Лицо прекрасной воительницы, украшенное дюжиной росчерков кровавых слёз, озарилось широкой улыбкой с ироничным контекстом.
Когда Гнус попросил её остаться на улице, она не обиделась. Глотая отравленный трупным разложением воздух, я был бы и сам не против остаться на свежем воздухе, дующим с моря.
Гнус поманил меня идти следом, отдав мне в руки свежую робу.
Внутри башни было свежо. Сквозняк хорошо проветривал помещение, но мне не повезло. По круговой лестнице я поднимался следом за Гнусом, и мне приходилось дышать испорченным сквозняком, приходящим с самого верха башни. Запах — не самая главная проблема. Жужжание мух в замкнутом пространстве вызывало муки. Надоедливая мошкара следовала за гниющим телом, словно была его неотъемлемой частью. Я наступал на каменные ступени, кровавая корка на моих ступнях громко скрежетала, но даже это не могло перебить шум, создаваемый порханием миллиона тонких полупрозрачных крылышек.
По ощущениям мы поднялись на уровень третьего этажа. Лестница упёрлась в проход, за которым моим глазам открылась просторная комната. Свет уходящего за горизонт солнца проникал в помещение сквозь огромные окна, обеспечивая отличное освещение. Но, лучше бы здесь была вечная тьма. Назвать эту комнату мрачной — сложно. Обстановка была ужасной, и находиться обычному человеку было бы смертельно опасно. Я посмотрел на стулья и стол. Когда-то эти предметы мебели были произведением искусства. Резьба по дереву могла бы вызвать внутри меня восхищение, если бы не слой поблёскивающей на солнце мерзкой жижи. Здесь всё было покрыто чем-то схожим с гноем.
Всё, кроме кровати. Вместо матраца, который должен был сгнить от множественных выделений тела Гнуса, в корпус кровати было навалено сено.
— Я заметил у тебя новое оружие.
Гнус был впереди меня, но жужжащий голос звучал отовсюду, даже позади меня.
— Да, — я поймал себя на мысли, что говорю с жужжащим под потолком облаком мух, а не с самим Гнусом. — Это «Длань праха». Тело тоже пришлось сменить, если ты заметил…
— Да, я заметил. Новый облик тебе к лицу. А что стало со старым?
— Ансгар хоть и молод, и даже мог показаться глупым, но отец воспитал отличного сына. Отец вырастил прекрасного воина. Наконечник копья непросто ранит, он — убивает.
— Замечательно. Я рад, что ты сумела выжить и одержать победу.
Окружённая насекомыми фигура прошла через комнату и остановилась в дальнем углу, спрятавшись в тени. Гниющая на глазах ряса практически полностью сползла с его тела, отрываясь пропитанными гноем лоскутами.
— Ненавижу солнце, — прожужжал он. — Брось свежую рясу на кровать. Там с ней ничего не случится.
Я повиновался, но мои глаза продолжали быть прикованными к этому мерзкому созданию. И даже спрятавшись от солнца, я видел, как его почерневшие пальцы рук взялись за капюшон и откинули его с головы. Как он попытался снять с себя остатки рясы, но она сама слезла с худощавого тела, рухнув на деревянный пол мокрой тряпкой.
Там, в тени угла, он был похож на обычного человека, но стоило ему выйти на свет, как мне стало противно, комок крови подступил к горлу, но я не смог отвести взгляда. Он был ужасен и омерзителен. Дрюня по сравнению с ним — идеал красоты.
Тело принадлежало человеку, проигравшему битву смертельной болезни. Ходячий скелет с туго натянутой плотью, которая вот-вот лопнет. Цвет кожи был непросто трупным. Я такое видел в нашем городе, когда после очередного обстрела кому-то из соседей не везло, и их тело лежало на солнце уже несколько дней. В тех местах, где оголодавшие животные срывали одежду и пробовали откусить кусок плоти, мы видели побагровевшую кожу. Конечности и голова чернели на глазах.
Кожа Гнуса была такой же, багровой с почерневшими конечностями. С мухами, сражающимися за свободный участок тела. Я хотел заглянуть в его глаза, но там — пустота. Пустые глазницы кишели мухами и личинками. Лицо было обращено на меня, но скорее всего это привычка, оставленная человеческой сущностью. Мухи — его глаза, язык и уши. Он всё видит и всё слышит. Насекомые облепили подоконник и кружили снаружи, словно окидывая взглядом весь город, чтобы Гнус ничего не упустил.
— Присаживайся.
— Я постою…
— ПРИСАЖИВАЙСЯ! — оглушительное жужжание прозвучало прямо у меня в мозгу, словно мухи проникли в череп.
Сняв со спины копьё, я взялся за скользкую спинку стула и выдвинул его из-за стола.
— Какое прекрасное оружие.
Гнус подошёл ко мне и протянул чёрные пальцы к древку копья. Я крепче сжал ладонь и нахмурился. Не знаю, как я должен себя вести в данной ситуации, ведь копьё может убить меня, и передавать его в гниющие руки желания у меня не вызывало. Но, с другой стороны, Гнус впустил меня в свой дом, повернулся спиной, не боясь, что я воспользуюсь случаем и убью его.
Чёрные пальцы застыли в нескольких сантиметрах от древка. Гнус не был наглецом, он терпеливо дожидался моего разрешения, но и мрачная атмосфера давила с такой силой, что времени на долгие раздумья совсем нет.
Я передал ему копьё.
— Человеческая кость, — прожужжал он, рассматривая оружие, даже не опустив на него мерзкое лицо.
Стая мух разместилась на копье. Крохотные лапки забегали по древку, по наконечнику из кости, словно собирая информацию для своего хозяина.
— Когда ты появилась на пороге города, — начал он, — я расстроился. Я не ждал тебя с пустыми руками. В принципе, я тебя вообще не ждал. Но потом, среди ликующей толпы я смог рассмотреть твоё удивительное оружие и обрадоваться. Я правильно понял: с родом Лофказов покончено?
— Да, — соврал я. — Я убила всех.
— Прекрасно. Присаживайся. Копьё нам больше не понадобится.
Я уселся, а Гнус прошёл мимо меня. Звериными глазами на моих рогатых наплечниках я наблюдал, как гниющее тело прошло в конец комнаты и поставило моё копьё в угол, накрыв тенью. Ситуация меня напрягала, но мне ничего не мешало в любой момент обзавести новым оружием. Хотя, с Дланью праха я точно не собираюсь расставаться. Вопрос времени. Копьё всё равно будет моим.
— Я смотрю, твой плащ остался прежним. Новыми трофеями ты не обзавелась?
— Лицо Ансгара слишком молодо и тянется плохо. Искушение было невыносимым, хотелось подставить нож к его виску и провести линию вдоль черепа, но тогда я бы омрачил внешний вид моей накидки совсем юным личиком. Меня и так всё устраивает.
— Какая потеря. Молодые губы хорошо бы смотрелось на моем лице, — безгубый рот Гнуса изобразил что-то похожее на улыбку с ровным рядом пожелтевших зубов, между которых извивались белёсые личинки.
Гнус уселся на стул напротив меня. Мухи на его мягкой от гниения плоти продолжали жужжать, намывая тонкие крылышки и откладывая яйца, чтобы через минуту новый выродок копошащихся в гною паразитов скрыл под своими телами багровую кожу.
— Расскажи, — раздалось возле моего уха, — как ты его победила?
— Собрала со всех лесов диких животных, и обрушила цунами из влажной шерсти на деревянные стены его города.
— Много людей уцелело?
— Много…
— Могу предположить, что ты обзавелась своей армией. Это хорошо.
Наверное, он имеет ввиду, что я должна была обратить уцелевших в кровокожих, тем самым создать свою армию. Хороший план, но моя армия — раздувшийся от крови уродец, Дрюня и Осси, ждущая меня внизу.
— Я не знаю, дошли ли до тебя слухи, — продолжил Гнус, — но этот огромный континент практически полностью под нашим контролем. Практически — твоя заслуга, а вот то, что неполностью — моё упущение. В лесах полно партизан, научившиеся бороться с нами. Среди них есть и уникальные, что делает их опасным противником. Одарённые еще остались на этой земле. И они несут опасность для нас. Временную, конечно же. Сегодня солнце узрело казнь, как и тысячи людских глаз. Но мужчины на крестах были лишь пылью, накрывшей наши проблемы. Я убрал грязь, заставив проблемы озлобиться на нас, выдать себя. И совершить ошибку. Ты вовремя вернулась, у нас будет много работы.
Воцарилось молчание.
Жужжание мух практически стало незаметным. С кресла, на котором сидит гниющее создание, на деревянный пол медленно, растягиваясь нитью, капал гной. Гнус получил ряд ответов, но и мне захотелось получить ответы на мучащие меня вопросы.
— Анеле когда вернётся в город?
Жужжание мух заметно усилилось. Гнус наклонился ко мне — на его лице я не мог разобрать никакой эмоции. Лишь когда мухи обрушились на моё ухо с диким рёвом, до меня дошло, что я перегнул палку.
— Когда это ты себе разрешила называть Судью Анеле просто Анеле? — он вскочил со стула, рёв лишь усилился. — Твои победы возвысили твою гордость над всеми нами?
Подстава. Первый промах, надо быть менее наглым.
— Я хотела сказать Судья Анеле, — ненавижу оправдываться, но иного пути нет. — Жужжание мух сбило меня с мысли.
Обтянутый почерневшей кожей череп неотрывно пялился на меня, шевеля челюстью. Стайки мух выползали из разинутой пасти и заползали в дырку, где когда-то был нос. Казалось, что даже внутри головы Гнуса раздаётся жужжание, словно у него на плечах огромный осиный улей.
— Ты разминулась с ней, — рёв возле моего уха стих. — Несколько ночей назад корабли отплыли. Судья Анеле уплыла домой с довольно хорошим уловом, мы можем только радоваться столь удачной охоте.
— И когда она вернётся?
— Аида, что за глупые вопросы⁈ Как всегда. Она вернётся через пять лет.
Пиздец. Пять, грёбаных, лет. Вы что, серьёзно? Мне здесь сидеть пять лет?
— Мне нужно срочно её увидеть, — сорвалось с моих губ с какой-то жёсткостью в голосе. — Может еще есть корабли, или кто-то собирается отплыть следом?
Гнус сложил почерневшие руки на груди. Несколько мух уселись мне на ухо и медленно ползли к ушной раковине, намывая крылья. Я не стал их прогонять. Я вслушивался.
— Из-за чего такая срочность, Аида. Для нас пять лет — не срок. Мы ждали гораздо дольше, прежде чем услышать заветные слова и получить долгожданные земли.
— Судья Анеле должна узнать о моих победах.
— Не переживай, она обязательно об этом узнает.
— Как?
— Аида, как и всегда. Я ей сообщу твою прекрасную весть.
На языке вновь завертелся вопрос: как, бля⁈ Но мои губы не успели шевельнуться. Гнус встал со стула и подошёл к огромному окну с видом на море. Солнце почти зашло, и комната медленно серела в тусклом свете. Тысячи факелов вспыхнули на всех улицах города, озарилась каменная кладка домов, на центральной площади нарисовались чёрные кресты на фоне потухающего диска. Я видел всё это собственными глазами, встав со стула и заглянув Гнусу за плечо.
— Ненавижу огонь, — пожаловались мухи, а потом жужжание стало мягким, мягче шума волн. — Но есть и еще один способ.
— Какой? — сорвалось с моих губ.
— Убить меня.
Как скажешь, приятель.
Кончик кровавого клинка показался из кровавой корки на внутренней стороне моей ладони. Лезвие быстро потянулось к полу. Скользнуло по пальцам, отбросило слабую тень на стол позади меня. Я прекрасно понимал, что Гнус видит всё. Его ручные насекомые кружили вокруг меня. Маленькая стайка отделилась от огромного облака и бросилось на лезвие. Прежде чем они сели на испещрённый трещинами клинок, я бросился на Гнуса, ударом вспоров воздух.
Прокуратор Гнус стоял неподвижно. Он точно всё видел, и даже больше — слышал. Быть может он чувствует изменение давления в кишащем мухами воздухе? Я ворвался в густое облако мошкары и занёс лезвие для удара.
Обезумевшие мухи бросились мне в лицо. Кожу обожгло, я ощутил сотни болезненных укусов, против которых мой организм не смог устоять! Эти твари лезли в глаза, лезли в нос и продолжали жалить.
Я ударил.
Я ничего не видел перед собой, но к моему сожалению, клинок не встретил на своём пути никакого сопротивления.
Я промазал.
Смахнув насекомых с лица ладонью, я на секунду успел бросить взгляд перед собой. Возле окна никого не было. Но какой прекрасный вид! Море прощалось с солнцем, озарив свою гладь желтоватым блеск. В ночном небе загорались звёзды, и из космоса уже выползала луна, разрешая себе осторожные прикосновения своим светом к морской глади.
Мухи вновь бросились мне в глаза. Дважды я рассёк перед собой воздух и отступил. Жжение нарастало. Теперь горело не только лицо. Доспех по всему телу начал кусаться. Он словно разогревался на углях, медленно поджаривая своего владельца. Мухи садились на кровавую корку, залезали в трещины и пробивали доспех, вгоняя своё жало до самой кожи.
Я бил себя везде. Ладонью стучал по плечам, по животу. Бил по груди, пытаясь выбить паразитов из доспеха. Но становилось только хуже. Крутил головой, пробуя дредами разогнать надоедливые облака, кинувшиеся на меня.
Я опять смахнул с лица насекомых ладонь. Опять успел кинуть секундный взгляд перед собой. Гнус мелькнул совсем рядом. Его тень нырнула в угол и пропала.
— Незнакомец! — прожужжало из угла. — Аида никогда не меняла тел. Аида родилась паразитом сразу в теле новорожденного. Так случилось. Бедная девочка не знала, кто она на самом деле. И за то, что ты убила Аиду и украла её вещи, я приговариваю тебя к смерти! Твоя грязная кровь будет забрана, а тело и душа — очищенны.
Жужжание переросло в невыносимый рев. Рядом застучали половые доски. А потом я почувствовал острую боль в левом плече. Я рухнул на пол, опрокинув стулья и завалив набок стол. Новый удар боли пронзил грудь.
Давно я такого не ощущал. Ладно то, что я валялся на полу перед трупом, вечно пожираемым мухами. Так еще у меня в груди что-то застряло. Я попытался ударить своим лезвием возле себя, но руку приковало к полу. На неё наступили, и прижали с невероятной силой; хрустнул доспех вместе с досками.
— Покайся! Аида жива?
Левой рукой я принялся размахивать перед собой. Пальцы ударились обо что-то твёрдое. Я обхватил предмет. Это оказалось древко моего копья. Пиздец. Меня прибили к полу собственным копьём. Наконечник из кости пробил груди и вышел из спины. То, что я еще жив — чудо.
— Твоя Аида жива… — прохрипел я, сплёвывая попавших в рот мух.
Мелкие суки, лезли всюду и отовсюду. Выпустив древко, я вновь смахиваю с лица насекомых. На вид тощее тело Гнуса стало жилистым, под тонкой кожей проступили узловатые канаты мышц. Он оставался гниющим дрищём, но дури в нём было как в трёх здоровых мужиках.
— Где она? — прожужжал он.
— Рядом с тобой…
— Грешница! Ты — глупая девка! Припёрлась в чужой город, рассчитывая встретиться с Судьёй Анеле?
— Да! Она ждёт меня!
— Что за вздор! Я не подпущу тебя к ней и на шаг!
Гнус навалился на древко и повёл его в сторону. Наконечник копья под доспехом сместился вбок, разорвав мою плоть и вонзился в лёгкое. Я взвыл от боли так сильно, что окрашенные кровью слюни брызнули на тело Гнуса.
Гниющий уродец снова навалился на копьё. Дыхание перехватило, на грудь словно наступил слон. Рёбра затрещали, доспех сопротивлялся до последнего, но противостоять костяному наконечнику не мог. Пластина на груди лопнула, обнажив посиневшую кожу и огромную дыру. Самое страшное, что я не мог ничего сделать. Не мог восстановиться, не мог дать моим тоннам крови питать меня силой, исцелить меня. И, наконец, восстановить доспех.
Костяной наконечник — моя ахиллесова пята. Он полностью блокировал мою силу. И всё, что мне оставалось — орать от боли во всю глотку. Булькать и орать.
Орать и булькать.
— Я подарю тебе быструю смерть, ты мне лишь ответь, где Аида?
— Я же… тебе… сказал… Она рядом…
Я опустил глаза на свой блестящий пояс, сделанный из кишок Аиды. Гнус заметил мой взгляд. Мухи уселись на повязанные вокруг моей талии кишки и принялись усердно изучать кусок плоти, прохаживаясь по нему крохотными лапками.
— Как ты посмела⁈ — взревело со всех сторон. — Я отдам ей твоё тело, но прежде…
Жужжание оборвалось громким воплем, раздавшимся со стороны входной двери. Половые доски взвизгнули под тяжестью бегущего человека. Тело Гнуса содрогнулось. Раздался звук лопающейся плоти и ломающихся костей. Из гнилой груди уродца вырвалось кровавое лезвие, испачканное гноем.
Челюсть Гнуса отвисла ещё ниже, он содрогнулся, а все мухи, что были в комнате бросились на Осси, успевшую проорать:
— Инга, вставай!
Кровавый клинок Осси опустился чуть ниже, вспоров гнилую плоть, а затем пропал из виду.
В моей груди заметно полегчало. Давление, приковавшее меня к полу, спало. Гнус выпустил древко. Сейчас ему было важно зажать рану на груди, откуда хлестали струи серого гноя.
Я схватился обеими руками за древко. И выдернул копьё из груди. Дикая боль заставила взвыть еще громче, но прошло пару секунд, и волна холода прошлась по телу, остудив всю боль и жжение на коже. Я быстро восстанавливался. Моя кровь хлынула по венам с новой силой, плоть срослась и укрылась под новым слоем доспеха.
Вскочив на ноги, я перехватил копьё двумя руками и отыскал взглядом отступившего Гнуса. Осси рухнула на пол, окутанная тучей мух. Она кричала. Била воздух руками и колотила пол ногами. Вопила, как я вопил несколько минут назад. Я нацелил наконечник копья в голову пятящейся от меня фигуры и прыгун вперёд.