Адвокат вольного города.12

Глава 22 Суд. Сибирь

— А англичане, что характерно, всё ещё не прилетели с мирным договором. Ублюдки с Альбиона, — проворчал Фёдор Иванович, как самый переживающий за внешнюю политику.

За сегодня мы закрыли трёх правителей, пригласив их на Великий курултай. А к вечеру мы сели на полосе аэропорта в Николае и готовились к выгрузке.

— Наверняка это чудесным образом взаимосвязано.

— С чем?

— С завтрашним судебным заседанием в Бийске, конечно.

— Мальчики, я устала, ухожу к себе. Кто-нибудь выкатит мне мотоцикл? Аркадий мне любезно согласился дать его в пользование.

Представители лёгкого колёсного транспорта стояли в салоне и бойцы четвёртого отряда, весьма преисполненные гордостью за то, что выполняют важную для каганата дипломатическую миссию, вытащили один из мотоциклов на улицу.

Никакого согласия я, конечно же, на использования нашего дип-транспорта не давал. Но поскольку, уходя, китаянка прижалась ко мне и поцеловала в щёку со словами «пока, дорогой», возразить я не смог.

Мой мобилет ожил. Номер незнакомый.

— Это Вы, мистер Палмер?

— Что? Нет. Аркадий, здравствуйте. Это прокурор Кустового барон Павел Андреевич Губачинский.

— Эээээ… Добрый день, рад слышать. Что-то случилось? Не каждый день мне звонит аж прокурор республики.

— Скромность, Аркадий Ефимович, она украшает людей. Я приму Ваши слова как выражение уважения к моей скромной персоне.

— Не передать словами, как я Вас уважаю.

— Радуете старика, радуете, — протянул старый крокодил, сожравший несколько десятков чиновников всех рангов в Кустовом, включая главу фискального ведомства и буквально один из самых опасных людей в городе.

— Чем могу быть полезен? — спросил я.

— Можете. Две просьбы, завёрнутые в одно мероприятие.

— Так, Вы меня заинтриговали, Павел Андреевич.

— Первое. Там вся та процедура, помните, по Мещерякову, она состоялась. Вам полагается… пакет с документами, билетами, если точнее.

— Помню, — привычно соврал я.

Ну, то есть, что мы такую аферу с его племянником запилили, я не забыл. Там была отнята недвижимость, от продажи которой мне полагалась доля. Сам прокурор технично понизил эту долю во время судьбоносного Совета Владетелей. Но отслеживать судьбу этого дела я перестал совершенно.

— Я хочу его передать Вам. Из рук в руки. Но не своими руками, а послать доверенного человека.

— Ну хорошо. Самолёты летают регулярно, скажите кто и его посадят, привезут, разместят, покормят.

— Её.

— Что?

— Не его. Её. И это моя вторая просьба.

Я моргнул от того, что Фёдор Иванович гасил свет в салоне, недвусмысленно намекая, чтобы я тоже валил, потому что он самолёт скрупулёзно запирал, в отличие от самонадеянного итальянца де Мантичелло.

Вышел на воздух, помахав пилоту на прощание.

— Так что там за вторая просьба, Павел Андреевич? Для Вас всё, что угодно.

— Это приятно, приятно. И всё же я перечислю свои аргументы.

— Слушаю.

— У Вас в Кустовом остались бизнесы и интересы. По моим ощущениям, Ваше пребывание сократилось в нашем городе до минимума. И всё же Вы не продали статус и земли.

— А что, разве статус можно продать?

— А Вы думаете, как в Кустовом появились англичане и поляки? Статус можно продать, но я призываю Вас этого не делать. В том числе ради сохранения баланса сил. Только ведь всё уложилось.

— Ну, хорошо. Я и не собирался. К чему Вы тогда про статус?

— У Вас осталась доля в нефтяном бизнесе, медном, транспорт водного типа, прииск с китайцами, бизнес-центр, земли, недвижимость, которую Вы сдаёте в аренду, пара особняков, фирма по торговле на бирже, плюс посольство, но оно пользуется дипломатической неприкосновенностью.

— Вы очень хорошо осведомлены, — прокурор города скрупулёзно перечислял мои откровенно уязвимые места.

— Вы за все эти бизнесы не переживайте, я присмотрю, никто не обидит.

До того, как он это сказал, я и не переживал.

— Как скажете. Мне стало спокойнее, — это была ложь, его слова меня здорово напрягли.

— Но, соответственно, у меня к Вам, Аркадий, просьба.

— Весь внимание.

— Я направляю Вам свою ученицу, Колонкову Ангелину Родионовну. В порядке перевода с повышением. Я сейчас объясню.

— Да-да, слушаю.

— Вы формируете органы власти своей республики? Пардон, каганата, монархии?

— Есть такое дело. Война повлияла на события, но мы это делаем.

— Вот я рекомендую и прошу Вас принять на должность прокурора каганата и города Николай, он же так называется?

— Да.

— Колонкову. Она же везёт Вам запечатанный пакет с деньгами. Что внутри, она не знает. Мне будет приятно, что моя протеже станет у вас прокурором. Вы с ней знакомы лично, вели дела, она у нас отличается кристальной честностью и уважением к закону.

Кажется, я начал что-то понимать. В отличие от других работников прокуратуры, она реально верила в закон и была честной как идеалист.

Она даже верила, что Губачинский борется с коррупцией, а не то, чтобы он давит чиновников, как пиратский корабль более мелких пиратов, чтобы выпотрошить их, параллельно продвигая свой бизнес.

— Знаете, если такой уважаемый человек, как Павел Андреевич так говорит, то я соглашусь.

— Вот и ладненько.

— Предупрежу французов.

— Она будет с вещами. Всё же у девушки переезд. Вы уж встретьте, разместите. Уважьте меня.

Я, несмотря на то, что собеседник меня не видел, кивнул.

Это Губачинский ловко придумал. Наверное, она что-то как прокурорский работник нарыла не то, что надо. Он её перекидывает ко мне под благовидным предлогом, в результате у него знакомый генпрокурор и одним излишне честным человеком в прокуратуре меньше.

— Всё сделаю и доложусь.

— Спасибо. Тогда до связи.

Я выдохнул. Вот оно как. Ладно, мне надо готовиться к судебному. Для этого, как ни странно, пришлось катить в Патронный завод и ловить Игоря, подписывать доверенность, после чего перечитывать, что мне там англичане выкатили.

— Всем встать, суд идёт!

Судья Митрофанов прошествовал в зал заседаний, шурша полами мантии, как хищная птица перьями крыльев.

Он встал «на позицию», то есть за свой стол и осмотрелся.

— Слушается дело по иску Королевского завода стрелкового оружия «Энфилд» из Соединенного королевства, Лондон… к Патронному заводу в городе Николай о нарушении патентных прав. Прошу садиться.

От англичан было сразу трое представителей, которые поблёскивали в мою сторону очками и строили самоуверенные выражения лиц.

Набирали как из команды «Умники и умницы». Хотя один, с надменной неискренней улыбкой выделялся иностранной бледностью.

— Дело слушается в составе судьи Митрофанова, при секретаре Сазоновой. Отводы?

— Доверяем, отводов нет, — я был один, но говорил про себя многозначительное «мы».

Британская делегация тоже что-то проблеяла.

— Так, что там у нас по явке? От гостей из-за Ла-Манша у нас господин Яков Кнашевский, Иссак Ананьевич Берштейн и сэр Уильям Бэрри Ронстайн. Всех перечислил? Встаньте, пожалуйста.

Они послушно встали.

— Как добрались?

— Ээээ. Что?

— Языками не владеете? — с жалостью спросил судья. — Я могу из школы напротив привести вам учительницу английского, если переводчик нужен. Но учтите, Марфа Галактионовна будет вас ругать за произношение и неверное спряжение. Наверняка. Она у нас женщина учёная, но строгая. Она даже меня будет ругать.

— Нет, мы все говорим по-русски, — поправив очки, заговорил Кнашевский, — Разрешите пояснение? Это наш коллега непосредственно из Лондона, а мы двое — выдающиеся московские адвокаты.

— Куда вы выдающиеся? В каком-то конкретном месте? — бесстрастный судья спрашивал их без тени улыбки, в ответ делегаты проблеяли что-то неопределённое.

— Так, раз вы адвокаты, то, наверное, и права вам ясны, предусмотренное нашим бийским гражданско-процессуальным кодексом?

— Да, права известны и ясны.

— А Вам, коллега? — спросил меня судья.

Я встал и подтвердил, что тоже вполне себе ясны. Секретарь прошлась и собрала по этому поводу подписи в протоколе.

— Кстати, это представитель Патронного завода и всего города Николай заодно. Бугуйхан Аркадий Ефимович, — махнул в мою сторону судья.

— А можем мы взглянуть на его доверенность? — надменно спросил член британской группы, но судья лишь смерил его долгим строгим взглядом, в котором читалось, на что и в каком месте тот сможет взглянуть.

— Порядок такой… — Митрофанов взял дело раскрыл примерно на середине. — Ну, я как судья, предлагаю, а вы можете не согласится, поспорить, поплакать в конце концов, тут же суд, он видел много слёз. А потом всё равно будет, как я скажу. Согласны?

— Ээээ. Так какой же будет порядок? Общий порядок, доклад по иску, возражения? — поднял руку кто-то из москвичей.

— Нет. Для начала я вам открою глаза во всю ширину нашей реки Бия близ моста. У нас один инженер померял, триста пятьдесят четыре метра. Сразу видно, что человек, во-первых, учёный, а во-вторых, заняться ему нехером.

Англичанин не понял, к чему это, но на всякий случай кивнул.

— Так вот. Открываю вам вторую Америку. Вы подали иск с нарушением территориальной подсудности, и я готов его прекратить что называется, сей же час.

— Но как же, а в какой же суд нам идти⁈ — возмутился Кнашевский.

— У меня есть судебная практика, по которой Вы никак не можете прекратить дело, — самоуверенно заявил Берштейн.

На судью их слова не произвели особого отношения.

— Велика река Бия, — пафосно протянул он. — И всё же размер того фаллоса, что я возлагаю на ваши недовольства, больше. Поэтому. Я посижу тут, следующие дела полистаю, а вы промеж себя поговорите. Диалог. Если о чём-то договоритесь, то заключайте мировое. А если нет, не велика печаль. Если доехали легко, то так же легко и уедите в Москвы́свои с Ландо́нами.

Английская делегация заверещала, как ведьмовской ковен, на который плеснули святой водой.

— Эй, болезные. К порядку! — рыкнул на них я. — Харе бакланить, давайте поговорим как почти что цивилизованные люди. Давайте с простого, кто из вас самый уполномоченный?

На пробу ткнул в англичанина пальцем, тот скрестил руки на груди и высокомерно задрал нос.

— Воспитанные сэры не указывают пальцем.

— Когда увижу их, передам обязательно. Давайте по существу? Ваша фирма владеет правами на винтовку Энфилд?

— Мы, собственно, и есть Энфилд. И модель SMLE наша собственная разработка, защищённая патентный законодательством Соединённого Королевства.

— Ага. И чё вы нам выкатываете?

— Что за вульгарная терминология?

— Знаменитая Алтайская юриспруденция. Давайте по существу!

— Вы без нашего согласия модифицировали нашу винтовку, — англичанин достал папку с делом, но даже не открыл, шпарил по памяти. — Мы провели экспертизу образцов, которые приобрели в Шымкенте.

— Блин, далеко…

Я прикинул, что мы продавали только ограниченные партии товаров, в порядке эксперимента, а они добрались до предгорий Чаткальского хребта.

— То есть, Вы признаёте? — попытался подловить меня Ронстайн.

— Ничего мы не признаём, не имеем такой привычки. И что?

— Мы обвиняем Вас в том, что Вы без разрешения нас, как правообладателя, внесли модификации в наше оружие. В частности, был переработан затвор, усилен ствол, увеличен магазин.

— Сплошные плюсы, — перебил его я, потому что приблизительно представлял, что он расскажет. — Даже если предположить, теоретически, что это мы, у нас нет законодательства, которое бы мы в каганате нарушили, как его нет по всей Степи. У нас, степняков — обычаи, где про оружие ни слова.

— Но Российская империя подписала конвенцию по патентным правам.

— А мы никоим образом не входим в состав Российский империи.

— И тем не менее, наши права нарушены!

— Ну спрашивайте, чего хотите? Только при условии, что закон на вашей стороне не стоит.

— Нет, наши права нарушены, — эмоционально взмахнул руками англичанин.

— Троечник, «нет закона — нет нарушения». Ты диплом на виски выменял, брателло?

— Не пытайтесь меня задеть, представитель.

— А Вы не повторяйтесь, — поддел я англичанина. — Представим, что мы подпишем соглашение по применимому праву и подсудности. Теоретически. Как говорил один… скажем, так, полицейский «Какие ваши доказательства?».

— У нас есть заключение экспертизы, — уверенно ответил Ронстайн.

— Погодите. Цитирую большими буквами наш процессуальный кодекс — каждая сторона должна доказать те обстоятельства, на которые она ссылается, как на основания своих требований и возражений.

— Ну, я и говорю, — англичанин раскрыл дело и взмахнул одним из его разворотов. — Заключение. Его подписали, между прочим, два доктора технических наук.

— А доктора подписались, что оружие модифицировали прямо мои парни с Патронного завода? Или что, представленное на экспертизу… Которая, кстати, статуса судебной не имеет, оружие было модифицировано. Есть документ, подтверждающий, что ваши права нарушили мы, а не неизвестные науке и суду безликие степняковские слесаря?

— Да они максимум коня могут подковать, ваши степняки.

— А ты не гони на моих степняков, болезный. Ты как юрист возрази. Доказательства того, что это всё сделали мы, наша сторона?

— У нас есть копия доклада министерства обороны с выкопировкой донесения сэра Дьюснэпа. Он лично видел противоправный процесс на заводе и результат модификации.

— Стоп, — судья, до этого мирно возившийся в деле о краже постельного белья (так было написано на его обложке), хлопнул о стол. — Истец, у Вас есть свидетель? Или это пустая болтовня?

— Да, но мы хотим, чтобы его представил ответчик.

— Схе… В смысле? Почему ответчик? — нахмурил брови Митрофанов.

— Ну, — англичанин стрелял в меня глазками, наивно рассчитывая, что за него отвечу я. — Потому что сэр капитан Дьюснэп удерживается стороной ответчика. А если точнее, он военнопленный в городе Николай.

— А этот ваш Дьюснэп, который всё видел, он сейчас с нами в одной комнате? — невинно спросил я.

— Что?

— Говорю, какого он гражданства?

— Мой соотечественник, подданный Британской короны.

— Ага… А как так вышло, что он может быть военнопленным? У нас, у каганата, что, война с Британией?

Ронстайн открыл было, рот, но вовремя осёкся. Сказать сейчас, что его страна воюет с каганатом, равно и то, что её солдаты задействованы в качестве наёмников, это через край.

— А Вы, Ронстайн, плотно работаете с Вашими министерствами, под разными номерами. Много знаете.

— Знаю. Я и люди, которые за мной стоят.

— А эти люди — чиновники, должностные лица?

— У нас учредитель — его Величество. Это серьёзный аргумент? Так где наш Дьюспен? Или Вы отвечаете только за Патронный завод, а не за город? Можно поговорить про город с кем-то другим?

— А, Аркадий, может им с кем другим поговорить? — встрял в спор судья.

Англичанин покрутил головой, переводя взгляд то на меня, то на Митрофанова.

— Что его честь имеет в виду?

— Это он так тонко намекает, — ответил я, — что у патронного завода есть учредитель. И он же по чистому совпадению является учредителем города.

— И кто этот сэр?

Митрофанов озорно, как мальчишка, который бросил мышь под ноги одноклассниц, улыбнулся.

— А я смотрю, — спокойно ответил я англичанину, — Вы не очень изучали контекст нашей ситуации. Его Филинов зовут или, иначе говоря, Бугуйхан Аркадий Ефимович.

— Как Вас?

— Не как. Это я и есть.

— Как Вы? Вы же адвокат? — мой коллега и правда не сильно глубоко копал, а чиновники его забыли предупредить или не посчитали нужным.

— Я адвокатствую для души. У меня есть директор один, нефтепереработкой занимается. И таксует, так, для души. А так-то судья прав, я могу говорить за весь город. Я адвокат вольного города Николай.

— Гм. То есть, мы можем констатировать, что наша сторона не сможет представить свидетеля? — осведомился он.

— Как адвокат, я не подтверждаю наличие у нас того капитана, как и то, что мы что-то модифицировали.

— Аркадий, Вы так ни к чему не придёте, — неожиданно ворвался в диалог судья. — Вы же просто отфутболиваете его аргументы, как опытный вратарь. А вы не в футбол играете, а договариваетесь. Нет?

— Да, простите, Евгений Михалыч. Вы правы, что-то меня понесло. А Вы тоже, — я ткнул пальцем в Ронстайна, — зачем пытаетесь на меня надавить? У Вас карт на руках нет, одни пустышки. Ладно эти олухи, которых Вы наняли в качестве группы поддержки, они за бабки будут переть буром, но Вы-то английский адвокат, укомплектованный мозгом. Наверное.

— Что Вы себе позволяете! — вспыхнул Кнашевский.

— У Вас нет никаких шансов против нашей блестящей позиции! — вторил ему Берштейн.

— Двое из ларца, — я не удостоил их даже взглядом. — Судья прав, мы так не договоримся. Короче, я имею предложить следующее. Мы не признаём никакой за собой вины и факта модификаций, но, если у нас случайно есть партия оружия ранее кем-то неизвестным модифицированного, мы обязуемся… продать всё и не модифицировать более, то есть не делать так, чтобы снова у нас такое же оказалось. Но к той партии чтобы у вас не было вопросов!

— А сколько стволов в той партии, которой нет, не вы и всё такое? Конкретно о чём мы говорим? — насупился англичанин.

— Менее сорока тысяч стволов и из них пятнадцать становятся на вооружение нашего ополчения.

— Допустим. А нам за это что?

— Мы Вам платим сто тысяч. Рублей, конечно.

— Не думаю, что моё руководство такое заинтересует.

— Мало? А я добавлю к этому, что мы хотим купить у вас лицензию на производство ваших Энфилдов. Пятьдесят тысяч стволов в течение десяти лет. Вы недавно американцам такую продали по двенадцать долларов за ствол. Плюс к щедрой цене, которую я Вам предлагаю, сто тысяч откупа.

— Моё руководство интересует полное закрытие предприятия.

— Ага, сейчас, неси седло. Моё предприятие производит патрон. Ну, Вы могли использовать мозг и догадаться, что завод с названием Патронный производит патроны. И Вам любопытно было бы знать, что это английский винтовочный унитарный патрон на семь шестьдесят девять.

— Под наш патрон? — задумался англичанин.

— В Ваших интересах со мной сотрудничать. Потому что производители оружия и патронов всегда так делают. Причём начинать надо сейчас. Да, чтобы было веселее думать, официально сообщаю, что я, лично я — ещё Премьер-министр каганата.

— Но выше Вас есть каган.

— Кстати, это мой приёмный отец. Как считаете, даёт мне это юридический иммунитет? Воевать со мной вы пробовали, не получилось. Судиться можно только в моих судах. Угадайте, кому будут подчиняться суды в моем каганате, когда они появятся?

Англичанин задумался.

— А так, — я плавно давил на него, — сто тысяч на карман, плюс лицензия. Считай, партнёрство.

— Мне надо позвонить.

— Вот это уже разговор. Только ты сразу боссам скажи, что есть нюанс.

— Что ещё?

— Условие в сделке. Мировое соглашение вступит в силу только при условии, что Британия и каганат подпишут пакт о мире. Они знают, что за пакт.

— Мы не можем такое вписывать, — растеряно моргнул Ронстайн.

— Я могу. И больше скажу. Следуя принципу «победа любит подготовку», я принёс текст мирового соглашения с собой. И смог вписать такое условие в качестве отлагательного. Так что звоните боссам, согласовываете условия.

— То есть, если Британия не подпишет с Вами, с каганатом пакт, то моё дело останется нерешённым?

— Ага.

— Нам надо подумать, посоветоваться с коллегами, с Лондоном.

— Так, советчики! — судья достал сигарету и закурил прямо в зале. — Говорю сразу, звоните, общайтесь, только прямо сейчас и отсюда. Никаких отложений. Или я просто закрываю дело к собачьим чертям, а дальше общайтесь в кафешке. Понимаю, что в Лондоне сейчас не детское время, но… Надо, Уильям, надо.

…

Через сорок две минуты и девять сигарет мы заключили мировое соглашение на условиях, которые предложил я.

Судья Митрофанов, закуривая десятую, его меланхолично утвердил, о чём выдал нам под расписку определение.