Башни Латераны

Глава 10

Глава 10

Большой зал в укрепленной резиденции барона Хельмута фон Вардоса давно не видел такого скопления народа. Массивный дубовый стол, способный вместить два десятка человек, был завален картами, донесениями разведчиков, списками провизии. Пергаменты лежали стопками, некоторые — наспех исписанные, с кляксами и помарками. На одной карте кто-то углем нарисовал круг вокруг Вардосы и пометил стрелками направления движения вражеских войск.

Горящие факелы в железных держателях вдоль стен создавали тревожные, пляшущие тени. Свечи на столе оплывали, воск стекал по подсвечникам, образуя неровные наросты. Воздух в зале был спертым, пропитанным запахом пота, кожи, металла и страха — того особенного запаха, который появляется, когда много людей собираются вместе, зная, что их ждет война.

За окнами сгущались сумерки. Город внизу постепенно погружался во тьму, только редкие огни в окнах да факелы на перекрестках пробивались сквозь осеннюю мглу. У городских стен, за пределами укреплений, виднелись десятки костров — это были лагеря беженцев. Люди, бежавшие от армии Арнульфа, жались к стенам Вардосы, как птенцы к матери, надеясь на защиту.

Но взгляды притягивали не костры у стен города. Вдали, на горизонте, там, где должны были быть темные силуэты холмов и лесов, полыхали зарева. Одно, второе, третье — как злые глаза в темноте. Это горели деревни. Чьи-то дома, чьи-то жизни.

Зал был переполнен. Помимо тех, кто сидел за столом, вдоль стен стояли секретари, писцы, младшие офицеры городской стражи, несколько мелких рыцарей из окрестных земель. Все они молчали, напряженно ожидая начала совета. В воздухе висело ощущение, что времени почти не осталось, что каждая потерянная минута может стоить городу независимости, а им самим — жизни.

Барон Хельмут фон Вардос сидел во главе стола. Он выглядел утомленным — под глазами залегли темные круги, седые волосы были растрепаны, будто он то и дело проводил по ним рукой. На нем был простой темно-синий камзол без украшений, только серебряная цепь с гербом города на груди. Перед ним лежали свежие донесения разведчиков, края пергаментов еще не успели свернуться.

Он понимал: времени на долгие споры и политические игры больше нет. Армия уже идет. Вопрос не в том, будет ли война — она уже началась. Вопрос в том, выживет ли Вардоса.

Справа от барона сидел командир городской стражи Дитрих Шварценберг — ветеран с глубоким шрамом через всю левую щеку, от виска до подбородка. Шрам был старый, побелевший, но все равно притягивал взгляд. Дитрих был в кольчуге, поверх которой накинут плащ с гербом городской стражи. Его руки лежали на столе, сжатые в кулаки. Он был напряжен — его люди уже несколько дней работали на пределе, усиливая стены, организуя ополчение, патрулируя улицы.

Рядом с Дитрихом расположился Курт Ронингер, Полуночный Волк, командир наемной роты «Черные Пики». Он был единственным в зале, кто выглядел по-настоящему спокойным. Коренастый, не высокий, но широкоплечий, с короткой седой щетиной и маленькими, умными глазами. На нем была простая кожаная куртка, усиленная металлическими пластинами на плечах и груди. Курт видел десятки осад, пережил больше сражений, чем все присутствующие вместе взятые. Для него это был просто еще один контракт, еще одна работа. Только ставки были чуть выше обычного.

Напротив Курта сидел Бранибор Каменски, которого все звали Железная Челюсть — командир «Железных Волков». Огромный мужчина с квадратной челюстью и широкими скулами, родом из северных земель. Его акцент был густым, речь — прямолинейной до грубости. На нем была тяжелая кольчуга, поверх которой висел плащ из медвежьей шкуры. Руки, лежащие на столе, были размером с окорока, покрыты шрамами и старыми ожогами.

Чуть поодаль расположился капитан Райнхольд Мессер, командир «Алых Клинков» — легкой кавалерии. Бывший рыцарь, лишенный титула за дуэль, убившую сына влиятельного барона. Худощавый, с изящными чертами лица, тонкими усами и холодными серыми глазами. Его одежда была дорогой, но практичной — кожаный камзол, усиленный стальными пластинами, высокие сапоги для верховой езды. На его плаще еще виднелись пятна дорожной грязи — он только что вернулся с разведки, и барон даже не дал ему времени переодеться.

С другой стороны стола сидели представители Академии магии. Магистр Эрих Морау, старший маг города, выглядел раздраженным. Он не любил, когда его отрывали от исследований, но понимал серьезность ситуации. Сухощавый старик с седой бородой клином, в черной мантии с серебряной вышивкой, обозначающей его ранг. Пальцы его были испачканы чернилами и какими-то химическими реактивами.

Рядом с ним — магистр Вальтер Грунвальд, маг Земли Третьего Круга. Полная противоположность Морау — коренастый, с широкими плечами и руками, больше похожими на руки землекопа, чем мага. На его мантии виднелись пятна глины и земли. Он возглавлял инженерно-магическую группу, работавшую над укреплениями города.

Напротив магов расположились представители Церкви. Отец Бенедикт, настоятель кафедрального собора Вардосы, был тучным мужчиной с красным лицом и редеющими волосами. Он был одет в богатую рясу темно-бордового цвета, на груди висел массивный серебряный крест. Рядом с ним сидел брат Теодорих, монастырский эконом — полная противоположность отцу Бенедикту. Худой, аскетичный, с впалыми щеками и пронзительными темными глазами. Его серая ряса была проста и заштопана в нескольких местах.

Представители гильдий заняли места ближе к концу стола. Генрих Линденберг, глава Малой торговой гильдии, выглядел неважно. Смерть дочери состарила его на десять лет. Лицо осунулось, глаза покраснели от бессонницы и слез, руки мелко дрожали. Он был одет в простой черный камзол без украшений — траурные одежды. Но он пришел. Долг перед городом был сильнее личного горя.

Рядом с ним сидел мастер Готфрид Шмидт, глава гильдии ремесленников. Жилистый мужчина за пятьдесят, с обожженными руками кузнеца и прямым, открытым взглядом. На нем была простая рабочая одежда — кожаный фартук поверх холщовой рубахи, штаны с подтяжками.

Дейн Арнольд Кройцманн, глава Большой торговой гильдии, был полной противоположностью Шмидту. Толстый, в дорогом расшитом камзоле, с золотыми кольцами на пальцах и тяжелой цепью на шее. Самодовольное выражение лица, которое обычно украшало его физиономию, сейчас сменилось на озабоченное. Даже он понимал: если город падет, все его богатства не будут стоить ничего.

Единственной женщиной за столом была фрау Хильдегарда Вебер, старшина гильдии портных и ткачей. Сухощавая женщина с острыми чертами лица и еще более острым языком. Седые волосы были собраны в тугой узел, на ней было строгое темное платье без украшений. Она держалась с достоинством, не робея перед военными и аристократами.

В углу, у стены, стоял мастер Людвиг Циммерман, главный городской инженер. Невысокий человек с вечно обеспокоенным выражением лица, в запыленной рабочей одежде. В руках он нервно тискал свернутые чертежи городских укреплений.

Барон Хельмут поднял голову, окинул взглядом собравшихся и тяжело ударил кулаком по столу. Разговоры мгновенно стихли.

— Господа, — его голос был хриплым от усталости, но твердым. — У нас нет времени на долгие речи. Политические игры закончились. Арнульф решил привести восток к покорности силой. Капитан Мессер только что вернулся с разведки. Капитан, доложите.

Райнхольд Мессер встал, опираясь руками о стол. На его плаще виднелась свежая дорожная грязь, лицо было покрыто пылью, под глазами — темные круги. Он говорил четко, по-военному кратко:

— Милорд, армия Арнульфа на марше. Основные силы — пехота, обозы, осадные орудия — находятся примерно в четырех-пяти днях пути от Вардосы. Возможно, это займет у них неделю, если пойдут дожди и дороги размоет. — Он сделал паузу, оглядел собравшихся: — Но передовые отряды — уже гораздо ближе. В двух днях пути. Может быть, в трех, если нам повезет. Но я бы на это не рассчитывал. У них свежие кони. Сытые.

— Передовые отряды? — переспросил Дитрих, наклоняясь вперед. — Кто такие? Сколько?

— Легкая конница, — ответил Мессер. — Около тысячи всадников, разбитых на десятки мелких рейдовых групп. По пятьдесят-сто человек в каждой. Они движутся широким фронтом, прочесывая всю местность. Плюс две сотни тяжелых «Крылатых».

— Что они делают? — спросил барон, хотя по его лицу было видно, что он уже знает ответ.

— Они жгут деревни, милорд. Методично. Систематически. — Мессер указал на карту, где уже были отмечены сожженные поселения. — Вчера горела Линденау. Сегодня утром мои разведчики видели дым над Крыжовицами. К вечеру огонь дошел до Старого Мельника.

Фрау Вебер всхлипнула, прижав руку ко рту: — Линденау? Там же моя сестра… Её муж, трое детей…

Мессер посмотрел на нее с сочувствием, но голос его остался бесстрастным:

— Мои разведчики осмотрели то, что осталось от Линденау. Деревня пуста. Дома сожжены дотла. Но тел мы не нашли. Люди бежали. Кто успел.

В зале повисла тяжелая тишина. Слышно было только потрескивание факелов и тихое шипение свечей.

— Сколько у нас времени? — спросил барон, прикрывая глаза: — До того момента, как они дойдут до наших стен?

Мессер выпрямился: — Передовые отряды — два дня. Может три. Они не возьмут город в осаду — это легкая конница, не осадная армия. У них нет ни таранов, ни требушетов, ни лестниц для штурма. Но они перережут все дороги. Окружат город. За стены без серьезной военной охраны уже никто не выйдет и не войдет. — Он сделал паузу. — Ворота придется закрыть в ближайщее время. Наглухо.

— А основные силы? — уточнил Дитрих. — Когда они подойдут?

— Четыре-пять дней, неделя от силы, — ответил Мессер. — Пехота движется медленнее. Плюс обозы, осадные орудия, все это нужно тащить по разбитым дорогам. По моим оценкам, у Арнульфа около восьми тысяч человек. Может быть, десять. Точную цифру назвать не могу — колонна растянулась на несколько миль.

Бранибор Каменски присвистнул — низко, протяжно: — Десять тысяч. Серьезная сила. — Он посмотрел на Дитриха. — А у нас сколько?

Командир городской стражи откинулся на спинку стула, его лицо было мрачным: — Городская стража — двести человек. Обученных, вооруженных, с боевым опытом. Ополчение — еще пятьсот, может быть, шестьсот. Но это ремесленники, торговцы, крестьяне с окрестных хуторов. Половина из них в жизни не держала в руках оружия.

Он повернулся к остальным: — Наемники — сколько у вас?

Курт Ронингер ответил первым, спокойно и без эмоций: — «Черные Пики» — сто двадцать человек. Все обучены, все с боевым опытом. Пятьдесят пикинеров, тридцать алебардщиков, двадцать арбалетчиков, двадцать мечников. К ним — трое обученных боевых магов Третьего Круга. Вода, Огонь, Земля.

— «Железные Волки» — девяносто. Тяжелая пехота. Щиты, длинные пики, мечи. Хороши в строю, хороши для удержания стен. У нас магов нет, это дорого. — говорит Бранибор и поправляет топор, висящий на поясе.

Капитан Мессер добавил: — «Алые Клинки» — шестьдесят всадников. Легкая кавалерия. Лучшие сукины дети в десяти тысяч миль от Вардосы, быстрые и дерзкие. Не годимся для обороны стен, но можем делать вылазки, бить по обозам, тревожить осаждающих.

Дитрих быстро считал в уме, шевеля губами: — Всего… около тысячи бойцов. Из них триста двадцать — профессионалы. Остальные — городская стража и ополчение. — Он поднял глаза на барона. — Против десяти тысяч. Соотношение десять к одному.

Повисла тишина. Все понимали, что это означает. В полевом бою такое соотношение — самоубийство. Даже за стенами шансы были невелики.

Курт Ронингер нарушил молчание. Его голос был спокоен, почти равнодушен: — Солдат солдату рознь. И не такие ставки играли. В поле… в поле нас бы смяли и раздавили. Да мы бы и не вышли в поле против них. — Он сделал паузу, оглядел присутствующих: — Но в осаде, за стенами, с магами… соотношение меняется. Один защитник на стене стоит десятка нападающих. Маги могут держать целые участки. Осадные орудия можно разрушить вылазками. — Он пожал плечами. — Видел и хуже. В Харденштадте нас было пятьсот против пяти тысяч. Держались месяц. Правда, к концу ели кожаные ремни и крыс, но держались.

Барон Хельмут посмотрел на Генриха Линденберга. Тот встал и понуро опустил плечи, сутулясь.

— Месяц. — сказал барон: — У нас провизии на два месяца, в лучшем случае. Это без учета беженцев.

Генрих вздрогнул, будто очнувшись от забытья. Он медленно поднял голову, и все увидели его красные, воспаленные глаза. Голос его дрожал, но он заставил себя говорить ровно:

— Провизия? Уже моя очередь, мой лорд?

— Да, — кивнул барон. — Но сначала — вопрос беженцев. Дитрих?

Командир стражи выпрямился: — За последние три дня через ворота прошло более двух тысяч беженцев. Крестьяне из сожженных деревень, жители хуторов, даже несколько мелких торговцев с обозами. Они все идут сюда, к Вардосе. Некоторые с детьми, стариками, везут с собой скот, пожитки.

— Сколько еще идет? — спросил барон.

— Мои дозорные докладывают — еще около тысячи человек на дорогах. Может быть, больше. Они будут здесь к завтрашнему вечеру или послезавтра утром. — Дитрих сжал кулаки. — Через два дня передовые отряды Арнульфа перережут все пути. Кто не успеет дойти до города — окажется в ловушке. Или впускаем их всех сейчас, пока есть время, или…

Он не договорил, но все поняли. Или оставляем их на волю судьбе. Вряд ли солдаты Арнульфа будут намеренно за ними охотиться, но это же люди. Им нужно где-то жить, что-то есть, а армия — прожорливое чудовище. Ну и вседозволенность во время войны… рубанут не потому, что приказали, а из забавы. А уж если молодая женщина в семье есть…

Дейн Кройцманн, глава Большой торговой гильдии, не выдержал. Он ударил ладонью по столу, его лицо покраснело: — Еще тысяча ртов! Вы понимаете, что это значит? Запасов хватит не на два месяца, а на один! На один, господа! А потом что? Будем есть крыс, как в Харденштадте?

Фрау Вебер повернулась к нему, и в ее голосе прозвучала сталь:- Это же наши люди, дейн Арнольд! Это крестьяне, которые кормили нас всю жизнь! Это ремесленники, торговцы! У многих здесь, за этим столом, родственники среди беженцев!

— Это не меняет факта, что кормить их нечем! — огрызнулся Кройцманн.

— Мы не можем их бросить, — тихо сказал Генрих Линденберг, и все замолчали, услышав его голос. Он смотрел в стол, руки его дрожали. — Мы не можем просто… закрыть ворота и оставить людей умирать. Это… это было бы…

Он не договорил, но барон кивнул, тяжело вздохнул, закрыл глаза и потер виски кончиками пальцев.

— Я знаю, Генрих. Верьте мне, я знаю. — пробормотал он.

В этот момент встал отец Бенедикт. Тучный священник поднялся медленно, с достоинством, и все взгляды обратились к нему. Он оглядел собравшихся, сложил руки на животе и заговорил. Голос его был глубоким, спокойным, весомым — голосом человека, привыкшего, что его слушают: — Благородные дейны. Дейна. — отдельно выделил фрау Вебер. Он сделал паузу, давая словам повиснуть в воздухе.

— Святой Престол в Альберио издал рекомендацию всем местным церквям. Рекомендацию сохранять нейтралитет в текущем конфликте. Не вмешиваться в мирские распри между двумя претендентами на трон.

Магистр Морау насторожился, нахмурился. Курт Ронингер прищурился, оценивающе глядя на священника.

— Это мудрое решение, — продолжал отец Бенедикт. — Церковь не должна становиться орудием в руках одной из сторон. Церковь служит Богу, а не королям. Церковь защищает души верующих, а не троны земных правителей.

Он снова сделал паузу. В зале стояла напряженная тишина.

— Но. — продолжил он, упрямо наклонив голову: — Вардоса — не сторона в этом конфликте. Вардоса не поддерживает ни Арнульфа, ни Гартмана. Вардоса — вольный город. Город, который веками пользовался привилегиями, дарованными еще моим прадедом из благодарности за помощь в Третьей Войне с демонами.

Отец Бенедикт выпрямился, его голос окреп: — А Арнульф идет на нас войной. Не как король, карающий непокорных вассалов. Как завоеватель, желающий подчинить свободный город. Его войска жгут наши деревни. Его солдаты убивают наших людей.

Он оглядел собравшихся, и в его глазах полыхнул огонь: — Церковь не вмешивается в споры королей. Но Церковь защищает свою паству. И я, отец Бенедикт, настоятель кафедрального собора Вардосы, заявляю перед вами всеми: я и все мои священники, все братья и сестры нашего ордена — мы за Вардосу. Мы будем помогать в обороне города. Всеми силами, которые у нас есть.

По залу прокатился вздох облегчения. Особенно среди простых горожан — мастера Шмидта и фрау Вебер. Даже барон позволил себе слабую улыбку. Магистр Морау покачал головой, и на его обычно хмуром лице появилось выражение удивления и… уважения:

— Отец Бенедикт… признаюсь, не ожидал. Мы с вами много лет спорим о природе магии, о границах дозволенного, о роли Церкви в делах мирских. Но сейчас… — Старый маг склонил голову. — вы пристыдили меня. Прошу прощения за то, что думал о вас плохо.

Отец Бенедикт усмехнулся, и впервые за весь вечер его лицо смягчилось: — Буду считать что сегодня случилось чудо Господне, магистр Морау наконец согласился с моим мнением. Впрочем, полагаю, мы с вами будем продолжать спорить, когда эта война закончится. — Он сделал паузу. — Но в одном я с вами согласен. Вардоса — наш дом. И дом этот нужно защищать.

— Благодарю вас, отец Бенедикт. Что конкретно может предложить Церковь? — спросил барон, наклонившись вперед.

Священник снова сложил руки на животе, его пальцы — пухлые, украшенные кольцами — переплелись: — Трио казус, милорд. Первое. Храмовые запасы. У кафедрального собора, у монастыря, у трех малых храмов города есть собственные амбары. Зерно, вино, соленая рыба, сушеные овощи. Мы откроем все наши хранилища для города. Все без исключения. Конечно все продукты будут выдаваться только под запись… пусть даже у меня нет надежды что Церкви будет возвращен этот долг. — тут он поднял вверх один палец.

Генрих Линденберг поднял голову, в его глазах мелькнула надежда. Дейн Кройцманн кивнул одобрительно. Отец Бенедикт поднял второй палец:

— Второе. Помещения для раненых и больных. Монастырь святой Матильды, большой зал кафедрального собора, все церковные постройки — мы превратим их в госпитали. Наши сестры милосердия будут ухаживать за ранеными. Наши целители — те немногие, кто владеет искусством врачевания — будут работать рядом с магами-целителями из Академии.

Магистр Морау кивнул: — Это правильно. У нас всего два мага-целителя. Помощь будет необходима. Отец Бенедикт поднял третий палец, и на его лице появилась легкая улыбка:

— И третье. Монастырская похлебка.

— Похлебка? Какая еще похлебка? — нахмурился Дейн Кройцманн. В этот момент встал брат Теодорих, монастырский эконом. Худой, аскетичный, он был полной противоположностью отцу Бенедикту. Его голос был тихим, но четким:

— Монастырская похлебка — древний рецепт нашего ордена, передающийся внутри нашего храма вот уже двести лет. Зерно — ячмень или пшеница, бобы, овощи — репа, морковь, капуста, лук. Травы — тимьян, шалфей, розмарин. Немного соли, если есть.

Он сделал паузу, оглядел собравшихся:

— Сама по себе эта похлебка проста и дешева. Но когда священник благословляет котел во время приготовления, когда произносит молитву над пищей… она становится другой.

— Другой? — переспросил Морау, склонив голову. — В каком смысле?

Брат Теодорих посмотрел на мага спокойно, без вызова: — Она становится сытнее, магистр. Питательнее. Человек, съевший миску такой похлебки, насыщается так, как будто съел полноценный обед с мясом и хлебом. Это не магия в вашем понимании — нет кругов, нет заклинаний, нет потоков энергии. Это… благодать. Молитва, ставшая реальностью. Ибо сказано в Писании что «взгляните на птиц вольных, они не сеют, не боронят, не пашут, но есть у них еда на каждый день, ибо Господь заботится о них. Насколько же вы лучше птиц!». Он не оставляет страждущих в нужде, магистр Морау. — брат Теодорих обводит собравшихся взглядом: — На тех же самых продуктах, которых хватило бы на тысячу человек, с благословением мы можем прокормить две тысячи — без ущерба для питательности и восстановления сил. Это не будет пустой похлебкой из жмыха и воды, которую варят во время голода лишь бы живот забить. Это полноценное питание.

— А… — кивает магистр Морау: — чем-то похоже на усиление огня магикусами Огненной школы, они тоже могут в два-три раза жар усилить и на топливе сэкономить. Усиления сродственной стихии путем наложения параллельных энергетических потоков… как же, как же… фон Либниц про это диссертацию написал, еще в двадцатые годы…

— Магистр, с должным уважением к вашим академическим познаниям, — мягко перебил брат Теодорих, — это не совсем то же самое. Магия огня усиливает пламя, увеличивая температуру горения. А благословение пищи… — он замялся, подбирая слова, — оно не меняет количество. Оно меняет… суть. Пища остается той же, но душа человека насыщается вместе с телом. Это трудно объяснить тому, кто не испытал.

Морау нахмурился, явно собираясь возразить, но барон поднял руку: — Господа, оставим теологические споры на потом. Главное — это работает?

— Работает, милорд, — твердо ответил отец Бенедикт. — Наш орден кормит бедняков Вардосы уже двести лет. Могу показать записи — сколько зерна тратится, сколько людей кормится. Цифры не врут.

Дейн Кройцманн, который до этого скептически хмурился, вдруг оживился: — Подождите. Если я правильно понял… мы можем удвоить срок, на который хватит провизии?

— Не совсем удвоить, — поправил брат Теодорих. — Священников, способных благословлять пищу должным образом, у нас трое. Отец Бенедикт, я и сестра Агнесса. Мы не сможем благословить всю еду в городе — на это просто не хватит времени и сил. Но беженцев и наиболее нуждающихся — сможем.

Он сделал паузу, задумчиво глядя в стол:

— Если готовить три больших котла в день — один утром, один в полдень, один вечером — мы сможем кормить около двух тысяч человек. Это все беженцы плюс часть бедноты города.

Генрих Линденберг, который до этого сидел молча, вдруг выпрямился. Впервые за весь вечер в его голосе прозвучали нотки надежды:

— Тогда… тогда это меняет расчеты. — Он достал из-за пазухи исписанный пергамент, развернул его дрожащими руками. — Я… я подсчитал запасы. До этого момента цифры были… неутешительными.

Он прокашлялся, водя пальцем по строчкам:

— В городских амбарах: зерно — ячмень, пшеница, рожь — в сумме на десять недель при обычном потреблении. Это если кормить примерно три тысячи человек — население города без беженцев.

— С беженцами нас уже пять тысяч, — мрачно заметил Дитрих. — А будет шесть.

— Да, — кивнул Генрих. — Поэтому с нормированием и с беженцами запасов хватило бы на шесть-семь недель. Максимум два месяца, если урезать пайки до минимума.

Он поднял глаза:

— Но если Церковь добавит свои запасы и будет кормить две тысячи человек благословленной похлебкой… — он снова склонился над пергаментом, быстро считая, — то общий срок увеличится до восьми-девяти недель. Может быть, десяти, если совсем затянуть пояса.

— Два с половиной месяца, — подвел итог барон. — Это уже кое-что.

— Мясо, — продолжил Генрих, его голос снова стал глухим, — соленая свинина, копчености, вяленая говядина — на три-четыре недели. Может, на пять, если выдавать только воинам и раненым.

Мастер Шмидт кашлянул:

— А как же рыба? Река-то рядом.

Капитан Мессер покачал головой:

— Когда передовые отряды перережут дороги, они займут и берега реки. Рыбачить будет невозможно. Разве что ночью, тайком, малыми группами. Но это капля в море.

— Овощи, — продолжал Генрих, — картофель, репа, капуста, лук — в основном у частных торговцев и в погребах горожан. Если все реквизировать… месяц. Может, чуть больше.

Дейн Кройцманн поморщился при слове «реквизировать», но промолчал.

— Вино и эль, — Генрих слабо улыбнулся, — этого хватит надолго. Винокурни работали хорошо в этом году.

— Вино — это хорошо, — неожиданно встрял Курт Ронингер. — В осаде люди пьют не от веселья, а чтобы забыться. Лучше пусть пьют вино, чем режут друг друга от отчаяния.

Повисло молчание. Все понимали, о чем он говорил.

Барон Хельмут откинулся на спинку стула, потер лицо ладонями:

— Итого. Два с половиной месяца еды. Если повезет — три. Если очень повезет и мы сможем получить хоть что-то по реке… — он не договорил.

— Милорд, — встал магистр Морау, — у меня вопрос о реке. Капитан Мессер говорил, что передовые отряды перережут дороги. А река?

Мессер выпрямился:

— Мои разведчики видели среди войск Арнульфа инженерные отряды. Везут цепи, бревна, инструменты. Они будут блокировать реку.

— Физически? — уточнил Морау.

— И физически, и магически, — ответил Мессер. — Видели минимум трех магов в синих мантиях. Школа Воды, без сомнения.

Морау нахмурился:

— Маги Воды… Если среди них есть хотя бы один Четвертого Круга, они смогут заморозить реку. Или создать ледяные заторы.

— А наши маги? — спросил барон. — Сможете противостоять?

Магистр покачал головой:

— У нас один маг Воды. Студент, Второго Круга. Против специалистов Четвертого или Пятого Круга он бесполезен. Это все равно что выставить ребенка против взрослого воина.

Магистр Грунвальд, маг Земли, который до этого молчал, подал голос. Его голос был низким, басовитым:

— Я могу попробовать разрушать лед снизу. Магия Земли работает и под водой. Земля под рекой. Могу создавать вибрации, трещины.

— Как долго это займет? — спросил барон.

— Долго, — честно ответил Грунвальд. — Часы. Может, дни, если лед толстый. И это только для небольшого участка.

Курт Ронингер наклонился вперед:

— Значит, река — наша последняя надежда на припасы. Пока она открыта — два-три дня, — нужно использовать каждую минуту.

Он оглядел собравшихся:

— Предлагаю: немедленно закупить все, что можно, у соседних земель. Отправить гонцов в Леденые Поля, в Авелео. Пусть везут все, что смогут. Зерно, мясо, вино — все.

— Это будет стоить золотом, — заметил Кройцманн. — никаких векселей. Никто не примет у нас векселя. Особенно сейчас, когда все знают, что мы вот-вот в осаду попадем.

— Даю триста золотых на закупки, — решил барон. — Это много, но другого выхода нет.

Капитан Мессер кивнул:

— Мои «Алые Клинки» могут сопровождать обозы. Быстро, мобильно. Правда… — он замялся, — если передовые отряды Арнульфа уже на подходе, времени совсем мало.

— Тогда действуйте немедленно, — приказал барон. — Сегодня ночью. Нанимайте речников, которые знают тайные протоки, обходные пути.

— А если река замерзнет? — спросила фрау Вебер.

— Тогда будем использовать лед для вылазок, — спокойно ответил Курт. — Зимой легче выйти из города незамеченным. Но это потом. Сейчас главное — закупить все, что можем.

Барон кивнул:

— Решено. Река — наш приоритет на ближайшие дни. — Он повернулся к Морау. — Магистр, расскажите о магических ресурсах города.

Старый маг встал, достал из-за пазухи свиток, развернул его:

— В Академии на данный момент двадцать три мага. Включая студентов старших курсов, которые могут участвовать в обороне.

Он поднял глаза:

— Распределение по силе. Третьего Круга — четверо. Я, магистр Грунвальд, магистр Элеонора Шварц — школа Огня, и магистр Отто Вайсс — школа Воздуха.

— Второго Круга — восемь человек. В основном преподаватели и старшие студенты.

— Первого Круга — одиннадцать человек. Это студенты третьего и четвертого курсов.

Он сделал паузу:

— Распределение по школам. Огонь — девять магов. Это наша основная ударная сила. Магистр Элеонора может создавать огненные вихри, жечь осадные башни, поражать скопления врагов.

— Земля — пять магов, включая меня. Мы работаем над укреплениями, создаем ловушки, можем обрушивать подкопы врага.

— Воздух — четыре мага. Они могут создавать щиты от стрел, сбивать вражеские снаряды, передавать сообщения на расстоянии.

— Вода — три мага. Самое слабое направление. Могут тушить пожары, лечить обезвоживание, но в бою почти бесполезны.

— Целители — двое. Оба Второго Круга. Могут лечить раны, болезни, но не воскрешать мертвых и не восстанавливать потерянные конечности. Есть одна девушка что только что Первый Круг взяла, с талантом целителя, но необученная.

Он свернул свиток:

— Этого хватит для обороны стен. На каждом участке стены будет минимум два-три мага. Но для полевого сражения этого недостаточно. Если Арнульф пошлет против нас своих магов массированной атакой — мы выдержим две-три волны, потом выдохнемся.

— Сколько магов у Арнульфа? — спросил барон.

— По нашим сведениям, — ответил Морау, — около тридцати. Может, больше. В основном Огня и Воды. У него есть минимум два мага Пятого Круга.

В зале прошелестел ропот.

— Пятого Круга, — повторил Дитрих. — Это… это архимаги.

— Почти, — кивнул Морау. — Один огненный шар от мага Пятого Круга может пробить стену. Или сжечь целую улицу.

Повисло мрачное молчание.

— Но, — продолжил Морау, — у нас есть преимущество. Мы на своей территории. Мы знаем каждый камень, каждую улицу. Мы можем подготовить магические ловушки, защитные руны, усилить стены.

Магистр Грунвальд басом добавил:

— Мы уже работаем над этим. Вместе с мастером Циммерманом.

Все повернулись к углу, где стоял главный инженер города. Худощавый Людвиг Циммерман нервно шагнул вперед, разворачивая свои чертежи:

— Милорд, мы… мы усилили фундаменты всех четырех угловых башен. Магистр Грунвальд сплавил камни магией Земли, теперь они прочнее обычного в три раза.

Он развернул чертеж на столе:

— Вырыли дополнительный ров перед главными воротами. Глубиной в два человеческих роста, шириной в пять шагов. Заполнили водой. Чтобы перейти, врагу придется строить мосты под огнем наших лучников.

— На подступах к стенам, — продолжал Циммерман, водя пальцем по чертежу, — разместили магические руны обрушения. Когда враг наступит на них, земля провалится. Ловушки.

— Создаем тайные вылазные туннели, — добавил Грунвальд. — Три штуки. Они выходят за пределы стен, в разных местах. Можем использовать для ночных рейдов, для эвакуации, если понадобится.

— И подготовили контрминные галереи, — закончил Циммерман. — Если враг попытается сделать подкоп под стены — мы услышим. И обрушим их туннель прежде, чем они доберутся до фундамента.

Барон внимательно изучал чертежи:

— Хорошая работа. Сколько времени нужно, чтобы закончить?

Циммерман поморщился:

— В идеале — недели три-четыре. Но у нас нет столько времени.

— Два дня, — напомнил Мессер.

— Тогда… — Циммерман быстро считал, — основные работы закончим за три дня. Ров уже вырыт, башни усилены, ловушки расставлены. Останутся только туннели, но их можем достроить уже во время осады.

— Процентов на шестьдесят успеем, — басом добавил Грунвальд.

Барон кивнул: — Делайте что можете. Каждая мелочь важна. — Он повернулся к Дитриху:

— Командир, доложите о состоянии укреплений.

Шварценберг выпрямился: — Стены в хорошем состоянии, милорд. Камень толстый, крепкий. Строили еще деды наших дедов, на совесть. Четыре угловых башни, на каждой по две баллисты. Итого восемь осадных орудий. — Он сделал паузу: — Проблема в том, что стены старые. Восемьдесят лет. Строились против врагов тех времен. Современные требушеты мощнее. Если Арнульф притащит хорошие осадные машины — пробьют. Не сразу, но пробьют.

— Сколько времени выдержим? — спросил барон.

— Зависит от интенсивности обстрела, — ответил Дитрих. — Если бить по одному месту постоянно — неделю, может две. Если распылять огонь по всей стене — месяц, может больше.

Курт Ронингер кивнул:

— Главное — не дать им сосредоточиться на одном участке. Вылазки, рейды, тревожить их постоянно.

— Именно, — согласился Дитрих. — Городская стража — двести человек. Хорошо обучены, дисциплинированы. Ополчение — пятьсот-шестьсот. Обучение идет, но времени мало.

— Дайте нам неделю, — попросил Дитрих, — хотя бы неделю, и из ополчения выйдет что-то путное.

— У нас нет недели, — напомнил барон. — Два дня.

— Тогда научим основам, — вздохнул Дитрих. — Как держать пику, как стоять в строю, как не убежать при виде врага.

Бранибор Каменски глухо стукнул здоровенным кулаком по столу: — «Железные Волки» возьмут восточный участок. Там стена слабее, как говорит инженер. Мы — тяжелая пехота. Держать стены — наша работа.

Капитан Мессер поморщился, как от зубной боли: — Терпеть не могу осады. «Алые Клинки» не годятся для стен. Мы конница. Но можем делать вылазки, бить по обозам, уничтожать осадные машины, пока их везут.

— Встанем, где скажут. — пожал плечами Курт Ронингем: — но предпочтительнее главные ворота и северную башню. Это самые важные точки. Если враг прорвется через ворота — город пал.

Барон кивал, слушая. Потом поднял руку:

— Господа, я принял решение. Общее командование обороной передаю командиру Курту Ронингеру. Городская стража и ополчение переходят под его начало.

Дитрих вздрогнул, но промолчал.

— Командир Ронингер, — продолжал барон, — у вас самый большой опыт осад. Вы видели, как города падают и как выстаивают. Вам решать, где ставить людей, когда делать вылазки, как распределять силы.

Курт медленно кивнул: — Принимаю, милорд. Но у меня условие.

— Говорите.

— Все приказы исполняются без споров. Если я скажу сжечь дома за стеной — сжигают. Если скажу повесить мародера — вешают. Если скажу отправить женщин и детей в подвалы — отправляют. В осаде нет времени на обсуждения. Есть приказ — есть исполнение.

Барон посмотрел ему в глаза:

— Согласен. Но помните: это мой город. Эти люди — моя ответственность. Не превращайте Вардосу в лагерь для военнопленных.

— Не превращу, — пообещал Курт. — Но и баловать не буду.

Барон кивнул:

— Тогда решено.

Дитрих сжал челюсти, но кивнул. Он понимал: в осаде нужен профессионал, а не городской стражник, пусть и опытный.

Барон откинулся на спинку стула:

— Осталось еще кое-что. Дитрих, ты докладывал о странных происшествиях в городе?

Командир стражи кивнул:

— Да, милорд. Последние дни участились кражи. Мелкие — еда, одежда. Но нашли странные символы на стенах домов. Рисованные углем или краской.

— Какие символы? — спросил Морау.

— Круги, кресты, какие-то руны, — ответил Дитрих. — Наши писари не смогли опознать. Может, это метки агентов Арнульфа. Может, просто хулиганы.

— Арестовали кого-нибудь? — спросил барон.

— Несколько подозрительных, — кивнул Дитрих. — Допрашивали. Двое не выдержали, умерли. Остальные ничего не знают. Или очень хорошо обучены молчать.

Отец Бенедикт нахмурился:

— А слухи о… некромантии? Это правда?

Дитрих неловко кашлянул:

— На старом кладбище действительно разрыли могилу. Свежую. Нашли лопату рядом. Труп пропал. — он отвел взгляд в сторону, стараясь не смотреть на Генриха. На пару секунд повисло тяжелое молчание.

Генрих медленно поднялся, его лицо было искажено яростью и болью: — Найдите… найдите того, кто это сделал. — Голос его был тихим, но страшным. — И сожгите. Медленно. Я сам подам факел.

Отец Бенедикт встал, его лицо было суровым:

— Некромантия — тягчайшая ересь. Мерзость перед Богом. Церковь требует костра для того, кто осмелился осквернить покой мертвых.

Магистр Морау нахмурился:

— Отец Бенедикт, прежде чем кричать о кострах, давайте разберемся. Я лично осмотрел то место. Никаких магических кругов. Никаких следов ритуалов. Никаких жертвоприношений.

— Но труп пропал! — возразил священник.

— Мог кто-то украсть для опытов, — спокойно ответил Морау. — Студенты иногда так делают. Незаконно, конечно, но случается. Для анатомических исследований.

Генрих вскочил, опрокинув стул:

— МОЯ ДОЧЬ НЕ МАТЕРИАЛ ДЛЯ ОПЫТОВ!

— Генрих, сядь, — твердо сказал барон. — Пожалуйста.

Торговец дрожал, но опустился обратно на стул. Прикрыл лицо руками.

Курт Ронингер, который до этого молчал, вдруг спокойно произнес:

— А если это действительно некромантия?

Все повернулись к нему.

— Если некромант и правда есть… — Курт оглядел собравшихся, — в осаде он бы… пригодился.

Взрыв возмущения:

— ЕРЕСЬ! — взревел отец Бенедикт.

— ВЫ ПРЕДЛАГАЕТЕ ИСПОЛЬЗОВАТЬ ТОГО, КТО ОСКВЕРНИЛ МОЮ ДОЧЬ⁈ — закричал Генрих.

— Некромантия запрещена под страхом смерти! — добавил Дитрих.

Курт невозмутимо продолжал:

— Я просто констатирую факт. Некромант может поднимать мертвецов. Убитый враг или союзник встанет и будет драться за нас. Это удваивает, утраивает наши силы. И ослабляет противника. Хороший некромант — это сила.

Бранибор угрюмо кивнул:

— В северных землях некромантов не жгут. Используют. Народ их боится, да. Но на войне страх — тоже оружие.

Магистр Морау медленно, взвешивая каждое слово, сказал:

— Если некромант смог поднять труп без магических кругов, без ритуалов, без жертв… то он уникально одарен. Возможно, единственный такой в королевстве.

Он сделал паузу:

— Такой талант… в обороне города… бесценен.

Генрих встал, бледный, трясущийся:

— Вы все… вы все сошли с ума! Это моя дочь! МОЯ ДОЧЬ! Не оружие! Не инструмент!

Отец Бенедикт твердо сказал:

— Церковь не может одобрить некромантию. Если найдем виновного — костер. Это закон Альберио. Это закон Бога.

Барон Хельмут долго молчал. Все ждали его решения. Наконец он заговорил:

— Пока виновный не найден — не о чем говорить. Дитрих, продолжай поиски. Тихо. Без паники. Если найдешь — доложишь мне лично.

Он повернулся к отцу Бенедикту:

— Никаких костров без моего личного приказа.

— Но закон- начал священник.

— Я СКАЗАЛ — БЕЗ МОЕГО ПРИКАЗА! — гаркнул барон, и все вздрогнули.

Отец Бенедикт сжал челюсти, но кивнул. Недовольно, но кивнул. Морау удовлетворенно кивнул. Генрих опустился на стул, закрыл лицо руками. Плечи его мелко вздрагивали. Барон встал, опираясь руками о стол:

— Господа. Времени нет. Вот мои решения. — он говорил четко, отрывисто: — Первое. Ворота открыты еще сутки. Впускаем всех беженцев, кто успеет. Потом закрываем намертво.

— Второе. Военное положение в городе. Комендантский час от заката до рассвета. Мародеров — вешать без суда.

— Третье. Вся провизия реквизируется и централизуется. Распределение через Церковь и гильдии под надзором казначея.

— Четвертое. Академия и Церковь работают вместе. Магистр Морау, отец Бенедикт — забудьте старые споры. Хотя бы до конца осады.

Морау и Бенедикт переглянулись, кивнули.

— Пятое. Командование обороной — Курт Ронингер. Все военные вопросы решает он.

— Шестое. По некроманту — расследование продолжается. Тихо. Если найдем — решим тогда.

Он оглядел собравшихся:

— Вопросы?

Молчание.

— Тогда за работу. Времени нет. Всем удачи. Собрание окончено.

Люди начали расходиться. Кто-то молча, кто-то перешептываясь. Наемники собрались у карты, обсуждая распределение сил. Магистры — около другой карты, отмечая расположение магических ловушек.

Барон задержал Генриха Линденберга: — Генрих. Останься. Поговорим…