Глава 16

Сейчас Осси находится в наивысшей точке злости. Каждый её удар мечом по Гнусу сопровождался рычанием и хрустом сочленений кровавого доспеха. Каждый взмах багрового клинка заставлял воительницу выдыхать в ночной воздух густые клубы пара, подогреваемого горячей глоткой. Даже отрубив Гнусу голову, она не чувствовала себя победителем. Мухи продолжали медленно нас убивать, от чего становилось невыносимо обидно.

Я рычал и вопил не меньше Осси. Моя кожа горела. Острая боль разливалась по телу ядом, отравляющим не только органы, но и кости. Не было никаких сомнений, что мухи вместе с кровью высасывали и наши силы.

Мерзкие твари.

Жадные насекомые.

Гадкие паразиты.

Паразиты… Это слово взорвалось в моей голове обжигающим пламенем, а взрывная волна дошла до самых кишок, где я и прибывал в полном напряжении. Гнус такой же паразит, как и я, сомнений быть недолжно. А значит, его игла в яйце!

Живём один раз, надо всё попробовать!

Багровый клинок Осси вновь вылез из кишащей мухами и почерневшей от разложения груди Гнуса. И вновь всё напрасно. Каждый удар уходил в молоко. Отрубленная голова Гнуса валялась в сторонке на гладком камне в луже гноя, а его жужжащий голос продолжал с издёвкой греметь в наших ушах.

Продолжая держать руки Гнуса, в которых сил как в молодом парне, увлекающегося спортзалом и онанизмом, я прокричал в ночное небо:

— Осси! Отруби ему руки!

Воительница услышала меня. В лунном свете я видел, как её прекрасное натренированное тело, чья кожа поросла кровавой коркой, вскинуло меч. Залитые кровью глаза уставились на левое плечо Гнуса. Она уже собиралась ударить, как совсем близко мы услышали звуки, похожие на скрежет наших доспехов о городской камень. Осси обернулась, а я на короткий миг взглянул в сторону башни. И этого мига хватило, чтобы увидеть в отблеске пылающего пламени настенных факелов лица, прятавшиеся за масками из застывшей крови.

К нам неслись кровокожи. Человек десять.

Осси так и не ударила. Так и не отрубила руки Гнусу. Воительница, громко взревев, бросилась в толпу подоспевших на наши крики и вопли воинов. Ей никогда не победить в этом сражении. Десять мужчин и одна женщина. Неравная битва, после которой прибьют и меня. А тут еще этот гниющий уродец! Как всё невовремя! СУКА! Придётся рискнуть…

Кожа на моей шее в миг укуталась в крепкую корку из застывшей крови. Конечно, она меня не спасёт, но подарит те самые секунды, благодаря которым я хотя бы попытаюсь спасти себя.

Осси уже убила двух кровокожих. Первый лишился головы, второй рухнул наземь с проломленным доспехом на груди и струящейся кровью из брюха. У них было бы больше шансов, если бы они нападали на воительницу по очереди. Но они бросились толпой, мешая друг другу. За эту грубую ошибку еще двое поплатились своей жизнь, упав к ногам Осси.

Я выпустил руки Гнуса. Ночной воздух наполнил мою грудь, подогрев кровь в лёгких. Чёрные пальцы обезглавленного трупа жадно впились в мою шею. Доспех хрустнул, кожу сдавило. Я должен был сосредоточиться на своей безопасности, на своей жизни. Я должен подпитывать своё тело кровью. Постоянно. Не давая Гнусу сломить мой доспех и мою волю…

Осси взревела на всю улицу. От боли. Кровокожи взяли её в кольцо. Их клинки по очереди обрушивались на воительницу, не всегда достигая крепкого доспеха. Багровый клинок воительницы отражал удары, уводил кровавые мечи в стороны. Наконец, убивал. Но иногда и пропускал разящие удары. Когда один из кровокожих загнал лезвие Осси под рёбра, девушка заорала. Лицо исказила боль, но вырвавшийся из глотки крик был приправлен злобой и обидой. Она пнула обидчика нагой в грудь и вогнала клинок ему в лицо, раздробив маску и череп. В ту же секунду пару вражеских мечей пронзили ей спину и живот.

Моя кровавая гладь под ногами воительницы вскипела. Женские ноги оплела кровавая паутина и впиталась в доспех. Я задыхался, пальцы гнуса сдавливали мою шею всё сильнее, а осколки лопнувшего доспеха впились в кожу, но именно боль держала моё сознание в бодром духе. И именно боль позволила мне напитать тело Осси литрами крови. Глубокие раны затянулись, доспех восстановился и окреп. Кровавое лезвие воительницы рассекало воздух, унося очередную жизнь к праотцам. Она кричала и убивала. Отрывистые вопли противников заполняли улицы мерзкого города, заставляя местный люд сидеть дома.

Боль держала меня в сознании, я задыхался, и на моих глазах Осси становилась сильнее. Кровавый доспех ощетинился клыками и кривыми рогами на разросшихся наплечниках. Одному из кровокожих воительница кулаком левой руки разбила голову, второму — грудь, несмотря на несколько клинков, обрушившихся на её спину и плечи. Осси была в безопасности. Она взрослая девочка, и в состоянии самой уладить все вопросы с плохими мальчиками. Их участи не позавидуешь, но это их выбор. За руку никто никого не тянет.

Пришло время решить мои насущные вопросы.

Выращенным лезвием в правой руке я вспорол брюхо Гнуса. Гнилистая плоть разошлась в стороны с мерзким хлюпом, словно разлепились сухие губы, а сидящие на них мухи сбрызнули в разные стороны, оставив на своих местах извивающиеся личинки. Я приготовился быть залитым стухшими внутренностями, но ничего похожего не произошло, лишь маслянистая жидкость заструилась из широкой раны и закапала на мой массивный доспех. И даже такая рана никак не повлияла на Гнуса. Его узловатые пальцы по-прежнему сжимали мою шею с такой силой, что утрать я связь с багровой лужей крови, поддерживающей во мне силы, и шейные позвонки хрустнут, как тонкий лёд под ногами майора.

Я вонзил свою ладонь ему в брюхо. Мои пальцы в кровавой корке залезли в рассечённую плоть, которая уже начала затягиваться на глазах, и медленно начали углубляться в брюхо. Я дёргал ладонью и хватался пальцами за пустоту брюшной полости, в надежде нащупать его кишки. Мухи облепили мой доспех как никогда раньше. Боль, неведомой ранее силы, пронзила меня до самых костей, и даже проникла в глубь костей, парализовав меня. Я застыл, но мои пальцы продолжали выискивать тот самый мясистый канат, в которым обитает виновник сего торжества.

Жужжание в мое голове прерывалось воплями Осси и стонами умирающих кровокожих. Я закрыл глаза, зажмурился, уводя боль в сторону, пытаясь её хоть немного стряхнуть со своего тела. Вопль воительницы умолк вместе с криками напавших. Я уже хотел выдохнуть, но…

Шарканье кровавых доспехов о гладкий камень раздалось за моей спиной. Очередной отряд кровокожих летел на подмогу.

Рёв Осси пронёсся мимо меня, ударив жарким ветром. Воительница обрушилась на головы труперсов, наполнив улицу мучительными криками и стонами боли. Осси дарила мне время. Жертвовала собой ради меня. Ради нашей победы.

Я нашёл в себе силы углубить ладонь в пучину гноя еще на несколько сантиметров. Пальцы несколько раз сжались в кулак. Ничего. Но на третий раз я почувствовал что-то упругое. Вот они, кишки. Я схватил их, сдавил пальцами с такой силой, что разлагающееся тело Гнуса тут же дёрнулось, забилось на месте, словно его привязали к стулу и медленно поджигали пятки.

Мухи отпрянули от моего доспеха. Жужжание стихло, но не полностью. Тонкие, но невероятно сильные пальцы на моей шее ослабли. Не теряя ни секунды, я ударил раскрытой ладонью Гнуса в груди и повали его на спину. Мы поменялись местами. Теперь я сидел на нём, а этот уродец распластался на гладком камне. Без головы, с моей рукой у себя в пузе. Я резко выдернул ладонь из брюха, вытягивая на лунный свет почерневший канат, обвитый пульсирующими венами. Вонь поднялась невыносимая, мне даже почудилась дымка, ударившая из вспоротого живота.

Жужжание в голове почти умолкло. Оно прекратило быть навязчивым. Больше не вселяло трепет и страх. Своим жужжанием мухи нашёптывали мне о моей глупости. Они словно смеялись надо мной. Издевались.

А как еще им вести себя, когда их жалкая и никчёмная жизнь в моих руках.

Я разорвал влажные кишки надвое. Затем — натрое. Выдавил содержимое на гладкий камень. Но в лунном свете кроме гнойной слизи ничего больше не видел. ЧТО ЗА ХУЙНЯ! Ты где, червячок? Куда подевался?

Казалось, что мухи стали насмехаться надо мною. Громко, надрывая свои чёрные брюшки. Мерзкое жужжание словно издевалось надо мной. Мне пришлось выдернуть остатки кишок из обезглавленного тела, перебрать их в руках и выдавить всё содержимое наружу. И ничего. Пусто, лишь гной, заменяющий во всём теле кровь.

Неужели Гнус другой? Неужели он не паразит… Хотя, в любом случае, он тот еще паразит, сумевший целый город обратить в свои нужды. Сука…

Я отрываю глаза от обезглавленного трупа и устремляю в спину Осси. В лунном свете её доспех играет прекрасным серебристым цветом с глубокими тенями, закравшимися в трещинах толстых пластин. Скрежет, вой и рёв боли сотрясают ночной воздух в месте битвы. Осси победит, но что дальше? До меня уже доносится топот нескольких десятков ступней в кровавой корке, несущихся к нам на встречу. Мы обречены…

Мухи медленно рассаживались на моём доспехе, словно похоронная процессия надевала на моё тело погребальный саван. Медленно, в окружении печальной музыки, которую сейчас заменяло нудное жужжание. Осси убьёт еще десяток. Я смогу уложить еще столько же. Но рано или поздно, мухи сожрут нас. Сражаться вечно мы не сможем. Наши сердца потухнут.

Сердца…

Мои мысли были так оторваны от реальности, что я совсем забыл про главный орган в человеческом теле. Я даже услышал стук. Ровный, раздающийся в груди обезглавленного тела.

Я только успел замахнуться правой рукой для точно удара по груди, как мухи плотным облаком окутали моё тело. Мой доспех уплотнился, багровая лужа отдавала свои силы в достатке, стоило мне попросить. Тысячи острых жал впились в кровавую корку, распространяя боль по моему телу. Но её скорость была столь невелика, что я сумел замахнуться и ударить багровым клинком в грудь Гнуса.

Лопнула плоть, хрустнули кости. Грудную клетку вывернуло наружу, когда я выдернул клинок и ударил ещё раз. Переломанные рёбра терзали гниющую кожу, разбрызгивали во все стороны капли дурно пахнущего гноя. Вонючую слизь я ощущал на своём лице, на губах. Сплюнув, я ударил ещё. На худощавой груди уже зияла дыра. Я ухватился за край раны, нащупал пару уцелевших рёбер и дёрнул со всей силой на себя, вырывая с корнем грудную клетку.

Лёгкие Гнуса продолжали надуваться и сдуваться, несмотря на отсутствие головы. Бессмысленная перекачка воздуха внутри гниющего трупа. К моему удивлению, плоть быстро затягивала рану, несмотря на отсутствие костей. Оставь его так, и он исцелиться, только под кожей будет видно, как надуваются лёгкие и непрерывно клокочет в груди сердце, бьющееся в плоть. А вот кстати и сердце. Спряталось за пучком сосудов, вен и рваных мышц. Насос для перегона гноя.

Мне стоило протянуть руку к этому пульсирующему сгустку мышц, как жужжание в моей голову уплотнилось, обратилось в иглу и ударило прямиком в мозг. Было больно, словно загнали длинное сверло в ухо и включили дрель. Мою ладонь увело в бок, но все попытки сбить меня или выбить из колеи — ничто.

Стиснув зубы и превозмогая боль, я направил дрожащую ладонь точно к цели. Мухи облепили всю руку, кроме пальцев. Облепили весь мой доспех, кроме лица. Мухи были везде, даже внутри меня, под кожей, но мой разум был чист и непреклонен.

Боль резко отступила, когда мои пальцы сомкнулись на пульсирующем сердце и выдернули его из разорванной груди. Плоть на теле Гнуса на глазах превращалась в подобие тонкого пергамента, сухого и жухлого. Страшные раны больше не заживали. Валяющаяся поодаль отрубленная голова окончательно лишилась кожи, обнажив серый череп.

Я опустил глаза на свою ладонь и уставился на ещё пульсирующее сердце. Такая власть, такая сила — и всё это у меня в руке. Стоит мне сжать пальцы — и всё в труху. Всё в пепел. Так тому и быть!

Но стоило мне чуть сдавить комок мышцы, как я услышал неразборчивые слова, обрывки фраз, доносимые до моего разума противным жужжанием мух.

— Паразит, ты уверовал в победу⁈ Я это чувствую. Чувствую твою вздувшуюся, как утопленник на солнце, гордыню. Глупец! У бессмертного ты не заберёшь победу, даже из груди. Наслаждайся су…

Он недоговорил. Жужжание смолкло, когда я раздавил сердце своими пальцами. Огромное облако мух взревело, но лишь на мгновение. В следующий миг оно распалось на сотни стаек, которые тут же забились в воздухе, словно охваченные припадком. Крохотные тельца в лунном свете поблёскивали серебром, от чего мне казалось, что передо мной кружат стальные облака.

Больше они не причинят мне вреда, как и он.

Тело Гнуса быстро разложилось, превратившись в масляное пятно с грудой костей на гладком камне. Кучка дерьма — всё, что осталось от невероятно сильного воина, чью силу можно было направить в мирное русло. Но, в очередной раз, мои убеждения о идущих рука об руку силе и власти получили лишнее подтверждение. Всегда… всегда сила будет перетягивать на себя власть. Сильный покорит слабого, и никак иначе.

Пока Осси добивала двух оставшихся кровокожих, я подбежал к стене и снял факел. Мне хотелось покончить с мухами раз и навсегда. Мне хотелось сжечь каждую, спалить их, обратить в пепел. Но стоило мне подбежать к серебристым тучка и протянут им на встречу пылающее пламя, как облака развеялись. Мухи брызнули в разные стороны и улетели к морю. Я бы уверовал в свою победу, но глядя на то, как мухи складно, словно управляемые каким-то разумом, собрались в плотный косяк и в серебристом свете луны блеснули у самого горизонта, не могу с уверенностью заявить, что мы сегодня победили. Понятия не имею, как это существо может вновь насолить мне, но сегодня он потрепал меня не хуже дворовой собаки, кинувшейся на бедного котёнка.

— С ним покончено?

Ко мне подошла Осси. Она тяжело дышала, окровавленные глаза смотрели на меня с надеждой.

— Да, с ним покончено. На сегодня.

— На сегодня? — гаркнула воительница, смотря мне в глаза.

Её доспех покрылся сотней глубоких царапин от вражеских клинков, местами были оторваны куски, на массивных наплечниках появились кривые пеньки от кровавых рогов. Но это всё ерунда. Пыль битвы, не более. Даже порезы на её прекрасном лице с бледной кожей на моих глазах затянулись, не оставив никаких следов, способных хоть как-то омрачить её красоту.

— Да, — ответит я, соблюдая спокойствие. — На сегодня.

Глаза воительницы упали на лужу гноя с костями возле наших ног.

— Но он мёртв.

— Я точно не могу сказать. Тело мертво, а вот его разум… я словно слышал ускользающий шёпот в своей голове. В любом случае, битва еще не окончена.

— Что это? — спросила Осси, тревожно обернувшись.

Я тоже слышу это. Почувствовал…

Тяжёлый топот шёл отовсюду. Возможно, сотня кровокожих носились по городу, стуча своими ступнями в кровавой корке по гладкому камню. Грохот пугал, заставлял сердце биться в груди чаще. Мой взгляд вновь упал на лицо Осси. Боли, или оттенка страха я не наблюдал, но вот что-то было. Что-то странное. Смятение?

Осси оглянулась по сторонам.

— Странно, — выдавила она.

— Да. Не могу не согласиться.

— В городе две сотни кровокожих, а на нашу душу свалилось два десятка.

Из обеих ладонях Осси к каменной дороге потянулись кровавые клинки.

— Может, нам повезло? — спросил я, вглядываясь в тьму между каменными домами за спину воительницы.

Копьё осталось лежать на полу в башке Гнуса. Идти за ним — неоправданный риск, поэтому я последовал примеру Осси, и спустя пять ударов сердца, мои ладони сжимали кровавые клинки.

Громкий топот обогнул рядом стоящие дома и нырнул мне за спину. Я резко обернулся, вскинув оружие. Осси подлетела ко мне и заняла боевую стойку. Раздались крики, захлёбывающийся вопль, треск брони. В домах напротив местные люди давно проснулись, но всё что они могли — запереть двери и ставни. Никто не хотел принимать участия, и даже видеть происходящее краем глаза.

За то мы с Осси заняли места в первом ряду. Чуть поодаль от нас из-за каменной стены на дорогу вылетел кровокож и рухнул на спину. Доспех на груди был проломлен, но воин по-прежнему был жив. И был жив до тех пор, пока огромная махина с уродливой секирой не прыгнула ему на грудь и в два удара не отсекла башку.

Когда обе ступни гнойного воина погрузились в кучу пепла, он уставился на нас. Яркая луна на небе казалась отражением на водной глади белёсых глаз, уставившихся на нас.

— Червяк, Осси! — проревел Дрюня на всю улицу. — Ну что встали как вкопанные! Мы за вас что ли должны делать всю работу⁈

Загрузка...