Червь-6

Глава 17

Огромный плечистый воин в крепком доспехе из застывшего гноя держал в руках отвратительное оружие — двуликая секира. Лишь увидев нас, он тут же бросился в нашу сторону с выпученными глазами, лишённых зрачков и радужных оболочек.

— Червяк, Осси! — жуткое бульканье выплёскивалось из его глотки в ночной воздух с каждой буквой. — С вами всё в порядке?

Дрюнино лицо — застывшая маска, уже давно, с тех самых пор, как он отдался боли и мукам, благодаря которым сумел заполучить свой доспех, и даже если он всеми силами желал изобразить волнение, то это могли сделать за него лишь его отвратительный голос и мрачные глаза. Воин был взволнован, он явно был сильно перевозбуждён. Вихрь эмоций захватил её целиком, заставляя быть тем, кого он так упорно прячет в глубине своей прогнившей души, в хорошем смысле этого слова, ведь гной — его защита от жуткого кошмара и всей той жестокости, что дарует нам этот мир.

— За нас не стоит переживать, — ответил я своему другу. — Но вы тут как оказались?

— Хейн! — сплюнул Дрюня. — Монстр в миг обезуме! Словно с ума сошёл! Чуть нас не поубивал. Пустился в пляс, махал руками, опрокидывая деревья с корнем. Мы готовились ко сну, как вдруг он взревел, да так громко, что люди больше не сомкнут глаз, если он будет где-то близко. Я и сам чуть не обосрался. Чуть не убил его! Уже топор занёс, хотел раскроить его вопящую башку, лишь бы он утих, а он как бросится на дорогу и давай ломиться в сторону каменного города. Ну, мы следом за ним и побежали.

— Не зря прихватил уродца.

— Да, — подметил Дрюня. — Так что у вас тут случилось…

Лунные глаза упали на каменную дорогу и уставились на лужу гноя с грудой костей возле моих ног. Остатки Гнуса выглядели мрачно и мерзко, и даже литературный свет луны никак не мог сгладить или хотя бы оттенить всего того уродства, которым отдавали залитые слизью кости.

— Что это? — спросил Дрюня. — Или кто?

— Прокуратор Гнус, — ответил я.

— Тот, о ком говорил Зико? Странно, если верить слухам, это ваши кости должны быть на месте этой лужи слизи. Даже ветер нашёптывал в лесу его имя с дрожью и холодом, пробирающим до костей.

— Слухи не врут. То, что мы с Осси еще живы — случайность. Быть может удача. Чудо — что все местные кровокожи разом не бросились на нас. Почти проиграли…

— И всё-таки, вы победили…

— Нет, — оборвал я друга. — Мы лишь спасли наши жизни. Победить не победили. Во всяком случае, победа здесь обрела противный запах, отравила воздух, и я чувствую кислятину на губах. Все жители города отравлены, их разум испорчен. Здесь негде ужиться победе.

— Ладно тебе, не нагнетай.

Громкий треск и вопли раздались за спиной Дрюни. Из-за каменного дома вылетели два кровокожа и рухнули на дорогу. Несмотря на поломанные руки и разбитые доспехи, они остались живы и даже попытались вскочить на ноги, но были раздавлены огромной тушей, вывалившейся из тьмы по их душу.

Когда кровокожих смяло как консервные банки, их тела обратились в прах. Разбухший Хейн пошатнулся, его ступни не сразу коснулись багровой глади, тянущейся к моим ногам. С трудом удержав равновесие, он повернул уродливое лицо в нашу сторону. Выпученные глаза отыскали моё лицо и словно заслезились. Ручной пёс был безмерно счастлив увидеть меня. Он готов был завыть, и, если бы у него был хвост, он обязательно им завилял.

— В городе полно кровокожих, — заявил Дрюня. — Если бы ваши глаза видели как Хейн вошёл в эти сраные ворота. Это было нечто! Эта туша даже не остановилась, как кегли раскидала дюжину кровокожих, бросившихся ему на встречу, а потом вонзилась в ворота. Створки хоть и выглядели массивными, тяжёлыми и прочными, но против лома нет приёма. Хейн снёс одну створку с петлями и опрокинул её на двух кровокожих…

Дрюня умолк, услышав раздавшийся за нашими спинами мужской голос. Следом за Хейном на кровавую гладь выбежал Зико. Мужчина задыхался и обливался потом. Кожаный жилет был порван двумя точными ударами меча, чудом не зацепившие плоть и кости. Хоть он сам весь дрожал от злости и адреналина, руки его крепко держали меч, чья сталь тускло поблёскивала в лунном свете.

— Инга! — Зико бросил короткий взгляд куда-то за стену, а потом подбежал к нам. — Инга, где прокуратор Гнус?

— Вот он, — я бросил взгляд на кучу костей.

— Он мёртв? — в голосе Зико удивление боролось с радостью.

— Он ушёл, но обещал вернуться.

— Я вижу останки, и для меня это явное подтверждение его смерти, — сказал Зико. — Тогда нам необходимо зачистить город от всех кровокожих! Мы вернём себе власть!

Глаза мужчины сверкнули безумством, отскоблившим с его души всё благородство. Влажные от пота волосы ниспадали на лицо, скрывая в своей тени затаившуюся улыбку, широкую и злую.

В любом случае, уйти из города просто так мы не могли. Мы уже здесь, мы уже изменили русло жизни, протекающее через каменные лабиринты этого города. Кровокожи — наши враги, и их судьба предрешена. Но мне нужны были ответы.

— В этом городе есть хоть кто-нибудь, кто сможет объяснить нам, что тут творится? — спросил я у Зико.

Я подозревал, что мужчина знаком с местной властью, и, знакомство его было не самым дружественным.

— Конечно! — ответил Зико, продолжая нервно оглядываться по сторонам. — Местная подстилка кровокожих. В местной ратуше. Но как только я доберусь до этого ублюдка, я…

— Мы никого убивать не станем! — гаркнул я на Зико. — Мы зачистим город от кровокожих, а дальше я сам решу, как мы поступим!

На всю улицу взревел Хейн. Раздутое тело обернулось лицом к тьме и настороженно задёргало руками. Топот несколько десятков ног быстро нарастал, взяв своё начало в самом конце улицы, в самой густой тьме, в которой выпученные глаза Хейна могли потеряться.

— У нас гости! — гаркнул Дрюня, вскидывая секиру.

Осси зарычала, перекрестив на груди выращенные клинки из ладоней. Зико обернулся и зарычал как собака.

Первым из тьмы вырвалась огромная туша. Меньше Хейна, но всё же. Ей оказалась голодная Бэтси. Держа в каждой руке по топору, она вбежала в свет настенных факелов и резко обернулась, бросив взгляд на глухую темень, от которой так стремительно убегала.

— Бэтси! — взревел Зико и бросился к ней на помощь.

Мы кинулись следом.

Из тьмы хлынула волна кровокожих. Мужчины, закованные в кровавую корку, громко ревели, размахивая перед собой клинками из застывшей крови. Хейн бросился в ощетинившуюся мечами волну, разбив её на двое. Кровокожи, отпрянувшие к стене попали в лапы Бэтси. Два стальных топора, смазанные её же слюной, обрушились на кровавые доспехи, развеяв все мифы об их крепости и непробиваемости. Сталь болезненно погружалась в корку, заставляя кровокожих вопить от боли. Первый потерял руку, второй — голову. Бэтси пнула ногой в грудь вопящего от боли воина, высвободив топор, и сразу же обрушила ему на покрытое маской лицо два заострённых лезвия. Череп раскололся на сотни осколков прежде, чем всё тело обратилось в прах.

Плоть Хейна быстро покрывалась глубокими порезами, но сразу же рубцевалась. Кровокожи вонзали свои мечи, рубили и кромсали, в надежде остановить чудище. Кто-то умудрился взобраться ему на спину, вонзая свой меч в складки и добраться до головы. Но был скинут точным ударом одутловатой ладони на каменную дорогу и раздавлен тяжеленой ногой. Хейн испытывал бесконечный поток боли, заставляющий его с нечеловеческой яростью вопить на всю улицу и размахивать руками. Он даже чуть нас не пришиб, когда мы подбежали. Огромная лапища врезалась в кровокожа, пытавшегося вынуть застрявший меч во вздувшейся ноге монстра, и швырнула воина в нас. Тело в кровавой корке врезалось в Дрюню и со скрежетом упало на каменную дорогу. Двуликая секиру обрушилась на шею воина дважды. Голову не отсекло, но рана была настолько страшной, что этого вполне хватило, чтобы у ног Дрюни появилась горсть пепла.

Их оставалась дюжина. Сколько еще носилось по городу было для нас загадкой, но в своих людях Зико был уверен, и особо не переживал. Мы убили всю дюжину, ни оставили никого. Мои клинки дробили их доспехи, вскрывали панцири, разили органы, обращая нападавших в пепел. Многие даже не видели моих клинков. Их взоры были обращены на бледную плоть тучного монстра, убивающего одним ударом, а после, на их мутнеющих глазах отражалась тьма, в которую они сваливались кучей.

После минутной битвы наши доспехи получили новые отметины, а кожа — царапины. Бэтси смачно харкнула поочередно на свои топоры, после чего плюнула на клинок Зико. Странный жест, и можно много чего нафантазировать, если не знать каким эффектом обладает слюна этой толстухи.

— Умолкните, — бросил Зико, растираю своей перчаткой слюни по всей длине клинка.

Его слова небыли грубостью и точно не выражали неуважения к нам. Мужчина вслушивался в городские звуки. Всматриваться в почерневшие улицы было бесполезно, а вот звон мечей и треск доспехов отчётливо разносился вдоль каменных домов. Ночной воздух затрещал вдоль огромной стены, которая должна была защитить город от таких как мы, но увы. А вдоль домов поплыл яркий свет — факелы.

— Мои люди сгоняют кровокожих в центр, — сказал Зико.

Его глаза двигались вслед за шлейфом света, протянувшегося вдалеке от нас. В какой-то момент свет замер, а музыка битвы вспыхнула с новой силой, наполнив воздух мученическим воплем раненых и хрипом умирающих. Мы уже хотели броситься на помощь, как вдруг огонь поплыл дальше, к центру города.

— Инга, — Зико подошёл ко мне и заглянул в глаза. — Мои друзья, ты нашла их?

— Да, мы нашли их.

— Где они? Что с ними?

— Мы стали свидетелями казни, — сказал я. — Мы ничего не могли поделать.

Губы Зико сжались гармошкой и побелели. Его разум отвергал реальность, и глаза были тому лишним подтверждением, бесцельно выискивающие где-то по сторонам надежду.

— Мы опоздали, — прошептал я.

Зико опустил лицо и нервно замотал головой, потряхивая слипшимися от пота волосами.

— Мы опоздали, — он повторил мои слова с горечью на языке. — Я! Это я опоздал!

Он поднял голову, подставляя лунному свету искривлённое лицо злостью. Слезы стекали по испачканным пеплом щекам, кожа покраснела, вены на шее и лбу вздулись и запульсировали, словно в них жил какой-то паразит и медленно двигался то взад, то вперёд.

— Я должен был идти с тобой, — выдавил он, брызнув слюной.

— Мы бы ничего не смогли сделать. Было слишком поздно!

— Они умерли на твоих глазах?

— Их казнили на моих глазах.

— Ладно, — кинул Зико. — Я не вправе тебя обвинять. Ты и так сделала слишком многое для нас. Их жизни останутся на моей совести, и я не вправе перекладывать столь тяжкую ношу на чужие плечи. Но…

— Их казнил Прокуратор Гнус. И всё, что осталось от палача — гнойная лужа с костями.

Я попытался хоть как-то успокоить Зико, почти срывающегося в истерику. Помогло. Он сплюнул, утёр слёзы, вызванные острой болью, пронзившей не только его сердце, но и душу. В его поведении не было слабости, наоборот, он был готов убить любого, кто стал причастен, или хоть как-то подвёл его людей к казне. Я мог жалеть лишь о том, что я подарил ему ту крохотную надежду, а он, в свою очередь, успел вырастить из неё целое дерево, которое, к моей радости, не успело дать плоды.

Каменный город, окружавший наш отряд, продолжал жить своей жизнь. Борьба не утихала, кровь продолжала окроплять камень, а защитники в кровавых доспехах обращаться в пыль. Яркий свет сотни факелов неустанно приближался к центру площади, где в лунном свете на фоне моря возвышались на пьедестале два дубовых креста. Площадь была абсолютно безлюдно, но лишь временно. Стоя здесь, на пригорке, среди домов из камня, мы взирали в сторону безмятежного моря, чья линия горизонта вдруг исказилась в жаре сотни факелов. Остатки кровокожих согнали в центр. Воинов в кровавых доспеха плотными рядами гнали как скот по узким улицам, не давая тем развернуться. Кто останавливался, или предпринимал попытки броситься в атаку, тут же обращались в прах точным ударом меча или топора.

— Моим людям помощь не нужна, — оскалившись, произнёс Зико. — Поэтому не будем терять время. Быстро! Нам надо попасть в местную ратушу.

Зико знал куда бежать. Мне даже показалось, что он знал этот город как свои пять пальцем. Мужчина уверенно побежал между домами, заныривал в переулки, и выбегая на очередной перекрёсток, быстро находил дорогу, лишь взглянув на неё. Мы бежали следом. Кровокожих и след простыл. Последние умирали на площади, но их не казнили. Их просто убивали. Уничтожали, как что-то нездоровое, опасное и недостойное жизни.

Миновав домов двадцать, каменная дорога упёрлась в красивую постройку с двумя башнями и десятком окон. Серая черепица блестела в свете луны, а флюгер в виде флага застыл, уставившись на море. Окна на первом этаже скрывали за собой густую тьму, когда на втором — яркий свет освещал длинный коридор, тянущийся через весь дом. В коридоре мелькнули тени. Зико подбежал к входной двери и отпёр её ударом ноги. Держа в одной руке меч, а во второй — факел, он ворвался первым. Следом я. Дрюня, Осси, и даже Бэтси зашли следом за нами и разбрелись по первому этажу, пытаясь высмотреть в тьме угрозу, но всё, что они видели — брошенная луной тень Хейна, оставшегося на улице.

— Кто здесь живёт, Зико? — спросил я, двигаясь следом за мужчиной.

— Предатель и мой злейший враг!

— Да кто он такой? — не унимался я.

Яркий свет факела отыскал на первом этаже деревянную лестницу, по которой мы взбежали на второй этаж. Доски под нашими телами в доспехах натужно скрипели и мучительно изгибались, готовые вот-вот обломиться. Зико взбирался наверх, прыгая через пару ступень, когда я наступал на каждую, а подол моего ужасного плаща цеплялся за перила.

Зико так яро рвался вперёд, что меня несколько напугало его стремление.

Уже поднявшись, я нагнал Зико у двери, из-под которой по полу разливался свет, и схватил его за плечо.

— Мы никого не станем убивать, — гаркнул я на него, — пока я не получу ответы. Ясно?

— Я и не хочу никого убивать! Я лишь хочу заглянуть ему в глаза.

В свете факела лицо Зико исказилось гримасой безумия, граничащей с невероятной злобой.

— Орам! — взревел Зико на весь дом, абсолютно не боясь быть раскрытым, хотя мы и так уже не церемонились особо, и никто не скрывал своего присутствия. — Я знаю, что ты здесь, подлый старик! Я пришёл, как и обещал тебе много лет назад. Я вернулся, и ты возможно ещё не в курсе, но мои люди очистили город от проклятых кровокожих, которых ты так любил и всю жизнь целовал им задницу!

— Глупец! — раздался старческий голос из-за двери, усталый и измождённый. — Что ты наделал…

Зико отварил дверь, ладонью, медленно дернув рукоять на себя. Меч он опустил, Зико не боялся того, кто жил в комнате, но меня терзали опасения, что тому, кто живёт в комнате может грозить опасность.

Зико тяжело дышал, он медленно перешагнул порог и вошёл в помещение, залитое светом дюжины свечей. Я шёл следом. За широкой спиной Зико я не мог разглядеть человека, живущего в комнате, но мог почувствовать стойкий запах пота и старины, с которыми не может справиться даже морской ветер. Доски под нашими ногами захрустели и Зико отошёл в сторону. Послышался хруст кожи — Зико с силой сжал рукоять меча, что вновь меня насторожило. Он был невероятно зол, ярость вскипятила его кровь, заставила бурлить так сильно, что я это явственно ощущал стоя в метре от него.

— Ты рад меня видеть? — обратился Зико к седому старику, сидящему на кровати, сгорбившись.

Престарелый мужчина закашлял, подставив пухлый кулак к сухим губам. Он был одет в серую ночнушку, прилипшей к его откормленному телу так плотно, что были видны обвисшие груди и здоровые соски. Одеяло валялось на полу, видимо случившееся обрушилось на старика в момент, когда он готовился ко сну. Но ни тревоги, ни страха на его лице рассмотреть не получалось. Пухлые пальцы погладили седую бородку, старик сдул с ладони пару выпавших волос, и только потом одарил нас своим беспечным взглядом.

— Да, сынок, — медленно и без эмоционально выдавил он. — Я рад тебя видеть.