На первую жилую палубу я не вошел, а практически ввалился. Если бы не лифт, который в общем-то рекомендовалось использовать только для перевозки грузов, так точно бы не дохромал. Но я и сам немногим отличался от груза — хромой, окровавленный, клок кожи свисает на щеку, с неподвижной рукой, которую пытался прижимать к груди.
В общем помещении первой палубы как раз собрались все обитатели — и писатель Снегирь, и скрипач Петр, и музыканты — рок-группа и джаз-банда. Все были с бокалами, взбудораженные и словно бы обиженные.
— Нельзя проводить тренировки без предупреждения! — громко возмущался Петр. — А если бы я репетировал? А если бы у меня была в руках скрипка?
— Вот у меня в руках была не скрипка! — рявкнул один из рок-музыкантов. Он был бородатый и с пышной черной шевелюрой. Может и собственные волосы, но тогда он их точно красит. — Но в туалет теперь лучше не заходить!
— Я, между прочим, вывихнул палец! — молодой интеллигентный джазмен поднял над головой руку. — Он болит! Как прикажете играть на банджо, когда болит палец?
Вот в этот момент я и вошёл.
Наступила тишина. Джазмен с вывихнутым пальцем побледнел, а по лицу пошли красные пятна. Есть такие люди, которые совсем не переносят вида крови. Я их не виню, я бы тоже хотел таким быть.
— Найдите аптечку, — попросил я. — На каждой палубе есть. Кто-то умеет оказывать первую помощь?
Снегирь энергично замотал головой, Петр часто заморгал, глядя на меня.
— Тебе не первую, а последнюю надо оказывать, дружок, — пробасил другой рок-музыкант, совершенно лысый, но тоже бородатый. В несколько шагов подошёл ко мне. — Я фельдшером когда-то был. Сейчас…
— И отправьте кого-нибудь вниз, на баржу, — сказал я. — Откройте люки и попросите всех подняться…
Бывший фельдшер, не спрашивая разрешения подхватил меня на руки и куда-то понёс. А я даже спорить не стал. Это, оказывается, очень приятно, когда о тебе заботятся.
Пришёл в себя я от колющей боли в руке. Открыл глаза.
Лысый музыкант делал мне инъекцию в сгиб локтя на здоровой руке. От стараний он даже высунул язык и это выглядело смешно.
— Ручки-то помнят, помнят ручки! — приговаривал он, вводя мне какое-то лекарство.
Ручки у него были здоровенные, но со шприцом он управлялся умело.
— Сколько… — прошептал я.
— Очнулся! — обрадовался музыкант. — Десять миллиграммов…
— Сколько времени я был в отключке?
— Минут пять. Ты что, спешишь?
— Все спешим… — прошептал я.
Я лежал на кровати. Каюта была знакомая — в ней мы дрались с болванами-актёрами. Снегирь, Петр и большая часть музыкантов тоже была здесь, толпились в сторонке, в ужасе глядя на меня.
Что, я так плохо выгляжу?
На правом локте у меня был пластиковый лубок, уже застывший и зафиксировавший локоть в полусогнутом виде. Тельняшку с меня не то сняли, не то срезали, спасибо, что трусы остались. На ноге здоровенный пластырь, судя по полосатой красно-белой расцветке — кровоостанавливающий. Кожу на голове тоже приладили на место и залепили пластырем. Рядом валялись кривые ножницы и короткие пряди волос — меня чуток обстригли.
— Быстро вы, — удивился я.
— На скорой работал, — заканчивая вводить лекарство, сказал музыкант. — Меня Гриша зовут. А сейчас «Роковая планета», бас-гитара.
— Вы же «Планета рок», — сказал я.
— А я стоял и стоять буду, что «Роковая планета» лучше! — с неожиданным чувством произнёс музыкант. — Да. «Планета Рок». Хреновы маркетологи!
— Не переживайте, — сказал я. — Так тоже ничего. Я вас помню, вы Григорий Остапенко, у вас в песне «Автопортрет с изнанки» басовая линия шикарная, всю композицию держит…
Остапенко вытаращил глаза.
— Народ… а дети нас реально до сих пор слушают!
— Я не деть, я офицер, — огрызнулся я. — Мне двадцать лет… Сесть помогите!
Басист нахмурился, но помог. Я сел на кровати и покрутил головой. То ли лекарство помогло, то ли пять минут отключки, но в глазах не двоилось и мутило меньше.
— Нам стоит чего-то опасаться? — спросил Снегирь. — Тех, кто с вами это сделал? Это ведь были болваны, Святик?
— Это был болван, — прошептал я. — Нет, его не надо опасаться. Вы послали кого-то вниз?
— Тимур и Василий пошли, — сообщил кто-то из джазменов. — Не беспокойся… не беспокойтесь. Мы ведь уже высаживались в баржах, умеем пользоваться шлюзом.
— Хорошо. Когда поднимутся девушки и Лефевр… надеюсь. Там есть девушка Маша, верните ей.
Я снял и положил на кровать иконку.
— Пусть идут в рубку, — велел я. — Там всё поймут.
— Вот и правильно, — одобрил Григорий. — А ты ложись, я систему поставлю, прокапаю физраствора. Тебе надо отдыхать.
— Некогда, — ответил я с сожалением. — Просто дайте бутылку воды.
Спорить они больше не спорили. Дали воду, и я высосал пол-литра одним махом. Потом встал, отбросив протянутую руку Остапенко.
Вроде как ничего. Стою. Голова прояснилась, ничего не болит, и настрой бодрый.
Медицина творит чудеса.
— Я вам ничего объяснять не стану, — сказал я. — Просто дождитесь Лефевра и Машу… она толковая. И ждите. А мне надо в «пчелу».
— Вы нас бросаете? — спросил Снегирь.
Я вдруг заметил, что он периодически поглядывает на экран, транслирующий внешний вид. И лицо у него встревоженное не только из-за моего состояния.
— Нет, — ответил я.
Мне вдруг стало его очень жалко. Он много лет писал всякую серьезную фантастику и даже философские книги, но сильно популярным не стал. Потом взялся за детские книжки про Небесное Воинство и прославился. Наверное, даже сам немного стал верить в эти истории, но последние книжки были похуже, читатели их ругали. И этот полёт для него шанс обрести вдохновение и с новой силой взяться за творчество.
— Вы не переживайте, — сказал я. — Болванов ваших починят. Знаете, какие мастера на базе? По винтику переберут, и мозги поправят. И вы ещё двадцать книжек про пилотов напишете.
Лицо у писателя стало какое-то совсем тоскливое.
Может эти его истории про Мишку и Мари больше всего надоели самому Александру, и он после этого полёта хотел написать что-то другое?
Я не рискнул уточнять.
Вниз меня провожали Григорий и Пётр. Я говорил, что это ненужно, но они всё равно пошли. И когда лифт начал опускаться, Григорий спросил:
— С кораблём всё плохо?
Врать не хотелось.
— Да. Но мы что-нибудь придумаем.
— Он на кольца идёт, так? — поинтересовался Пётр. — Повернуть можно?
— Попадёте в зоны высокой радиации.
— А на шлюпках улететь?
— Тем более. Там защита куда хуже.
Тут лифт остановился, и они увидели тело Бельроуза и даже немного разгромленного коридора.
— Господи! — воскликнул Пётр. А Григорий подался вперёд, к телу.
— Он мёртв, не надо, — сказал я. — Возвращайтесь обратно, ждите девушек и пилота.
И похромал по коридору.
Меня немного мутило, но боли не было. Так что я быстро дошагал до своего шлюза, вошёл. «Пчела» была на месте, обслуживающий болван стоял в своей нише. Я покосился на него с подозрением.
Как-то совсем забыл об этом болване.
— Болван, доклад, — сказал я.
Рабочие болваны обычно молчаливы, но динамики у них есть.
— Сервисный андроид корабля «Гаргантюа», идентификационный номер… — заговорил болван тусклым бесполым голосом.
— Отставить. Функциональность?
— Функциональность ограничена. Я дефектный, работаю автономно. Отключён от центральной сети.
— В чём причина дефекта?
— Нет информации. Обратитесь к искину корабля.
Понятно. Его отключили специально, чтобы он принял мой корабль и не влезал в происходящие разборки. Они всё продумали.
Ну и ладно.
— Помоги забраться в кабину, — попросил я.
Болван вышел из ниши, подсадил меня, я перешёл на крыло. Скинул трусы, сполз в прохладные объятия костюма. Почувствовал, как он стягивается, осторожно ощупывает меня, анализируя состояние. К лицу выдвинулся сосок — я глотнул.
Да, сплошь лекарства.
Я послушно пил, пока подача не прекратилась. Костюм уже стянулся, запаковал меня в конверт, можно отправляться. Пошевелив пальцами, я закрыл фонарь, осмотрел индикаторы.
Корабль заправлен, батареи дополнительно заряжены, вооружение полное. Даже одна термоядерная ракета есть. Только вместо верных щенов на подвеске четыре космические мины.
Но может это и к лучшему.
План у меня был простой. Вылететь из корабля, вызвать страхующую меня группу, объяснить Гиору происходящее. Ну и рвануть на полной скорости к Титану, пользуясь маневренностью и скоростью истребителя.
Если повезёт — долечу живым. А там поваляюсь на койке, пока самая старшая тушка не подрастёт до одиннадцати-двенадцати биологических лет. Надеюсь, что дотерплю. Потом сяду в самую старую «пчелу» и попрошу меня отправить на самое опасное задание в один конец…
Тем временем группа «пчёл» и «ос», плевать, что тут они иначе называются, пойдёт тесным строем перед «Гаргантюа». И, приблизившись к Кольцу, начнёт расстреливать летящие камни. Если всё получится нормально, то «Гаргантюа» проскользнет. Должно получиться, просто обязано!
Хороший ведь план, верно?
Я включил двигатели и дал команду на открытие шлюза.
Как это всегда и бывает, неприятности начались сразу.
Едва «пчела» выскользнула из шлюза и начала отдаляться, как на экране замигал сигнал вызова. Не с базы, не с истребителя, а судя по метке — с зонда-маячка, сброшенного где-то поблизости.
— Прими сигнал, — попросил я.
Мгновение — и я услышал Гиора.
— Святослав, это Гиора.
Мне сразу не понравилось такое вот неформальное обращение.
— Ты извини, братишка, очень неприятно это говорить. Но ты теперь один. Нас вызвала база, мы мчимся назад на всем ходу. К Титану приближается большая группа твариков. И с ними падшие среднего чина. Предполагаем атаку на базу, будем заходить им в тыл. Впритык успеваем.
Я молчал. К чему разговаривать с записью.
— Не знаю, что там у тебя происходит. Когда мы улетали, «Гаргантюа» совершал какие-то странные маневры. Надеюсь, что всё хорошо. Проверьте курс, у вас траектория опасная, выводит на Кольцо.
Гиора замолчал, но запись ещё длилась. Я смотрел на сияющие звезды и гигантский бублик Кольца. Мы заходили на него сверху, почти что вертикально.
— Правда тяжело, брат. Вали к базе, в бой не вступай. Да ты и не успеешь, в общем-то. Просто делай ноги, фонит сильно.
Я видел, что фонит — индикатор болтался в красной зоне. Скафандр, в котором я перебирался из баржи на буксир, был легкий, удобный, но совершенно не приспособленный для действий в магнитосфере планеты-гиганта.
— Если что, было честью с тобой служить, Святослав.
— И тебе того же, — пробормотал я.
Запись закончилась.
— Искин? — позвал я.
— Слушаю вас.
— Ты боишься смерти?
— Я не являюсь разумным существом, осознающим себя, поэтому вопрос…
— Ответь.
— Нет, я не боюсь.
— А я боюсь, — сказал я.
На самом деле ещё больше я боялся неудачного воскрешения. Неразвитый мозг семилетней тушки… ну пусть восьми или девяти, её наверняка пичкают всеми стимуляторами… всё равно, структуры не сформированы, сознание не сможет полноценно перейти в новое тело.
— Ты можешь оценить уровень моих повреждений? — спросил я.
— Высокий. Наибольшие опасения вызывает полученный уровень радиационного облучения. Я рекомендую немедленно отправиться на базу для прохождения курса интенсивной терапии. Это может сохранить вам жизнь на несколько месяцев.
— Так и планировал, — согласился я, глядя на Кольцо.
Один истребитель. Против текущей в космосе каменной реки.
Надо создать просвет. Прореху, в которую проскользнет буксир и баржи. Ну или хотя бы буксир. Отряд истребителей смог бы расстрелять термоядерными зарядами и кинетикой участок Кольца, с которым должен сблизиться «Гаргантюа», после чего заложить вираж и увернуться. Ну или не увернуться, а попробовать проскочить вместе с кораблём. В любом случае у пилотов есть готовые тушки.
— Посчитай возможность термоядерной боеголовки по аннигиляции участка Кольца перед приближающимся «Гаргантюа», — сказал я.
— Одной боеголовки? — уточнил искин.
— Всего, что у нас есть. Четыре мины, ядерная ракета, кинетика, лазер. Наша цель обеспечить прохождение «Гаргантюа» сквозь Кольцо.
— Работаю нестабильно, радиационные повреждения логических элементов, — предупредил искин.
— Тогда считай быстрее.
Я ждал, «пчела» летела рядом с кораблём, искин считал. Сатурн равнодушно раскручивал атмосферные вихри, Кольцо вращалось.
Всё-таки Юпитер гораздо красивее.
— Вероятность безопасного прохождения «Гаргантюа» от двух до трех с половиной процентов.
— Можешь предложить варианты? Как повысить шанс выживания корабля?
Я знал ответ, но всегда хочется верить, что нейросеть окажется умнее тебя.
— Если пожертвовать истребителем и активировать боеголовку без запуска ракеты, с большой вероятностью в процесс взрыва включится дейтерид лития в реакторе. Процесс радиационной имплозии приведёт к повышению мощности взрыва…
— Вероятность прохождения Кольца для «Гаргантюа»?
— От семидесяти восьми до восьмидесяти шести процентов. Повышение шансов на прохождение Кольца будет связано с большим уровнем облучения экипажа и пассажиров.
— Считай траекторию, выведи на экран ручного управления, — попросил я.
— Считаю. Ещё какие-то задания?
— Установи связь с Титаном.
Я ждал, пока не услышал пение маяка. И вдруг понял, что не хочу слышать никого — ни энергичного Роберта Уотса, ни своих. Даже Анну не хочу слышать.
— Искин, передай запись на Титан, — попросил я. — Начало записи по команде «начали», окончание по команде «стоп».
С минуту я молчал, собираясь с мыслями.
Нет, чувствовал я себя нормально. Костюм меня обнял, убаюкал, согрел. Я в нём как у мамы в животе. Вот только у меня никогда не было мамы.
— Начали. Сигма один, докладываю Титану. Мятеж на «Гаргантюа» был вызван действиями вонючек. Жертвы побочный результат, чужаки хотели всего лишь поговорить. Мятеж подавлен. Экипаж и пассажиры проявили героизм и стойкость перед лицом опасности. К сожалению, корабль движется в сторону Кольца, маневр уклонения невозможен. Принял решение взорвать истребитель с целью создания прохода в Кольце. Искин оценивает шансы на выживание «Гаргантюа» в районе восьмидесяти процентов. Большая личная просьба. Сделайте так, чтобы я не возрождался в незрелой тушке. Можно же что-то придумать, да? Усыпите их, в конце концов. Не хочу… так. Спасибо. Стоп.
— Отправлять запись? — спросил искин.
— Отправляй, — согласился я. — Если будет ответ, то озвучивать не надо.
— Курс на сближение с Кольцом готов. Я просчитал траекторию, мы опередим «Гаргантюа» на две минуты и взорвемся против направления вращения Кольца. Корабль не пострадает и прибудет к Кольцу в безопасном участке.
— Ты молодец, — сказал я. — Работай. И знаешь, что? У тебя есть книжка Снегиря «Ущелье на Япете»?
— Текстовый файл, две аудиокниги, три нейроэкранизации одобренные автором…
— Аудиокнигу. Тот вариант, что больше всего хвалят. Включи с самого начала.
— Приятного прослушивания, — любезно сказал искин. — Выполняю.
Заиграла тихая негромкая музыка. Глубокий бархатный баритон произнёс таинственным голосом:
— Александр Снегирь… Ущелье на Япете… Книга седьмая из цикла «Небесное воинство»…
Я закрыл глаза. Хорошая была идея, встретиться с вонючками на Япете. Может быть, мы бы что-то интересное придумали?
— Космос был так огромен и холоден, что каждая капля живого тепла в нём сияла на миллионы километров, будто драгоценный камень под лучами Солнца. Мишка думал об этом, когда мчался в кабине «пчелы» следом за Мари.
И чего она вдруг так заинтересовалась Япетом? — размышлял Мишка. Самый обычный спутник, не самый большой и красивый, ледяной шар вдали от Сатурна.
Но Мари заинтересовало то, что Япет двуликий. Та половина спутника, которая обращена в сторону движения по орбите, чёрная будто копоть. А задняя половина блестит как свежевыпавший снег.
«Япет просто собрал весь мусор на своём пути», — ворчал Мишка. Но Мари не унималась и решила побывать на спутнике…
Голос у диктора был хороший, хотя мне и не очень нравилось, когда он менял тон, будто пытаясь передать интонации героев. И вообще, трудновато было слушать после того, как я дрался с болванами…
Но я потихоньку увлекся. Искин держался стойко, не отключался, «пчела» шла по расчетной траектории и уже ничего не было впереди, кроме плоскости Кольца. Было видно, какое оно тонкое и дырявое, что камни в нём разделены большими расстояниями, но всё-таки оно вращалось достаточно быстро, чтобы громадина вроде «Гаргантюа» не смогла проскользнуть.
— Минута до подрыва боеголовки, — сказал искин. — Продолжать чтение?
— Да нет, хватит, — ответил я с сожалением. — Ты уверен, что рванёт?
— Должно рвануть, — порадовал меня искин. — Теоретическая возможность подрыва истребителя заложена в конструкцию.
Надо же! А нам и не говорили такого.
Наверное, чтобы не злоупотребляли. Истребители денег стоят, да и тушки наши не бесплатные.
Я приложился к соску, и «пчела» напоила меня очередной порцией лекарств. Это было очень трогательно.
Интересно, усыпят мою тушку?
Или мне всё же предстоит доживать свою жизнь безумным дебилом?
В любом случае я этого не узнаю.
Кольцо заслонило всё вокруг, а искин по своей инициативе начал отсчёт:
— Пять… четыре… три…
Я не успел приказать ему заткнуться, я будто заледенел весь.
— Два… один.
И наступила тьма.