Деревенщина в Пекине 5

Глава 10

Интерлюдия.

Апартаменты семьи Ван.

Ван Япин вместе с бойфрендом открывает дверь в просторную квартиру. У порога их встречает домработница, преданно работающая в этой семье уже давно.

— Чай или кофе будешь? — обращается Япин к Хоу, снимая туфли и проходя в гостиную.

— От чая не откажусь.

Невеста без лишних слов кивает домработнице, та понимающе отправляется готовить напитки. В квартире царит атмосфера спокойствия и умиротворения, чего совершенно нельзя сказать о том внутреннем хаосе и тревоге, которые бушуют внутри виновников публичной драки.

— Сегодня ночуешь у нас, не обсуждается, — твёрдо заявляет Япин, садясь рядом с женихом. — Я поговорю с отцом, он не будет против. Не хочу оставаться одна в такой напряжённый день. Сплошной нервяк и переживания. Кстати, ничего не пришло?

Хоу Ган проверяет уведомления на экране смартфона, обновляя приложение госуслуг:

— Пока ничего.

— Ещё не вечер. Будем ждать развития событий. Чем быстрее узнаем, что именно он наговорил в своём заявлении, тем больше времени останется на обдумать дальнейшие действия. Кстати, тебя есть кто-то из знакомых, кто может подсказать контакты хорошего адвоката? Может, спросишь у отца?

— Лучше спрошу у брата, — коротко бросает Хоу, не желая обращаться к отцу за помощью после недавнего разговора и взаимных упрёков.

Они проходят в объединённую кухню-гостиную, устраиваются на кожаном диване и молча наблюдают за домработницей, которая заваривает ароматный зелёный чай в фарфоровом чайнике.

Хоу Ган снова, уже в который раз обновляет уведомления в госуслугах — по-прежнему ничего. Больше всего его раздражает бесконечно тянущееся ожидание неизвестности. Кто знает, что мог наговорить Лян Вэй следователям, воспользовавшись процессуальным преимуществом первого обратившегося в правоохранительные органы.

К сожалению, это всегда даёт гандикап.

— Возможно, всё-таки получится юридически выставить его главным виноватым, — тихо, почти шёпотом высказывает робкую надежду Хоу Ган. — Недостаточно просто подать заявление, нужно ещё уметь его грамотно составить с правильной квалификацией.

— Забей. У него есть какие-то связи в МВД. Скорее всего тупице помогли, — с раздражением отвечает Япин, нервно теребя в руках брелок с ключами от новой машины.

— Ладно. Давай не будем загадывать наперёд и накручивать себя, — пытается успокоить её жених, хотя сам находится в состоянии сильного стресса.

В эту самую секунду входная дверь квартиры открывается, в прихожую стремительно входит запыхавшийся от спешки Ван Мин Тао.

Дочь резко вскакивает с дивана и, растерянно моргая длинными ресницами, с удивлением смотрит на внезапно появившегося отца.

— Папа? — недоуменно спрашивает она. — Ты чего так рано? Уже вернулся с работы? У тебя же были планы.

— С возвращением, господин Ван, — с привычной вежливой улыбкой обращается к хозяину квартиры домработница. — Сейчас достану ещё одну чашку специально для вас.

— Благодарю, на сегодня вы свободны, — неожиданно прерывает её бизнесмен. — Можете идти домой пораньше.

Домработница, будучи немного моложе самого Ван Мин Тао, по напряжённым лицам троицы понимает, что в воздухе квартиры назревает серьёзный семейный разговор. Она мудро кивает головой и молча направляется к выходу.

Она догадывается о причине раннего возвращения работодателя. Ровно час назад её родная дочь, прекрасно знающая, что мать уже десятый год работает на семью Ван, переслала ей то самое видео из университета.

Сейчас разумнее всего покинуть квартиру и не попадаться под горячую руку разгневанного главы семейства.

Домработница быстро переобувается, надевает осеннее пальто и, делая вид, будто бы совершенно ничего не знает о произошедшем, бросает подчёркнуто вежливым нейтральным тоном перед уходом:

— До завтра! Хорошего вечера!

Как только входная дверь закрывается, Ван Япин с нарастающим волнением глядит на Хоу Гана, отчаянно пытаясь найти таким образом моральную поддержку и опору.

— Япин, мне кажется, что я бью яйцом по камню, — тяжело начинает отец, не глядя на дочь. — Уже несколько лет подряд я упорно иду-иду в твоём воспитании, прикладываю все усилия, а правильной дороги так и не нахожу.

— Ты сейчас насчёт того видео? — торопится оправдаться дочь. — Я всё могу объяснить.

— Не нужно, — Ван Мин Тао устало машет рукой. — Я уже сделал для себя все выводы.

Бизнесмен медленным шагом подходит к панорамному окну с видом на вечерний Пекин и привычно складывает руки за спиной. Его отсутствующий взгляд устремляется куда-то вдаль, за горизонт освещённого города.

— Твоя мать была сильным человеком и я бесконечно уважаю её за это качество, — тихо начинает он. — Она не боялась смерти и тяжёлой болезни даже когда у врачей закончились благоприятные прогнозы и надежды на её выздоровление. Но была одна единственная вещь, которая действительно вызывала у неё страх.

При неожиданном упоминании давно умершей матери Япин внезапно чувствует внутри себя острую тоску и глубокую печаль — те самые чувства, на которые она тщательно пыталась закрыть глаза все эти годы.

Когда матери не стало, она была ещё совсем ребёнком — отец старался максимально оградить её от травмирующих воспоминаний последних дней в больнице. Так что многие болезненные подробности тех страшных дней Ван Япин до сих пор не знает.

— Что её пугало? — требует продолжения дочь, чувствуя, как сжимается горло.

— Она боялась оставлять тебя одну, — отвечает Ван, не оборачиваясь. — Боялась, что тебе будет не хватать материнской любви, заботы и мудрого совета. Что ты будешь чувствовать себя одиноко, покинуто и в итоге свернёшь не туда. Она, как и я, всегда мечтала, что ты вырастешь достойным, порядочным человеком с правильными нравственными ценностями. Я поклялся ей сделать всё, что в моих силах. Обещал оберегать тебя от бед, наставлять на правильный путь, между работой и семьёй всегда осознанно выбирать второе.

Быть невольным свидетелем таких откровенных семейных сцен Хоу Гану непривычно и неловко. Он чувствует себя лишним в этом разговоре. Но раз Ван Мин Тао не попросил его покинуть квартиру, значит, тесть сознательно хочет, чтобы будущий жених присутствовал и слышал каждое слово.

По крайней мере, не имеет против того никаких возражений.

— В твои годы я ходил и зимой, и летом в одних драных кедах, — продолжает бизнесмен, погружаясь в воспоминания. — Одновременно учился в институте, работал на двух подработках, терпел насмешки ровесников. Деваться было некуда — денег в семье не хватало даже на еду, не то что на одежду. Я тогда пообещал себе, что моим детям подобного хлебнуть не придётся.

Пару секунд в квартире висит звенящая тишина.

— Уже став взрослым и отцом, я так старался, вкладывал все силы, чтобы моя драгоценная дочь была принцессой, никогда ни в чём не нуждалась. А что в итоге? Я вырастил самую настоящую змею. Вот скажи мне— где именно я мог оступиться? Что сделал не так?

Ван Мин Тао тяжело выдыхает. Он чувствует, как его от пяток до макушки затапливает неописуемое разочарование — то самое чувство, которое он никогда прежде не испытывал с такой силой за всю свою долгую жизнь.

— Пап, ну ты чего? — пытается возразить Япин дрожащим голосом. — Ты всё сделал правильно. У нас не было проблем, пока не появился Лян Вэй! Ты же знаешь, что он…

Холодный голос отца жёстко перебивает её слабые оправдания:

— Тогда объясни мне — почему мой ребёнок, весь смысл моей жизни и существования, прямо на моих глазах превращается в человека, которого любое порядочное общество презирает и осуждает?

Тяжёлый вопрос повисает в воздухе, эхом отражаясь от стен квартиры. Вместо внятного ответа Япин виновато опускает покрасневшие глаза в пол, не находя слов для оправдания.

— Твоя мать говорила мне, что будет только рада, если я женюсь во второй раз и заведу новую семью, — продолжает бизнесмен. — Но я не стал этого делать. Боялся, что не смогу уделять тебе достаточно времени и внимания, что ты будешь чувствовать себя лишней, нелюбимой, ненужной. А теперь уже слишком поздно что-то менять. Второго ребёнка в свои годы я, возможно, уже не смогу завести. Выходит, что вся эта жизнь прожита зря. Похоже, я так и не смог сдержать слово.

Ван Мин Тао медленно подходит к дивану и садится рядом с женихом дочери. Его опустошённое выражение измождённого лица откровенно пугает Япин. Отец выглядит так, будто внезапно потерял абсолютно всё в жизни, и само существование утратило для него всякий смысл.

Сейчас дочь будто бы впервые за несколько последних месяцев по-настоящему обращает внимание на отца и его ужасное состояние. Глубокие морщины на лбу стали ещё более выраженными и заметными. Под некогда живыми глазами появились тёмные круги и отёчные мешки. Он будто бы резко постарел на несколько лет за считанные месяцы — и как она только раньше этого не замечала?

Бессонные ночи, которые отец проводит в своём рабочем кабинете в попытках сохранить семейный бизнес, и нескончаемый стресс дают о себе знать.

Разве могут быть глаза мужчины, которому около пятидесяти, настолько усталыми и потухшими от жизни?

Причём утром, когда она уходила в университет, отец выглядел определённо лучше и бодрее. И тот факт, что он всё бросил на работе и прилетел к ней домой — это из ряда вон выходящее событие.

— В прошлый раз я прямо сказал Лян Вэю, что не буду ему помогать в конфликте с тобой, — продолжает Ван-старший. — Хотя, если честно, я его прекрасно понимаю и полностью разделяю его позицию по всем вопросам… Вмешиваться мне не хотелось потому что ты — мой родной ребёнок, моя кровь. Но сейчас я искренне жалею, что сказал ему это. Если ты и дальше продолжишь так себя вести, портя репутацию семьи, может быть, мне действительно в пору задуматься о молодой филиппинке лет двадцати пяти?

— Папа! Ты что вообще такое говоришь⁈ — не верит собственным ушам Ван Япин, чувствуя, как внутри всё холодеет от ужаса. — Какая ещё филиппинка⁈

— А почему нет? Пока у меня ещё есть время и силы, — бизнесмен отстранённо размышляет вслух. — Ещё лет двадцать она будет сдувать с меня пылинки. Когда мне стукнет семьдесят и я отживу своё, ей будет около сорока пяти-пятидесяти. За это время она успеет родить мне нескольких детей, которым я хоть что-то успею передать из жизненного опыта и ценностей, — с пугающей серьёзностью в голосе отвечает отец.

— Ты что, серьёзно об этом думаешь⁈

— Это один из вариантов. Есть другой — я могу взять и отпустить всю ситуацию и поступить как Чэнь Ганшэн. Очень достойный, порядочный человек — столько школ и научных лабораторий при университетах построил на собственные деньги. А про его помощь пострадавшим во время стихийных бедствий я вообще молчу — настоящая благотворительность без пиара.

Япин мгновенно смекает, к чему клонит отец, и чувствует, как по спине пробегает ледяной холод. Знаменитый актёр Чэнь Ганшэн, известный во всём мире под сценическим псевдонимом Джеки Чан, публично отрёкся от собственного сына, который долгие годы паразитировал на шее родителя.

Причиной стало пристрастие наследника к запрещённым веществам и множество других преступлений. В какой-то момент актёру просто надоело, что его сын регулярно порочит честное имя семьи своими выходками.

Когда сын попал в очередной раз за решётку, отец демонстративно ничего не сделал, чтобы помочь ему выйти на свободу. Его терпение окончательно лопнуло.

Чэнь Ганшэн полностью лишил сына наследства. Актёр-мультимиллионер для себя твёрдо решил, что все его накопления до последнего доллара пойдут в благотворительные фонды — но не бесчестному паразиту, недосмотром богов являющемуся собственным ребёнком.

Ван Япин никогда всерьёз не задумывалась, что однажды может настать тот день, когда она лишится поддержки единственного родного человека. Даже если отец не отречётся от неё, вся эта постоянная нервотрёпка и стресс, которые она периодически ему подкидывает, серьёзно подрывают его здоровье.

Ещё никогда за всю жизнь он не выглядел так ужасно, болезненно и опустошённо. Сколько лет ему дано прожить?

В этот момент она с ужасом понимает простую истину: какой бы эта цифра в итоге ни оказалась, ей будет мало.

— Папа, разве я зависимая, как его сын? — со слезами на глазах спрашивает Япин, чувствуя, как голос предательски дрожит. — Или меня хоть раз в жизни сажали в тюрьму? Ты действительно думаешь, что вырастил из меня плохого человека?

Она понимает по его лицу и тону, что отец не шутит.

— Я вижу, к чему всё стремительно идёт, — тихо отвечает Ван Мин Тао. — И я сейчас говорю не только про конфликт с Лян Вэем.

— Разве было что-то ещё?

— Ты забыла, как совсем недавно хотела ударить беременную девушку? А что будет дальше, когда она родит ребёнка? Ты и на беззащитном младенце будешь вымещать свою ревность и злость?

— Никакой ребёнок не должен страдать из-за ошибок и поступков родителей, — качает головой Япин. — Ты же меня знаешь, папа. Я не чудовище.

— Я думал, что знаю тебя, — отвечает отец. — Но в последнее время твои поступки доказывают мне прямо противоположное.

Повисает тяжёлая, давящая тишина. Хоу Ган сидит неподвижно, не смея пошевелиться или вставить слово.

— Я понимаю, что допустила большую ошибку! И не одну! — наконец срывающимся голосом признаёт Япин сквозь слёзы. — Я очень жалею о том, что сделала. Из-за моей глупости пострадаю не только я, но и вы оба! Я была не права. Обещаю — завтра же утром первая подойду к Лян Вэю и попробую извиниться. Папа, прости меня, пожалуйста. Я такая дура. От меня одни проблемы.

По бледным щекам Ван Япин начинают катиться крупные слёзы раскаяния. Впервые за долгое время ей становится по-настоящему жалко отца, который всю свою жизнь без остатка посвятил только ей и даже сознательно отказался от личного счастья.

Ван Мин Тао медленно поднимается с дивана, подходит к рыдающей дочери и крепко обнимает её, словно маленького ребёнка, прижимая к груди.

— Так больше продолжаться не может, слышишь? — тихо говорит он, поглаживая её по голове. — Это должно закончиться.

— Я попытаюсь повзрослеть очень быстро, обещаю, — всхлипывает Япин сквозь слёзы. — Я не чудовище, правда. Если этот ребёнок окажется от Хоу Гана, я не буду против их общения и встреч. Потому что я знаю, как тяжело расти без одного из родителей. Я хочу, чтобы мама мною гордилась.

После этих слов в её голову приходит внезапное понимание ещё более страшной вещи: куда больнее, когда собственный родитель сознательно отказывается от ребёнка при жизни. Это чувство покинутости, ненужности и отверженности она впервые остро испытала сегодня, когда отец предположил, что может отречься от неё.

И тут словно озарение в её сознание проникает глубокая параллель с совершенно другой ситуацией. Тот нерождённый ребёнок Сяо Ши находится в точно такой же ситуации — возможно, даже в худшей. Предполагаемый отец отказывается признавать само его существование, отрекается от собственной крови ещё до появления младенца на свет.

И если Япин будет продолжать упорно давить на бойфренда, настаивая на полном игнорировании ребёнка, требуя делать вид, что его просто не существует — она обречёт беззащитного малыша на то же самое разрушительное чувство ненужности и покинутости, которое только что сама испытала в полной мере.

Её мать не выбирала уходить — её забрала безжалостная болезнь. Но здесь ситуация совершенно иная — здесь выбор есть. И этот выбор может определить всю жизнь маленького человека.

Занятная штука материнский инстинкт, ошеломлённо думает Ван Япин, обнимая отца.