Вторая жизнь Арсения Коренева книга четвёртая

Глава 8

Маму я поздравил с праздником по телефону и пообещал, как только окажусь в Пензе, преподнести подарок. Подарком я озаботился заранее, во время последнего похода в комиссионный, где купил блендер Ольге Леонидовне и аудиоплеер для Риты. Маме же взял большой набор французской косметики, причём в упаковке – коробка была обтянута запечатанной плёнкой. Коля шепнул, что набор принесла жена какого-то нашего дипломата, мол, она постоянно из-за границы их привозит. Отдал 75 рублей, надеюсь, маме такой презент понравится.

Субботним утром 10 марта, невзирая на собственный день рождения, по традиции я появился в отделении. Результаты ведения двух контрольных групп со схожими диагнозами у меня уже были готовы и задокументированы. У группы, пациенты которой получали сеансы иглорефлексотерапии, результаты были на порядок лучше, чем у тех, кто получал обычное медикаментозное лечение. При том, что я ДАРом при сеансах практически не пользовался, если только не считать едва не скончавшегося от обширного инфаркта миокарда Скворцова.

Каким-то образом не только дежурная медсестра, но и некоторые мои пациенты прознали о том, что сегодня я отмечаю свой 26-й день рождения. Одна бабуля даже яблочко подарила… Прошлогоднее, немного сморщенное, но на вкус оказавшееся довольно сочным и сладким.

Главное же событие дня было намечено на вечер. Я, Герман Анатольевич и Лебедевы всей семьёй праздновали мой день рождения в «Узбекистане». Мы с Ритой долго думали, что выбрать, рассматривали «Метрополь», «Прагу». А в итоге выбор остановили на «Узбекистане». Ресторан по нынешним временам считался престижным, да и восточная кухня для разнообразия – самое то.

Правда, ни в той жизни, ни в этой здесь бывать не доводилось, и Рите, в общем-то, тоже, хотя её родители разочек тут ужинали в компании друзей. Но надо же когда-то и нам начинать.

Съездили накануне, заказали столик и меню заодно посмотрели. Принимавший заказ метрдотель поинтересовался, по какому поводу собираемся. Узнав, что я именинник, почему-то обрадовался и пообещал, что порадует в качестве презента каким-нибудь особым блюдом.

Планируя употреблять спиртное, я никогда не садился за руль. Тем более, когда ты рискуешь не только своей жизнью, но и жизнью пассажира. Поэтому в ресторан вместе с Лебедевыми, включая наконец-то свободного Андрея, мы добрались на персональной «Волге» генерала. На переднем сиденье расположился Сергей Михайлович, а мы вчетвером втиснулись на задний диван. Но ничего, как говорится, в тесноте, но не в обиде. Тем более я сидел вплотную к Рите, чувствуя даже через ткань модного итальянского пальтишка, которое я прикупил недавно в комиссионке, исходящее от неё тепло.

А Ларин нас уже поджидал у входа, выполненного в национальном стиле, с этакими узорами над и по его бокам. На нас с завистью посматривали те, кто ничего не бронировал и собирался попасть внутрь наудачу. Интерьеры ресторана так же были выдержаны в характерном для среднеазиатской культуры стиле: с цветными расписными яркими узорами на стенах, растительностью и люстрами.

Наш прямоугольный столик, за которым мы смогли разместиться без проблем, располагался за перегородкой, хотя как бы одновременно находился и в Большом зале. Но резная перегородка создавала иллюзию обособленности.

Под наигрывавшего что-то из репертуара «Яллы» ансамбля мы, посовещавшись, заказали салат «Пахтакор», хотя генерал выбрал более дешёвый «Узбекистан», так как он когда-то уже пробовал салат с таким названием во время командировки в Самарканд, и был приятно удивлён. Мол, заодно посмотрю, что местный «Узбекистан» из себя представляет.

Когда же принесли салаты, Лебедев, распробовав свой, поморщился и подозвал официанта.

— Голубчик, это не салат «Узбекистан». Тот готовится совсем по-другому.

Минуту спустя у нашего столика нарисовался повар-узбек.

— Уважаемый, что случилось? Почему не «Узбекистан»?

— Я был в Самарканде лет десять назад, и запомнил рецепт салата с таким названием. Редьку на тёрке в такой салат не трут, а режут соломкой, а лук режется толстыми кольцами и обжаривается во фритюре, предварительно обсыпанный мукой, и заправлять можно уксусом со специями, но лучше нар-шарап.

Повар проникся, извинился, и пять минут спустя перед генералом стояла тарелка салата, выполненного по всем самаркандским правилам.

— Вот, могут же, когда захотят, — с довольным видом уничтожая салат, заявил Лебедев.

Кстати, ресторан оплачивал я, так что мои гости могли ни в чём себя не ограничивать. Да и я сам тоже, всё-таки имел возможность посорить деньгами.

Также на столе поочерёдно появились шашлык из баранины, люля-кебаб, вино для дам и коньяк для мужчин…

А в качестве обещанного сюрприза от метрдотеля – плов по-самаркандски. Причём постарался, как нам объяснили, тот же шеф-повар, что переделывал салат для Лебедева.

а на десерт – зелёный чай. При такой жирной кухне зелёный чай – самое то для желудка и пищеварения. Это Сергей Михайлович предложил, а Ларин его поддержал, так как ещё в Китае узнал о пользе зелёного чая. Естественно, не обошлось без настоящих тандырных лепёшек, ещё тёплых, от одного запаха которых рот наполнялся слюной.

Ну и куда же без тостов за именинника! Первым говорил Сергей Михайлович.

— Ну, дорогой Арсений, вот тебе и 26 лет. Помню себя 26-летним, командиром роты специального назначения комендатуры Кремля… Ну да ладно. Знаком я тобой, Арсений, вроде бы не так давно, но такое чувство, что знаю тебя долгие годы. И у всех моих, поверь, такое же чувство.

Остальные Лебедевы дружно закивали, а Сергей Михайлович, продолжая держать на весу бокал с коньяком, продолжил:

— Ты уже немало сделал для нас всех. И дочке ногу собрал, и меня подлечил, и мою жену, и её мать… На концерты нас водишь. Да и вообще парень ты, как я понял, порядочный, положительный во всех отношениях. В общем, не большой я мастер речи говорить. Так что, как говорит полковник Бубенцов, желаю тебе вечно падать, ошибаться и промахиваться! Падать — в объятья любимой. Ошибаться, решив, что с чем-то не справишься. И промахиваться мимо неудач. За тебя, Арсений!После чего от семейства Лебедевых мне была презентован американский бритвенный станок «Gellette atra» с плавающими головками, и тремя сменными блоками впридачу. Вот это вещь! Я ради такой бритвы даже свой «Бердск» запрячу на дно чемодана.

Затем тостовал Ларин. Пожелал здоровья, успехов во всех начинаниях, и вручил изрядно потрёпанный временем «Военно-медицинский журнал» аж 1828 года издания, в котором 12-я глава за авторством Петра Чаруковского называлась «Иглоукалывание».

— За этим журналом я охотился не один год, и всё-таки нашёл, — с довольным видом заявил профессор. — Владейте, Арсений, уверен, в нём вы найдёте немало для себя интересного.

Посидели хорошо, даже потанцевали, когда музыканты завели – хе-хе – очень уж хорошо мне знакомую «Единственная моя». Исполнял её тут не хуже Ободзинского, пусть и в несколько другой манере.

Потом меня довезли до дома, высадили, малость пьяненького, но счастливого, у моего подъезда, пообнимались-расцеловались на прощание, и Лебедевы поехали к себе. А я, довольный, открыл дверь подъезда и, насвистывая бодрое «не кочегары мы, не плотники…», начал подъём наверх.

Когда я уже повернул ключ в замке, сначала услышал, а мгновение спустя и увидел, как с ведущего наверх лестничного пролёта во мою сторону несутся две тени. Заторможенный алкоголем организм не успел ничего предпринять, и я словил мощный удар в живот, отчего меня согнуло пополам, и я едва не выблевал весь свой ужин. В следующий миг мне завернули руки за спину, оставив в таком согнутом положении в моей же прихожей.

— Ну что, гондон, довыё…лся?

Говоривший вошёл чуть позже остальных, аккуратно прикрыл дверь, и сейчас стоял прямо перед мной. Однако, даже максимально задрав голову, я мог видеть его максимум до пояса. Те же, кто выворачивали мне сзади руки, и вовсе были вне поля моего зрения.

Голос говорившего мне был незнаком, так же, как и непонятно было, что он имел ввиду своим высказыванием. Кому я успел дорогу перейти? Но вслух я вопрос свой не задал, ждал, пока говоривший сам всё разъяснит.

А он тем временем поддел мой подбородок двумя пальцами и потянул вверх, отчего мои шейные позвонки слегка хрустнули. Но теперь я видел его лицо. И это был тот самый тип, что выпивал в «Арагви» вместе с Джапаридзе.

— Узнал?

Он криво ухмыльнулся, вперившись в меня своими гипнотизирующими зрачками. Но я выдержал его взгляд, при этом периферийным зрением отметив некрасивый нарост типа жировика на его левой ушной раковине, который в «Арагви» почему-то не заметил.

— Вижу, что узнал. Поговорим?

— Руки-то отпустите, — просипел я.

— Отпустим, если пообещаешь не проделывать свои фокусы. А то Жора до сих пор как вспомнит, как ты ему руку отсушил – так испариной покрывается.

Он коротко хохотнул, и от его хохотка внутри меня словно наждачкой провели.

— Ладно, — сказал я устало, — обойдёмся без фокусов.

— Отпустите его.

Наконец-то я выпрямился, и смог взглянуть на своих обидчиков не снизу вверх, а глаза в

глаза. Хотя нет, один из двух широкоплечих амбалов, что крутили мне руки, всё равно был выше меня на полголовы. И это был не кто иной, как бодигард Георгия Зурабовича.

— Слушай сюда, — продолжил главный в этой компании. — Жора предлагал тебе работу по твоему, скажем так, профилю, однако ты отказался. Даже за хорошее вознаграждение. На этот раз никакого вознаграждения не будет, на кону для тебя стоят твои здоровье и, пожалуй, что и жизнь.

Он сделал паузу, видимо, дожидаясь моей реакции, но я молчал. А что тут было говорить. Эта сука взяла меня за жабры, и дёргаться я не видел смысла. Во всяком случае, в данный момент. Хотя, конечно, мелькнула мысль воздействовать на него дистанционно. Однако я опасался, что он просечёт момент, когда я начну работать, хоть и не знает о том, что я могу теперь делать это пусть и на небольшой, но всё же дистанции. Думаю, выдастся случай поудобнее, когда он не будет ждать от меня подлянки.

— Короче, завтра в семь вечера мы с Жорой будем ждать тебя в «Арагви», — продолжил он. — И поверь, если ты вдруг решишь нас кинуть… Я знаю, где живёт твоя невеста, эта смазливая генеральская дочка.

— Ах ты сука…

Нет, я не бросился на него, пытаясь вырвать кадык, понимая, что всё равно не успею этого сделать. Да и не вырывал я никогда кадыков, если уж на то пошло. Я процедил это сквозь зубы, прищурив глаза.

— Ну-ну, полегче, — криво усмехнулся он. — Понимаю, неприятно такое слышать, но я ведь не шучу. Всё на полном серьёзе. Так что подумай, стоит ли надувать щёки, если твои яйца в моём кулаке. И стоит ли кому-то рассказывать о нашем разговоре. Провернём дельце – и свободен. Не забудь – завтра в семь вечера.

Они ушли, а мне предстояла бессонная ночь. Творю ж мать, и дёрнул меня нечистый связаться с этим жирным грузином… Спасибо, Коля, удружил! И что теперь делать?

Позвонить в Питер Кузьмину? Думаю, Геннадий Матвеевич может за меня впрячься, но не окажется ли так, что потом я буду должен питерскому пахану?Так-то, конечно, за то, что вытащил его с того света. Он мне сам должен быть благодарен по гроб жизни, но…Какое-то внутреннее чутьё подсказывало мне, что с этой публикой лишний раз лучше не связываться. Даже если она будет клясться в вечной дружбе.

Один против Жоры… Да что там Жора, Георгий Большой – это дутый тип, а вот этот. Что поджидал меня с амбалами в подъезде – это реально опасный персонаж. Опять же мне моя чуйка подсказывала, что он вполне способен привести свои угрозы в действие. То есть нанести вред Рите. А этого допустить было нельзя.

Но и идти на поводу у этой мрази совершенно не хотелось. А значит, нужно посоветоваться с кем-то, кто может деть действительно годный совет, или вообще помочь разрулить эту ситуацию.

Практически до самого утра ломал голову над этим вопросом, поспать удалось часа полтора. А в половине восьмого утра, предполагая, что генерал ещё дома, набрал номер Лебедевых. Трубку взяла Ольга Леонидовна, но по моей просьбе пригласила супруга.

— Сергей Михайлович, хочу обсудить с вами очень важный вопрос. Он касается в том числе и вашей дочери.

— Маргариты? Хм, давай обсудим. Приезжай сегодня вечером к нам…

— Сегодня вечером не могу, у меня в это время назначена встреча, которую проигнорировать не удастся. Но именно из-за неё я вас и беспокою. Получится пересечься где-то на нейтральной территории?

— На нейтральной? Хм… А что так.

— Не по телефону. Нужно какое-нибудь место, где не будет свидетелей. И желательно до вечера. Потому что вечером мне назначили встречу, от которой я не жду ничего хорошего.

Повисла пауза, только секунд пять спустя Лебедев ответил:

— Через час-полтора можешь подъехать ко мне в Академию?

— В принципе, могу позвонить в отделение, что задерживаюсь, наврать что-нибудь про институт…

— Вот и хорошо. Давай в 10 часов буду ждать тебя в своём кабинете. Пропуск на тебя я выпишу. Только паспорт не забудь.

Кабинет у Лебедева был просторный. И стол большой, и кресло удобное, а сзади со стены на посетителей смотрят Ленин и Брежнев. Именно в этом кабинет он должен застрелиться 19 апреля, всего лишь через месяц. Но я питал надежду, что теперь этого выстрела не случится.

— Присаживайся, — предложил генерал после обмена рукопожатиями, кивком указывая на мягкий стул с высокой спинкой. — Чай будешь? Или кефир? А то я после вчерашних возлияний и то, и другое употребляю всё утро.

— Лучше чай… С лимоном.

— Можно и с лимоном.

Он нажал кнопку селектора:

— Аллочка, сделайте пожалуйста чай на двоих. С лимоном.

— Хорошо, Сергей Михайлович.

— И пока у меня посетитель – никого не впускайте.

— Хорошо, Сергей Михайлович, — как робот, повторила Аллочка.

Отпустив кнопку, Лебедев поднял глаза на меня. Побарабанил в своей излюбленной манере пальцами по столу.

— Ну, Арсений, рассказывай, что стряслось?

— У нас сколько времени в запасе?

Сергей Михайлович посмотрел на часы.:

— Минут сорок точно есть. В одиннадцать у меня совещание.

— Тогда успею рассказать всё с самого начала.

И я поведал про подаренные супругой видного деятеля правящей партии Народной Республики Конго за спасение мужа часы «Ролекс». Про то, как решил их выгодно толкнуть, и как продавец из комиссионного посоветовал мне некоего Георгия Большого по фамилии Джапаридзе, который любит ужинать в ресторане «Арагви».

— Я продал ему часы, а ещё он пожаловался на проблемы со здоровьем, что врачи ему с этим не могу помочь, только временно притупляя симптомы. Я и тут ему помог, причём, как я и обычно это делаю, совершенно безвозмездно. Георгий Зурабович был впечатлён, после чего по прошествии некоторого времени вышел на меня с предложением лечить богатых людей, которых он мне будет поставлять, а прибыль делить пополам. А помимо этого некоторых по его наводке предлагал не лечить, а напротив, под видом лечения наносить вред их здоровью, — слегка изменил я реальный ход событий. — Я отказался, напомнив ему, что за деньги я не лечу, и уже тем более никому вреда наносить не намерен. Его это явно задело, но я был непреклонен. На том и расстались.

Я отхлебнул уже чуть остывшего и светлого от лимонной дольки чая.

— Думал, Джапаридзе вроде бы как смирился. Но, как выяснилось, это я так думал. Вчера вечером в подъезде моего дома, когда мы с вами попрощались, на меня напали трое. Напали неожиданно, когда я уже отпер дверь своей квартиры, я ничего не успел предпринять. Одним из них был тот безымянный бугай, что я сопровождал в «Арагви» Джапаридзе. В общем, мне было сказано, что я поступил опрометчиво, отказавшись от предложения Георгия Зурабовича, и теперь в любом случае выполню его указания, только уже буду получать треть, а не половину. А если что-то пойдёт не так – они знают, где живёт моя невеста…

Лицо Лебедева как-то слишком уж быстро налилось кровью, я даже испугался, не хватит ли его удар. Но он всё же справился с эмоциями.

— И что дальше?

— Старший вчерашней троицы назначил мне сегодня встречу в ресторане «Арагви», велено прийти к семи вечера. Я так думаю, там мне дадут конкретные установки, скажут, кого лечить, а кому навредить. И почему-то мне кажется, что у них долгоиграющие планы, что они собираются доить меня долго, шантажируя моими близкими. А мне не хочется быть их дойной коровой. Всю ночь не спал, думал, как поступить, в конце концов решил спросить совета у вас.

Наступила пауза, которая тянулась едва ли не минуту. Лебедев, подперев кулаком левой руки подбородок, пальцами правой выстукивал на полированной столешнице какую-то мелодию и задумчиво смотрел в окно, где мартовское солнце подтапливало последние сугробы на газонах, куда не добралась снегоуборочная техника. Его высокий лоб прорезали глубокие морщины, свидетельствовавшие о напряжённой мыслительной деятельности.

— М-да, ситуация, — вздохнул он, наконец переводя взгляд на меня и перестав барабанить пальцами по столешнице. — Так, говоришь, сегодня вечером в «Арагви»?

Я кивнул. Генерал откинулся на спинку кресла, сцепив пальцы в замок. По выражению его лица я понял, что он что-то придумал. Надеюсь, что-то, что может реально сработать.

В 18.50 я стоял у входа в ресторан «Арагви». На мне под пальто был серый костюм, а под рубашкой на поясе сзади крепилась коробочка записывающего устройства, передающая звук через встроенную антенну на принимающее устройство, которое находилось в «РАФике», стоящим в соседнем с рестораном дворе. Миниатюрный микрофон был стилизован под запонку. Всего их, естественно, было две, но только одна из них являлась микрофоном, от которого шёл тонкий проводок к коробочке записывающего устройства. Старт записи давала маленькая кнопочка на запонке, выполненная в виде ромбовидного белого камешка я ля бриллиант.

— Поаккуратнее с аппаратурой, — наставлял меня техник, помогая экипироваться. — Вещь импортная, таких на всю Москву всего две, вторая, кстати, у комитетчиков. Что случится – всю жизнь расплачиваться будешь.

— И держитесь естественно, — добавил руководивший операцией полковник Попов.

Валентин Макарович Попов был он близким другом Лебедева, когда-то ещё в звании майора работал под руководством Сергея Михайловича, возглавлявшего в то время Организационно-инспекторское управление МВД СССР. Потом перешёл в другое ведомство, какое именно – Лебедев не уточнил, а я не стал переспрашивать. В общем, последние несколько лет Валентин Макарыч возглавлял отдел, занимавшийся силовым решением разного рода проблем, связанных с криминалом. Как я понял, это был своего рода прообраз будущего убойного отдела, он же УБОП. И вот сейчас эти ребята взяли в оборот Джапаридзе с Персом и тех двух амбалов.

— Ну, ни пуха, ни пера! — напутствовал меня Попов.

— К чёрту, — буркнул я, выбираясь на свежий воздух.

Из двора, где стоял милицейский «РАФик», до ресторана было идти от силы минуту. Вот только переступить порог заведения я не успел – меня окликнули.

— Эй, доктор!

Я обернулся на голос. Звал меня вчерашний кент. Он сидел на переднем сиденье «буханки», на борту которой красовалась надпись «СМУ-10», и глядел на меня через приспущенное стекло. Я подошёл к машине, разглядев внутри при тусклом свете салонной лампочки двух вчерашних амбалов и Георгия Большого.

— Залазь, здесь поговорим.

Мне гостеприимно распахнули дверь, и я, чуть помедлив, оказался в салоне.

— А чего здесь-то решили? — спросил я, чувствуя, что наш план зашатался. — В ресторане оно как-то комфортнее.

— Не захотели лишний раз светить наши физиономии вместе, — ответил тот, что меня сюда пригласил.

— Так могли бы вообще к моему дому подъехать, мне не пришлось бы лишний раз мотаться…

— Мы сами решаем, где и как встречаться… Вова, давай отъедем за угол, что ли, тут мы тоже как чирей на глазу.

Вова дал по газам, «уазик» медленно поехал в сторону Столешникова переулка, а я незаметно активировал «жучка». Если далеко уедем, то он окажется бесполезным. Как объяснил мне техник, связь действует на расстоянии не более полукилометра. Да и весь план придётся менять на ходу. Если только к нам на хвост не успела сесть

— Вас как звать-то, неизвестный вы мой друг со взглядом прирождённого убийцы? — спросил я руководившего процессом то ли бандита, то ли хрен знает кого.

Тот обернулся, криво усмехнулся, посмотрев на меня.

— Можешь звать меня Перс.

— Почему Перс? — вскинул я брови.

— А вот это тебе знать ни к чему.

— Ну ладно, Персик так Персик…

— Я тебе щас покажу Персик, — сразу окрысился он. — Ещё раз так скажешь – и недосчитаешься пары зубов. Или пару рёбер тебе сломаем.

Я повернулся к Джапаридзе:

— Нервный он у вас какой-то, генацвале.

— Ты волну не гони, — насупился тот. — Шутник нашёлся. И правда нарвёшься.

Пока мы общались, наше путешествие закончилось. Уехали, к счастью, не так далеко, всего-то завернули в подворотню соседнего дома, припарковавшись во дворе.

Вова выключил фары, а вот в салоне тусклый свет оставил, и двигатель продолжал работать на холостом ходу. Перс же перебрался со своего места в салон, устроившись рядом с Джапаридзе напротив меня. Посверлил меня с полминуты взглядом и спросил:

— Ну что, доктор, готов приступить к выполнению поставленной задачи?

— Так вы её обрисуйте сначала.

— Логично, — хмыкнул Перс. — Жора, обрисуй парню задачу.

Джапаридзе повозился на оббитой дерматином скамейке, устраиваясь поудобнее.

— Короче, есть такой человечек, звать его Алишер Алишерович Маматов. Он мой деловой партнёр. Больше тебе ничего о нём знать не надо. Он сейчас в Москве, послезавтра улетает в Ташкент. У него с детства астма. Ты сможешь её вылечить?

— Можно попробовать, — пожал я плечами.

— Не можно, а нужно, — влез Перс. — Чтобы Маматов сразу почувствовал результат, и понял, что деловой партнёр подогнал ему реально отличного врача.

— Ну хорошо, а дальше что?

— А дальше, — продолжил Перс, — ты одновременно с лечением астмы запустишь в него какую-нибудь болячку, от которой он загнётся, скажем, через неделю. Чтобы он своё хреновое самочувствие не мог связать с тобой и Жориком.

— Георгием Зурабовичем, — обиженно буркнул Джапаридзе.

Перс снова хмыкнул, но это была его единственная реакция на подобное замечание.

— Ну так что, мы договорились?

— Так надо ещё придумать, какую болячку напустить на вашего Маматова. Не хочется, чтобы он сильно мучился.

— Это уже твои проблемы, нам важен результат, — заявил Перс.

— И всё-таки хотелось бы что-нибудь с этого поиметь. А то я чувствую, что вы и в дальнейшем будете просить меня о такого рода услуге.

Это я уже по просьбе инструктировавшего меня полковника спросил. Мол, будет подозрительно, если я буду на всё соглашаться. Хотя, как по мне, учитывая, что этот Перс упомянул Риту, только ради неё я должен беспрекословно выполнять все их приказы, даже не заикаясь о какой-то плате.

— Что, деньжат захотелось срубить? — в какой уже раз хмыкнул Перс. — А ведь тебе предлагали хороший вариант, но ты отказался. И да, не исключено, что ты нам ещё не раз понадобишься.

Его лицо сделалось серьёзным, а под его взглядом я почувствовал себя неуютно.

— Мы подумаем над твоим предложением, да, Жора? Но это на будущее, а в этот раз ты работаешь бесплатно. И это не обсуждается. И запомни – здоровье твоей невесты зависит от того, насколько ты будешь покладистым. Ну-ну, не надо так зубы сжимать, а то покрошатся, будешь со вставной челюстью ходить… Короче, Жора уже поговорил с Маматовым насчёт тебя, расписал как чудо-доктора, у которого лечится вся блатная Москва. Завтра Маматов будет ждать тебя в это же время в своём номере гостиницы «Москва». Твоим сопровождающим будет Жора. Встречаетесь в фойе гостиницы без четверти семь. Вопросы? Вопросов нет, тогда до завтра.

Мне распахнули дверь, и я вышел на свежий воздух. Воскресный вечер 11 марта… Сутки назад я был весел и беззаботен, а сейчас в моей душе поселилась тревога. Как-то всё пройдёт…

Мимо меня пролетели две милицейские машины с включёнными мигалками, преграждая «буханке» выезд со двора. Что было дальше, я уже не видел – направился с отсутствующим видом добрёл до двора, в котором стоял с виду вполне обычный микроавтобус «РАФ».

— Получилось? — спросил я у техника.

— Отлично записалось. Только ты кнопочку-то нажми, а то запись так и идёт.

— Простите, забыл от волнения.

Сидевший в салоне одетый в гражданское полковник Попов, который руководил операцией, пожал мне руку:

— Молодец, Арсений Ильич, хорошо держались, и очень натурально денег попросили. Эта запись, надеюсь, поможет нам взять их за жабры…

В этот момент пробудилась рация, и чей-то взволнованный голос через хрипы помех сообщил:

— Валентин Макарович, всех взяли, но у нас ЧП. Один из бандитов ранил ножом старшего лейтенанта Мудрика.

— Твою же мать! — выругался сквозь зубы полковник. — Серьёзно ранил?

— Серьёзно, кровь остановить не можем.

Полковник снова выругался, на этот раз ещё тише.

— Окажите ему первую помощь, а я сейчас вызову «скорую».

— А можно я посмотрю, что там? —спросил я. — Я же врач как-никак.

Попов с сомнением посмотрел на меня, затем махнул рукой:

— Смотрите. Я предупрежу парней по рации. Попробуйте сохранить ему жизнь до приезда неотложки.

Пару минут спустя я снова был в том дворе, где по-прежнему стояла «буханка», но уже пустая, так как задержанных при мне грузили в подъехавший милицейский «ПАЗик». Возле лежавшего на подтаявшем снегу милиционера находились двое его коллег, уже предупреждённые о моём прибытии. Один седле на корточках и поддерживал голову товарища, второй что-то бормотал в рацию.

Старлей оказался ранен в область печени, потому и кровь шла толчками, обильно. Раненый – на вид мой ровесник – пребывал в сознании, хоть и был бледен, и даже скорее в желтизну, хотя, думается, такой эффект скорее всего давал свет венчавшего столб фонаря.

— Держись, парень, — сказал я, присаживаясь рядом на корточки. — Всё будет в порядке. Какая у тебя группа крови? Должен вроде знать по долгу службы.

— Третья, — чуть шевеля обескровленными губами, ответил тот.

Я не касался оголённой кожи, где из дырки в боку медленно вытекала практически чёрная кровь. Оставил зазор в около сантиметра, впрочем, практически незаметный со стороны – всё-таки теперь я знал, что могу работать и не касаясь кожного покрова.

К приезду «скорой» я успел остановить кровотечение, а вот дыру в боку латать не стал, просто залепил куском марли из аптечки и зафиксировал пластырем. И без того увиденное свидетелями, которых тут уже человек семь собралось из числа коллег раненого, включая полковника, может вызвать слишком много ненужных вопросов. Ещё и любопытные жильцы пялились в окна, представляю, какие завтра пересуды пойдут. А то уже и сегодня – сплетни распространяются обычно со скоростью света.

— Что здесь у нас? — поинтересовался фельдшер прибывшей «скорой».

— Проникающее ножевое ранение и большая кровопотеря, — ответил я. — Понадобится переливание крови. Она у него 3-й группы, во всяком случае он сам так сказал.

— Ну у нас в достатке первой, а она всем подходит, — кивнул фельдшер. — Так, ребята, помогите погрузить раненого на носилки.

Когда неотложка уехала, я удостоился крепкого рукопожатия от полковника.

— Спасибо вам за всё, Арсений Ильич! Как думаете, выживет?

— Ну, если оперативно кровь перельют – то всё будет в порядке. Выживет, не переживайте, — утешил я Попова.

Тут и техник нарисовался, чтобы забрать у меня чудо-запонки и передающий аппарат. На прощание полковник попросил завтра утром приехать на очную ставку.

— На работу выпишем повестку задним числом, отдадите начальству, чтоыб не придирались… И ещё один вопрос. Как вы собирались уничтожить Маматова? Яд? Или что они имели в виду?

Я пожал плечами:

— Да напридумывали себе что-то, мол, раз ты своими энергетическими потоками можешь лечить, значит – так же можешь и наносить вред здоровью. Может и могу, но я такого никогда не делал и делать не собираюсь.

Мысленно я тут же попросил у Всевышнего прощения за эту ложь. Ну да будем считать, что это была ложь во благо. Не признаваться же, что я и впрямь способен нести людям вред. Естественно, нехорошим людям. Я практически уверен, что и этот Маматов – тот ещё подонок, но вряд ли он наподличал на собственную смерть. Тем более что мне лично он не сделал ничего плохого.

Домой меня подбросили на том же «Рафике», благо что ехать было не так далеко и практически по пути. Из дома первым делом позвонил Лебедевым. Сергей Михайлович, как и договаривались, ждал моего звонка, и сам же взял трубку. Я сказал, что всё прошло согласно плану, если не считать ножевого ранения, но раненого милиционера я подлатал, так что его жизни ничего не угрожает.

Утром я приехал на очную ставку. Сначала пообщался с Поповым, узнал от него, что настоящая фамилия Перса – Иванов, что это рецидивист со стажем.

— Да? — удивился я. — А я на пальцах ни одной татуировки не заметил.

— Зато у него вся грудь и спина расписаны, — хмыкнул полковник. — А на пальцах были наколки, только он их как-то вывел, чтобы не было бросающихся в глаза примет. Если приглядеться, то старые шрамы от ожогов видны. Но один момент меня смущает… Этот Джапаридзе утверждает, что, когда он решил вас кинуть, как он сказал, на бабки с этими золотыми часами, вы каким-то образом парализовали ему руку, а потом, когда деньги получил – так же быстро вернулм руке подвижность.

— Хм… Это он что-то сочиняет, — соврал я, не моргнув и глазом. — У сына гор явно разыгралась фантазия, наверное, от страха угодить в места не столь отдалённые, где вместо рябчиков с ананасами кормят баландой.

— Я тоже так подумал, — неожиданно легко согласился полковник.

Однако что-то такое промелькнуло в его взгляде, что заставило меня почувствовать себя немного некомфортно. Однозначно что-то подозревает, но ввиду отсутствия чётких доказательств кроме слов Джапаридзе предъявить мне нечего.

На очной ставке указал на всех четверых, после чего с чистой совестью отправился на работу, не забыв прихватить повестку. А после работы с переговорного позвонил Шумскому, решив всё-таки поставить его в известность о случившемся. Рассказал в общих чертах, Шумский принял к сведению, но подробности попросил оставить для личной встречи.

В последующие дни жизнь текла, как и до этого случая с наездом, наполненная радостью от работы, в том числе и над кандидатской, уже практически готовой, и встреч с моей возлюбленной. Рита, уже не придумывая версию для родителей, что заночует у подруги, проводила ночи в моей квартире, и уже довольно частенько. Поначалу мне даже было немного странно, что воспитанные в СССР Лебедевы-старшие дозволяли дочери до свадьбы спать с женихом. Всё-таки моральный облик комсомольца и всё такое… Хотя, может, это я просто себя накручиваю. В конце концов, нет такого закона, запрещающего спать жениху и невесте до свадьбы.

Рита даже кое-какие вещички ко мне перевезла, включая предметы личной гигиены. Хотя нет, зубную щётку она всё же купила, чтобы не таскать её с места на место каждый раз в зависимости от того, где девушку застанет рассвет. А по утрам, если у неё занятия на Делегатской начинались с утра, подвозил её в институт. Причём высаживал у самого входа, так что вскоре ни для кого уже не было секретом, что мы с Ритой встречаемся. Более того, она уже шепнула паре близких подруг насчёт свадьбы, которые, естественно, язык за зубами не удержали, и о нашем бракосочетании так же знал весь курс.

Тут между делом состоялся суд над Симоняном-старшим, предлагавшем мне за деньги поставить зачёт его племяннику, который пока так же сидел в СИЗО. Причём, как я узнал, в том же самом, что и дядя, только в другой камере. Суд был открытым, на него я тоже был приглашён, причём повесткой.

Заседание проходило в здании Тверского районного суда, к которому юридически относился расположенный на Каляевской улице ММСИ. Подсудимый выглядел неважно, смотрел всё время куда-то невидящим взглядом перед собой, и так же пялился в пустоту, когда все встали во время зачитывания приговора.

Даже более главным эпизодом, чем попытка дать взятку, стал наезд армянской троицы на меня и подвернувшегося им под руку Андрея. Несмотря на первую судимость и положительную характеристику с места работы, Геворг Давидович условным сроком не отделался. Три года впаяли в колонии общего режима. А ещё до этого после ареста и заключения под стражу Симонян был уволен по статье из института и выгнан с позором из партии.

Жалко ли мне было этого чудака? Честно говоря, немного, где-то в глубине души. В конце концов, все мы люди, и сострадание к ближнему никому из нас не чуждо. Во всяком случае, хотелось искренне верить, что человечество ещё не окончательно оскотинилось.

12-го апреля, в День космонавтики, позвонили из Троице-Сергиевой лавры. Звонивший представился протоиереем Лукой.

— Вы вылечили от туберкулёза нашего брата Ферапонта, верно?

— Было такое, — согласился я. — Как он себя, кстати, чувствует?

— Очень даже неплохо, свечки за ваше здоровье регулярно ставит, причём у иконы архангела Рафаила, считая его вашим покровителем.

— Прекрасно! Так что заставило вас мне позвонить?

— Вы ведь оставили брату Ферапонту вашу визитную карточку, на случай, если кому-то из братии понадобится помощь…

— Было такое.

— Так вот, у наместника лавры архимандрита Иеронима прогрессирующая катаракта обеих глаз. Он почти слеп, лишь немного видит свет и тени. Мы навели о вас некоторые справки, выяснили, что вы специализируетесь в кардиологии, но ведь и туберкулёз не относится к заболеваниям сердечно-сосудистой системы.

— Для протоиерея вы очень уж грамотно оперируете медицинскими терминами, — хмыкнул я.

— Пришлось пообщаться с грамотными людьми, да и литературу кое-какую почитать, так что поднабрался.

— Понятно… А не хочет ваш наместник лечь на операцию? К тому же Святославу Фёдорову?

— Не хочет, — вздохнул Лука, — хоть я Его Высокопреподобие и уговаривал. А почему – не объясняет. А потом я узнал о вас, навёл, как уже упоминал, справки, и рассказал архимандриту про брата Ферапонта и о том, что вы способны исцелять прикосновением руки самые разные болезни. Его Высокопреподобие заинтересовался, и я решил позвонить вам. Прежде всего ведь от вас нужно добиться согласия, а то вдруг вы не согласитесь, и получится, что зря я заронил в душу наместника зерно надежды.

— Ну почему же, я могу попробовать. И думаю, что хуже уж точно не будет.

— Почему-то я в вашем согласии и не сомневался, — с облегчением в голосе произнёс Лука. — Чтобы вам лишний раз к нам не ездить, Его Высокопреподобие на следующей неделе собирается в Москву на Священный синод. А заодно тогда и к вам заглянем. Естественно, предварительно созвонившись. И вот ещё что… Не могу не спросить относительно оплаты…

— Денег я за свои услуги не беру. А вашего архимандрита приму, но желательно вечером, так как днём работаю.

— Синод будет проходить в следующее воскресенье.

— Тогда вообще без вопросов. Буду ждать вашего звонка.

В следующее воскресенье звонок от протоиерея раздался чуть ли не в 8 вечера. Оказалось, синод РПЦ заседал с самого утра и только что все разошлись. У меня дома эта парочка появилась в половине девятого вечера.

Наместник выглядел лет под семьдесят. Благородная проседь в волосах и бороде, а глаза прятались за тёмными очками. Когда он их снял, я увидел два белесых зрачка. Тут и без диагностики всё сразу понятно.

Свою клюку Иероним оставил в прихожей. Лука, поддерживая своего начальника под руку, проводил его в зал, где усадил его на предложенный мною стул. Перебирая в правой руке чётки вроде как из сандалового дерева, архимандрит спросил:

— Образов-то, небось, не держишь, Арсений?

— Ну как… Есть один, маленький, архангела Рафаила, как раз у вас в лавре купленный, я его всегда при себе держу. А во время сеансов исцеления кладу в карман халата, надеясь на помощь высших сил.

— А, ну что ж, Господу и это во благо… Так что, сын мой, готов взяться за исцеление?

— Готов, Ваше Высокопреподобие. А то, может, чайку сначала?

— Давай уж чай потом. Что с меня потребно?

— Да ничего особенного. Закрывайте глаза, вам так наверняка будет удобнее. Когда почувствуете исходящее от моей ладони тепло – не обращайте внимания, так и должно быть.

Я надел халат, сунул в карман иконку с архангелом Рафаилом, и приступил к работе. Начал с правого глаза. На то, чтобы не только вернуть хрусталику былую прозрачность, но и подправить мышцы вокруг него, ушло всего-то минут десять, и чуть ли не минимум энергии.

— Можете открыть глаз, — сказал я, закончив.

Архимандрит Иероним осторожного поднял веко, и я сразу увидел, что зрачок чистый. Пациент пару раз сморгнул, глядя на меня снизу вверх, и не только этот глаз, но и левый, ещё незрячий, вдруг увлажнились.

— Вот уж не чаял, что прозрею, — прошептал наставник лавры, осеняя себя крестным знамением. — Не иначе и впрямь промысел божий, а ты, Арсений – наделён даром небесным, дабы врачевать от имени Бога.

— Тут я с вами, пожалуй что, соглашусь, — улыбнулся я. — Давайте и второй глаз подлечим. Поте́рпите ещё столько же, Ваше Высокопреподобие?

— Да и больше готов терпеть, — слабо улыбнулся он, стирая носовым платком выступившие на глазах слёзы. — Можно, кстати, обойтись без официальных обращений, просто отец Иероним.

Когда и с левым глазом было покончено, пребывавший в лёгком шоке архимандрит заявил, что видит сейчас так чётко, как не видел со времён забытой юности. И снова его повело в слёзы. В этом я не видел ничего зазорного, не каждый бы на его месте удержался от такого выражения счастья.

— Чудо, Ваше Высокопреподобие, истинное чудо! — воскликнул Лука, лицо которого только что не сияло

— Господь осенил тебя своей дланью, сын мой! — размашисто перекрестил меня Иероним.

— Всего лишь древние восточные методики, — скромно улыбнулся я. — А теперь можно и чайку. Надеюсь, не откажетесь составить мне компанию?

— Отчего же, можно и чайку, верно, Лука?

— Пожалуй что, — кивнул тот, посмотрев на часы. — Если минут через тридцать выедем, то до лавры может и до полуночи доберёмся.

Оба уже выглядели не столько потрясёнными, как ещё минуту назад. Видно, чудеса для них более привычны, нежели не для воцерквлённого человека.

— Какой чай предпочитаете? — спросил я. — Есть чёрный, есть зелёный, есть лимон, мёд и варенье…

На чёрный чай согласились оба, ну и я третий. Причём архимандрит и от лимона не отказался, и от мёда. Правда, когда я предложил бутерброд с колбасой и сыром – отказался, как и его спутник – сослались на пост. Обошлись постными печеньями «Мария», которые и годы спустя выпускались в моём будущем, правда, советские были почему-то на порядок вкуснее. За чаепитием

— Давно ли дар в себе такой обнаружил, Арсений? — поинтересовался архимандрит, откусывая печеньку/галету вполне ещё крепкими зубами.

— Обнаружил, когда начал изучать эту методику под руководством человека, что в детстве и юности жил в Китае, и там научился у местного мастера иглоукалыванию и управлению внутренней энергией, которую китайцы называют «ци», — немного приврал я. — Без ложной скромности скажу, что у меня к этому делу обнаружился настоящий талант, и это тот самый случай, когда ученик превзошёл ученика. Однако, будучи человеком православным, своим святым я избрал архангела Рафаила как покровителя врачевателей.

— Вот как… А почему не святого Пантелеймона?

— Да вот как-то так получилось, — уклончиво ответил я. — Тем более, когда стоял перед иконой Рафаила в Троицком соборе вашей лавры, ощутил словно бы исходящую на меня благодать.

Не рассказывать же о том, что мне пришлось пережить после смерти. И что Рафаил (во всяком случае в моих глазах) выглядел отнюдь не как с иконы. Во всяком случае, с благодатью не приврал.

— Понятно, — крякнул архимандрит. — А ты что же, сын мой, крещён?

Я повторил то же, что когда-то сказал Владыке Мелхиседеку, ещё и присочинив деталей:

— В детстве бабушка крестила, но крестик не ношу. Даже уже и не помню, где он, наверное, в Пензе где-то лежит, на старой квартире.

— Почему не носишь?

— Комсомолец как-никак, — вздохнул я, — может аукнуться.

— Не дело это – стесняться того, что Господь твой покровитель. Но в светской жизни, согласен, это может принести неприятности.

— Да уж, — согласился я, —церемониться не станут, мигом на собрание вызовут и выпрут из комсомольцев.

— Так ты ещё в комсомоле, сын мой? Сколько же тебе лет?

— Двадцать шесть недавно исполнилось. А в комсомоле можно состоять до двадцати восьми.

— А после?

— А после ты беспартийный или кандидат в члены партии, и если за последующие два года ты усердно выполнял все партийные поручения, то на собрании первичной парторганизации выносится решение о приёме тебя в члены КПСС. Или не приёме, если ты был не настолько усерден.

С чаепитием мы закончили ближе к десяти. На прощание архимандрит вручил мне нательный серебряный крестик.

— Освящён в нашей лавре мною лично. Захватил на всякий случай. И шнурочек вот кожаный. Лука!

Тот кивнул, раскрыл портфель, который всё это время держал при себе, и извлёк из него явно старинную икону размером с солидных размеров фолиант.

— Архангел Рафаил, — сказал Иероним, вручая мне икону. — Будет защитником вашего дома.

Ну да, пусть пока съёмное жильё охраняет, подумал я, а потом и в нашу с Ритой новую квартиру захватим. Решил, что повешу икону в углу возле кона, будет своего рода «красный угол». Тем более что в это время была своего рода мода на иконы, так что никого это особо не удивит.

— А вы благословите меня, отец Иероним, — неожиданно для самого себя попросил я.

Тот, судя по приподнявшимся бровям, слегка удивился, однако просьбу мою выполнил. И в свою очередь, попросил навещать лавру хотя раз в три месяца, помогать болящим братьям, у коих в силу возраста проявляются различные недомогания. Обещал устроить в стенах духовной академии, что располагалась на территории лавры, отдельный кабинет, где я смогу принимать страждущих. За мной даже согласны присылать машину и потом так же обвозить обратно.

— А то вон даже Лука, на что молод, всего-то чуть за сорок, а уже жалуется на варикоз.

— Ну что вы, Ваше Высокопреподобие, это такая мелочь, — смутился протоиерей.

— Вообще-то со временем это может стать серьёзной проблемой, — покачал я головой. — Отец Иероним, не против будете, если я сейчас поработаю над ногами Луки?

— Там всего одна нога, левая, — робко поправил протоиерей.

— Да что ж, подлечите, конечно, а я пока с балкона вашего, если вы не против, звёздами полюбуюсь, а заодно свежим воздухом подышу. Я уж с этой катарактой и забыл, как ночное небо выглядит.

На ногу у меня ушло порядка двадцати минут, и всё же я чувствовал пусть не сильную, ног усталость. Несмотря на прокачку ДАРа, два исцеления подряд (а вообще три, если учитывать, что глаза-то два) так легко не даются.

Проводив наконец гостей, я посмотрел в окно на отъезжающую со двора чёрную «Волгу», потом убрал со стола, сполоснул в кухонной раковине стаканы, принял душ, и завалился в постель.

«Утро красит нежным светом…» Я делал зарядку под звуки радио, хотя мог поставить на бобиннике что-нибудь более забористое.

По пути вниз вытащил из ящика свежую прессу. Появится свободная минутка – почитаю в ординаторской.

А на улице-то… Лепота! Травка зеленеет, солнышко блестит… Почки на ветвях, опять же, набухли, из которых через неделю-другую осторожно высунутся робкие листочки. Всегда любил это время года. Оно наполняло меня желанием жить, и не просто жить, а радоваться жизни. И хочется забыть обо всех проблемах, которым плевать на твоё настроение, они всегда готовы добавить в него толику негатива.

А самая большая проблема – то, что случится с нашей страной через 12 лет. Может, меня сюда забросило и с целью в том числе предотвратить развал страны? Хотя с чего бы высшим силам печься о стране безбожников?.. Скорее уж там наверху должны ратовать за то, что случилось в моей истории, когда после распада СССР РПЦ подняла голову и Президенты стали частыми гостями в храмах, а Патриархи начали читать проповеди по центральным каналам. Ну и у остальные направления оживились, особенно ислам. Не знаю, насколько Бог един, чтобы одновременно управлять и православными, и католиками, и протестантами, и шиитами с суннитами, и индусами с евреями… Наверное, един, только у всех он называется по-разному.

Ну так что, способен я в одиночку повернуть ход истории так, чтобы СССР не только не развалился, а напротив, стал процветать на зависть проклятым буржуинам? Боюсь, что мне это не по силам. Слушал как-то в сети лекцию известного политолога Андрея Фурсова, так тот прямо заявил, что спасти СССР было невозможно. Что Советский Союз развалила номенклатура, и даже тысячи таких ничтожеств, как Горбачёв, не смогли бы сломать СССР. Существовал целый слой, который был в этом заинтересован.

Вероятность сохранения страны в том виде, в котором она сейчас существует, равна нулю. Советское общество как минимум с конца 1970-х и начала 1980-х находилось в таком социодинамическом состоянии, что не только переход его к развитию, но и сохранение существующего положения было невозможным. Плюс – «идеальный шторм» середины 1980-х, когда сошлись максимумы нескольких отрицательных процессов, начиная с демографического и заканчивая технологическим. На этом фоне приход таких популистов, как «дорогой Михаил Сергеевич» и неизбежный результат их деятельности выглядит железной неизбежностью.

Понятно, что было немало и тех, кто якобы знал, как можно было спасти Советский Союз. Например, в 1988 году в СССР пригласили Нобелевского лауреата по экономике Василия Леонтьева. – американца, русского по происхождению. Предложили сделать анализ состояния советской экономики. И он, собрав необходимые материалы, заявил, что в экономике Советского Союза на тот момент действительно были серьёзные проблемы. Однако их устранение вовсе не требовало слома всей системы, она вполне подлежала корректировке при правильной стратегии преобразований. Так, Леонтьев полностью поддержал принятие закона о кооперативах и пробуждение частной инициативы в самых разных областях, однако он был категорически против того, чтобы дело в этом направлении шло слишком быстро. Нобелевский лауреат предупреждал Горбачёва, что первый энтузиазм по поводу наступивших перемен будет недолгим и пройдет достаточно быстро, особенно при погружении в реальность капитализма. Ведь многие работники вскоре потеряют привычные в течение десятилетий гарантии занятости и экономической безопасности, а потому рыночные преобразования должны идти медленно. И только это позволит предотвратить социальные катаклизмы в стране. При этом он резко критиковал тех, кто предлагал отменить систему централизованного планирования – по его убеждению, именно она длительное время обеспечивала СССР более высокие темпы роста, чем у США.

Наверное, я фаталист, так как при всём желании верить в чудо спасения СССР я почему-то больше доверял Фурсову и иже с ним. Впрочем, если представится случай что-то сделать на пользу стране – за мной не заржавеет. Ну или там, наверху, дайте конкретную подсказку, а то чего я буду тыкаться из угла в угол, как слепой щенок.

Я сел за руль, несколько раз крутанул рычажок, опуская стекло со своей стороны и давай свежему воздуху наполнить попахивающий машинным маслом и бензином салон. Всё-таки советский автомобиль по этим параметрам сильно уступает ведущим импортным образцам. Да и не ведущим тоже… Наверное.

К больнице подъехал без четверти восемь. Поднялся в отделение, зашёл переодеться в ординаторскую, поздоровавшись с коллегами, и тут Лёня Кислов, дёргавший перед настенным зеркалом пинцетом растительность из ноздрей, повернувшись ко мне, спросил:

— Сенька, ты слышал?

— Что именно?

— Что-что… Андропов умер!

И снова вернулся к прерванному занятию.