Тренировочный День 5

Глава 13

— Валя! Валентина! Да погоди ты! — она несется по коридору, не чуя под собою ног! Валя Федосеева кажется обманчиво тяжеловесной, но чтобы догнать ее в коридоре между корпусами нужно приложить усилия, что неожиданно…

Она ускоряется, прибавляя ход, белые кроссовки так и мелькают в воздухе… прыжок! Оттолкнувшись от стены — она легко обходит Валю на повороте и останавливается прямо перед ней.

— Валя! — говорит она и наконец понимает почему девушка не обернулась, когда она позвала ее — в ушах у спортсменки наушники, а в руках она держит «Walkman», портативный проигрыватель от «Sony».

— Лиля? — Валентина Федосеева, блокирующая и защитница команды «Колокамский Металлург» — снимает с головы наушники: — чего тебе? Ты чего носишься как оголтелая?

— Валь, дело есть! — оглядывается по сторонам Лиля Бергштейн и берет ее под руку: — давай-ка отойдем…

— Вот шумела́, — качает головой Валя, но позволяет себя увлечь в сторону, за угол. Они выходят на улицу. Все еще светло, летом темнеет поздно, а у спортсменок режим, девчатам уже в десять часов от зевоты начинает челюсти сводить, а в одиннадцать и вовсе пора баиньки.

— Валь, ты же с Машей Волокитиной в номере вместе? — не то спрашивает, не то утверждает Лиля. Чтобы никому не было обидно двухместные номера в гостевых домиках были разыграны по жребию, бумажки с именами опускались в широкополую соломенную шляпу Юли Синицыной и перемешивались, а потом извлекались оттуда попарно. Вале Федосеевой выпала честь разделись свой двухместный номер с Машей, такова судьба в лице руки тренера.

— … угу. — кивает Валя: — а ты с Аней Чамдар? Она тихая, только пахнет от нее… — Валя неопределенно вертит в воздухе пальцами: — травами какими-то. Как в аптеке. Но приятно. Мятный такой запах. А чего?

— Тут вот какое дело, — Лиля шаркает ножкой и обходит Валю вокруг, словно кошка миску со сметаной: — а давай поменяемся, а? А я тебе… что хочешь достану! Хочешь, коробку конфет, «Золотой Якорь»? Или коньяка бутылку, хорошего, армянского, пять звездочек…

— А ты видимо Машку толком не знаешь, стрекоза мелкая. — хмыкает Валя, складывая руки на груди: — она знаешь, как храпит? И командует постоянно. Я бы на твоем месте с Чамдар чалилась. Она девка не вредная. Говорит мало. Будто и нет ее вовсе. Кроме того. Что ты в ней нашла вообще? Она ж тебя гонять будет. В хвост и гриву. Характер у нее — вредный. Голос — вредный. Сама — вредная. У нее только подача полезная.

— Ну пожалуйста!

— Да ради бога, что мне с тобой драться что ли за койку? — Валя Федосеева слегка повела плечом и в этом движении было столько силы и грации, что Лиля отступила на шаг и окинула ее внимательным взглядом.

— Ого. — сказала она: — Валька, а тебе говорили, что ты — красивая? Ты же как скульптура Родена, у тебя каждый мускул под кожей видно.

— Пытаешься подлизаться, Бергштейн? Бесполезно. А врать нехорошо.

— Врать?

— Ты на себя взгляни, Феррум Кнопка. Я слишком уж большая, а мужчин это отпугивает. Ну или извращенцев всяких привлекает… мелких. Чтобы я им на лицо села.

— Ух ты! И ты садишься⁈

— Знаешь, Бергштейн, шла бы ты в пень, а? — Валя разворачивается, чтобы уйти по своим делам, но Лиля идет вслед за ней, выглядывая сбоку

— Погоди! Погоди… слушай, а это правда, что ты в тюрьме сидела за то, что подралась на дискотеке с пятью пьяными хулиганами и троих убила, а двоих покалечила⁈ Скажи, а как это — человека убить? Правда, что вся жизнь перед глазами проносится? А в тюрьме ты была главная? Это правда, что… — тараторит Лиля, забегая вперед. Валентина останавливается и смеривает ее одним пристальным взглядом. Прищуривается.

— Иногда мне кажется, что ты совсем поехавшая, Феррум Кнопка. — говорит она и делает шаг вперед, наклоняется так, чтобы ее глаза находились на уровне глаз этой либеро.

— Мне так часто говорят. — кивает Лиля, нисколько не смущенная тем фактом, что Валя нависает над ней горой плоти. Валя усмехается про себя. Она знает, что ее рост и ее… физическое присутствие так близко — обычно подавляет людей. Достаточно вот так сделать шаг вперед, ближе, еще ближе… и наклонится, прищурив глаза, посмотреть серьезно и в упор… и все. Даже мужчины невольно делали шаг назад, сглатывали, отводили глаза в сторону, освобождая проход. Не все. Те, кто покрепче наоборот — сжимали кулаки и напрягались, тоже невольно. И только эта Бергштейн как будто не заметила угрозы, щедро разлитой в воздухе. Птичка божия, не иначе. Как там пела Наташка Маркова — «птичка божия не знает ни заботы, ни труда, хлопотливо не свивает долговечного гнезда…». Вот и Феррум Кнопка «Красных Соколов» такая же легкомысленная птичка, которая гнезд не вьет, не сеет и не пашет, о завтрашнем дне не задумывается, потому что нечем. Разве в этой очаровательной головке есть место раздумьям? Когда Валентина вот так угрожающе наклонялась вперед и смотрела прямо в глаза то перед ней и здоровенные мужики тушевались, а эта Бергштейн как будто и не заметила ничего…

— Странная ты. — делает вывод Валя: — брысь под лавку, мелкая, не путайся под ногами. Все, я пошла в кают-компанию… Наташка Маркова гитару привезла с собой. — она выпрямляется и все-таки идет по своим делам, игнорируя эту странную либеро.

— А Юля Синицына говорит, что ты — становой хребет команды. — Лиля тут же пристраивается рядом и шагает в ногу с ней, подпрыгивая при каждом шаге и заглядывая ей в лицо.

— Угу.

— Она говорит, что все смотрят на Волокитину и на Маслову, на Салчакову, а ты — последняя линия обороны.

— Ты тоже так считаешь?

— Неа. Мне Маша Волокитина нравится. Она кааак — вжух! Потом — бдыщь! И — бам! — Лиля показывает руками как именно «вжух» и куда именно «бам».

— Не мельтеши. — морщится Валентина: — раздражаешь, мелкая.

— Ты большая. У тебя такие руки сильные, с мышцами… — Лиля начинает мять бицепс правой руки у Валентины, приблизив лицо совсем близко, разглядывая ее руку с вниманием профессора биологии только что обнаружившего в дельте Амазонки диковинное растение или животное, которого до сих пор не знал научный мир.

— Отвали, Кнопка. — Валя аккуратно берет Лилю за голову и отставляет в сторону, словно стакан с водой: — мешаешь.

— А почему у тебя клички нет? Ну то есть тебя, конечно, зовут за глаза Валькирией, но что толку, если все сокращают до «Валька»? Давай тебе кличку придумаем? Ну типа «Убийца Троллей»! Или «Вдоводелка», а? У тебя такие руки… наверное такими руками легко людей душить… ты одной ладонью можешь… — Лиля берет руку Вали и прикладывает ее ладонь к своей шее: — вот видишь? Ты одной рукой мою шею обхватываешь, только пальцы сжать и… кхэ! Кха! Кхааа!

— Не суй пальцы в розетку. — говорит Валентина, удовлетворенно глядя как маленькая либеро кашляет, схватившись за горло: — и как ты жива до сих пор с такими вот замашками? Скажи а медведю в пасть ты тоже голову засунешь?

— Кха! Ну ты сильна! — Лиля откашливается и поднимает голову, в ее глазах вспыхивает чистая детская радость: — а еще раз⁈ Давай!

— Дура ты, Кнопка.

— Это мне часто говорят.

— Знаешь ты меня бесить уже начинаешь.

— И это мне тоже часто говорят.

— Ну, сама напросилась… — беззлобно ворчит Валентина, взмахивая рукой. Профилактический подзатыльник имени Маши Волокитиной, первое педагогическое средство в команде, как говорит Витька Полищук, новый тренер — «не по голове, у нее и так там немного осталось». Но у этой Бергштейн мозгов вовсе нет, судя по всему, там кость, так что парочка подзатыльников не повредят…

Рука Вали проносится в воздухе, она качается на носках пальцев ног, удерживая равновесие. Она прикусывает губу. Чертова Кнопка!

— Ой. — говорит Лиля: — ты, кажется, поскользнулась.

— Да что ты говоришь, мелочь… — глаза у Вали нехорошо сужаются, она чувствует как со дна души поднимается та самая темная ярость, плечи расправляются, а кровь начинает бить в виски медными молоточками — тук, тук, тук-тук.

— А ну-ка иди сюда… — она приседает и делает короткий шаг вперед. Она знает, что многие недооценивают ее способность двигаться быстро. Они видят ее размеры, видят как она ходит, как двигается, как пододвигает стул — и думают что она медленная и неповоротливая… но это не так! Она специально двигается вот так, постоянно сдерживая себя. Но если пошла такая пьянка…

— Ха! — она мгновенно оказывается рядом с Бергштейн, успевая увидеть, как расширяются ее зрачки от удивления. Сейчас она схватит эту надоедливую либеро за шкирку и втолкует ей, что шутить с номером «двадцать три» команды «Металлурга» не стоит. Слишком уж расслабилась эта Бергштейн…

— Играем в салочки? — раздается голос Лили и Валентина — стискивает зубы, разворачиваясь. Она двигалась на пределе своих возможностей! Так быстро, как только могла! И все равно эта Бергштейн — быстрее. Она успела не только увернуться, но и зайти сзади, коснувшись ее плеча. Издевается!

— … грррр… — Валя выдает тихий рык из глубины гортани и выпрямляется. Нужно держать себя в руках. Она все еще может поймать эту надоедливую либеро… но только если даст себе волю до конца, снимет все предохранители, позволит красной пелене заполнить глаза, а она поклялась сама себе что больше никогда так не сделает. Потому что в прошлый раз Валерий Сергеевич ее действительно еле-еле вытащил…

Она выпрямляется и закрывает глаза. Набирает воздуха в грудь и выдыхает. Выдыхает до конца, напрягая мышцы живота и поднимая диафрагму, выжимая из себя остатки воздуха. Хааа… вот так…

— Хааа… — раздается рядом. Валентина — открывает один глаз. Ну так и есть. Эта Лиля тоже стоит рядом, закрыв глаза и шумно дышит, подражая ей. Неожиданно ей стало смешно. На кого я тут рассердилась, думает она, на Бергштейн? Она же как золотая рыбка — все забывает, обид не помнит и не понимает как атмосферу читать. Социальная аутистка, чтоб ее…

Она снова набирает воздуха в грудь и выдыхает. Успокаивается. Открывает оба глаза. Усмехается.

— Знаешь, Кнопка, а ты мне нравишься. — говорит она: — ты смелая. Безбашенная вообще. Пошли в кают-компанию вместе? Маркова на гитаре знаешь, как играет?

— Пошли! — легко соглашается Лиля: — а в салочки больше играть не будем?

— Мы можем в другую игру поиграть. Только в ней двигаться нельзя. Правила простые. Ты стоишь смирно и не двигаешься, а я тебе подзатыльник отвешу.

— Ну нет, ты мне мозги выбьешь, у тебя руки вон какие!

— У тебя мозги есть, Кнопка?

— Еще какие! У меня пятерка была по алгебре!

— Готова поспорить что учитель математики у вас в школе был молодой мужчина, да?

— Откуда ты знаешь? — озадачивается Лиля и Валентина хмыкает.

— Все-таки ты большой ребенок, Кнопка. Нет. Маленький ребенок. Раньше я думала что ты просто карлик, а ты оказывается просто шестиклассница, которая прокралась в команду «Красных Соколов». Какой позор, мы проигрываем школьной команде… — качает головой Валентина: — ну все, пошли уже в кают-компанию.

— А…

— Никого я не убивала, все это враки. Подралась, это да. Тренер меня вытащил… с тех пор не дерусь.

— А…

— Да, с моими руками можно тебя придушить запросто. Вот так, хрусть и все.

— А…

— И это неправда что я якобы с плюшевым медведем сплю. И что во сне разговариваю — тоже неправда.

— Но…

— И то, что мои братья дома коллекцию фотографий команды в купальниках хранят — тоже неправда. Хранили. Я нашла и люлей им надавала, а фотографии уничтожила. В печке сожгла.

— Ух ты! А Машкина фоточка тоже была? В купальнике?

— А ты довольно простая, а, Бергштейн?

— Чего?

— Да так, мысли вслух. Пришли. — Валентина толкает дверь с надписью «кают-компания» и ярко-синим рисунком морского штурвала. Гостиный зал в санатории Комбината был стилизован под кают-компанию на морском судне, а окна оформлены в виде больших иллюминаторов, у стены стояло пианино, полукругом были выстроены стулья, а в центре оставалось пространство для сцены. По всей вероятности, кают-компания также служила и кинозалом, об этом говорил большой белый экран на стене. Внутри кают-компании уже сидели девчонки из команды, а Наташка Маркова перебирала струны гитары пальцами и ее голос звенел, поднимаясь ввысь.

— … утром ранним… над океаном алые взметнутся паруса, и скрипка пропоет над океаном! — поет она и все подпевают ей, раскачиваясь в такт песни.

— Не три глаза, ведь это же не сон., — Наташа кивает вошедшим: — и алый парус вправду гордо реет, в той бухте, где отважный Грей нашел свою Ассоль в той бухте, где Ассоль дождалась Грея…

— В той бухте, где отважный Грей нашел свою Ассоль, в той бухте, где Ассоль дождалась Грея! — подхватывают сильные девичьи голоса: — в той бухте, где отважный Грей нашел свою Ассоль, в той бухте где Ассоль дождалась Грея!

Наташа бьет по струнам в последний раз и глушит их ладонью, наклонив голову и замерев. На секунду наступает тишина, в воздухе все еще висит очарование песни и видение парусника с алыми парусами… потом она поднимает голову и улыбается.

— Это была песня про любовь, как и заказывали! — говорит она и магия алых парусов пропадает, развеивается. Кто-то хлопает Наташу по плечу, кто-то говорит что нужно спеть про то, «как здорово что все мы тут сегодня собрались», кто-то тайком утирает слезы, выступившие из уголков глаз. Она ударяет по струнам.

— Хорошо что тренировки не такие адские как у Валерия Сергеевича. — говорит Алена Маслова: — он бы нас загонял нафиг, сейчас бы все с ног валились.

— Это сделано специально. Чтобы мы расслабились и отдохнули перед матчем. Тренироваться изо всех сил в последний момент бессмысленно. — говорит Юля Синицына: — а вот такие события укрепляют психоэмоциональную связь в команде.

— А они тебя еще Черной Птицей называют. Тебя нужно «Синий Чулок» называть. — вздыхает Алена: — какая ты все-таки… сухая.

— Сухая, мокрая. Главное, что эффективная. — говорит Маша Волокитина: — мне Юля нравится, она без толку не трещит, в отличие от тебя, Солидольчик.

Валентина садится на стул, Лиля исчезает, чтобы появится рядом с Волокитиной. Валентина только усмехается. До чего же надоедливая эта Бергштейн, думает она, надоедливая, мелкая, все время перед глазами туда-сюда… она краем глаза заметила, что эта либеро — склонилась над Машей и уже что-то шепчет ей прямо на ухо, а Маша — улыбается. На секунду стало как-то… неприятно. Но она тут же одернула себя. Какая мне разница, подумала она, какая разница. Что там у этой Кнопки в голове и на сердце — ей-то что с этого? Даже слепой сразу заметит что эту Бергштейн к Волокитиной тянет как на якорной цепи, это только Машка ничего не понимает… ну или делает вид что не понимает.

— Просто нечего нам больше терять, все нам вспомнится на Страшном Суде, эта ночь легла как тот перевал, за которым исполнение надежд… — бьет по струнам Наташка Маркова: — просто прожитое прожито зря, не зря… но не в этом, понимаешь ли соль…

Поздно ночью в коридоре гостевого домика доски едва прогнулись под чьей-то легкой ногой. Прогнулись, но не скрипнули. Не скрипнула и дверь, которая едва-едва приоткрылась. В открывшийся проем проскользнула легкая тень и только колебание воздуха могло бы выдать присутствие незваной гостьи в номере гостевого домика. Лиля Бергштейн (а это конечно же была она) — бестелесной тенью скользила над полом к своей цели. На полпути от двери она остановилась и нахмурилась. Наклонилась. Подняла с пола что-то мягкое. Ночь стояла безлунная, света почти не было, но она определила на ощупь что это была большая плюшевая игрушка. Наверное медведь. Стараясь не шуметь, она мягко опустила игрушку обратно на пол и сделала еще несколько шагов. Протянула руку. Ага… вот и кровать… она сглотнула, чувствуя, как во рту все пересохло. Долгие две секунды она мялась у кровати, не решаясь, но потом — резко выдохнула и решительно сделала шаг вперед. Села на краешек кровати. Еще раз сглотнула, пытаясь смочить сухое как бумага горло. И… если тихонько лечь и пристроится вот так…

Чья-то сильная рука схватила ее и прижала, да так, что едва не выдавила весь воздух из легких!

— … ой! — тихо пискнула она, чувствуя, как стальные мышцы этой руки не дают ей и шанса на освобождение. Тут же что-то большое, тяжелое и горячее — придавило ее. Нога, подумала она в панике, она закинула на меня ногу!

— … — она напрягалась, пытаясь высвободится. Тщетно. Сталь мускулов даже не дрогнула, когда она приложила все усилия. Наконец она расслабилась. Сдула упавшую на лицо прядь волос. Подумала позвать на помощь или разбудить ту, кто сжимает ее в каменных объятиях, но… тогда они соседку разбудят… она сглотнула.

— Валя? — прошептала она: — Валя? Проснись… это я! Я… ну кровать перепутала! Валя! Валя⁈

— Мммгмм… — сонно пробормотала ей на ухо Валентина Федосеева и прижала ее к себе покрепче.

— А… говорила, что не спишь с плюшевым медведем… — выдавила из себя Лиля: — и что во сне не разговариваешь…

— Ммм… — нога Валентины обвилась вокруг бедер Лили и та — вздохнула, смиряясь со своей участью. Постаралась расслабиться, глядя в темноту. Подумала о том, что она сама балда, кровать перепутать… и что нужно постараться выспаться, раз уж все так вышло… а еще о том, что Валя спит совсем без ночнушки и что у нее, наверное, температура, вон какая горячая…

— Жарко. — шепчет она невидимому в темноте потолку: — и в туалет хочется…