девочка она впечатлительная и добрая. Но в некоторых вещах она ужасно упряма… Я вижу как ты пытаешься добиться её внимания, любви. Но понимаешь ли ты, болван, что если между вами возникнет взаимная страсть, то не только тебе, но и ей это не принесёт ничего кроме мучений и горя?

«Пока что это принесло нам два месяца невероятного счастья, и я готов что угодно отдать, чтобы это счастье продлилось подольше!»

- Вот что, парень, - мажордом подошел поближе и покровительственно похлопал Жана толстыми пальцами по плечу. — Может ты, по наивности, и не понимаешь, в какую историю ввязался, но я-то прекрасно понимаю. Девочка скучает тут одна, пока у её матери медовый месяц. Куббат её понёс обратно в Тагор! Сидела бы себе и дальше вместе с Карин и с герцогом Арно в Анлере… Но что теперь сделаешь? Думаю, вам просто нельзя больше видеться.

- Мне и… молодой госпоже?

- Да. Будь ты обычным работником, я бы выгнал тебя вон, да и дело с концом. Но ты, чтоб мне треснуть, удивительно быстро считаешь! Не хотелось бы мне терять такого помощника. А ещё я не хочу, чтобы ты попал в беду, и главное, не хочу, чтобы ты своей горячностью навредил нашей госпоже. Так что отныне ты больше не ночуешь в этом доме. Ты будешь всячески избегать разговоров и любых встреч с Элинорой… Ты понимаешь, что если совратишь её, то тебя просто убьют? Причём убивать будут долго, мучительно.

- Я и не собирался её совращать, - проворчал Жан.

- Вот и хорошо. Я слышал, ты уже купил себе в Тагоре дом? Там и живи. А сюда будешь приходить по утрам. И сразу за свою конторку! Работать будешь только до обеда. И не надо мне голову морочить. Я не слепой и вижу, что ты уже до обеда всё успеваешь посчитать, а потом полдня торчишь в книжной комнате, болтаешься по господскому дому, ища новой встречи с Элинорой или мечешься по Тагору со своими торговыми аферами. Это, конечно, хорошо, что ты завёл свою виноторговлю. Я вижу, что ты серьёзный парень, а не какой-нибудь шалопай. Думаю, ты многого в жизни сможешь достичь, если сейчас не вляпаешься в… большую беду.

- То есть, теперь у меня здесь не будет ни стола, ни ночлега? «Прощай винный подвал! Лин, милая, где же я теперь смогу тебя обнять?.. Надо будет хоть какую-то записку ей в книжной комнате оставить…»

- Любые хождения по графскому дому тебе запрещены. Только по коридору. Как войдёшь — сразу в свой кабинет, за конторку. И потом по коридору сразу на выход.

- А как же книжная комната? — уставился на мажордома Жан. — Мы ведь договорились, когда ты принимал меня на службу…

- Теперь неважно, как мы договаривались прежде! — рявкнул Энтерий. Потом, смягчив тон, он снова похлопал Жана по плечу. — Пойми ты, я же тебя, по сути, спасаю от расправы. Если госпожа Карин и господин Арно, её новый муж, узнают, что ты ухлёстываешь за Элинорой, что она хоть в чём-то к тебе благосклонна… К ней сватаются бароны и графские сынки, а ты… Госпожа Карин только пальцами щёлкнет, только слово скажет, и её верные рыцари с тебя живого кожу снимут. Понимаешь?

- Какой мне смысл дальше здесь работать, если я лишаюсь доступа к книгам? — скрипнул зубами Жан. «И что ещё важней — лишаюсь доступа к Лин!»

- Вот что. Учитывая новые обстоятельства я готов платить тебе теперь не три, а десять со в месяц!

— Десять? - Жан недовольно скривил губы.

— Ну, хорошо, пятнадцать со! — поправился Энтерий.

- Тридцать со. И я могу в любой день, один раз, ненадолго заходить в книжную комнату, чтобы взять для прочтения книгу. Только одну книгу. Через несколько дней я её возвращаю и беру другую. И больше никаких хождений, никаких разговоров. Вообще ничего… Я понимаю твои опасения, господин. И я никак, ничем не хочу навредить госпоже Элитноре.

Энтерий тяжело вздохнул. Нервно заходил из стороны в сторону по комнате.

- И наш уговор останется в силе. Я получаю десятую часть от любой недостачи, которую я ещё смогу обнаружить, изучая отчёты.

- Не думал я, что ты такой жадный, - мажордом потеребил свою чёрную, седеющую бородку и со вздохом кивнул. — Ладно. Пусть так. Но смотри - если я узнаю, что ты шляешься по дому и ищешь с ней встречи…

- А если я случайно встречу её. Как тогда быть?

- Поклонись и молча пройди мимо.

- А если она сама обратиться ко мне? Не могу же я быть столь невежлив, что…

- Всё! Хватит! — Энтерий стукнул кулаком по столу. Его лицо и, особенно, покрытый оспинами нос побагровели. — Ты только что получил десятикратную прибавку к жалованию, и всё ещё продолжаешь торговаться? Начинаешь искать лазейки и отговорки? Ты не должен её больше видеть. Никогда. Ни под каким предлогом. Не должен с ней разговаривать. Вежливо, невежливо — неважно. Если хоть кто-то заметит, что ты с ней разговаривал — в лучшем случае тебя просто вышвырнут из этого дома. А в худшем…

- Да понял я. Понял! И я согласен. Это разумные условия. Тридцать со в месяц, и иногда брать почитать одну книгу. Элинора сама разрешила мне брать для прочтения её книги. В конце концов, я ведь устроился сюда служить ради книг…

***

Наскоро накарябав на бересте: «Он узнал. Я теперь живу в винокурне» Жан сунул эту записку в «Житиё святого Сульта» - то самое, в котором прелестно раскрасневшаяся Лин показывала ему цитату про развратные бани. Этот томик уже некоторое время был для них способом обмена срочными посланиями. Каждый раз, едва зайдя в книжную комнату, Жан сперва листал житие Сульта, проверяя, нет ли там какой-нибудь записки от любимой. Похоже, она именно эту книгу выбрала для таких целей, чтобы хоть так приобщить его к основам трисианства. Жан не возражал. Десятки томов христианской литературы самых разных толков, которые он прочёл на Земле, в своей прошлой жизни, не сделали его ни религиозным фанатиком, ни даже истово верующим христианином. Скептическое отношение к религии не зависит от числа прочитанных религиозных книг, когда этих книг больше одной. Зато тут, в житии одного из самых ярых адептов трисианства, никто не догадается искать их любовные записки.

Взяв подмышку второй том сочинений Исидора Тируэнского, Жан вышел из книжной комнаты и двинулся по направлению к выходу из графского дома. Краем глаза он заметил, что следом за ним, в некотором отдалении, не приближаясь, следует один из домашних слуг.

«Уже приставил человека, чтобы за мной следить, толстый упрямец! Конечно, вряд ли всё это могло кончиться как-то иначе. Я ещё легко отделался. Хуже было бы, если бы слуги сразу настучали Карин или герцогу, а те, даже не спросив меня ни о чём, приказали бы меня выгнать, а то и убить. Главное теперь, чтобы Лин никому ничего лишнего не наговорила…»

***

- Что же нам теперь делать? Когда мама приедет, ей всё равно всё про нас расскажут. Все слухи, все домыслы, всё, что к тому моменту ещё сумеет вынюхать Энтерий. Слава Трису, этот болван не решился меня допрашивать о тебе. Всё ходил вокруг да около, расспрашивая про разных слуг, и как бы заодно, про тебя. Но мама-то с меня спросит. И потом — мне ужасно стыдно перед отцом Ингелием.

- Это ещё кто такой?

- Мой отец-исповедник. Он монах из тагорского монастыря святого Жустина. Каждый раз, после воскресной службы в соборе, я уединяюсь с ним и рассказываю ему про все грехи, которые совершила за неделю. Прошу у Триса прощения за все свои грехи и грешные мысли. А отец Ингелий, именем Триса эти грехи мне прощает. Иногда он советует мне что-то. Учит меня праведной жизни. Он мудрый и добродетельный старик. После смерти отца никого ближе чем Ингелий у меня не осталось. Разве что кормилица?

- А как же мать?

- Мама это другое… Я с ней последний раз откровенно говорила, когда мне было двенадцать. С тех пор больше не рискую… Она, конечно, по своему, любит меня, но иногда совершенно не понимает. А отец Ингелий… И вот, теперь я вру даже ему! Уже второй месяц. Я ни слова ему ни о тебе, ни о том, что влюблена, не сказала… Я теперь стала ужасной грешницей, Жан. Но я так боюсь, что о нас с тобой кто-то узнает, что… Трис милостив. Я потом замолю этот свой грех. Я даже кормилице Эльвире про нас с тобой не говорила ни слова. Хотя о чём-то она, конечно, уже сама догадалась. Как и некоторые другие слуги.

- Кто-то из слуг точно рассказал о нас Энтерию. То, что я так легко отделался, ситуацию не сильно меняет. Когда приедет твоя мать и напрямую об этом тебя спросит — что ты ей ответишь?

- Честно скажу, что люблю тебя, что жить без тебя не могу. А там будь что будет, — Лин прижалась к Жану всем телом.

Он вздохнул. Нежно поцеловал её в ухо. Обнял.

- Плохой ответ. Так ты подставишь и себя, и меня… Лучше скажи ей, что я тебе нравлюсь, но… Скажи «жаль, что он не знатного рода».

- Она всё равно захочет выпытать у меня всё-всё, - Лин закусила нижнюю губу. — Конечно, я буду молчать, если ты считаешь, что так будет лучше. Мама, кстати, уже должна приехать через пару недель. И слуги всё равно всё-всё разболтают, и даже, наверное, наврут с ещё три короба того, чего не было.

- А сейчас за тобой следили?

Лин покачала головой:

- Я сама, без конюхов, оседлала лошадь. Тихонько вывела её из конюшни. Никто из слуг не видел, как я выезжала на улицу. Только привратник. Потом я кружила по городу. А к тебе на винокурню заехала со стороны пустыря, как бы случайно. Вряд ли кто-то кроме твоих слуг это заметил.

- Всё равно мы теперь не сможем так часто встречаться, - вздохнул Жан.

- Тогда я буду писать тебе письма. Каждый день по длинному-длинному письму.

- Не вздумай! - одёрнул её Жан. — Не должно быть ни одного письма, в котором бы упоминалось моё или твоё имя. Записочки, без имён, на бересте. Прочитал и сразу порвал в мелкие клочья, или сжег. И то не знаю, стоит ли? Кто мне их будет носить?

- Эльвира могла бы…

- Она тебя сдаст Энтерию.

- Она его терпеть не может, - улыбнулась Лин.

- Маме твоей сдаст.

Лин тяжело вздохнула:

- Да. Маме она может всё рассказать. Если решит, что от этого «мне же будет лучше».

- Сделаем так. Завтра я отпрошусь у Энтерия и съезжу в столицу на пару недель. Работы с отчётами у меня всё равно сейчас мало. А в столице попытаюсь пробиться к королю, или хоть к каким-то важным вельможам. Попробую добиться протекции, может быть, поступить на военную службу к королю, ещё к кому-то, поищу других способов получить титул. Чтобы просить твоей руки, мне нужен титул. Хотя бы баронский. Король ведь кого угодно может сделать бароном?

- Кого угодно, - подтвердила Лин. — Но он никого не сделает бароном просто так. Ты… вот что. Завтра я обязательно приеду к тебе. Ближе к вечеру. Не смей уезжать из Тагора, пока меня не увидишь. Я привезу тебе драгоценности, которое сумела собрать. И ещё напишу тебе рекомендательное письмо.

- Для короля?

- Могу и для короля. Хотя, он видел меня очень давно, ещё совсем маленькой вредной девчонкой. А ещё я однажды надкушенным яблоком в него запустила… Вряд ли он меня вспомнит. А если вспомнит, то вряд письмо от меня будет для него хорошей рекомендацией… Нет, я напишу дяде, в Леронт.

- У тебя есть дядя?

- Ты что, не заметил, с кем я приехала сюда из Анлера? — улыбнулась Лин. - Одну, с охраной всего из пары рыцарей мама меня ни за что бы не отпустила.

- Но… С тобой тогда был какой-то монах, и при нём десяток всадников. Они переночевали, и уехали на следующий день.

- Это и был мой дядя со своими людьми. Понимаешь, мой отец, Рудегар, был старшим братом в семье. Потому он и получил графский титул от моего деда в наследство. Его средний брат, Лидегар, служил королю Даго. Дослужился до баронского титула и должности старшего сокольничего. Лидегар погиб в Роклерской битве, как и многие другие королевские рыцари. А мой папа, Рудегар, спас тогда Суно, нынешнего нашего короля. Пока Суно приходил в себя от ран и собирал своих сторонников, он жил тут, у нас, в графском доме. Я как-то на дерево полезла. Яблоки там были почти совсем спелые, вкуснющие. А Суно давай делать мне замечания. Мол, девице моего положения надо в куклы играть. А по деревьям пусть лазают слуги. Ну, я и швырнула в него надкушенным яблоком, чтобы заткнулся. Он обиделся, наверное… А младший папин брат, Эльдегар, жив и сейчас. Он всегда любил книги и совсем не любил воевать. Вот и пошел в монахи. Тепрь он епископ в Леронте. Я напишу ему письмо с просьбой, чтобы помог тебе встретиться с королём и всё такое…

- Встретиться с королём в Леронте? — уточнил Жан. — Ты сказала, что твой дядя — епископ Летронта.

- Ну да.

- А я еду в Эймс, к королю.

- Балда ты, - Лин чмокнула его в нос. — На самые холодные месяцы, декруар и жануар, кроль со всем двором переезжает из Эймса, столицы Ареальта и всего Гетельда, в Леронт — столицу Хальтона и, по сути, зимнюю столицу Гетельда.

- То есть для того, чтобы увидеть короля, мне сейчас не надо ехать в Эймс? Достаточно доехать до Леронта?

- Завтра я напишу дяде письмо. Привезу тебе и письмо и драгоценности. Если нужны будут деньги, продавай мои кольца и браслеты леронтским ювелирам. А если их не захотят покупать, хотя бы заложи их за полцены у какого-нибудь динайца.

- Я их не возьму, - покачал головой Жан. — Я уже своего серебра довольно накопил.

- Титул это не то, что можно купить за известную цену в овощной лавке, - горько усмехнулась Лин. — Возьми всё ценное, что у меня есть, и всё, что сам смог скопить. Не жалей денег и драгоценностей на подарки. Королевский двор скупых не любит. Дело идёт о нашей судьбе. Будь щедрым, и всё потраченное быстро тебе вернётся. Так мой отец всегда говорил.

- Ладно. Хорошо. Потом, когда раздобуду хоть какой-нибудь титул или должность при королевском дворе, я вернусь в Тагор, пойду к Карин и попрошу у неё твоей руки.

- Боюсь, она всё равно тебе откажет, - вздохнула Лин. — У неё на меня свои планы…

Жан прервал её своим поцелуем. Потом, когда они разомкнули губы, сказал:

- Запомни. Только после того, как я вернусь и поговорю с твоей мамой, ты можешь сказать ей, что любишь меня и тому подобное. А до этого, до того, как я докажу ей хоть какую-то свою знатность, даже не думай сообщать ей, что любишь меня. А уж про то, как мы целуемся и обнимаемся… Об этом до самой нашей свадьбы никто знать не должен.

- Я всё-таки твоя шлюха, да? Твоя покорная любовница, - прошептала она, целуя его всё крепче. — А ты мой любовник. Мой искуситель и погубитель. — Она опять прижалась к нему всем телом.

Скрипнула дверь. В приоткрывшуюся щель влезла голова Лаэра. Охнув, он тут же снова эту дверь захлопнул. Лин испуганно отпрянула и оглянулась:

- Здесь всё не так, как в подвале. И за стеной всё время ходят.

- Да. Это не лучшее место для свиданий. Подожди, я сейчас. — Жан приоткрыл дверь и высунул голову наружу. — Чего тебе? — зло спросил он у Лаэра.

- Там Ги бочки привёз. Сгружают. А куда их ставить? Под навесом уже совсем места нет.

- Так ставьте рядом. И не лезь сюда больше, хотя бы полчаса. Да проследи, чтобы другие не лезли. И подслушивать не смей. Понял?

- Да, господин.

Захлопнув дверь перед носом Лаэра, Жан подпёр её изнутри какой-то палкой.

- Значит, ты теперь тут живёшь? — Лин внимательно оглядывала крохотную комнатку. Голые бревенчатые стены. Узенькое окошко без стекла, на ночь наглухо закрываемое деревянной ставней. Небольшой столик с одной единственной книгой, с грудой бумаг и исписанных кусков бересты. Топчан, застеленный серым шерстяным одеялом, заменяющий и кровать и скамью. — А вот на этом ты спишь?

- Да. — Жан уселся на топчан, потянул Лин за руку и усадил к себе на колени. — Мы прервались на самом интересном месте, - прошептал он и стал целовать её в шею, постепенно спускаясь всё ниже. Потянув зубами, развязал узелок шнуровки на груди её рубахи. — На том, что а я твой погубитель.