Деревенщина в Пекине 5

Глава 7

Не желая тратить времени на бессмысленную болтовню, Хоу Ган делает резкий шаг вперёд и коротко, от бедра выстреливает сжатым кулаком в голову Лян Вэя. Удар идёт быстро и профессионально — сын налоговика рассчитывает застать противника врасплох, используя эффект внезапности и преимущество в росте.

Но в конечной точке траектории, где должна оказаться голова противника, встречается только пустота.

Лян Вэй, пронырнув классическим боксёрским маятником под рукой нападающего, предсказуемо для тех, кто понимает в защите корпусом, выпрямляется у локтя более рослого Хоу. Движение отточено, филигранно — чистая выверенная механика, чувство дистанции и наработанный автоматизм.

В разрез возвращающейся после промаха руки противника Лян Вэй всаживает классический ответ — над локтем, между кистью и плечом. Ударная часть кулака врезается в точку, где верхняя губа переходит в небольшую ямочку под носом — филтрум, насыщенный множеством нервных окончаний.

Попадание считается идеальным и эталонным при работе голыми руками: даже если верхние передние зубы не посыпались, всё равно гарантирован минимум нокдаун. С поправкой же на кулак без смягчающих перчаток, нокдаун предсказуемо трансформируется в достаточно тяжёлый по меркам спорта нокаут.

Голова сына налоговика откидывается назад. Его глаза теряют всякий фокус. Ноги начинают скручиваться по спирали, корпус падает вперёд, с глухим гулким стуком обрушиваясь на пол между рядами сидений.

— Офигеть! ***! — потрясённо выкрикивает кто-то из студентов.

— *** *** ***! Кто успел заснять? Скиньте видос, — кричит другой голос.

Лян Вэй спокойно поднимает портфель с пола. На его лице нет абсолютно никаких признаков возбуждения, торжества или даже удовлетворения — только отстранённость.

К сожалению, происшедшее — лучшее из всех возможных решений сложившейся ситуации. Именно так, одним ударом. Теперь никто не сможет обвинить его в нарушении общественного порядка или развязывании драки, ведь всё, что он технически сделал — это правомерно защитился от неспровоцированного физического нападения. Никакого административного штрафа или дисциплинарного взыскания от университетского руководства не последует при наличии такого количества свидетелей и видеозаписей.

Студенты в огромной аудитории мгновенно разделяются на два непримиримых враждующих лагеря.

Первые — кто терпеть не может выскочку из провинции по определению, считают его типичным деревенским быдлом. Тот факт, что Хоу Ган даже не смог коснуться противника, их искренне огорчает. Свинопасу, по их глубокому убеждению, совершенно не место среди столичных студентов, за спинами которых — далеко не простые родители со связями и деньгами.

И если кто-то из своих полез с ним в открытую драку, значит, провинциал полностью заслужил своим поведением.

Другие же студенты, менее предвзятые и более объективные (преимущественно с других специальностей и из других групп), искренне недоумевают от вопиющего беспредела. Рядовой студент первого курса сидел на своём месте, никого не трогал, ничем не провоцировал — молчал и занимался своим делом. Спокойно собирался покинуть аудиторию — и тут совершенно ни с того ни с сего к нему полезли с кулаками.

Разве может его личная вина состоять в том, что другой человек изменил своей девушке и заделал внебрачного ребёнка на стороне? Прагматично говоря, он-то причём???

К неподвижно лежащему сыну налоговика подбегает бледная от ужаса Ван Япин. Она опускается на колени рядом, трясущимися руками пытаясь проверить пульс на шее. Видя, что бойфренд лежит абсолютно без движения с кровью на лице, лишь конвульсивно подёргивая то одной, то другой ногой, она переводит злобный, полный ненависти взгляд на спокойно стоящего Лян Вэя.

Вскочив на ноги, она истерично визжит на всю аудиторию:

— Ты что наделал, придурок! — голос срывается от эмоций. — Я сделаю всё, чтобы ты вылетел из универа! Тварь! Деревенщине вроде тебя не место среди…

Лян Вэй спокойно накрывает её рот ладонью, прерывая истерический поток. Пока разъярённая Япин отчаянно машет руками, пытаясь оторвать чужую руку от своего лица, студент громко и отчётливо объявляет:

— Всем, кого это может касаться либо тем, кто просто стал свидетелем. Переживать не стоит: на самом деле я эту влюблённую парочку только что помирил крепче и надёжнее, чем если бы вообще ничего не произошло.

— Мы покажем все записи с камер в полиции! — продолжает истерично орать возлюбленная Хоу Гана, наконец яростно отшвырнув руку Лян Вэя от лица. — Пулей вернёшься назад в свою сраную деревню, где твоё место! Ещё и на огромный штраф попадёшь за нанесение телесных повреждений, будешь всю оставшуюся жизнь компенсацию выплачивать, нищеброд конченый!

Лян Вэй выставляет ладонь предупреждающим жестом, чтобы разъярённая Япин не могла подойти вплотную, и продолжает:

— Сейчас у неё сочувствие к парню, перед которым она виновата. Мы с ним уже дрались. Не буду говорить, чем закончился тот раз.

— Да тут всё понятно. Он сам сказал, что был под градусом, всё очевидно, — кивает один из студентов.

— Не прикидывайся святым! — не унимается Ван Япин. — Если бы не твоё существование, у нас с Хоу Ганом всё было бы прекрасно! И…

Лян Вэй перебивает:

— Хотелось бы назвать её тупой истеричкой. Но справедливости ради: Ван Япин далеко не дура, далеко. И не тупая. Как только пройдут психи, она поймёт, что в очередной раз собственноручно подставила бойфренда. Идти в полицию с жалобами на меня объективно смысла нет никакого. В этой аудитории установлены камеры, плюс десятки студентов снимали происходящее на телефоны с разных ракурсов. Всё зафиксировано. Я лишь защищался. Так что проблемы с законом будут у кое-кого другого.

— Ну-ну, посмотрим, — с презрительной усмешкой бросает Япин. — У него отец — главный налоговик Пекина! Кто мой отец, ты прекрасно знаешь. А чего добились твои родители? Иногда конфликт — соревнование семей, а не личностей.

— Хорошо, принимаю вызов, — отвечает Лян Вэй. — Присутствующие могут прямо сейчас делать ставки на то, что я — дворняга, сын тракториста, быдло без денег и связей, свинопас, плебей и скот — смогу удивить сына главного налоговика Пекина. У его невесты отец тоже не простой сталевар (хотя и действительно был им несколько десятков лет назад). Уважаемый человек, который всего в жизни добился своим трудом, далеко не нищий. Мы с ним разговаривали насчёт конфликта с его дочерью. Он тогда прямо сказал, что против неё идти не будет, хотя и не одобряет. Два столичных влиятельных семейства против меня, простого деревенщины.

— Я бы на твоём месте не зарекался, — с сомнением в голосе высказывается стоящий рядом сокурсник с международного права. — Силы слишком неравные.

— Ты знаешь, на каком факультете я учусь. Дураков у нас нет, конкурс огромный. Все возможные последствия для себя я взвесил. Административный ресурс этих двух семейств — скрытый или открытый — я хорошо понимаю. Если я уверен в своей позиции, значит, за ней что-то стоит. Я готов первым поставить на себя десять тысяч юаней, точнее, на то, что уже завтра они оба будут жалеть о том, что сделали. Причём не только они, но и их родители. СТАВКА?

Подруга Ван Япин поднимает руку и демонстративно громко объявляет:

— Пари принимается! — затем с брезгливым выражением лица поясняет. Я понимаю ресурс Вана-старшего, я понимаю ресурс главного налоговика Пекина. Но на что конкретно рассчитываешь ты, выходец из далёкого и дремучего села? Без родственников, без связей в столице, без какой-либо опоры? Оказавшийся здесь исключительно случайным стечением обстоятельств?

Она переводит дух:

— Ни для кого здесь не секрет, откуда именно ты родом — вся информация о тебе давно есть в студенческом совете. Ещё буквально вчера ты ходил в резиновых сапогах по грязи своей деревни на несколько тысяч жителей и работал в полях на тракторе. Чем такой как ты вообще сможет кого-то удивить? Намекни хотя бы. Интересно же, что за великий монстр-тракторист с нами учится в одном университете? — с откровенно пренебрежительной усмешкой бросает она. — Ты полный ноль по всем параметрам.

— Раскрывать карты не буду, я не идиот. — В следующую секунду Лян Вэй меняет мнение. — Хотя один намёк могу сделать. Пока Хоу Ган валяется, он не может подать заявление в полицию. Если бы он пришёл сюда с адвокатом для подстраховки, то да — наша потасовка вполне могла бы превратиться в азартное соревнование по спринтерскому бегу до ближайшего районного отделения полиции. Кто первый успеет добежать и подать заявление — его человек или я.

В аудитории виснет тишина.

— Но адвоката нет, — продолжает Лян Вэй, — а Ван Япин юридически не может подать заявление за него. Итак, мой намёк: по сложившейся практике, кто первым обратится с заявлением, тот и будет прав минимум на семьдесят процентов в итоге. Помяни мои слова.

Под нарастающий громкий гул удивлённо переговаривающихся студентов у Лян Вэя внезапно звонит мобильный телефон. Он достаёт гаджет и, взглянув на экран, оживает:

— Даже не представляешь, насколько ты вовремя. Как Бог пошептал, — весело говорит старшему лейтенанту паспортного стола районного отделения МВД. — У меня тут интересная ситуация произошла, буквально только что; актуален профильный совет…

Лян Вэй включает видеосвязь и разворачивает экран смартфона, показывая собеседнице всё ещё неподвижно лежащего на полу Хоу Гана. Внимание соучеников к изображению собеседницы его нисколько не тревожит.

Значительная часть студентов замечает на ярком экране телефона женщину в полицейской форме и начинает активно переговариваться с остальными, передавая информацию.

— Так вот чем занимаются студенты лучшего университета Пекина между парами? — с иронией отмечает сотрудница полиции.

— Сам не ожидал, — открещивается Лян Вэй. — Тем более что он первый начал. Как говорится, это не то, что вы подумали.

— Детали?

— Да какие тут детали. Тупо полез с кулаками прилюдно, прямо при всех свидетелях, — объясняет ситуацию, медленно поворачивая камеру и демонстрируя собеседнице количество студентов в огромной аудитории.

Звания по видеосвязи большинству разглядеть невозможно, но информация о том, что деревенщина именно в этот момент разговаривает с женщиной из МВД, мгновенно проносится по резко возбудившейся аудитории.

Больше всего присутствующих удивляет тон общения, хотя разница собеседников в возрасте налицо — логично было бы слышать более формальные интонации.

Опять же, родственные связи конкретного персонажа с далёкой северной периферии в полиции Пекина явно не вариант.

Значит, не кузина, не сестра и не жена кого-то из братьев либо кузенов.

Тогда кто?..

— С таким количеством свидетелей тебя под ковёр точно не загонят, как ни старайся, — говорит тем временем Хуан Цзяньру с экрана смартфона. — Даже если предположить самый худший сценарий, около половины свидетелей по-любому врать не станут. Не потому что ты им нравишься — просто воспитание и совесть не позволят. Опять же, моральные принципы.

— Думаешь?

— Уверена. Кто из нас опытнее? — сотрудница полиции в кадре щёлкает ногтем по знакам различия на своей форме. — Плюс система видеонаблюдения работает непрерывно в каждой университетской аудитории, круглосуточно, причём камер установлено несколько для полного обзора. Это я тебе компетентно, если что.

В помещении висит липкая тишина.

— Я не специалист по квалификации уголовных дел, — пожимает плечами в ответ Лян Вэй, затем, не чинясь, рассказывает детали. — … поэтому формально получается, мой кулак с его суровым и мужественным лицом встретился первым.

— Ладно, ты там далеко не один, — наконец говорит ожидаемое Хуан. — Услышала, увидела, приняла. Отключайся. То, что я тебе дальше скажу наедине — такому количеству ушей слушать не нужно. — Она едва мажет взглядом по аудитории, чтоб тут же сделать вывод. — У тебя ж там друзей точно нет?

— Не то слово. Ты умная.

— Да ну, какое там, — отмахивается сотрудница полиции. — Просто презренный плебей, нагло ворвавшийся к неждавшим его аристократом — слишком очевидный штамп. Судя по «дружелюбным» физиономиям твоих соучеников, пха-ха-ха. — И без перехода. — Могу сразу успокоить по главному пункту: доказанное намерение в нашем уголовном праве процессуально равно действию.

— Думаешь? — машинально задумывается Лян Вэй.

— Знаю, — насмешливо фыркает Хуан Цзяньру. — Он старше тебя по возрасту, больше по комплекции и попытку нападения камеры зафиксировали. Опять же, минимум половина свидетелей расколется как надо — тоже компетентно говорю. Тем более что надо не врать, а сказать, как было. Как работает следствие, мне угадывать не нужно, — ироничная улыбка.

— Хм.

— Всех не купят, даже если захотят, — сотрудница полиции всё-таки плюёт на некоторые нюансы и начинает говорить открытым текстом. — Сколько вас там, сотня?

— Сто двадцать с лишним, если по списку — весь курс.

— Ну вот. Делай выводы. Сюда же: из своего кресла я примерно понимаю, как это будет квалифицироваться районной прокуратурой. Также, я помню, где ты учишься — соответственно, вижу, какого района это будет прокуратура, — она выделяет слово интонацией. — Не парься попусту: тебе банально нет из-за чего. Сейчас текстом отправлю инструкцию. Всё, отбой голосом — и так наговорили.

Убрав телефон в карман, Лян Вэй поднимает взгляд на подругу Ван Япин:

— Я частично ответил на твой вопрос?

— Откуда у тебя связи в следственном аппарате МВД? — напряжённо спрашивает стоящая рядом третья девушка.

— Имидж святой простоты тебе не к лицу. Без подробностей.

Лян Вэй направляется к выходу из звенящей от напряжения аудитории.

Интерлюдия.

Спустя пятнадцать минут.

Насладившись вдоволь неожиданным шоу и получив достаточно материала для обсуждений на ближайшую неделю, основная масса студентов начинает постепенно покидать аудиторию, не желая бессмысленно пропускать оставшееся время обеденного перерыва.

Ван Япин, её подруга и ещё около десятка особо любопытных остались в аудитории, наблюдая, как университетская медсестра пытается привести Хоу Гана в чувство.

— Процедура дальше предельно понятна, — обращается к молчаливой Япин одна из сокурсниц. — Он сейчас прямо из университетского коридора подаст заявление в полицию в электронном виде через госприложение. Такое заявление автоматически считается принятым к рассмотрению и регистрируется в единой базе. Временной приоритет будет на его стороне.

— Эта женщина может быть кем угодно по должности, — добавляет другая студентка. — Может, действительно работает в следствии нашего района, или у неё есть знакомые на ключевых позициях. Один её звонок нужному человеку — и дело попадёт к такому следователю, что уже никак не выкрутишься связями.

— Думаешь? — дрожащим голосом тихо спрашивает побледневшая невеста Хоу Гана.

— Справедливость и закон не имеют социальных рангов, — философски рассуждает подруга. — Ты же прекрасно понимаешь: «добросовестный и принципиальный» следователь в столичном следственном аппарате — как правило тоже не простых родителей сын. Имеет собственные связи и защиту — иначе как бы он на должность воткнулся?

— Хм.

— Да, на председателя Си уголовное дело он, конечно, не откроет, это утопия. Но на кого-то из членов Центрального комитета вполне способен — при наличии доказательств. Я уже вообще молчу про обычного сына районного налогового инспектора — это вполне досягаемая цель.

— Не район. Город. И не обычный инспектор.

— В данном случае без разницы.

— А ещё есть второй вариант, — задумчиво вмешивается в разговор сидящий рядом студент. — Она точно из системы МВД — форма. У неё вполне могут быть связи в районной или даже городской прокуратуре — мы же абсолютно ничего о ней не знаем. Если в это дело со старта активно вмешается надзорный орган…

— Какого чёрта у этого колхозника такие связи⁈ — не сдерживается и начинает открыто злиться заключившая пари.

Хоу Ган наконец-то слабо стонет и с трудом приподнимает голову, пытаясь сфокусировать расплывающийся взгляд. На это Япин моментально реагирует, стремительно падая рядом на колени:

— Я такая дура, прости меня! — всхлипывает она, хватая его за руку. — Зачем я попросила тебя с ним разобраться⁈ Этот урод уже пошёл писать на тебя заявление в полицию! Он прямо при всей аудитории разговаривал с какой-то женщиной-полицейской по видео, та ему прямым текстом сказала, что бояться нечего! Что нам теперь делать? Как выкручиваться?