Червь-6

Глава 20

С лёгкой улыбкой я взирал на корчившихся людей в муках.

Хотя, людьми сложно обозвать то, что ползало у моих ног. Людишки. Они вопили и кричали. Валились на корточки, и, словно младенцы, ползали по кровавой глади. Некоторые видели своё отражения, всматривались в него, а после — замирали с разинутыми ртами. Их была тысяча. Может, чуть меньше. Может, чуть больше. Количество не имело абсолютно никакого значения. Родившаяся на моих глазах толпа кровокожих мне и моим друзьям не угрожала.

Мои послушные марионетки. В каждого я вложил частичку себя. В каждого вложил осколок своей широкой души, чтобы они смогли сразиться в честном бою за свои свободу и души. И когда мы уйдём, их покорность останется неизменной. Она никуда не денется. Разбежаться по углам как крысы они не смогут. Они будут вынуждены сразиться за право жить на этой земле с чистым сердцем.

Я стоял на деревянном пьедестале на целый метр выше ревущей толпы. По обе стороны от меня — огромные деревянные кресты, высокие и жуткие. Проходящий сквозь мой доспех горячий воздух разил медленно тлеющей на солнце древесиной и скисшим запахом пота, исходившим из самых недр дубовых распятий, в которых выделения от распятых людей впитывались как в губку.

Восходящее за моей спиной солнце кинуло в толпу две жутких тени. Два огромных креста поплыли по людским головам, заставляя их на короткое мгновение заткнуться. Я видел, как вопящий мужчина глядел своими окровавленными глазами на солнце, а потом утих, когда серая пелена опустилась на его бледный лик, еще не спрятавшийся за маской. Лицо медленно заплывало кровью. Слой за слоем. Пока кожа совсем не пропала из виду под твердым доспехом, зафиксировавшим ему челюсть в разинутом состоянии. Он умолк только из-за этого. Никакого чуда здесь не было. Крик сменился мычанием. Мужчина силился закрыть рот. Корка доспеха на щеках треснула, багровые осколки посыпались на алую гладь. Мужчина вновь умолк, сумев полностью закрыть свою пасть.

Он прозревал случившееся, медленно.

Огромная тень от креста поплыла к других вопящим, оставив перерождённого стоять на коленях перед ослепительным солнцем и с одурением глядеть окровавленными глазами в голубое небо.

Доставляло ли мне удовольствие смотреть на их мучения? Да! Несомненно. Из кучки слабых духом людишек, пресмыкающихся и бегающих за хвостом своего хозяина, я сотворил Людей. Страх перед неведомой силой больше не бросит их на колени. Больше не заставит слепо следовать по неправильному пути ради сытой жизни.

Я даровал им возможность избрать истинный путь.

Когда рёв обезумевшей толпы начал утихать, я спустился с подиума к моим друзьям. Вперившиеся в меня взоры были по-своему разнообразны. Я видел в их взглядах недоумение, злость, ненависть и даже радость. Я мог с каждым разделить их чувства. Мне были понятны их переживания.

— И что мы будем делать дальше? — спросил Дрюня, поглядывая на меня с лёгких недоумением.

— Нам нужна армия, — ответил я.

— А это что? — резким взмахом левой ладони Дрюня нарисовал дугу над вибрирующей толпой на центральной площади.

— Ты хочешь вместе с этими людьми вступить в бой с сильным врагом?

Дрюня молчал. Сжимал до хруста древко секиры, но молчал. И пока он обдумывал мои слова, я продолжил:

— Эта толпа не достойна идти в бой с нами. Но они достойны шанса на искупление, которое я им даровал. Мы могли бы уйти спокойно, никого не трогая. Оставили бы их со своими мыслями и страхами наедине, но тогда бы они разбежались по этой земле как блохи по собаке. Грязь в их головах нельзя разносить дальше дома. Она заразна. Она уже их отравила.

— А ты типа доктор у нас⁈ Ты их вылечил?

— Давай считать, что я сделал им прививки. Каждому!

— Даже детям!

— Да. Даже детям.

Среди вопящих и кричащих в толпе кровокожих я видел младенца, валяющегося на алой глади. Рядом с ним на корточках стояла женщина. Видимо, его мать. Она громко вопила, пыталась со своей ладони содрать пальцами отвердевающую корку, абсолютно не понимая, что с ней происходит. Когда только всё началось, она выронила своё дитя. Ребёнок громко ревел, а когда упал наземь — умолк. Тогда он умер, но лишь на миг. Я почувствовал это, почувствовал, как медленно погибало сознание в проломленном черепе, когда сердце перестало биться. Большего мне не надо. Стоявшая на корточках женщина протянула руки в кровавой корке к младенцу, чей родившийся крик сменился противным бульканьем. Дитя, как и его мать, обратилось в кровокожа, и его вторая кожа будет расти вместе с телом. В мозгу матери ожившего ребёнка теперь текла совсем иная химия, лишённая гнева и ненависти. Эта женщина была по-настоящему рада спасению своего младенца, несмотря на их новый облик. Несмотря на их новый образ жизни. Эта женщина обрела способность не только сострадать, но и быть благодарной.

Я обратил всех в кровокожих. Кто-то из обращённым посчитает это проклятьем, а кто-то — даром. Как и дарованную нам жизнь. Меня печалило лишь одно — что столь очевидную истину бытия не все понимают.

— И из кого ты собираешься набрать себе армию⁈

Дрюня всё никак не мог угомониться. Когда все смерились и осознали происходящее, мой гнойный друг зачем-то пытался получить ответы на очевидные вопросы. Он утратил своё лидерство, уступив первое место на пьедестале мне. Теперь всё будет по-моему. Теперь я буду решать, как мы поступим дальше.

— Червяк, ты что… — Дрюня почти срывался на крик. — Ты хочешь людей свободных деревень обратить в кровокожих⁈

— Если мы этого не сделаем, то на этой земле не останется свободных деревень. Война вот-вот обрушиться на побережье этого города и устремиться в глубь, в леса, в деревни, в людские души. Да и как можно назвать сотни деревень свободными, когда каждые пять лет детей этих «свободных» деревень нагло и бесчеловечно отрывают от материнской сиськи и увозят прочь.

— Так быть может, это такая малая жертва ради мира! — настаивал мой друг. — Ты не думал об этом, Червяк?

— В любом случае, мы уже изменили местный миропорядок. Мы открыли ящик Пандоры.

Если бы каменное лицо Дрюни могла изображать злость и ненависть, оно бы именно это сейчас бы и изображало. Даже на лунных глазах я видел залёгшие глубоко в крохотных кратерах тени злобы.

— А я согласен с Ингой!

Вперёд вышел Зико. Молодой парень с отвращением наблюдал за мутацией толпы, вслушиваясь со всем вниманием в наш разговор.

— Мы никогда не были свободными, — сказал Зико, с трудом отрывая взгляд с вопящего в ужасе мужчины и переводя его на Дрюню. — Здесь, на этой земле, свобода — лишь иллюзия, в которой ты живёшь, пока тебя не тронет действительность. Я отказываюсь так жить! Я давно отказался от такой жизни! И мы даже не знаем, что происходит на возрождающихся землях! Что происходит с украденными детьми?

— Дрюня, — сказал я, — вспомни Ансгара. Его отец хотел жить в мире, но, к сожалению, ему приходилось бороться за этот мир. Их деревня была постоянна подвержена нападениям кровокожих. И когда, как ты всё это время думал, все жили в мире, — они продолжали бесконечную борьбу. И их борьба распространилась на поколения. Только сейчас вместо привычной борьбы к их стенам подкатит совсем непривычная война, которая не оставит в живых никого.

Дрюня окинул взглядом толпу людей, обращённых в кровокожих, которые постепенно утихали, мирясь со своим новым положением. Покрытые гнойной коркой пальцы с хрустом сжали древко уродливой секиры, после чего лунные глаза обратились к морю. Тёплый ветерок слабо бил нам в лицо, и его силы не хватало даже приподнять мой плащ из содранных мужских лиц.

— Дрюня, оттуда придёт война, — сказал я, поглядывая в сторону моря вместе с моим другом, — но здесь мы должны её остановить.

— А потом что? — спросил он, не отрывая взгляда от прекрасной морской глади.

— А потом мы перенесём войну на ту сторону, откуда она пришла.

— Ради чего? Неужели нельзя здесь, на это месте всё остановить⁈

— Нет! Мы должны добраться до самого корня войны. Ростки смогут дотягиваться до нас бесконечно, пока корень будет лишь углубляться в землю, пропитанную кровью.

— А ты хоть подумал о том, что если ты погибнешь — погибнуть они все! Все эти люди обратятся в пыль. В прах! И их сдует морским ветром и понесёт по бесплодной земле!

— Так давай сделаем так, чтобы этого не произошло! Дрюня, пойми, наш выбор невелик: жить или умереть. Всё! Другого не дано. Поверь, когда мы победим, у нас будет возможно построить на этой земле свой мир. Представь себе деревни, в центре которых высятся над головами жителей роскошные сцены. С приходом ночи люди будут собираться возле этих сцен и с нетерпением ждать, когда вспыхнут факелы, и в ярком свете огня на сцену выйдут музыканты. Толпа взорвётся аплодисментами и криками. Кого-то вырвет на землю от избытка алкоголя, а кто-то уже будет трахать девку в толпу. И толпа не утихнет до тех пор, пока первые ноты не разлетятся по округе. Iron maiden, Metallica, Kiss, Nirvana…

— Rammstein! — гортанно булькнул Дрюня.

— Lynyrd Skynyrd! — добавил я. — Мы научим их всему, что знаем. Война ради лучшего мира. Вспомни слова одного писаки: без войны нет мира.

— Да, только бы эта война не стёрла мир к чёртовой матери.

— Мы оставим после себя неизгладимое наследие, на костях которых вырастит новый мир, куда краше и интереснее.

— Червяк, я буду честен. Мне не нравится ничего из того, что ты перечислил. Мне абсолютно не нравится перспектива войны. Перспектива обратить население в кровокожих меня так вообще приводит в бешенство. Но сидеть сложа руки и ждать, что тебя не коснётся, а пройдёт мимо — не лучший вариант. У меня уже забирали созданный мною мир, хоть и крохотный, но он был неотъемлемой частичкой моей души! Отняли, сделав мне больно. И ты прекрасно знаешь, что я сделал с ними в ответ. Но одно меня пугает…

— Что?

— Ты породишь бесчисленное количество кровокожих. Что с ними будет потом?

— А что будет с нами? Они, как и мы, будут жить с этим. Это меня не касается. В лучшем случае, мы сможем найти способ, как обратить процесс. Я не знаю. Я не думал, на этот счёт.

Дрюня фыркнул. Толпа кровокожих почти утихла, давая возможность мне услышать треск гнойного доспеха, раздающегося каждый раз, когда Дрюня от злости дёргает плечами и тянет спину.

Центральная площадь города медленно наполнялась звуками трущихся друг о друга тысячи пластин свежевыращенных доспехов, топаньем ног о кровавую гладь, разносящую мягкие звуки, словно все люди ходят в тапочках по ворсистому ковру. Кровокожи стояли и смотрели на нас. В каждом я ощущал праведный гнев и желание меня разорвать на куски. Но они ничего не могли. Их воля в моём кулаке. И свой праведный гнев они направят совсем на другого врага.

— А я знаю! — гаркнул Дрюня. — Месть! Месть затуманила твой разум! Тебе плевать на земли, тебе плевать на людей! Ты движим местью! Эта чёртова маска…

— Да! — крикнул я на Дрюню. — Мне необходимо найти ту тварь, которая… которая заставила меня искать её! Но я не могу отказаться от своего пути. Меня гложет боль, мешает жить. Но мне не плевать на людей! Я даю им шанс отстоять свою жизнь! Даю им шанс сражаться за свои семьи.

— Зачем? Зачем кого-то еще обращать в тебе подобного? Дай людям обычное оружие, вложи в ладони рукояти мечей и позови идти вместе с нами в бой!

Дрюнины слова вызвали у меня улыбку.

— Откуда в их руках возьмётся мотивация крепко сжать рукоять меча? — спросил я, но никакого ответа, конечно же я не стал дожидаться. — Сладкими речами попробуем вынудить их покинуть свои тёплые дома?

— Ну как-то Борис собирал людей и делал из них воинов!

— Тогда была угроза! И этой угрозой был ты, Дрюня! Видимой, осязаемой. Именно такой, которую можно потрогать, от которой можно умереть.

На короткий миг все умолкли. Мой друг не смог найти подходящих слов, чтобы хоть как-то оправдать своё нежелание обратить людей в кровокожих. Восприятие угрозы идёт от её образа. На словах особо не опишешь весь тот ужас, который может обрушиться на головы людей. Да и когда время дойдёт до презентации, будет уже поздно. Нам придётся силой взять своё. Без каких-либо уговоров и разговоров. Такие вот реалии, и никак иначе.

Дрюня бросил взгляд на Осси. Воительница стояла чуть в сторонке, улыбалась. Её распахнутые глаза пытались уловить всю картину ужаса, происходящего на центральной площади каменного города. Окровавленные глаза впивались в потерянные лица жителей, на которых до сих пор страх граничил с ужасом. Испытывали Осси наслаждение от увиденного? Видимо, да. Её улыбка была широкой и искренней, и она даже не пыталась её спрятать от наших глаз. Она не пыталась спрятать её от мира.

— Осси сражалась против меня за мир, — сказал мне Дрюня, — и посмотри, кем она стала.

— Она выросла, ушла наивность. Вкус битвы и запах крови навсегда останутся теми самыми чувствами, вновь ощутив которые она будет вспоминать цену жизни. И будет помнить, что значить проживать обесцененную жизнь.

— Червяк, это безумие. Всё, что ты хочешь реализовать — полное безумие. И оно уже здесь, у наших ног! Осмотрись…

— Я чувствую каждого. Мне даже не надо заглядывать им в глаза. Их мысли, их еще не родившиеся слова на губах — всё это у меня в голове. Эти люди уже другие. У них началась другая жизнь, и кто сказал, что она хуже прежней? Дрюня, я вижу в твоих глазах понимание. Ты всё прекрасно понимаешь, но почему ты отказываешься заглянуть в будущее.

— А мне и не надо никуда заглядывать. Будущее стоит передо мной. Ты, Осси… этот уродец Хейн! А потом рядом с вами встанет целая армия таких же уродцев в кровавых доспехах.

— И почему тебя пугает это?

— Я боюсь, что мы можем занять не ту сторону, — бросил Дрюня.

— А ты не должен бояться. Помни одно — победители выбирают сторону.

На наших глаза обращённая в кровокожих толпа начала медленно рассасываться. Крики, вопли и рёв прекратились, люди еще стояли какое-то время, рассматривая свои руки и ноги, после чего покидали площадь, уходя по своим домам. Им больше не нужна пища, вода, походы в туалет и принятие тёплого душа по утрам. Возможно, останутся привычки, и они продолжат совершать житейские дела, но в скором времени и они сойдут на нет. Всё, что им остаётся — ждать. Ждать, когда к берегу их города приплывут корабли. Они выйдут из домов, гонимые инстинктом самосохранения и примут битву. Их кровь вспыхнет, забурлит с шипением, отправляя людские тела во спасения своего дома. Никто не убежит, кровь не знает страха.

— Они разбрелись по домам, словно домашний скот, — сказал я Дрюне. — Всем нужен пастух, понимаешь? Человек ты, или кровокож, если не будет пастуха — все умрут. Если не ухаживать за скотиной, она заболеет, сгниют выросшие копыта, не отпиленные вовремя рога упрутся в виски и будут причинять бесконечную боль, до тех пор, пока не прорастут в череп и не вопьются в мозг. Этот скот заражён, но мы еще можем предотвратить заражение другого стада. Глянь на Зико, парень знает цену своей жизни. Знает цену свободы. А его люди? Они молча приняли свою судьбу на этих крестах! Их руки были прибиты к распятию гвоздями! Эти психи прибили их к крестам огромными ржавыми гвоздями, а потом забрали их жизни, а тела бросили к ногам улюлюкающей толпы. Я боюсь даже представить, что они могут сделать дальше, когда пойдут по другим деревням. И да, возможно они никого не станут убивать, но им ничего не мешает залезть к ним в головы. Им ничто не будет мешать сделать из них таких же безумцев, жаждущих зрелища и крови. Ждущих очередной кровавой казни, как какой-то праздник, или новый год. Их разум будет извращён и испорчен. Рано или поздно, такой скот умрёт. Вымрет. Посмотри на Осси, представь, если она с наслаждением наблюдала бы, как казнят людей, а после требовала бы добавки. Ты хотел бы ей такой участи? Ты хотел бы ей такого мира⁈ А! Ответь мне!

— Нет! — сорвался Дрюня.

— Если нас убьют, тогда на этой земле у людей начнётся жизнь еще хуже, чем при войне. Поверь мне, мой друг, я своими глазами видел эту жизнь. Я трогал её, касался вот этими кончиками пальцев. Дрожал от страха, и наблюдал за безумием взрослых, готовых убить друг друга за кусок хлеба или глоток чистой воды. Да, мы обратим тысячи людей в кровокожих, но тем самым спасём в сотни раз больше, оставив их сердца и разум в чистоте. Они даже не познают вкуса горького яда.

— Боги не должны участвовать в войне…

— Значит, мы не боги.