Башни Латераны

Глава 6

Глава 6

Лео лежал в своей кровати, уставившись в темный потолок, где танцевали тени от догорающей свечи. Сон не шёл — в голове снова и снова звучал голос Алисии: «Заходи завтра в городскую библиотеку. Посидим, поговорим…» Он перевернулся на бок, потом на другой. Нокс недовольно мяукнул, когда его в очередной раз потревожили, и перебрался в ноги, где и лег, придавив его своим тяжелым телом. Замурчал, затарахтел, согревая ноги.

Это же почти свидание? Он и она вдвоем в библиотеке… там по будням и не бывает почти никого, это же городская библиотека, указом короля доступная для всех. В академической постоянно толпы студентов, а в городской обычно и не бывает никого, разве что по выходным кто ходит.

Нет, конечно, нет, о чём он думает. Просто дружеская встреча. Она из жалости позвала, не более того. Но сердце упрямо колотилось быстрее при одной мысли о завтрашнем дне.

Едва забрезжил рассвет, Лео уже был на ногах. Тихо, чтобы не разбудить домашних, он спустился на кухню и принялся умываться холодной водой из кувшина. Тёр лицо и шею до красноты, пытаясь смыть въевшийся запах таверны. Потом долго расчёсывал непослушные волосы деревянным гребнем, смочит их водой, пригладил.

Из старого сундука достал свою лучшую рубашку — ту самую, в которой ходил в Академию. Правда, на манжетах уже протёрлась ткань, а воротник пожелтел от времени, но это было лучшее, что у него было. Штаны тоже академические, только заплатка на колене выдавала их возраст.

— Рано ты сегодня, — раздался голос матери. Она стояла в дверях, кутаясь в шаль.

— В таверну пораньше нужно, — соврал Лео, не поднимая глаз.

— А чего разоделся-то?

— Да так… Постирал вчера рабочее, не высохло ещё.

Мать кивнула, но во взгляде мелькнуло сомнение. Она подошла ближе, поправила ему воротник материнским жестом.

— Ты бы поел хоть. — сказала она озабочено оглядев его с головы до ног.

— Не голодный. В таверне поем. — мотнул он головой. Выскользнул за дверь раньше, чем она успела что-то ещё спросить. На пороге обернулся — в глубине комнаты, в полумраке, виднелась фигура отца на кровати. Тяжёлое дыхание разносилось по всему дому. Острый укол совести пронзил грудь. Отец умирает, а он… на свидания собрался.

В «Трёх Башнях» уже вовсю кипела работа. Вильгельм рубил мясо, Маришка протирала столы, она весело подмигнула ему.

— О, явился, дейн магикус! — гаркнул повар: — Чего так вырядился? На смотрины идёшь? Аль жениться собрался?

— Дейн Вильгельм, — начал Лео, стараясь говорить уверенно, — мне бы сегодня отлучиться нужно. После обеда. За лекарствами для отца, на рынок дальний, там дешевле. — он опустил взгляд. Врать было неловко и неприятно, но ему нужно было повидать Алисию! В конце концов он столько работает, он помогает семье и матушке, он ничего для себя не делает… а посещение библиотеки бесплатное, просто в залог серебрушку оставить на входе и все. Толстяк Вильгельм прищурился, но кивнул: — Ладно. Только к ужину вернись, наёмники новые прибыли, помощь нужна будет, опять все выжрут как демоны голодные, прости господи.

Городская библиотека располагалась в старом здании бывшей ратуши, с высокими стрельчатыми окнами и потемневшими от времени дубовыми дверями. Лео остановился на пороге, разглаживая рубашку и пытаясь унять дрожь в руках.

Внутри пахло старой бумагой, кожаными переплётами и воском. Солнечные лучи пробивались сквозь витражи, расцвечивая пыльный воздух разноцветными бликами. За длинными столами сидели несколько студентов и пожилой священник, углубившийся в какой-то фолиант.

И там, у окна, сидела она. Волосы собраны в простую причёску, зелёное платье без излишних украшений, перед ней — стопка книг. Когда она подняла голову и улыбнулась ему, Лео почувствовал, как земля уходит из-под ног.

— Ты пришёл! — Алисия отложила перо. — Я уж думала, не придёшь. Садись, я как раз нашла тот трактат фон Ланге, о котором говорила. Удивительно что в городской библиотеке он есть, а в Академии днем с огнем не найдешь, постоянно на руках.

Лео неловко опустился на скамью напротив. Она пододвинула к нему книгу, их пальцы на мгновение соприкоснулись. От этого прикосновения по руке пробежали мурашки.

— Смотри, он тут пишет о природе магических потоков… говорит что излишнее напряжение каналов играет свою роль в усложнении фокусировки энергии… — Алисия углубилась в объяснения, а Лео смотрел на неё и не слышал ни слова. Как солнце играет в её волосах, как морщится нос, когда она сосредоточена, как она закусывает губу, обдумывая сложную мысль.

— … вот я и решила у тебя спросить… Лео? Ты меня слушаешь?

— А? Да, конечно! Потоки, да… фокусировка!

Она рассмеялась — легко, звонко. Вскочила на ноги.

— Ты же совсем не слушаешь! Это потому, что не завтракал еще, да? Давай лучше чаю попьём, а то от всех этих формул голова кругом. А потом и поучимся…

Они перешли в маленькую комнату при библиотеке, где можно было выпить чаю. Алисия рассказывала о новостях Академии, о том, как профессор Морау устроил разнос студентам за неудачный эксперимент, как Марта наконец-то взяла Первый Круг и что ее таки взяли на факультет целителей в Магенбурге приняли, третьего дня письмо пришло. Так что Марта теперь к путешествию готовится и у папеньки разрешения испрашивает, потому как путь дальний, а времена нынче неспокойные, чтобы юную благородную дейну за тридевять земель отправлять.

Потом Алисия вдруг вспомнила как они в детстве, когда ее отец еще не стал главой торговой гильдии и не разбогател на продаже ковров, жили по соседству. Как играли все вместе с соседскими мальчишками, которые дразнили ее «замарашкой». Я и правда тогда замарашкой была — говорит она, поправляя прическу, целыми днями в пыли возилась. А ты меня защищал, не помнишь? Лео смущенно чесал в затылке, говорил, что и не помнит путем, хотя на самом деле все помнил. Кто бы мог тогда подумать что из той веселой и дерзкой девчонки с поцарапанными коленками и вечно грязными волосами вырастет такая красавица?

— А помнишь, как мы в детстве играли в волшебников? — вдруг спросила она. — Ты был славным рыцарем, а я — доброй феей.

— Ээ… давно было. — отговорился Лео, хотя и это тоже помнил. Алисия тогда была езе просто Лизкой и дралась за свое право быть доброй феей всерьез, размахивая здоровенной палкой, которую она называла «магическим жезлом». На взгляд Лео эта палка больше была похожа на дубинку чем на жезл, но и «рыцарский меч» у него в руке тоже был всего лишь кривой веткой, так что…

На мгновение повисла тишина, погрузившая их в воспоминания. Они смотрели друг на друга, и Лео подумал, что, может быть, может быть…

— Штилл? Леонард Штилл? Вот так встреча! Привет, дурилка! — раздался голос сзади.

Лео обернулся. В дверях стоял Густав — тощий очкарик с их курса, вечно всюду сующий свой длинный нос.

— Привет, Густав, — нехотя отозвался Лео.

— А я думал, ты учёбу бросил! — Густав подошёл ближе, поправляя очки. — Все говорят, ты теперь в «Трёх Башнях» работаешь. Посуду там моешь или полы подметаешь? Ой, благородная дейна Алисия! Прошу прощения что прервал вашу учебу…

Кровь отхлынула от лица Лео. Алисия удивлённо посмотрела на него, нахмурилась, сдвинув брови к переносице: — Что он имеет в виду? Лео, ты ушёл из Академии? Когда?

Слова застряли в горле. Он открыл рот, закрыл, сглотнул. Густав продолжал трещать:

— Извините, благородная дейна, вот уж три недели как ушёл. Все только об этом и говорили — мол, сын плотника не потянул благородное искусство магии. А кто-то из старшекурсников, кто в Верхнем Городе часто бывает в таверне его видел, вот и сказали. Оно и понятно, наш Лео пока даже Первого Круга не открыл, у меня вот уже скоро Второй будет! — Густав горделиво расправил плечи и бросил взгляд на Алисию, будто ожидая ее одобрения и восхищения: — или вот вы, благородная дейна Алисия! У вас уже давно Второй Круг, вам бы в Университет столичный, чего вы с нами свой талант губите…

— Почему ты не сказал? — тихо спросила Алисия, глядя на Лео. В её глазах было непонимание и… разочарование?

Лео вскочил так резко, что опрокинул чашку. Горячий чай растёкся по столу.

— Я… Простите… Мне нужно идти… — выдавил он, краснея. Выбежал из библиотеки, не разбирая дороги. За спиной Алисия что-то произнесла ему вслед, но он не слышал. Только бежал по улицам, пока не остановился, задыхаясь, у какого-то фонтана. Прислонился к холодному камню, закрыл глаза. Какой же он идиот. Думал, что сможет притвориться прежним хоть на час. Что она не узнает о его позоре. Сын плотника и ткачихи. Она — дочка главы торговой гильдии Вардосы. Да, они росли вместе — какое-то время. Потом ее отец стал богатым, очень богатым. Даже побогаче некоторых высокородных.

На следующий день Лео работал как заведённый механизм. Таскал воду, мыл котлы, разносил еду — всё машинально, не поднимая глаз. В голове крутились вчерашние события. Выражение лица Алисии, когда она узнала правду…

После обеда, когда основной поток посетителей схлынул, дверь таверны открылась. Лео поднял голову от стойки, которую в сотый раз протирал, и застыл. На пороге стояла Алисия в тёмно-синем плаще, рядом — пожилая служанка.

— О-го-го! — присвистнул вечно пьяный Бринк с дальнего стола: — Смотрите-ка, парни! К нам в гости благородная дейна пожаловала! Никак мяса солдатского давно не пробовала?

Наёмники заржали. Кто-то крикнул что-то непристойное. Алисия будто не слышала. Она подошла к стойке, за которой замер Лео.

— Нам нужно поговорить, — сказала она тихо.

— Зачем вы пришли, благородная дейна? — прошептал Лео, сгорая от стыда: — Вам не место в такой дыре.

— Не говори глупостей. Я пришла, потому что вчера ты убежал, не дав мне ничего сказать. — сказала она. Оглядела таверну, стараясь не морщится от запаха прокисшего эля и дыма. Вздохнула, тонкими пальцами в белых перчатках — перебрала бусинки бирюзовых четок благочестия. Вскинула голову и взглянула ему прямо в глаза.

— Послушай, Лео. Я понимаю, почему ты скрывал. Стыдно, да? Думаешь, я тебя презирать буду?

— А разве нет? — с горечью ответил он вопросом на вопрос. Что такая как она — высокая, красивая, в дорогой одежде, чистая — может подумать о таком как он? Да у нее одни только перчатки на руках его двухмесячную оплату стоят, это не говоря о четках из драгоценной бирюзы, такие и вовсе за десять золотых можно купить. А он целыми днями вкалывает за гроши… и отец дома лежит больной.

— Дурак ты, Леонард Штилл. Неужели ты думаешь, что мне важно, где ты работаешь? Мы же выросли рядом. Я все та же Замарашка, глупый ты Лео. — она наклонилась ближе, понизив голос: — У тебя есть талант. Не такой, как у всех, но есть. Помнишь, ты единственный на курсе понял ошибку в теореме Краузе? Даже магистр признал твою правоту. Не все великие маги были практиками. Архимаг Себастьян вообще не мог создать ни одного боевого заклинания, зато его теоретические работы до сих пор изучают. Ты умный, Лео. Умный и добрый. Помнишь как меня в детстве защищал?

— Это… было давно.

— Ничего не давно. И не поздно всё исправить. Вернись в Академию. Я… я спрашивала у отца, он тебя помнит. Может стипендию от муниципалитета для тебя выправить, только экзамены нужно сдать.

— Я не могу. Семье деньги нужны. Отец…

— Знаю. Густав вчера всё рассказал, после того как ты убежал. — кивает она.

— Ого! Так благородная дейна не к нам пожаловала, а к поваренку Лео! — выкрикивает с места Бринк: — да ладно! Эй, дейна, пожалуйте за наш стол, ужо у меня то поболе чем у этого сморчка! Покажу что такое настоящая любовь солдата!

Алисия поморщилась, стараясь не обращать внимания. Ее служанка повернулась к наемникам и потянула ее за рукав.

— Госпожа Алисия, не место тут для благочинной девицы. Пойдемте уже…

— Библиотека открыта для всех. — сказала Алисия, не стронувшись с места: — Не только для студентов. Я бываю там по средам, после обеда. Если захочешь — приходи. Будем заниматься. Бесплатно. Подготовишься к экзаменам.

— Зачем вам это?

— Затем, что ты мой славный рыцарь из детства. И затем, что терпеть не могу, когда талант пропадает зря.

Она выпрямилась, обращаясь уже громче: — А теперь дайте мне горшочек вашего фирменного жаркого. Отец просил именно из «Трёх Башен» принести, говорит, лучше нигде не готовят.

Лео механически принялся накладывать жаркое в глиняный горшок. Алисия расплатилась, ее служанка взяла покупку и они направились к выходу. У самой двери она обернулась:

— По средам, Лео. Не забудь.

Дверь закрылась за ней. Несколько секунд в таверне стояла тишина. Все присутствующие смотрели на Лео.

— Ну ты даёшь, поварёнок! — заржал Бринк: — такая красотка, а ты стоишь как пень! Таких нужно за задницу сразу хватать, видно же, что она течет как сучка, значит хочет, чтобы ты ее приголубил в уголке. А ты чего моросишь? Завел бы на кухоньку, юбку задрал и прямо на мешках с мукой каак…

— Заткнись, — тихо сказал Лео, стискивая кулаки: — просто заткнись, Бринк.

— Чегось? Что ты там вякнул, щенок? — приподнял бровь наемник: — в себя поверил? Лучше эля плесни, пока мы твою подружку не обсудим хорошенько. Я тебе пару советов дам, малец, как лучше деваху пользовать чтобы она под тобой криком кричала…

Что-то внутри Лео лопнуло. Вся накопленная злость, стыд, отчаяние — как будто все это разом в голову ударило, аж в глазах помутнело. Он перемахнул через стойку и бросился на Бринка, бросился неумело, но яростно. Да, он не был здоровяком и не владел воинским ремеслом, но любой, кто вырос на улицах этого города обязательно умел бить, уж этому на улице в первый же день учат. Удар в нос! И еще!

— Ах ты… — Бринк вскочил на ноги, и отмахнулся от него. Сбил Лео с ног. Он попытался подняться, но Бринк пнул его в живот. Воздух вышибло из лёгких. Ещё удар, ещё… в глазах темнеет, в голове словно колокол бьет, а в душе черная-черная ярость… если бы он мог, если бы у него были силы… он вдруг перестал ощущать боль и почувствовал, как темный гнев поднимается из глубины его души… он их всех убьет. Всех до единого! И… тут удары внезапно прекратились и он — замер, прикрывая голову руками, ожидая… чего?

— Бринк!

Голос Курта Ронингера прогремел по таверне. Командир «Чёрных Пик» стоял в дверях, глядя на своего бойца тяжёлым взглядом.

— Что это такое? — спокойный, ровный голос. Несмотря на то, что Полуночный Волк не повысил тон ни на йоту — в таверне наступила тишина. Лео поднял голову, нашел своего противника помутневшим взглядом и увидел, что тот отступил назад и сглотнул. Побледнел.

— Он первый начал, командир!

— Первый напал на тебя? — лицо у Курта словно бы из темного камня было вырезано, ни одной эмоции, ни один мускул не дрогнул.

— Так и есть! Накинулся как бешеный, кулаками машет! А я ж… ну мы из «Черных Пик», у нас репутация! Никто не смеет бросаться на нас, а кто бросится — тот огребет!

— Так все было? — командир «Черных Пик» обвел взглядом таверну: — никто ничего сказать не хочет?

— В общем примерно так и было. — гудит рыжеволосый наемник, косая сажень в плечах: — Бринк, конечно, со своим языком поганым лезет везде, но паренек первым на него накинулся.

— Ты. — Курт Ронингер уставился на Лео своим холодным взглядом: — ты напал на моего бойца. Знаешь, что за такое полагается? Зачем ты напал на него?

— Да он! — задыхается от обиды Лео: — он! Я его не прощу! Он гадости про Алисию говорил!

— Серьезно, Бринк? — поворачивает голову командир: — ты говорил гадости? Как ты мог? Ай-яй-яй. Разве я не обучал тебя на курсах благородных дейнов как говорить не гадости, а приятности? Нет? А почему?

— Не обучали, командир. — ухмыляется Бринк: — как есть не обучали. Грамотам и манерам не обученные мы.

— Слышал, малец? — командир бросает взгляд на Лео: — не обучен он приятности и комплименты говорить. Потому что у нас не институт благородных дейнов, а рота «Черные Пики». А за то, что ты на моего бойца напал в военное время я бы тебя вздернул на ближайшем суку или вон на перекладине ворот. В мирное же высек кнутом как следует. Но у нас с вашим бароном уговор, так что на первый раз прощается. Вставай, хватит на полу валяться. И эля нам принеси.

— Как скажете… дейн Курт. — Лео медленно поднимается с пола и вытирает разбитый рот рукавом. В душе у него кипит ярость. Конечно, думает он, наемники наемников покрывают. Сволочь этот Бринк, вот бы ему силы… стать бы магом Третьего Круга и сжечь этого Бринка и всех его дружков что над его сальными шуточками хохотали…

— Бринк! А ну подь сюда! — повышает голос Курт Ронингем и как только наемник подходит к нему — коротко, без размаха дает ему кулаком в зубы. Бринк всплескивает руками, отшатывается и садится прямо на пол, лупая стеклянными глазами по сторонам в изрядном недоумении.

— Никто не смеет бить моих бойцов кроме меня. — говорит Курт и наклоняется к сидящему на полу Бринку: — и когда ты уже научишься свой поганый язык на привязи держать?

— Да я… — неуверенно начинает было наемник, но командир отмахивается от него рукой.

— Заткнись. Тебе бы язык вырезать вместе с мудями, так отличный солдат вышел бы. Клянусь, попрошу магикусов в столице ампутировать тебе и то и другое.

— Так у него вся сила в языке и мудях, командир! — весело кричит кто-то и таверна снова оживает, все хохочут.

Лео, шатаясь, идет в кухню, за новым кувшином темного эля. Вильгельм молча подает ему мокрую тряпку для разбитой губы.

Вечером, когда Лео вернулся домой, в комнате царила напряжённая тишина. У кровати отца стоял знахарь — тот самый, которого отец прогнал. Лео вопросительно глянул на матушку, пусть знахарь и не виноват, но все же отец его взашей выставил, почему он вернулся?

— Я достала деньги, — сказала матушка, не глядя ему в глаза. — На операцию. Дольше ждать уже нельзя, он может не выдержать.

Знахарь положил руку ей на плечо. Задержал дольше, чем следовало. И посмотрел на неё так… По-особенному, не так как прежде. Такие вот взгляды Лео в таверне порой ловил, когда тот же мерзкий Бринк на Маришку смотрел или на молоденьких служанок что за едой приходили… Мать отвела взгляд, нервно поправила волосы.

— Откуда деньги, мам? — спросил Лео, внутри у него что-то сжалось.

— Заняла. Мир не без добрых людей.

— У каких людей? Ростовщики без залога не дают…

— Не твоё дело! — резко ответила она: — и не до того сейчас. Главное сейчас — отца спасти.

Лео видел, как знахарь смотрит на мать. Как она избегает его взгляда. Мать всё ещё красивая женщина, несмотря на годы и усталость. Высокие скулы, тонкие черты, фигура сохранилась… Нет. Нет, не может быть. Он гонит прочь гадкие и отвратительные мысли.

— Дайте ему это, — знахарь протянул матери склянку с мутной жидкостью. — Снотворное. Чтобы не дёргался во время процедуры. Ампутация — дело серьезное, не каждый это может сделать. У некоторых прямо на столе кончаются, а у меня никто еще не помер. Почти никто.

Мать заставила отца выпить зелье. Тот пытался сопротивляться, но сил почти не осталось. Вскоре он забылся глубоким сном, его лицо наконец разгладилось, стало ровным, безмятежным. Лео подумал, что он уже и забыл, как выглядит отец без этой постоянной гримасы страдания на лице.

Знахарь закатал рукава. Достал из сумки инструменты — пилу, острый нож, жгут. Всё это было старое, но чистое. Мильда, увидев приготовления, зажала рот руками, но все равно у нее вырвался короткий всхлип.

— Девочку уведите, — коротко бросил знахарь: — пациента на стол.

— Мильда, ступай к соседям, — сказала мать: — с Боней поиграешь.

— Не пойду! Папке больно!

— Ступай, кому сказала!

Лео обнял сестру, вывел из комнаты. Она плакала, цепляясь за него.

— Папке больно будет? Это ведь очень больно, да? Лео!

— Нет, он спит. Всё будет хорошо. Ступай.

Но сам он не был уверен. Вернувшись в комнату, помог знахарю перенести тяжелое тело на стол, который матушка освободила и накрыла чистой простыней. Знахарь затянул жгут ниже локтя, закрутил короткой деревяшкой, закрепил деревяшку. Мать держала отца за плечи. Её губы беззвучно шевелились — молилась.

— Держите крепче, — приказал знахарь: — он, конечно, спит, но все же.

Он поднял короткий нож и наклонился над рукой. Работал он быстро и уверенно. Сначала разрез кожи, потом мышц. Как будто и не человека лечил, а свинью разделывал. Потекла кровь, но не потоком, а едва-едва, ручейком, жгут держал. Пила взвизгнула, впиваясь в кость.

— Не буду по суставу резать, было бы легче, но тогда он даже только плечом шевелить будет, — поясняет знахарь, орудуя пилой: — лучше сохранить ему культю ниже локтя, потом протез сделать, все лучше дополнительную степень свободы сустава иметь, чем обрубок. Считай только кисть и половину предплечья удалим, остальное все останется. Гниль выше не пошла, но весь организм ослаб. Эх, нужно было раньше резать… глядишь одним пальцем и обошлись бы…

Лео отвернулся, борясь с тошнотой. Мать побелела, но не отпустила. Знахарь продолжал работать, споро и аккуратно, одновременно что-то говоря. Леон понял, он говорит не потому, что ему выговориться нужно, он отвлекает их с матушкой от того что на столе происходит.

— Готово. — культю руки знахарь обработал какой-то вонючей мазью, туго забинтовал. Отец даже под снотворным застонал.

— Один в день менять повязки. Мазь эту накладывать, — знахарь протянул матери горшочек. — Если начнёт кровь течь сильно — зовите. Но должно зажить. Гниль я убрал. Завтра я приду, осмотрю его еще раз. Если все хорошо, то… — он покачал головой и произнес несколько слов молитвы, призывая богов помочь больному.

Уже собирая инструменты, знахарь наклонился к матери, что-то тихо прошептал ей на ухо. Она кивнула, опустив голову. Лео сжал кулаки. Что бы там ни было — он не хочет знать. Не может знать. Наверняка он матушке какие-то рецепты сказал или как ухаживать за больным.

Прошла неделя. Отец медленно, но, верно, шёл на поправку. Горячка спала на третий день. На пятый он смог есть бульон. К концу недели уже сидел в кровати, пытаясь левой рукой держать ложку.

— Ничего, — говорил он с кривой усмешкой. — Видал я в Мельбурге плотника однорукого. Так он похлеще иных двуруких работал. Научусь. Главное, что вторая рука есть.

Мать снова начала шить. Мильда снова смеялась, играя с Ноксом. Дом ожил. Только в глазах матери появилась какая-то тень, которой раньше не было. Иногда Лео замечал, как она смотрит в пустоту, будто думает о чём-то тяжёлом, невысказанном.

С утра Лео снова уходил в таверну и ему даже как будто легче стало. Отец наконец поправляется, да с одной рукой, но даже улыбаться начал. Мильна с ним целыми днями книжки читает, наконец-то папка дома, говорит, не нарадуется. Матушка начала шить и даже два заказа взяла новых, помнят люди что жена Штиллов юбки и капоры с оборками лучше всех в квартале пошивает, вот и обратились. На столе у них не только каша теперь, но и мясо — через день! Лео перестал стыдиться и отнекиваться, когда толстяк Вильгельм молча всучивал ему сверток пергаментной бумаги в конце смены. В свертке обычно был кусок мяса, не самый плохой, свинина или говядина. Редко — дичь. Порой — кусок колбасы или сыра. Один раз вместе со свертком всучил бутылку вина, пусть не самого хорошего, но неплохого, монастырского. Буркнул — мол матушке своей передай.

Жизнь и в самом деле стала налаживаться, к работе в таверне он уже привык, дома все наконец стало нормальным, исчез тяжелый, гнетущий запах больного человека и чаще стал слышаться смех Мильны, которая целыми днями крутилась рядом с отцом, да и матушка наконец начала позволять себе улыбаться, глядя на них.

Так что и тот день сперва выдался обычным. Лео стоял за стойкой, протирая кружки и вполуха слушая разговоры посетителей. Два купца за угловым столом обсуждали последние новости.

— Слыхал? Дочка главы торговой гильдии кончилась!

— Да ну? Которая? Погоди… у нас же две торговые гильдии?

— Которая малая гильдия, для торговцев тканями и утварью! Ну этот, который Генрих Линденберг, торговец коврами!

— Быть не может! Я же его дочурку недавно на городском фестивале видел, такой красоткой выросла! Огненные волосы, глаза как у матери, да еще и магикус Второго Круга… это она?

— Да. Представляешь, она в реке утопилась!

Лео стоял за стойкой, протирая кружку. Услышав разговор — замер на месте, прислушиваясь. У него в груди что-то сжалось. Нет, подумал он, не может быть, они что-то перепутали.

— Говорят, понесла от молодого фон Ренкорта, а он жениться отказался. Мол, не пара она ему, безродная. Вот девица от позора и утопилась.

— Когда это случилось?

— Да вчера в реке нашли. Рихштраж сильно ругался, говорит, что теперь заводь заново освящать нужно, потому как дейна Алисия в заводи утопилась, а…

Грохот разбившейся кружки прервал разговор. Все обернулись на Лео. Он стоял, вцепившись в край стойки, лицо белое как мел.

— Ты чего, парень? — спросил один из купцов.

— Что… что вы сказали? Алисия? Какая Алисия?

— Дочка Генриха Торговца. Рыжая такая, красивая. В Академии еще училась.

Пол качнулся под ногами. В ушах зазвенело. Лео попятился, наткнулся на стену.

— Не может быть… Я же… Она же вчера… В среду…

Но сегодня был четверг. Вчера была среда. Вчера она должна была ждать его в библиотеке. А он не пришёл.

Мир рухнул.