Федор Годунов. Троецарствие

Глава 7

22 июля 1607 года от рождества Христова по Юлианскому календарю.

И вновь повторилась история с Новгородом. Тверской воевода Осип Хрипунов с дьяком Фёдором Михайловым во главе лучших людей города меня у ворот встречают, а архиепископа Тверского и Старицкого Феоктиста рядом с ними нет. Засел в Спасо-Преображенском соборе (как мне уже доложили) и уже второй день там безвылазно молится. Прямо дежавю какое-то!

Ох, доиграются. Лопнет у меня терпение. Уже теперь ясно, что среди церковных иерархов хорошую чистку нужно будет сделать. Зажрались и слишком много о себе возомнили. Православного царя, вон, игнорировать осмеливаются! Ну, ничего. У меня по монастырям лояльных мне настоятелей достаточно много сидит. Будет продвигать. Так что итоги предстоящего в августе церковного собора в Костроме кое-кого неприятно удивит.

Ладно. Холера с этим старым упрямцем. Главное, что архиепископ воинских людишек для защиты города, как в прошлом году, поднять не смог. Всё же слухи о том, что я настоящий Фёдор Годунов, а не очередной самозванец, рядящийся под спасшегося царя, крепли. И тверичи, увидев под стенами города поместную конницу и кирасиров Порохни, садится в осаду не захотели. Зачем, если сам царский воевода ближний боярин Иван Годунов самолично заявил, что государь на жителей Твери опалы не держит и если они без промедления законному государю городские ворота откроют, свою милость готов оказать.

— Здрав будь, царь-батюшка. Я Осипка Хрипунов, твой верный холоп, челом бью и молю на людишек, что в городе сем живут, опалы не класть.

— Вставайте православные, — я завертел головой, пытаясь разглядеть за согнутыми спинами знакомую физиономию. Ну где же ты⁈ Где⁈ Неужели посланные мной люди до города не добрались и по дороге сгинули? Неужели весточку от меня не передали? — Нет у меня опалы на весь город, — я хищно оскалился, встретившись с Аникой взглядом. — Всем их прошлые вины прощаю. Лишь один вор сегодня умрёт, — воевода при моих словах побледнел. Он что на свой счёт мои слова принимает? Так вроде напакостить мне нигде не успел. Хрипунова даже в памяти моего реципиента нет. — Лишь одного иуду лютой смерти предам.

— Государь? — облизал пересохшие губы Осип.

— А скажи-ка мне, Федька, — проигнорировав недосказанный вопрос тверского воеводы, повернулся я к Михайлову. — Не ты ли приказной избой на Твери ведаешь?

— Я, государь, — побледнел в свою очередь дьяк. — Только если ты гневаешься на те листки, что о тебе писались, так я человек подневольный. От самого князя Шуйского приказ пришёл. А если…

— Да то пустое, — остановил я словоизлияние главы местных чиновников. А то он сейчас такого наговорит, в пору на дыбу тянуть. А где я ему замену найду? Тут все такие. — Не о тебе речь веду, дьяк. Мне Ивашка Богданов надобен.

— Богданов?

Михайлов оглянулся назад в сторону подьячих. Те испуганно переглянулись между собой, пожали плечами. В глазах страх и непонимание.

Ну, да. С получением достоверной информации сейчас плохо. На то у Богданова и расчёт был. Когда матушку мою, царицу Марию убивали, москвичи кого приметили? Правильно; Рубца-Мосальского, Молчанова и Ширефединова. Потому, что люди они на Москве известные. Их многие в лицо знают. Другое дело тверской подьячий Ивашка Богданов. Попросить представиться этого здоровяка, никто из видоков отчего-то не решился. И сам он, о своём непосредственном участии в убийстве царицы, кричать на всю Москву не стал. Сделал дело и уже в чине дьяка обратно в Тверь вернулся. Вот и выходит, что о роли в убийстве Марии Годуновой первой троицы каждая собака знает, а о Богданове лишь те немногие, кто «в теме» с самого начала были. Живи себе спокойненько и полученными дивидентами наслаждайся.

Ага, мечтай! У меня, может, главной целью похода был не захват Твери с прилегающими к ней окрестными городками, а непреодолимое желание с тобой повстречаться. Потому и этот стремительный конный бросок из Новгорода к Твери совершил, стремясь весть о своём приближении опередить, потому и заслоны на всех дорогах из города стоят, потому и послал сюда заранее ещё из Костромы несколько преданных человек. Поговорить мне с этим Ивашкой нужно, в глаза ему посмотреть. Обязательно в глаза посмотреть! На меньшее тот, прежний Фёдор не соглашается. Иначе, того же Шерефединова, что в Москве прячется, я бы давно достал. Достаточно к Грязнову гонца послать.

— Иуда, что матушку мою, царицу Марию, собственными руками задушил, — обронил я в упавшую тишину. — Ты уж не взыщи, воевода, — оглянулся я на онемевшего от полученной вести, Хрипунова. — Сам видишь, недосуг мне. Заждался меня, поди, Ивашка. Поспешать нужно. Позже с тобой о делах переговорю. А покуда кату (палачу) вели наготове быть. У него сегодня много работы будет.

Больше я сдерживаться не смог. Жажда мести туманила сознание, не давая трезво мыслить, гнала вперёд, туда, где дожидался справедливого возмездия пойманный убийца.

Толпа отхлынула в стороны, пропуская меня вперёд, подъезжаю к вновь согнувшемуся в поклоне Анике:

— Где⁈

— Так у меня, Чер… Фё… — Аника побледнел, запутавшись в собственных словах, захлопал губами словно выброшенная на берег рыба.

— Дайте ему коня! — рявкнул я, с трудом сдерживаясь, чтобы не обматерить растерявшегося друга. Тогда вообще в полный ступор впадёт и я тут кого-нибудь убью. — Показывай дорогу!

Ворота в купеческое подворье были настежь распахнуты. Поднимаю на дыбы коня, чудом не втоптав в землю окровавленное тело, бешено кручу головой, отмечая ещё две скорчившиеся во дворе фигуры. Следом врываются два десятка всадников,

— Ох ты ж!

Аника, соскочив с коня, несётся к большому, добротно сколоченному амбару, рывком распахивает дверь, обессиленно приваливается к косяку, как-то сразу скукожившись.

— Ушёл? — сплёвываю я сквозь губы вопрос.

Аника кивает, мелко тряся головой. В глазах моего «собрата по веслу» плещется ужас.

— Людишек, проверьте, — Никифор, кивнув своим людям на трупы, отодвинул Анику в сторону, заглянул в амбар. — Верёвки он, супостат, порезал, — оглянулся старший рында на меня. — Кто его обыскивал?

Купец, начав трястись, показал глазами в сторону одного из трупов.

Я заскрипел зубами от бессилия. Послал, называется людишек! На то, чтобы проследить и не дать сбежать опальному дьяку, им умений хватило. А вот дальше «режим ротозейства» включили. А Богданов, даром, что дьяк, по-видимому, воин бывалый. В это время из служилого дворянства в подьячий чин перейти, не гнушались. Вот и отплатил сполна своим пленителям за невнимательность. Сначала двоих, что во дворе стояли, с наскоку зарезал, затем выскочившего из дома воина в короткой схватке одолел. Ещё и коней у этих ротозеев прихватил. Ищи теперь вора по всей Твери!

Хотя, почему по Твери? Богданов не дурак; должен понимать, что в городе ему не спрятаться. Тут ему не Москва, тут его практически все в лицо знают. Всё же не последним человеком в городе был. А значит, он наверняка из Твери сбежать попытается. Для того сразу трёх коней и прихватил.

— Аника, где ближайшие городские ворота находятся?

— Тут рядом совсем, государь, — мой друг бросился к коню. — Я покажу. Там как раз мост через Тьмаку стоит.

Ну, хоть отмер, слава тебе Господи! А то совсем на прежнего Анику не похож стал. Тот по шустрее, помнится, был.

И вновь бешеная скачка по улицам опустевшего города. У ворот навстречу выбегает заросший до бровей бородач в форме стрелецкого десятника, отбивает поклон незнакомому дворянину, прискакавшему во главе конного отряда.

— Ивашка Богданов здесь был?

Бородач вылупил глаза, с недоумением вглядываясь в странного дворянина, осмеливающегося называть Ивашкой главу одного из столов (отделов) в приказной избе. Всё же правильно говорят, что по одёжке встречают. Я, ссылаясь на свой обет: «в царские одежды не рядится, покуда батюшкин трон не верну», беззастенчиво этим пользовался, не позволяя превращать себя в кочан капусты. И вот тебе обратная сторона медали; не признают.

— Чего рот раззявил! — выдвинулся вперёд Никифор. — Отвечай, когда государь тебя спрашивает!

Бородач умудрился вылупить глаза ещё сильнее, поймал утвердительный Аникин кивок, рухнул мешком на колени.

У! Как же задолбало меня это постоянное кувыркание в ноги. Особенно теперь, когда секунды сквозь пальцы горным потоком утекают. Так и хочется пнуть!

— Так был здесь Ивашка или нет⁈ — взревел я, потеряв терпение. — Язык проглотил⁈ Так я тебе его отрезать велю!

— Был, царь-батюшка, был! О трёх конь прискакал. Государево дело выкликнул. Так мы его со всем поспешанием за ворота и выпустили.

— Так давай опять поспешай, — сплюнул я с досады. — Вот догоню; я ему этим самым делом да по сусалам и врежу.

Каков наглец, а? Ещё и моим именем прикрылся! Ну, ничего, далеко не уйдёт. Не зря я заслоны вокруг города выставить приказал.

Богданов далеко и не ушёл. Опальный дьяк ещё и до леса добраться не успел, как ему навстречу конный разъезд выехал. Беглец круто повернул коня на Юг, надеясь уйти вдоль берега реки, но и тут ему не повезло. Ткнулась стрела в бездоспешную спину, выбила дух, разжимая пальцы на поводьях, потянула из седла к земле. А тут и мы по деревянному настилу копытами процокали.

— Вон он, государь! — азартно махнул рукой Никифор в сторону сбившихся в кучу всадников. — Поймали!

— Не поймали, а подстрелили, — резко развернул я коня. — Если убили, всех рядом повешу. Сказал же — только живым брать!

Богданов был жив. Задёргался при виде меня, непроизвольно пытаясь отползти, засучил ослабевшими руками, сминая траву.

— Не жилец он, государь, — распрямился над раненым Ефим. — Моя вина. Меня и казни.

— А он так и так, не жилец, — соскочил с коня я. — Мне главное, чтобы он до утра не умер.

— Так до утра, конечно, проживёт, — повеселел полковой голова (в отсутствии Подопригоры, командовать остатками его полка я поставил Ефима). — Может, и поболе протянет.

— Не, — возразил я. — Поболе пожить ему кат не даст. Аккурат с рассветом преставится, — и тут же забыв о Ефиме, перевёл взгляд на дьяка: — Ну, здрав будь, Иван Петрович. Вот и дозволил нам, Господь, с тобой свидеться. А я уж было и отчаялся, тебя найти. Хорошо Василий Григорьевич расстарался да у дружка твоего, Андрюшки Шерефединова, выпытал, куда ты задевался. Я сразу в Тверь и поспешил.

Богданов вновь завозился, захрипел в тщетной попытке выдавить хоть слово.

— Ефим, а он точно прямо сейчас не умрёт? — забеспокоился я, оглянувшись на своего ближника.

— Нет, Фёдор Борисович, не умрёт, — затряс тот головой. — Я этакие раны много раз видел. Из него просто дух, когда он с коня упал, вышибло. Если кат не перестарается, до утра точно протянет.

— Вот видишь, Ивашка, протянешь, — успокоил я своего врага. — А ты переживал. Ты, когда на дыбе корчится станешь, матушку мою, царицу Марию, вспоминай, — всмотрелся я в побагровевшие, с красными прожилками глаза. — Прощай. А ты Ефим проследишь, — повернулся я к голове, — чтобы палач не переусердствовал. Дотянет до утра, по-царски за меткий выстрел награжу.

— Так это, царь-батюшка, — замялся Ефим. — Не моя это стрела.

— А чья же?

— Так вон его, — кивнул он на смутно знакомого мне юношу.

— Архипка? — тут же вспомнился мне нескладный пленник, захваченный в плен после разгрома отряда князя Ушатого.

— Твой верный холоп, государь, — тут же бухнулся тот мне в ноги. И смотрит глазами преданного щенка.

Ну, хоть пользу приносить начал. Выходит, не зря в тот раз пожалел.

— Ладно, — махнул я рукой. — И тебя награжу. Будет тебе поместье.

— Ты как здесь? — споткнулся я на полушаге к гостю. — Ты же мёртв!

— Давно? — вошедший замер, едва заметно покачиваясь, склонил голову, демонстративно осмотрев себя со всех сторон: — Странно. Вроде с утра себя хорошо чувствовал. Или ваше величество этим заявлением тонко намекает, что сегодня меня казнят?

Я мотнул головой, словно надеясь, что смогу стряхнуть с себя наваждение. Не стряхнул.

Стоит себе как ни в чём не бывало и смотрит на меня с нескрываемым любопытством. А между тем, Густав Эрикссон Ваза, первый, несостоявшийся жених моей сестры Ксении, уже четыре месяца как в Кашине умер. Вернее это я был абсолютно уверен, что он умер. Так-то я за распутным недопринцем специально не следил. Просто не вписывался он в мои планы никаким боком. Он им только помешать мог. Поэтому, когда Никифор, памятуя о моём приказе, доложил о чудном, хорошо лопочущем по-русски иноземце, о том, что это будет Густав, у меня и мысли не было.

И что мне теперь с этаким подарочком прикажите делать?

Густав Эрикссон Ваза был фигурой неоднозначной и противоречивой. Рождённый вне брака незаконнорожденный сын шведского короля Эрика XIV, он тем не менее, после венчания Эрика с его матерью и её коронации, был официально признан отцом и стал шведским принцем. Но вскоре Эрика свергли с престола, а самого Густава, через несколько лет после этого, выпнули из Швеции со строгим наказом там больше не появляться. Вот он и колесил три десятка лет по всей Европе, пока мой батюшка этого скитальца на Руси не приютил, намереваясь на Ксении женить. В итоге, на сестре беспутного принца так и не женили, но и обратно на Запад не отпустили. Очень уж батюшке понравилось польского короля им «стращать», грозя провозгласить шебутного шведа ливонским королём и под этим предлогом вторгнуться в Прибалтику.

ЛжеДмитрий эту затею не оценил, посадив Густава под замок в Ярославле, но с воцарением Шуйского, фортуна вновь, казалось бы, повернулась к скитальцу лицом; Васька, очевидно, рассчитывая старой угрозой создания ливонского королевства, заставить польского короля Сигизмунда III отказаться от поддержки нового самозванца, освободил шведа, поселив того в Кашине. Вот только эту удачу Густав уже не пережил. Не знаю. Может королю эти угрозы надоели и по его просьбе иезуиты подсуетились или самому Шуйскому знатный пленник без надобности оказался. А только в феврале этого года Густав неожиданно скончался.

Но в этой реальности всё пошло не так. То ли я бабочку не в том месте раздавил, то ли Густав на фоне более крупной, в моём лице, проблемы, на себя внимание польского короля не обратил.

Я окинул скептическим взглядом, продолжавшего топтаться у порога гостя. Мда. Опять что-то не по плану пошло. Возись теперь с ним!

— Я вижу ты мне не рад, ваше величество, — сделал правильный вывод из увиденного швед. — А меня так порадовало известие, что ты остался жив и вернулся. Я даже пытался сбежав в эту как её… — Густав щёлкнул пальцами. — В Кострому. Но эти варвары даже не дали мне покинуть это недоразумение, что по ошибке называется дворцом. Меня вновь посадили под замок!

— А как же ты… — я запнулся, закусив губу.

Как, как! Сам же, двигаясь в Твери, попутно небольшие отряды к Ржеву, Старице и Кашину послал. А вдруг добровольно на мою сторону перейдут? Вот Кашин, судя по всему, и перешёл.

— Ну, садись, гость дорогой, коль пришёл, — указал я принцу на лавку. — Выходит, взял Леонтий Полозов Кашин?

— Взял, — растянул губы в улыбке Густав. — Я как раз с его гонцом сюда прискакал.

— И где же гонец?

— А зачем он тебе? — принц ловким движением руки выдернул из складок одежды сложенный в трубочку свиток. — Вот послание от Полозова, — жизнерадостно оскалился он, наслаждаясь произведённым эффектом.

Зло вырываю из рук гостя свиток, ломаю печать.

Всё так. Без боя город сдали. И даже шею проклятому шведу, несмотря на тайный приказ, не свернули. Радетели, блин!

— Он хоть жив?

— Кто?

— Гонец!

— Да как можно, государь! — надул щёки принц. — Зачем мне твоего слугу травить⁈ Я всего лишь добавил немного сонного зелья в его бокал. Представляю его рожу, — заржал Густав, находясь в явном восторге от своей проделки. — Он проснулся, а ни свитка, ни коня рядом нет!

Я глубоко вздохнул, закрыв на мгновение глаза. Теперь понятно, отчего отец в своё время и сестру за шведа отдавать передумал, и от идеи создания вассального ливонского королевства отказался.

Густав надо мной не издевался. Он реально такой; безрассудный шалопай ни на секунду не задумывающийся о последствиях своих поступков. И ни строгое воспитание в иезуитской школе, ни полученное в дальнейшем блестящее образование, этой черты характера принца, исправить не смогли. Как он ещё до тридцати восьми лет с такими закидонами дожить умудрился? Загадка.

Одно знаю точно. Выпивать вместе с Густавом я не буду. Я ведь и забыл совсем, что мой несостоявшийся родственник ещё и знаменитым на всю Европу алхимиком является. Вдруг ему в следующий раз меня отравить забавным покажется?

А может, мне самому прикопать его? Мысль была по настоящему соблазнительной. В самом деле. Мне только Никифора с его рындами кликнуть и в сторону принца кивнуть. Они его мигом прикончат. И главное мне ни малейшей претензии за это убийство никто не предъявит. Ближайшие родственники; короли Польши и Швеции, только обрадуются. И им хорошо, и мне никаких проблем.

— Как здоровье её высочества, царевны Ксении? — вырвал меня из сладких грёз Густав. — Я слышал, что ты освободил её из этого ужасного монастыря. Она здесь?

— Здесь, — тут же насторожился я. — А тебе она зачем?

— Так свадьбу сыграем, — удивился моей недогадливости принц. — Я же затем сюда и приехал. В прошлый раз бояре царю Борису на меня клевету возвели, вот свадьба и расстроилась! Но с тобой, Фёдор, мы всегда ладили! Только я больше Калугу в приданное не хочу.

— А что хочешь, — прищурил я глаза. — Ливонию?

— Да зачем мне эта Ливония? Дыра дырой! — начал горячится швед, даже не догадываясь, что балансирует на грани смерти. — Давай так, — неожиданно хлопнул он меня по плечу. — Сначала я помогаю тебе разгромить твоих врагов и сесть на московском троне, а потом ты мне помогаешь занять польский трон.

— Чего⁈ — опешил я от несуразности предложения. Когда Густав отказался от Ливонии, я решил, что речь пойдёт о Швеции. Всё же на шведский трон, пусть и достаточно сомнительные, но права у моего визиви были. Но Польша! Здесь-то он каким боком⁈ — Ты, наверное, имел в виду Швецию?

— Не хочу Швецию, — капризно искривил губы принц. — Не любят там меня. Другое дело Польша. Я там долго жил. Меня там помнят. Чем я хуже Сигизмунда?

— Может быть тем, что тебя не избирали на польский трон? — предположил я.

— Так изберут, — беззаботно отмахнулся от моего предположения Густав. — Можно к Сигизмунду убийцу послать. Ты только денег дай, а я найду кого-нибудь. И чем я хуже Владислава? Особенно, если у меня будут деньги?

Я задумался, рассеянно смотря на этого фантазёра. Интересно, он сам хоть немного в эту затею верит? Или это лишь предлог, чтобы простака-московита на бабло развести. Ладно, пусть живёт пока. Денег я ему не дам, но возможность, есть возможность. Зачем сбрасывать карту, если есть шанс, что она может сыграть? Посмотрим, как оно дальше повернётся.