Червь-6

Глава 15

Сама луна стала нежеланным свидетелем моего отчаянного броска на Гнуса.

Удар копьём лишь потревожил пустоту. Я вновь промазал, дав гнилому уродцу уйти в сторону. Увернуться, чтобы нанести ответный удар.

Мухи бросились мне в лицо. Губы и веки обожгло. Самые голодные особи заползали в рот и нос, жадно кусая слизистую. Осознав промах и ощутив свежую боль, у меня было одно желание — сплюнуть. Уйти в сторону и хорошенько отплеваться и высморкаться. Но сильнейший удар в лицо швырнул меня на каменную стену.

Мой организм не допустил серьёзных повреждений, но будь я обычным человеком — череп разлетелся бы на куски. У Гнуса нечеловеческая сила, его удары могут не только покалечить, но и убить.

Второй удар в лицо опрокинул меня на спину. От носа к губам хлынул жар боли. Сидевшая на коже мошкара от удара превратилась в мазню, запачкавшую моё лицо. Я быстро смахнул ладонью налипшие куски дерьма, и даже успел открыть глаза прежде, чем почерневшая нога ударила меня в грудь.

Гнус промазал. Я успел перекатится к опрокинутому столу и, схватившись за валявшийся стул, вскочил на ноги. Копьё всё время было у меня в руках, я перехватил древко обеими руками и ударил в фигуру, окутанную мраком. Костяной наконечник мягко погрузился в разлагающийся труп. Я надавил. Фигура не шевельнулась, я лишь пробил плоть насквозь.

Полная хуйня. Это как зубочистками тыкать в сгнивший помидор. Лишь вонь и скисший сок наружу выпускать.

Попытка выдернуть копьё завершилась болью. Гнус схватил древко и рывком притянул к себе, прогоняя через своё разлагающееся тело моё оружие и приблизив меня к себе на расстояние вытянутой руки.

Вначале мне в лицо ударили мухи, затем — кулак.

Кровожадные насекомые облепили всё лицо. Жужжание плотно окутало моё тело, заставляя поверить в то, что Гнус везде. Он передо мной, он за спиной. Быть может он слева. А может справа? Жужжало даже над головой. И сквозь шум миллиона трущихся о воздух маслянистых, полупрозрачных крылышек я слышал вопль Осси. Девушка валялась на деревянном полу, крутилась, пытаясь сбросить себя мух, или унять боль.

Мой доспех захрустел, когда Гнус ударил ногой меня в грудь. Копьё я не выпустил даже после такого сильного удара, откинувшего меня назад. Наконечник вышел из плоти с мерзким чавканьем.

Меня уже начинало всё бесить! Боль быстро утихала после ударов, но вот мухи продолжали доставлять дискомфорт и дезориентацию в пространстве. Я даже не понимал, где я нахожусь в комнате. В углу или у кровати? Где Осси? Где сам Гнус?

— Осси! — проревел я, давая мухам заползти мне в рот. — Беги!

Глотку обожгло, на языке появился привкус кислятины и рвоты. Я сплюнул на пол и ударил перед собой копьём.

Было слышно, как перемещается по полу Гнус. Я чувствовал, как тошнотворный запах уходил в сторону.

Промах.

Я ударил ещё раз и еще, и бил так, пока костяной наконечник на пронзил что-то мягкое.

— Осси! Вставай и беги!

— Они жалят меня… — Осси так и валялась на полу.

— Беги к лестнице!

Жужжание словно собралось в одном месте и превратилось в гул, пронёсшийся через всю комнату Гнуса:

— Грешницы, вы не уйдёте от сюда никуда! Моя комната станет для вас тюрьмой, в которой я вас обвиню в преступлении против нашего мира. Я обвиню вас в пособничестве партизан и неугодных нашей жизни. Вы будете приговорены к казне. Вашу кровь уже не очистить. Она грязна. Она испорчена, как и ваши тела. Но мы смоем грехи в очищающем огне. Вы обратитесь в прах, и станете пылью. Ветер пронесёт ваши песчинки через весь город, забив щели между камнями, попав уверовавшим в глаза и лёгкие, чтобы они в лишний раз увидели правду и вздохнули чистоту правосудия.

Смахивать мух с лица я могу хоть до утра, но это не даст мне никакого преимущества. Тыкать тьму копьём — еще тупее, чем бить воздух кулаками. Про огонь он не зря заикнулся. Сейчас бы факел в руки и спалить тут всё к ебене матери! Облить бензином и бросить спичку, чтобы пламя сожрало всё тут нахуй. И мух, и его шкаф, и его вонючую кровать, и эту сраную мебель.

Я отскочил назад, и правой рукой отёр лицо от мух. Как-то странно. По коже пробежала прохлада, и осталась липкая плёнка, словно какой-то чудо крем нанёс на ожог. Гнус бросился на меня, я увернулся, концом копья врезав ему в челюсть. Эффект почти нулевой, но я урвал себе несколько секунд, чтобы подбежать к Осси и поднять её с пола.

— Беги…

Звериные глаза на моих рогатых наплечниках давно ослепли. Мухи облепили их и испортили, накинув непроглядное бельмо своими укусами. Я не увидел как сзади налетел этот ходячий, разлагающийся и вечно пожираемый личинками труп. Я услышал треск доспеха, а затем сильный удар в спину швырнул меня вперёд, откинув в сторону Осси.

Я рухнул на пол, вовремя подставив руки. Копьё отлетело к окну, наконечник тускло сверкнул в лунном свете. Половые доски затрещали, жужжание мух обрушилось на мою спину. Я уже собирался вскочить, но Гнус обхватил мои дреды и потянул на себя.

Если бы я противился — он бы выдрал мне скальп. Моя голова сама откинулась, задрав подбородок. Я больше не касался пола ладонями. Гнус поднимал меня, отрывая от пола.

Вот гнида… Сука… Сильный, пиздец…

Я был словно грязный котёнок, пойманный за шкирку. Махал руками и ногами, и всё в пустоту. Злой дядька поднял меня с земли и начал рассматривать, хохоча. Худощавая рука Гнуса походила на сухую ветку дуба, облепленную мухами. В лунном свете ковёр из насекомых поблёскивал серебром и ходил волнами. Ногами я не мог достать до пола, но сумел схватить Гнуса за руку, раздавив сотню, а может и тысячу мух. На удивление — насекомые перестали садиться мне на лицо, ползать по лбу и по подбородку. Они словно боялись заползать туда, где совсем недавно я провёл правой ладонью по коже, оставив влажные следы.

Удивился не я один.

— Твоё лицо! — в жужжании послышалась нервозность. — Я заставлю твою глупую ухмылку скривиться от боли!

С гниющего тела гнуса слетела еще не одна сотня мух. Они быстро облепили меня, пронзили своими острыми иглами доспех и начали сосать кровь. Шею сдавило так, будто на неё наехал грузовик — с невероятной жадностью мухи принялись пожирать меня. С похожим усилием сдавило грудь и живот. Доспех не трещал. Трещали мои зубы, стиснутые от злости и кончики пальцев, вгрызающиеся в руку Гнуса. Но на моё лицо по-прежнему ни одна тварь так и не уселась.

Свет луны ворвался в комнату, накрыв безглазое и безгубое лицо голубоватым светом. Мухи ползали по остаткам почерневшей кожи, но этих остатков не хватало, чтобы выразить хоть какую-то эмоцию. Пауза — единственная эмоция, которую я различил. Гнус, а вместе с ним и мухи молчали. Тишина продержалась недолго, но и этого вполне хватало для понимая того, что этот мерзкий труп сильно удивлён.

Продолжая удерживать меня над полом за дреды, он поднёс меня к своей уродливой голове и словно начал всматриваться в моё лицо. Начал изучать своими пустыми глазницами.

Я и сам не мог понять, что он там хочет разглядеть. Быть может пот, хотя откуда он у меня. Может это его выделения попали мне на лицо, когда Осси пробила ему грудь мечом? А может… Перед глазами вдруг всплыли картинки: слюни Бэтси, Дрюнины выделения. Точно! Кровавая корка, покрывающая мою правую ладонь, была пропитана Дрюниным гноем. Неужели благодаря ему, мне на лицо не уселась ни одна падла?

А что если…

Я разжал пальцы правой руки, выпуская запястье Гнуса, и вставил указательный палец ему в пустую глазницу. Тело Гнуса тотчас содрогнулось и искривилось. Он отпустил мои дреды, я рухнул на пол, натужно скрипнув досками. Окружающие мухи, да и все насекомые, заполонившие комнату, словно сошли с ума, жужжа рывками и наплывами. Словно гитара в хлам расстроилась, но пьяный мальчуган продолжал упорно играть на ней, пытаясь из струн выдавить знакомую песню.

Гнус замешкался, и я быстро воспользовался мигом. Прыгнув к растерянному трупу, я схватил его голову двумя руками и, рывком, притянул к себе. Уродское лицо с пустыми глазницами врезалось в мой наплечник. Часть рогов обломились, оставшиеся — пронзили череп, вырвавшись наружу и блеснув слизью в свете луны.

Гнус обнял меня.

Живучий ублюдок. Я вырастил лезвие в левой ладони и ударил повисшее на мне тело в шею. Еще один удар пришёлся в рёбра. На груди я вырастил жало и пронзил Гнусу пузо. А потом коленом врезал в пах, раздавив сотню, а может и тысячу личинок и мух.

Объятия трупа стали лишь сильнее.

Да что ж за хуйня то творится!

Сдохни, тварь! Сдохни!

Медленно, но жужжание в комнате выравнивалось и обретало единую форму. Казалось, что кто-то начал хохотать. Жуткий смех пронёсся через всю комнату, а потом я услышал противное жужжание возле своего уха.

— Я казню тебя еще до восхода солнца. Лунный свет — это последнее, что со вспышкой яркого блеска потухнет на твоих остекленевших очах.

Его объятья стали невыносимы. Гниющая башка по-прежнему покоилась на наплечнике, словно он сам припал головой к моему плечу.

Кровавый доспех мучительно застонал, сжались рёбра, но я сумел выдавить из лёгких:

— Но прежде, мы вместе прогуляемся под лунным светом.

До конца я был не уверен в успехе моей безумной идее, но иного пути нет. Вновь. Как это уже заебало.

Вонзив в Гнуса с двух сторон клинки в его рёбра, я сумел выгнуть спину и оторвать гниющий труп от пола. Держится крепко, никуда не денется. Он начал извиваться, даже объятья стали менее ощутимы. Голова с мухами медленно начала ссаживаться с рогов, пачкая мой наплечник серой слизью.

Мухи с обезумевшей жаждой бросились на меня, в миг облепили доспех. Кожа невыносимо зудела, словно мерзкие твари заползли под доспех и начали во мне откладываться свои личинки. Хотелось выть, чесаться и бежать сломя голову, чтобы хоть как-то унять невыносимый жар от покалываний тысячи острых игл.

Держа на себе тело Гнуса, я шагнул назад. Брошенная от наших объятий кривая тень упала на пол ровно передо мной. Я еще сделал шаг назад — и тень прыгнула на стену. Ладно, будь что будет.

Я откинулся назад. Задом рухнул на подоконник и вывалился из окна. Плечом сшиб какой-то выступ из стены. Плащ хлестнул воздух. Но я не успел даже открыть рта. С высоты третьего этажа мы с Гнусом рухнули на каменную дорогу, и удар был такой силы, что меня вырубило на секунду. Хруст доспеха. Чавканье плоти и брызнувший во все стороны гной. Мухи слетелись на нас в тот же миг. Я ничего себе не сломал, лишь вывих левой руки и ноги вывернуло в районе коленей, как у цыплёнка. Но головой приложился знатно. Скорее всего, на мгновение мой мозг от удара о камень превратился с сгусток крови, но от состояния «овоща» меня спасла моя регенерация. Бедная Инга. Что только не пришлось пережить её телу. И мне кажется, это еще не самое страшное.

Гнус по-прежнему держал меня. Густая вонь стекала с его тела на камень, жилистые руки сжимали меня, но уже вяло. Но это «вяло» продлилось недолго. Я только успел вынуть клинки из его боков, как объятые вокруг моей груди руки стянулись с новой силой. Гнус вновь принялся меня душить, сдавливая рёбра.

Тварь… Ублюдок… Отпусти меня…

Я зарычал со всей силой…

Взвыл на всю улицу…

Мне хотелось отрубить ему голову, но лезвием рассечь шею из этой позы не реально! Вот если я перевернусь, и он окажется сверху…

Я напрягся, попробовал перекатится набок… Ничего не вышло! Гнус поджал под себя ноги и сумел оторвать жопу от камня, приподняв меня.

Из носа хлынула кровь. Изрытая оспинами луна отразилась в луже крови, растёкшейся под моим лицом. Как странно… разве так может быть… Разве может так быть, что жизнь медленно покидает моё тело…

Мухи продолжали пожирать меня заживо. Болезненным огнём полыхала вся спина, ноги и руки. Уже не осталось сил даже вскинуть руку для удара, или хотя бы вновь вогнать лезвия в это гниющее тело. Насекомые залезли в рот и драли глотку. В ухе противно царапались крохотные лапки.

— Ты уже почувствовала, как грязь выходит из тебя?

— Единственная здесь грязь, — промычал я, — это ты. И твоё дерьмо, льющееся на дорогу.

— Я придам тебя огню, когда твои мысли умолкнут. Я знаю, кто ты. И я знаю, где ты обитаешь. Твоё тело будет полыхать, и ты испытаешь всю боль сполна. И ты не спрячешься от неё, даже сидя в кишках, Паразит!

— Сука…

— Да, еще какая, — прожужжал он, — Потерпи. Скоро вспыхнет огонь покаяния…

Он умолк, а я действительно ощутил обжигающее пламя, пробежавшееся по спине.

— Твой огонь покаяния… — это Осси. Её голос разливался в болезненном рёве над нашими головами. — … очистит твой гнилой труп от всех паразитов.

Я повернул голову вбок. В поле зрения попали две женские ноги в кровавой корке. Оранжевый круг света упал на них и пополз медленно вниз, прямо к нашим сплетённым с Гнусом тела. Раздался треск огня, а затем невыносимый жар обрушился мне на спину тяжёлой плитой. Миллионы мушек вспыхнули, даже не успев пискнуть. Странно, но по телу раскатилась волна прохлады, унявшая боль.

— Инга, — закричала Осси, — переверни его!

— Я не могу…

Конец факела с пылающим пламенем ударил в голову Гнуса, оставив лёгкие ожоги и на моём лице.

— Блять… — взревел я.

— Инга! — по женскому крику мне стало ясно, что мушки продолжали пожирать Осси, но она противилась.

Я вновь напрягся. Мышцы во всём теле отозвались грубым уханьем. Блядские мухи. Грёбанные гнусы способны высосать всю кровь до последней капли. Так и кони можно двинуть! Но не сегодня. Не сегодня, сука…

Моя алая гладь скопилась не только подомной, тело Гнуса наполовину скрылось в кровавой луже. Вреда от этого уродцу никакого, но моё тело налилось силой сполна. Я поджал левое колено под Гнуса, а правой ступней уперся в камень и оттолкнулся.

Мы повернулись на бок и застыли. Мне нахватало сил уложиться на спину, а Гнусу не хватало сил перевернуться обратно на свою спину. Всё решила тяжёлая нога Осси, пнувшая со всей силой Гнуса в спину.

Я рухнул на спину. Гнус сверху продолжает меня крепко обнимать. Осси стоит напротив нас, пламенем сжигает мух на своём доспехе.

— Осси… — прохрипел я.

В тот же миг объятый ярким огнём наконечник факела ударил Гнуса в спину. Гнойное тело вспыхнуло не хуже самого факела. Огонь быстро расползался по его телу, перекинулся на жилистые руки, держащие меня. Кровавый доспех успешно противостоял жару. А вот Гнусу не позавидуешь.

Все его жильцы — мухи и личинки — в секунду испарились, превратившись в пыль. Огонь завыл на его коже и окрасился зелёным. Толи от боли, толи еще от чего, но ему хватило сил сорвать свою голову с моего наплечника, а потом он разжал руки, выпуская меня из смертельной хватки. Узловатые пальцы вцепились мне в шею. Из приоткрытой пасти и пустых глазниц наружу брызнул огонь, как из зажигалки. Он пытался меня задушить. Давил со всей силой. Жал так, что хрустели его кости, но не мой доспех. Сил в его теле практически не осталось. Я ухватил его объятые пламенем запястью и раздвинул в стороны.

Руки податливо отпрянули от моей шее. Гнус продолжал сопротивляться. Возможно, он даже пытался что-то сказать мне; его челюсть заходила ходуном, выплёвывая из глотки языки пламени.

— Инга, — гаркнула Осси, — убей его!

— Он и так сейчас подохнет, — прокричал я в бок, уворачиваясь от пламенного поцелуя.

— Нет! Его спина…

— Что там?

— Кожа восстанавливается…

— Так подожги её снова!

Осси ткнула факелом в спину Гнуса, затем еще несколько раз. Уверенность на лице воительницы скрылась под тенью сомнений. Губы растянулись в диком оскале, отозвавшись болью и разочарованием.

— Не получается, Инга! У меня не получается! Кожа на его спине восстанавливается!

Гнус начал потухать. Пламя отпустило его руки, обнажив почерневшую плоть, которая на моих глаза начала поблёскивать в свете луны. Этот уродец быстро регенерировал. Когда я оторвал глаза от его ладоней и посмотрел перед собой, я увидел появившиеся личинки, копошащиеся в еще дымящейся коже на груди.

Осси громко завопила. Из её ладони выросло лезвие, которое в миг вылезло из груди Гнуса. Воительница ударила в спину, попав точно в сердце. И тут я подумал; а если у него сердце? Обычный человек после такого удара замертво бы рухнул на дорогу, а этот гниющий труп никак не отреагировал на кровавый клинок в своей груди.

Ночную тишину нарушали не только наши вопли и крики. Тихое жужжание возникло из ниоткуда. Отрывистое, скользкое, пробуждающее страх и безысходность. Осси ударила еще несколько раз в гниющую спину, и лично взвыла от той самой безысходности, поймавшей нас в капкан. Клинок пронзал плоть, пачкался гноем, быть может разрывал внутренние органы, но Гнусу хуже не становилось.

Зарычав, Осси ударила еще раз. Сидящее на мне гнойное тело содрогнулось с заметной силой. Кровавый клинок рассек ночной воздух прямо над моей головой, обезглавив Гнуса. Безглазая башка отлетела в сторону и покатилась по гладкому камню, разбрызгивая тошнотворный гной во все стороны.

— Да ёп твою мать, сука! — взревел я сквозь стиснутые зубы.

Жилистые руки не ослабли. Наоборот, дрожь с его рук передалась на мои. Силы в этот кусок говна, облепленного мухами, быстро возвращались. Какая-то странная игра в одни ворота…

Хотя, постойте…

Сука, я же знаю, как тебя замочить!