Девятый

Глава 4

Мы расселись попросту, на полу, только Эля заняла стул. Эрих сел напротив, положив ладони на коленки будто молящийся, и уставился на неё. Анна и Хелен, обнявшись, смотрели на Элю с обожанием, ну чего взять с девчонок, тем более откатившихся в возрасте.

Я вспомнил детство. Не дитячество, а настоящее детство, на Луне, когда мы уже вовсю летали, но были ещё детьми, даже без квантовой запутанности и с едва-едва пробуждающимися альтерами. Мы не знали другой жизни, хотя все уверяли, что помнят маму и папу. Но у нас были прекрасные воспитатели. Нашу группу вела молодая хрупкая женщина по имени Чарли, вечерами мы собирались в чье-либо комнате, она садилась на кровати, мы на полу — а потом часами ели всякие вкусняшки, слушали её рассказы и сказки, спорили, хохотали, ссорились…

Интересно, для Чарли мы значили хоть что-то большее, чем работа?

И что мы значим для Эли?

— Ты странно на меня смотришь, Эрих, — сказала Эля беззаботно.

— Да так. Непохожа ты на ангела, — Эрих пожал плечами. — Пойми правильно, я видел тебя в ореоле и с крыльями. И что ты сделала тоже помню. Но…

— Ты видел меня и в другом виде, — сказала Эля. — Три года, семь месяцев и шесть дней назад. Ты вёл группу красных и оранжевых в патруле над экватором Юпитера. Серафим Иоэль сражался с падшими вблизи Ио. Вы не приближались к месту сражения, но наблюдали его до самого конца.

— И почему мы не приближались? — спросил Эрих дрогнувшим голосом.

— Потому что серафим Иоэль запретил вам входить в зону боя. Вы получили бы смертельные дозы радиации, но не принесли никакой пользы.

Эрих кивнул.

— Верно. Но ты говоришь о серафиме в третьем лице.

— Правильно, — согласилась Эля. — Серафим Иоэль куда больше, чем я. Мне не вместить ни его память, ни его силу. И в то же время без меня его нет.

— Спасибо, что спасла нас на Каллисто, — сказал Эрих, тряхнув головой. Я понял, что он поверил. — И тогда, у Ио. Спасибо, что запретила приближаться.

— А я благодарна вам, — ответила Эля. — За то, что не бросили на Каллисто. Поэтому вы можете задать любой вопрос и получить ответ. Святослав уже выбрал, но, может быть, хотите передумать?

— Я спросил, кто такие ангелы, — сообщил я.

Эрих усмехнулся, Боря показал мне большой палец, Анна и Хелен радостно закивали.

— Святик правильно выбрал, — согласилась Анна. — Ангелы настоящие? Многие думают, что вы инопланетные существа. Нет, не подумай, я сама так не считаю…

— Мы настоящие, — серьёзно сказала Эля. — Только вам надо понять, что мы много больше, чем думали люди. Мы… я попробую фонетически…

Она нахмурилась и что-то произнесла.

Голос был человеческим, без ультразвукового визга или инфразвукового гула, негромкий.

Но слово оказалось незнакомым, непонятным и… тяжёлым.

Анна закричала, зажимая ладонями уши. Хелен распласталась по полу. Боря кинулся ко мне и повис, вцепившись в плечи. Только Эрих, набычившись, смотрел на Элю. Из уха у него выступила капелька крови, он мотнул головой, потом стер кровь пальцем, размазав по щеке.

Я вдруг обнаружил, что стою у стены, прижимая к себе Борю. Альтер, похоже, был не прочь вновь оказаться в моём сознании. Меня трясло, голова звенела, в глазах потемнело.

— Простите, — сказала Эля сокрушенно. — Я попыталась.

Она взмахнула рукой, и я ощутил касание благодати. Голова прояснилась.

— Ничего ты не пыталась, ты знала, что так будет, — пробормотал Эрих. — Что это было?

— Язык ангелов, — Эля вздохнула. — Нет. Осознанно причинять зло людям я не могу. Но теперь вы понимаете, как мне сложно?

Анна, успокаивая всхлипывающую Хелен, укоризненно посмотрела на неё.

— И нам сложно, — сказал я. — Но мы, вроде как, друзья? Так постарайся объяснить нашим языком.

Эля кивнула.

— Ладно. Но это будет лишь слабая аналогия.

— Сгодится, — сердито сказал я, отцепляя от себя Борю. Альтер был мрачный и смущенный одновременно. — Кто вы?

— Мы эмерджентные существа, — сказала Эля. — Самоорганизовавшиеся процессы в структуре Бога. Мы его инструменты… органы… программы… всё это и многое другое. Сознание Бога настолько же превышает наше, как наше превышает ваше, а ваше сознание — сознание инфузории. Сознание Бога слишком велико, чтобы контролировать отдельные процессы, а уж тем более — разумные личности.

— Слишком велико? — не понял я.

— Ну да, — просто подтвердила Эля. — То, на что обратится внимание Бога, не сохранит целостность. Это разрушающее наблюдение, превращающее объект в малую часть наблюдателя. Поэтому есть мы.

— Он вас создал? — спросил я осторожно.

— И да, и нет. Мы возникли сами, как его потребность контролировать Вселенную, не уничтожая её. Переносить информацию без ограничений законов природы, вроде скорости света. Контролировать локальные процессы — от взрыва звезды и до возникновения капли росы на цветке. Регулировать фундаментальные законы природы, во исполнение Его воли. Поддерживать баланс мироздания. Мы даже способны выдержать Его внимание… в какой-то мере и на какой-то срок. И можем взаимодействовать с материальным миром на простом уровне.

— Вот как сейчас? — спросил Эрих.

— Да. Я ведь в человеческом облике. Но в основе своей мы — устойчивые структуры в самой ткани Вселенной, в пространстве-времени, энергии, обычной и тёмной материи. Мы — нарушения топологии пространства. Самоподдерживающиеся квантовые состояния, сложные диссипативные структуры, устойчивые волны в скалярных полях.

Мы молчали, глядя на неё.

Эля вздохнула.

— Как много потребовалось слов, вместо одного, которое объясняло всё глубже и правильнее.

— Это то, что ты произнесла? — недоверчиво спросил я.

— Ага! — она улыбнулась. — Собственно говоря, это было всего лишь слово «ангел», но выражающее суть на максимально доступном человеку уровне. Видимо, я не учла, что имеется в виду теоретически доступный уровень, а не ваш конкретный. Вы получили информационный удар, но понять ничего не смогли.

— Как это прекрасно! — воскликнула Анна пылко.

Эля посмотрела на неё с удивлением.

— Прекрасно? Ты не шокирована, дитя? Я не разрушила твою веру, не нанесла душевной травмы?

— Нет конечно! — Анна глянула на нас с Борей, будто ища поддержки. — Ну я же не дурочка, чтобы представлять Бога сидящим на облачке, а ангелов — человеками с крыльями! Я понимаю, что всё куда сложнее, что до конца мне не понять. Но я рада, что вы есть, что вы с нами! Это… это так чудесно! Скажите, ваше совершенство…

— Зови меня Эля.

Анна замялась, но тряхнула коротко стриженной головой и храбро продолжила:

— Скажите, Эля, а когда мы умрём — мы же попадём к Богу?

— О, — сказала Эля в легком замешательстве. Вопрос её неожиданно смутил. — Ну, да. Конечно.

— Тогда мне ничего не страшно, — Анна снова обняла Хелен, всё ещё пребывающую в ошарашенном состоянии. — Ваше… Эля, вы можете исцелить Хелен? Видите ли, она забыла всё!

— Я обещала ответить на один вопрос, — серьёзно сказала Эля. — И я уже ответила.

— А это не вопрос! — воскликнула Анна дерзко. — Это просьба! Молю вас, всеблагой Иоэль!

Эля молчала. Потом покачала головой.

— Нет. Вернув сознание вашей Хелен, я тем самым убью эту.

Хелен вцепилась в Анну и замотала головой, будто от той зависело решение, жить ей или умереть.

Эля кивнула, примирительно сказала:

— Именно так. Всё имеет свою оборотную сторону. Но я утешу вас, девочки. Воспоминания прежней Хелен будут прорастать в памяти новой. Со временем они могут соединиться в одну общую личность. Если вернётся Эйр, её альтер, это станет хорошим знаком.

Она протянула руку и погладила Хелен по голове, будто маленькую. И та мгновенно успокоилась.

— Что ж, мне пора…

— Хоть про водород скажи! — внезапно попросил Эрих. — Ну зачем он вам?

Я не ожидал, что Эля ответит. Но, кажется, вопрос ей понравился.

— А из чего ещё строить? Во-первых, его много на Юпитере и Сатурне, с них не убудет. Во-вторых — универсальный элемент творения. Кирпичик. Первый атом времён рекомбинации.

Она едва заметно улыбнулась, будто припомнив что-то забавное.

Нет, я не был отличником, да и не забивали нам голову лишними вещами. Но космогония была моим любимым предметом в рамках божественной космологии.

— Ты помнишь время рекомбинации? — спросил я.

Эля медленно перевела на меня взгляд. И её глаза вдруг стали глазами ангела — чёрными провалами в искрящуюся бесконечность.

— О… это сложно. Иоэль помнит.

— Тринадцать с половиной миллиардов лет назад, — сказал я.

— Иоэль помнит, — повторила Эля, будто извиняясь. — Он появился раньше.

— Ты помнишь первый атом во Вселенной, — произнёс я.

Эля молчала, глядя на меня.

А я смотрел на неё — такую обычную с виду молодую девушку, к которой меня неудержимо тянуло, которую я вытаскивал из кристаллической «спасательной капсулы» на парящем в атмосфере Юпа серафиме, с которой мы делили один на двоих костюм в несущейся сквозь пространство наудачу «пчеле», которая пришла мне на помощь и которую я смог спасти, вернув благодать. Она живая и тёплая, я помню её голос и манеру говорить, ощущение её кожи и запах волос.

И она — крошечный осколок существа, которое мы зовём серафимом. Существа, построенного из чего-то, что я даже постичь не смогу, как она там сказала? Процесс, нарушение топологии, диссипативная структура, устойчивая волна…

Какой-нибудь грязный свинопас или бесправный батрак в средние века мог украдкой бросить взгляд на проезжающую в карете принцессу — и помечтать, что он спасёт короля, найдёт гигантский клад или победит дракона. Станет равным или хотя бы достойным.

У меня даже таких наивных иллюзий нет.

Это пропасть, которую невозможно перешагнуть. Её даже осмыслить невозможно.

Лучше бы ты была инопланетянкой. Разумной медузой или червём в человеческом теле. Это куда ближе. С медузой я бы попытался поладить.

— Я то, что я есть, — сказала Эля. — Даже в этом теле. Прости, Святик Морозов.

Я вдруг понял, что все смотрят на меня.

Смотрят с сочувствием. Даже Боря.

— Сейчас я уйду, — продолжила Эля. — Мне надо поговорить с командиром базы. В том числе и для того, чтобы у вас всё было хорошо. Потом я загляну кое-куда. И отправлюсь… — она улыбнулась, — в убежище. Думать. Искать выход. Я хочу спасти этот мир. Это моя функция, пилоты. А вы… выполняйте свою. Не лезьте в игры больших сил, делайте свои маленькие дела правильно и вовремя!

— Мы что-нибудь можем сделать для тебя? — деловито спросил Эрих.

— Хорошо, что именно ты задал этот вопрос, Эрих. Если я решу, что мне нужна помощь, я обращусь. Лично к тебе.

Она перевела взгляд на меня прежде, чем я успел обидеться или расстроиться этим словам.

— Святослав, ты помог мне на Юпе, я обещала вернуть долг. Так и случилось.

— В расчёте, — горько сказал я.

— Но ты опять меня спас, — продолжила Эля. — Так что зови снова, если что. А когда зайдёт Кассиэль, то передай ему привет и скажи, что я помню его тензор.

— Тензор? — с сомнением спросил я. — Какой ещё тензор?

— Тензор Риччи. Он поймёт.

Кожа Эли засветилась, когда ореол проступил над ней — и она исчезла.

— Чур я первый в туалет! — завопил Боря и метнулся к двери. — Это она так угрожает Кассиэлю, поняли? Что-то типа «знаю где тебя найти»!

— Дверь закрой, балбес! — крикнул я.

— Серафим велела делать малые дела вовремя! — хихикая откликнулся Боря, но дверь всё-таки закрыл.

— Какой невоспитанный малыш, — чопорно произнесла Хелен. Села на кровать, где только что сидела Эля и глубоко вздохнула: — Ах! Тут пахнет ангелом небесным и её мудрыми словами!

Вот и пойми, что у Хелен в голове, что из услышанного она поняла и как. Может для неё все наши разговоры — как одно-единственное слово на ангельском, от которого кровь из ушей идёт?

— Хорошая у тебя подружка, — задумчиво произнёс Эрих.

— С чего бы моя? — огрызнулся я. — Она вроде пообещала к тебе за помощью обратиться, если потребуется!

— Ну, есть то, в чём я объективно лучше всех, — спокойно ответил Эрих. Встал и потянулся. — Пойду-ка спать. Не бери в голову, Слава!

Вначале я думал, что не смогу уснуть. Под утро, да ещё после такого дня…

Но Борька, рухнувший на свою кушетку, отрубился мгновенно. Я полежал минуту, пытаясь придумать, в чём Эрих лучше меня.

В полётах и сражениях?

Ну так чем может помочь даже самый лучший пилот ангелу высшего чина? Пусть даже такой травмированной, как Эля…

Так что я закрыл глаза, поймав напоследок цифры на часах: «4:36» Подумал, что мы всё равно пока не летаем, временно отстранены, спать можно хоть до обеда.

И уснул, чтобы проснуться в другое время и в другом теле.

— Часто случаются такие приступы, Святослав?

Вопрос был докторским, интонации тоже соответствовали.

Но лётчик Святослав Морозов сидел не в кабинете врача, а на пляже. До горизонта раскинулось море, а может быть и океан — спокойная гладь с мягкими волнами, накатывающими на песчаный берег. Было жарко, но дул легкий ветерок, да и Святослав был в одних плавках, мокрый — видимо, только что окунался в море.

Меня пробило обидой. Уж если снова оказался в сознании своей основы, так стоило бы чуть раньше! Я люблю купаться в бассейне, но они у нас небольшие, да и в низкой гравитации это как-то странно. Наверняка в настоящем море ощущения другие.

— Тридцать пять раз случалось, — ответил Морозов. — Память у меня хорошая, да такое и трудно забыть. Первый раз в детстве, лет в двенадцать-тринадцать.

— То есть примерно раз в год, чуть пореже? — спросил его собеседник.

Это был худощавый мужчина, немолодой, лет пятидесяти, в очках с тонкой оправой, короткой прической ежиком, загорелый, тоже в плавках. Я подумал, что он, похоже, ровесник Святослава, по разговору чувствовалось. Только моя основа была гораздо мускулистее и спортивнее.

— Примерно, — согласился Святослав. — Но не равномерно… О, стих получился.

Святослав глотнул из жестяной банки, стоявшей рядом. Ну вот, опять пиво! К тому же тёплое, вдвойне гадость!

Его собеседник отпил из такой же банки.

— И как ты это чувствуешь? — очень спокойным, каким-то обволакивающим голосом поинтересовался он.

Мозгоправ, точно. Я-то с ними постоянно общаюсь, даже не помню себя без них.

— Ну… — Святослав замялся. Я чувствовал, что он готовился к этому разговору, заранее репетировал рассказ, но сейчас засомневался. — Вначале просто ощущение неприятное, тягостное. Будто что-то приближается, что-то должно случиться. Примерно полчаса длится. А потом — раз! Как отрезало. Но возникает другое… словно я — это не я. Будто во мне другой человек. Но он… — Святослав покрутил рукой перед собой, разглядывая пальцы. Я увидел тонкое обручальное кольцо, маленький шрам на ладони, коротко постриженные ногти. — Но он — тоже я. Понимаешь?

— Понимаю, — спокойно ответил очкарик.

Святослав взял с песка пачку сигарет, зажигалку. Закурил.

— К психологу идти не хочу. Спишут к чертям собачьим. Вот… решил с тобой поговорить. Приватно.

— И правильно решил, — сказал очкарик.

— Не подумай, с алкоголем это не связано. И никакой дряни я не курю, не глотаю.

— Свят, да мы с первого класса знакомы, — ухмыльнулся очкарик. — Если у тебя это в детстве началось… ты, по-моему, только после школы первый раз пива выпил.

Свят кивнул. И резко спросил:

— Володька, у меня шиза? Скажи честно?

— Как ты ощущаешь другую личность внутри себя? Она не враждебна?

— Нет. Скорей удивлена, или напугана, или хочет поступить как-то иначе. Иногда вроде и поступает, по мелочам, но может мне лишь кажется так. Я вот думаю… может ли быть такое, чтобы я ловил мысли… ну… его.

— Своего клона? — неожиданно жестко спросил Володя.

— Да! Я же думаю об этом всё время. Прав был или нет! Вроде как сам согласился, себя на подвиги отправил, но ведь по факту — как ребенка в янычары отдал! Ты же знаешь, у них там такая хрень, квантовая связь… их клонируют непрерывно, растят как овощи, а если пилот погибнет — оживят в новом теле! Может меня от этого торкает, а? Или шиза?

Сказать, что я обалдел — ничего не сказать.

Во-первых, выходит, Свят меня чувствует. Не понимает, что происходит, но чувствует.

Во-вторых, я еще много раз буду оказываться в его теле, верно?

В-третьих, он, оказывается, переживает! Всерьёз!

И в-четвертых — он совершенно правильно всё понял!

— Нет, Свят, — сказал Володя. — Ни то, и ни другое. Ну какой клон, какая квантовая запутанность? Если тебе с детства это мерещится? Когда программа с пилотами стартовала?

— Пять лет назад.

— Ну! А у тебя началось сорок лет назад, так?

— Тридцать восемь.

— Ну и?

Свят потёр лоб.

— Может этим квантам наплевать на время?

Мысленно я зааплодировал. Какой же я умный! Ну, то есть он умный!

— Свят… — сказал Володя. — Ну перестань придумывать. Время — это время. Оно и ангелам не подвластно.

Свят помолчал, зло спросил:

— Так что, шиза?

— Нет конечно! У тебя самое обычное диссоциативное расстройство идентичности, — сказал Володя.

— Это ещё что такое? — спросил Святослав подозрительно.

— Вот именно то, что ты ощущаешь.

— Типа раздвоение личности? — уточнил Свят.

— Так говорить не стоит, но в целом — да. Это часто случается. Процента два-три населения страдает. Ощущение чужих мыслей в голове, детского голоса, чужих воспоминаний, разговоры о том, чего не знаешь или о чём не хочешь говорить. Иногда будто щелкает — и та, другая личность берёт контроль над телом. У тебя же скорее пассивное влияние, чужая личность не вмешивается в управление… Немножко необычно только наличие предвестников: тревоги перед появлением второй личности.

Свят громко выдохнул. Бросил окурок в пустую банку из-под пива и закурил новую сигарету.

— Опасно?

— Да нет, в целом не опасно. Но настроение портит, депрессия возникает, расстройства сна.

— И какая причина?

— Обычно детская травма. Насилие, физическое или сексуальное…

— Но-но! — возмутился Свят. — Не было такого!

— Пережитая война, катаклизм, смерть близкого человека… Ты пойми, диссоциативное расстройство — защитный механизм. Когда человек не может справиться с какой-то серьезной бедой или потерей, он словно бы создаёт другую личность. Этой личности пережить случившееся проще. Понимаешь?

— Отца со службы выгнали, спиваться начал, мать любовника завела, вокруг страна горит… годится под катаклизм? — спросил Свят.

Володя молча похлопал его по плечу. Тоже взял из пачки сигарету. Минуту они молча курили, глядя на море.

А я размышлял. Хорошо это или плохо, что Свят меня чувствует, но теперь считает болезнью, глюком в голове?

Наверное, так лучше. Для нас обоих.

— Работе ведь не мешает? — небрежно спросил Святослав.

Володя откашлялся.

— В обычной ситуации я бы сказал «да». Но ты ведь военный лётчик.

— Так точно.

— Как сам считаешь? Если тебя в полёте переключит? Да ещё и в боевой обстановке, когда будешь где-нибудь над Краковом патрулировать с ядерным зарядом. А твоя вторая личность, к примеру, летать не умеет и высоты боится!

— Как лечить? — деловито спросил Святослав. — Ты извини, я сразу о главном. Достаёт меня это расстройство идентичности, и летать я не брошу.

— А вот тут извини, — Володя вздохнул. — Таблетками не лечится. Психотерапия, гипноз. Можно ввести тебя в транс и попробовать поговорить с другой личностью.

— Так гипнотизируй, — сказал Святослав. Убрал окурок, отряхнул руки и лёг навзничь на песок. — Я же не случайно разговор завёл, Володька. Он сейчас во мне. Сидит тихо и слушает.

Мне очень сильно захотелось проснуться.

Но это, кажется, от меня ни в малейшей мере не зависело!