3 августа 1608 года от рождества Христова по Юлианскому календарю.
— Государь, там это. Тот свей, что в городе живёт, — Никитка Сысой замялся, бережно прижимая к груди толстый, прямоугольный предмет, обёрнутый в шерстяную материю.
— Что, опять с приставом лается? Или ко мне на приём просится?
Вообще-то, сплавив ещё в прошлом году шебутного шведа в Ярославль, я и содержанием Густава не обидел, и свободу передвижения в пределах города не ограничил. Всё-таки, хоть пользы от недопринца практически никакой нет, небольшим козырем во взаимоотношениях с Речью Посполитой и Швецией, он оставался. А вдруг в будущем удастся эту карту разыграть?
Но очень уж этот заморский гость беспокойный. И всё лично побеседовать со своим царственным братом рвётся, явно собираясь огорошить очередным «прожектом». Поэтому я и в прошлый раз, заехав в Ярославль перед началом «охоты» на отряд Лисовского, и сейчас, вернувшись в город ради встречи с нормандским оружейником, велел Густава ко мне не подпускать. Шибко занят, мол, государь. Вот одолеет ворогов, тогда…
— Нет, царь-батюшка. Гостинец он тебе прислал, — опроверг мои версии секретарь, нежно проведя по свёртку рукой. — По всему видать, понял, что ходу ему к тебе нет. Вот и пытается подарком задобрить. Книгу печатную преподнёс.
— Какую книгу? — заинтересовался я. То, что Фёдор Годунов умел читать сразу на нескольких языках и являлся завзятым книжником, великим секретом не было. Вот только где Густав мог найти что-то по-настоящему ценное, что было бы достойным для подарка царю? Хотя, что-то с собой он из Европы в Россию привёз, а после воцарения Шуйского, всё что было изъято из личного имущества, шведу вернули. — А ну, покажи.
Сысой бережно положил свёрток на стол, развернул материю, открыв обтянутый кожей переплёт. Фолиант! И явно довольно старинный, судя по сделанным из пергамента страницам. Сейчас западные типографии повсеместно на более дешёвую бумагу перешли.
Бережно открываю титульный лист, вчитываюсь в большие, выбитые в готическом стиле поверх изящной иллюстрации буквы, выдыхаю, восхищённо матерясь. Действительно дорогой подарок! «Парамирум» самого Парацельса да ещё и 1534 года выпуска! Наверняка один из первых напечатанных экземпляров великого целителя и философа. Только откуда она у принца? Хотя о чём я? Густав, несмотря на свою ветренность и легкомыслие, был прекрасно образован и весьма сведущ в медицине и алхимии. И очень гордился своим прозвищем «второго Парацельса». Деньги у него время от времени, благодаря высоким покровителям, появлялись. Вот и выкупил фолиант у какого-нибудь впавшего в нужду университетского профессора, не считаясь с ценой. Потому, по итогу, нищим в Москву и приехал, что не умел соразмерять свои хотелки с финансовыми возможностями.
А теперь, значит, швед в ва-банк решил пойти. Понимает, что после такого подарка, я ему во встрече отказать не смогу.
— Что смотришь, Никитка? — оглянулся я на вытянувшего шею секретаря. Бывший послушник стушевался, покраснел, отведя глаза в сторону. — Ладно, — смилостивился я. Всё же Сысой всей моей личной перепиской заведует. Можно и послабление сделать. — Прочитаю, потом и тебе дозволю взглянуть. Только тут о людских болезнях пишется. А мы с тобой ни разу не лекари. Что встал? — застывший у стола секретарь, начал откровенно раздражать, не давая заняться просмотром раритета: — Ступай.
— Так там, государь, дьяк Власьев с иноземным мастеровым принять просит, — затоптался Сысой. — И ещё толмач Бажен Иванов с ними.
— Так что сразу не сказал? — нахмурил я брови. — Зови, дьяка с толмачом, — с сожалением отодвигаю книгу в сторону. Вечером перед сном просмотрю. Времени совсем нет. — Сначала расспросим, что они нам за заморскую птицу привезли, раз сам мастер приехать отказался. А Густаву пусть скажут, чтобы завтра поутру приходил. Может, хоть напиться не успеет?
Собственно говоря, ради этой встречи, я в Ярославль и приехал. После разгрома Лисовского, я, отправив в погоню за ним Подопригору, а дворянскую конницу под командованием Ивана Годунова в сторону Суздали и Владимира, сам развернулся обратно на Север. Стремительным броском вошёл в Переяславль Залесский (как я и ожидал, после известии о Болховском разгроме и появлении армии ЛжеДмитрия II под Москвой, акции Шуйского сильно упали и горожане предпочли без боя уйти под руку гораздо более сильного и, как выяснилось теперь, истинного царя) и, беря город в кольцо, подошёл к Ростову. Три дня простоял под городом, ожидая подхода осадного наряда к закрывшему ворота Ростову, дав эти же три дня горожанам на раздумье, обещая не класть на жителей опалы и покарать лишь митрополита и тех людишек, что он убийцами ко мне в Ярославль подослал. На второй день появились первые перебежчики, сообщившие, что Филарета в городе давно нет, а ворота по его приказу до истечения ультиматума открывать не будут, чтобы я погоню организовать не успел.
И этот ушёл. Что-то их много таких «ушедших» за последнее время накопилось: Илейко, Богдан Бельский, Лисовский, теперь вот Филарет с Сицким и Карповым. И почти всех нужно в лагере второго самозванца искать. Разве что Илейко где-то по степям бродит. Ну, ничего. Главное, что они к самозванцу именно сбежали, ни сумев победить в открытом противостоянии. А там они большой власти иметь не будут. Там гетман Ружинский рулит.
Кстати, чуть позже дошли известия ещё об одной не совсем удавшейся затее митрополита, мятеже его родственников во время похода царской армии на ЛжеДмитрия II. Оказывается высланный ещё в мае после Болховского разгрома навстречу самозванцу князь Михаил Скопин-Шуйский, отступил без боя обратно к Москве, не просто так. Князь вовремя раскрыл романовский мятеж и взял стоящих во главе заговора князей Троекурова, Трубецкого и Катырёва-Ростовского под стражу. И по-тихому, не придавая эти аресты огласке, дабы ещё больше не воодушевить противника, отошёл к столице. Так что Шуйский со своими сторонниками теперь плотно заперт в городе. Ну, а мне оставалось привести в исполнение последнюю часть своего плана; рассорить Скопина с царствующим дядюшкой и можно уже и на Москву поход объявлять. И, насчёт рассорить, я определённые шаги уже сделал. Осталось только результатата дождаться.
В общем, гневаться на горожан за эту хитрость, я не стал. Всё равно Филарет от меня никуда не денется. Я всех, кому должен, помню. Спокойно дождался истечения времени объявленного ультиматума, вошёл в город, сменил руководство, поставив воеводой Андрея Вельяминова. Хоть звёзд с неба мой дальний родственничек и не хватает, но верен. Понимает, что ни при Шуйском, ни при самозванце, ему ничего хорошего ждать не приходится. И затем вернулся в Переяславль, наблюдать за переброской войск на Запад. К тому времени, Иван Годунов так же без боя завладел Суздалем и нарвавшись на отказ открыть ворота Владимира от неожиданно занявшего город Василия Бутурлина, как и было приказано, не стал обострять и, оставив сильный гарнизон в Суздале, повернул конницу к Переяславлю.
Летнюю компанию я решил завершить под Вязьмой, собираясь разгромить идущий из Литвы к Москве двухтысячный отряд Яна Сапеги. Змею нужно душить в зародыше, пока она клыки не отрастила. Если я его вслед за Лисовским разобью, глядишь и не будет такого размаха в набегах на города севернее Москвы. Да и Вязьма для меня стратегически важна, как опорный пункт на пути к Смоленску. С тамошним воеводой боярином Михаилом Шеиным я через его холопа Ивашку Лупаря заключил тайный договор. Своей присяге, что дал на верность Шуйскому, Михаил изменить отказался, мотивируя это тем, что меня самозванец с трона свёл, а значит, на тот момент и крамолы при принятии присяги не было. Но в случае потери Василием Шуйским короны, Шеин соглашался вновь присягнуть мне.
Вот и славно. Мы не гордые. Мы и подождать можем. Всё равно сейчас Смоленск в Смуте не участвует. Так какая разница от чьего имени Шеин западные границы защищает? А уже осенью, по моим расчётам, в Москве уже я буду сидеть. Вот и выходит, что один из самых укреплённых городов Руси без боя под мою руку перейдёт.
Сначала вошли Никифор с четырьмя рындами, встали по бокам, следом впустили Власьева с прижившимся на Руси французом, Баженом Ивановым.
— Ну, и кого ты ко мне, Афонька, привёз? — поинтересовался я у дьяка. — Мне оружейный мастер был надобен. Марэн ле Буржуа, — почти по слогам проговорил я имя мастера дьяку. — А мне доложили, что ты какого-то мальчишку за собой из-за моря притащил!
— Не сомневайся, государь, то человек знающий! То и Бажен, — кивнул дьяк в сторону толмача, — подтвердить может. Мы, пока, в этом городке жили, многое о том, что в мастерской этого упрямого ирода делается, узнали. Так вот, этот Жан Лоне не только при нём в старших подмастерьях состоял, но и, сказывают, сам эту новую пищаль и изобрёл.
— Ишь ты! — добавив в голос скепсиса, изумился я. — А чего же он тогда согласился сюда приехать, раз такой умный?
— Так с мастером он поругался, государь. Тот на своё имя патент на новый мушкетный замок открыть хочет. А Жану пообещал, что тот до конца жизни в подмастерьях останется, раз перечить ему осмелился.
— Даже так? — слова Власьева меня не убедили. Мало ли что там приехавшему с Востока варвару местные наплести могли. — Ну, смотри, Афанасий. Если ты неумеху какого привёз, что за умелого мастера себя выдаёт, с тебя спрос будет.
— Так это, — влез было в разговор Бажен и, испугавшись собственной дерзости, бухнулся на колени. — Позволь, государь, слово молвить!
— Ну, молви, — покачал я головой. Ну, надо же. Совсем француз обрусел, раз по-нашему обычаю в ноги царю бросается. — И, встань с колен.
— Мы мушкет с тем кремнёвым замком с собой привезли. Его Жан перед самым отъездом в Гавр выкрал. Говорит; его изделие, ему и владеть. Всю дорогу до города оглядывались.
— А вот это дело! — обрадовался я. — Зовите сюда этого умельца. Ну, и мушкет тащите.
Мушкет меня не впечатлил. Выдел я и поизящнее работу Хотя, если с другой стороны посмотреть, оружие это для массового использования, а в таких случаях главное функциональность. Новый замок тоже изысканностью не блистал, выглядев довольно простенько. Ничего лишнего. Я подержал в руках тяжёлое оружие, осмотрел замок, заглянул в полку, взведя курок, сделал пробный выстрел, выбив искру. Вроде нормально работает. Нужно только будет проверить, как часто этот механизм осечки делает. Переключаю внимание на владельца.
Ну, что тут сказать? Смотрит дерзко, глаза не упускает да и на глубокий поклон, даром что перед правителем огромной страны стоит, не удосужился. А главное, как мне ещё вчера доложили, молод очень даже для старшего подмастерья. Ему же лет двадцать пять, не больше. Уж не решил ли Власьев, не сумев переманить нормандца, мне первого попавшегося подмастерья привезти. Если так, то он это зря. На этом наше с ним сотрудничество и закончится.
— Ну, и кто ты таков? — перевёл мой вопрос Бажен.
— Я Жан Лоне, мой король. Родом из бретани, — вновь изобразил поклон подмастерье. — Последние три года работал старшим подмастерьем в мастерской у оружейного мастера Марэна ле Буржуа.
— А не молод ты для старшего подмастерья? Дело-то серьёзное, — с сомнением покачал я головой. Ответ бретонца толмач не перевёл. — Чего он там лопочет? — оглядываюсь на побледневшего Баженова. — Переводи, как есть.
— Управлять королевством ещё сложнее, — пролепетал толмач, опустив глаза. — Тем не менее, ты король.
— Языкаст, — усмехаюсь я. Теперь понятно, почему он общего языка со своим мастером не нашёл. Как ещё тот его целых три года терпел. Понять бы ещё; эта дерзость от недостатка ума или он, и впрямь, талантливый мастер и цену себе знает. — Твоя работа? — киваю на мушкет.
— Моя, ваше величество.
— Ну, что же, проверим. Докажешь, что ты мастер, возьму тебя к себе на службу. А для начала сделаешь мне точно такой же мушкет. Ступай.
— Сначала мы должны договорится о жаловании, мой король.
Мда. Забыл я, что передо мной иностранец стоит. Местные то сразу выполнять руководящие указания бегут. Чем царь-батюшка потом вознаградит, то и ладно.
— И чего ты хочешь?
— Дворянство, двести пистолей в год и беспошлинная торговля моими изделиями.
— Двести пистолей — это где-то рублей триста получается, — быстренько пересчитал я в уме заявленную сумму. — А не многовато будет? У нас окольничие такой годовой оклад имеют. Нет, так не пойдёт, — покачал я головой. — Значит, так. Дворянство, жалованье по первой статье как знатные иноземцы на русской службе получают: 50 рублей в год и 800 четей земли с с сотней крестьян на ней. Торговля беспошлинная, но торговать ты только со мной будешь. Ценой не обижу. И всё, — прихлопнул я рукой по подлокотнику, на корню пресекая возражения. И так условия для простого подмастерья сказочные. Пусть попробует себе что-то подобное в другой стране вытребовать. — Не нравится, можешь обратно к себе во Францию плыть. Там тебя ждут. Бажен, проводи заморского гостя да на ночлег устрой. А завтра отведи его к воеводе. Я Барятинскому указание дам; всем что нужно для работы, обеспечит.
Проводил взглядом бретонца, тяжело вздохнул. Как же медленно всё. Даже если этот Жан, и вправду, настоящим мастером окажется и сможет точно такой же кремнёвый замок сделать; дальше что? Станет у меня два таких мушкета. А мне их десять тысяч нужно. И желательно половину не мушкетов, а значительно более лёгких фузей. Вот только для этого заводы строить нужно. Так что это всё дело будущего; перевооружение моей армии на годы растянется. А, пока, будем использовать то, что на данный момент имеем.
— Что до тебя, Афонька, — повернулся я к Власьеву. — Собирайся опять в дорогу. К шведскому королю поедешь. Предложишь ему тайный союз против Сигизмунда. Он в Курляндии пусть продолжают с поляками биться, а мы, как только самозванца, что сюда польским королём был послан, одолеем, к нему на помощь придём. И, главное, если Карл здесь нам свою помощь предложит, скажешь, что, мол, у государя и без того войско сильное. И года не пройдёт, как всех ворогов, что в его земли пришли, разобьёт.
— Как повелишь, государь, — поклонился мне дьяк.
— Удержишь шведов от вторжения на Русь до тех пор, пока я на московском троне твёрдо не сяду, вновь во главе Посольского приказа встанешь.
— Все силы на то положу, царь-батюшка.
Ну, вот. Ещё одно дело в надёжные руки передал. Власьев — дипломат опытный, а тут ещё у него и личный интерес появился. Так что стараться будет не за страх, а за совесть. А мне к отцу Феофилу заехать нужно. И так уже второй день как в Ярославле, а владыку не навестил. Нельзя так. Тут такое невнимание за опалу принять могут.
У владыки задержался до вечера. Обсудили созыв нового церковного собора после взятия мной Москвы, лишение сана ростовского митрополита с Филарета, предание анафеме самозванца, поговорили о грядущем урожае картофеля и брюквы (большая часть прошлогоднего урожая пошла на семена и была посажена на государственных и монастырских землях), поужинали вместе с подъехавшим по такому случаю на архиерейским двор князем Барятинским.
Обратно я вернулся уже в сумерках, мечтая поскорее лечь спать. Не дошёл.
— Государь, — согнулся в поклоне дворецкий. — К тебе гонец из Москвы прискакал.
— Где, Никитка?
По заведённому мною обычаю теперь вся корреспонденция шла через секретаря и он, разобрав её, уже докладывал мне.
— В кабинете твоё величество ожидает. Велел передать, что новости хоть и не срочные, но важные.
Это что же такого важного мне Грязной мог написать? Неужто сработала моя задумка и мне Скопина-Шуйского с его троюродным дядей поссорить удалось?
Предателя, что служил Шуйским, я выявил ещё зимой, сообщив одному из двух оставшихся подозреваемых, о своём намерении излётом захватить Рязань. И возросшая активность Прокопия Ляпунова начавшего укреплять город и стягивать к нему войска, мои подозрения подтвердили.
Севастьян Шило.
Вот чего спрашивается человеку не хватало? Из простого подмастерья в дети дворяне и воеводы вывел! Как т⁈
Позже, чтобы моего «шпиона» не заподозрили в дезинформации, я громогласно сообщил, что вот хотел мол, пойти на Рязань да в последний момент передумал. И потом ещё пару раз скармливал Шило менее значительные сведения о своих действиях. Укреплял к нему доверие «в верхах», так сказать.
И вот, после того, как ЛжеДмитрий подошёл к Москве, укрепившись в Тушино, нужный момент настал. Отправляясь в поход на Лисовского, я по секрету похвалился своему «верному слуге», что дела Васьки Шуйского совсем плохи, раз уж его родственник, князь Скопин-Шуйский на мою сторону собирается перейти.
Вот, скорее всего, весточку о том, как всё прошло, мне Грязной и прислал. По идее, Шуйский должен поверить. Он даже своему родному брату-бездарю полностью не доверяет, а тут набирающий популярность троюродный племянник. Казнить Скопина царь не посмеет; не в том он сейчас положении, чтобы на кардинальные меры без прямых доказательств решится. Но вот опалу наверняка наложит, а то и темницу посадит.
Как итог, мне и власть в Москве легче захватить, и с князем Михаилом, после устранения Шуйского, проще будет договориться.
— Ну, в кабинете, так в кабинете, — вздохнул я.
Отдых подождёт. Дело важнее. Тем более, заодно и книгу с собой захвачу. Хоть немного полистаю перед сном.
— Государь, — выскочил из дверей кабинета Никифор, как обычно, зашедший туда впереди меня. — Сысой!
— Что, Сысой⁈ — оттолкнул я с дороги рынду. — Что с ним?
Мой секретарь лежал на полу возле стола, скорчившись в позе эмбриона. На столе полусгоревшая свеча, письмо со сломанной восковой печатью, открытая книга с наполовину оторванной страницей.
— Мёртв, — присел рядом с секретарём Никифор.
— Мёртв, — с горечью согласился я, потянувшись было к обрывку страницы в стиснувшихся пальцах секретаря. И замер, обливаясь холодным потом.
Книга! Я настороженно вгляделся в пожелтевшие от времени, потрёпанные, слегка слипшиеся друг с другом страницы. Карл IX. Это мы уже проходили. Нет, я сейчас имею в виду не нынешнего короля Швеции. Тут вспоминается совершенно другой Карл. Тот, что Варфоломеевскую ночь в Париже устроил. И вот какая интересная петрушка получается. Того, французского Карла отравили, подсунув книгу с пропитанными страницами ядом, чтобы освободить трон его брату Генриху III, правившему на тот момент в Польше. И сейчас посылка, вполне возможно, именно из этой страны прилетела. Совпадение? Может быть. Вот только имя у этого совпадения «Иезуиты». Зачем менять оружие, если оно один раз уже успешно сработало? Или всё же Густав сам до такого додумался?
— Никифор.
— Слушаю, государь.
— Книгу закрыть и покуда куда-нибудь убрать. Только осторожно. У неё страницы ядом пропитаны. Шведского принца на дыбу. Я уже завтра хочу знать, откуда он эту книгу взял. И Никиту, заберите. Завтра владыку попрошу, чтобы по всем церквям тризну свершили.
— Всё будет сделано, Фёдор Борисович.
— Всё будет сделано, — прошептал я, выходя из кабинета. — Вот только паренька это не вернёт.
Уже в спальне вспомнил об оставленном на столе письме, но только махнул рукой. Ничего не хочу. Сысой же сказал, что дело не спешное. Вот завтра и почитаю.
А на следующий день объявился Давид Жеребцов.