В первый раз, когда пленник открыл глаза, он увидел паука. Тот, словно зависший в воздухе сухой лист, спускался с потолка на своей паутине и отчаянно перебирал лапками, как если бы полз по невидимой стене. Внезапно паук начал чернеть. Вместе с ним чернел и потолок, и стена, и нить паутины. Мутная пелена застилала пленнику глаза и не отпускала, пока он не подчинился забытью.
Вскоре паука не стало. Он исчез вместе с ажурной паутиной, чья-то рука позаботилась о порядке в доме. Смотреть пленнику стало не на что, но и сон пока не спешил забирать его. Подкрадывалось другое чувство: холодное, тревожное, болезненное. Оно туманило рассудок и приносило мучения. По телу словно рассыпались осколки, которые двигались внутри, и их острые грани впивались все глубже. Пленнику показалось, что рукой он дотронулся до чего-то теплого и влажного. Рука тряслась, пока он пытался приподнять ее и рассмотреть побагровевшие кончики пальцев. Бордовая капля упала на одеяло, и он забылся.
Лихорадка поедала пленника. Пальцы покалывало так, будто он их отлежал. Юноша дрожал от озноба, теплое одеяло не спасало. Он почти ничего не соображал и часто проваливался в бред: представлял себя пауком, который ползет по стене, и потому высовывал руки и ноги из-под одеяла и перебирал ими в воздухе. Потом на секунды приходил в себя, и подступал стыд. От пленника плохо пахло. Если говорить точнее, пахло отвратительно. Рядом с кроватью стояло ведро с нечистотами. Он старался не поворачиваться к тому краю кровати, но мерзким запахом напиталась уже вся комната.
«Замок…»
Замок в мыслях пленника представлялся как нечто расплывчатое, далекое. Как полузабытое прошлое, которое он силился вспомнить, но не мог.
Очередное пробуждение ознаменовалось резкой болью, пронзившей все тело пленника. Те самые осколки, с которыми он отождествлял свою боль, будто разом захотели вырваться из него наружу, прорезая плоть. Пленник хотел закричать, но был так обессилен, что выжал из себя только слабое мычание, не передававшее и капли того, что он чувствовал сейчас.
Он открыл глаза, чтобы понять, явь это или сон.
Рядом на стуле сидела девушка. Длинный розовый локон щекотал пленника по плечу, пока она орудовала ножом. Все лезвие было в каплях его крови. Юноша задергался.
– Ну-ка лежи спокойно! – рассердилась девушка.
Она снова тыкнула ножом.
«Она хочет меня убить. Неудивительно, ведь это…» – и эта мысль так четко, как ни разу за последние дни, пронеслась в голове у Ника. Девушку звали Мираби, она была ведьмой и пособницей повстанцев.
– А-а-а, – простонал Ник, когда девушка дотронулась до окровавленных лохмотьев на его боку.
Нож уже лежал в стороне, но принц инстинктивно попытался то ли дотянуться до него, то ли откинуть руку девушки.
– Больно? – скривилась девушка. – Ну ничего, потерпишь. Да не дергайся, говорю!
Ник вопреки ее предписанию дернул рукой, за что Мираби тут же бы влепила ему пощечину, если бы он не был так слаб. Но потом, успокоившись, пояснила:
– Я тебе вообще-то помочь пытаюсь. У тебя лихорадка. В тебе застряли пули. Их надо вытащить.
Ник в ответ промычал что-то неопределенное, похожее на отказ. Девушка как будто его не услышала. Принц старался не смотреть, как она копошится в его ране.
– Между прочим, почти все, кого я лечила, остались живы, так что тебе нечего бояться, – заметила Мираби.
И все же она сказала «почти». Ник хотел сопротивляться, но не мог. Он оказался всецело во власти ведьмы. Казалось, девушка продолжала резать его ножом – так сильна была боль. Принц скривился, мысленно взывая к светлым Существам, ибо никто другой его сейчас слышать не мог. Хотелось кричать.
Мираби заметила мучения пленника и протянула деревянный брусок.
– На, не ори только.
Нику пришлось сжать в зубах деревяшку, которую вставила Мираби. Деревяшка хрустнула. Пальцы Мираби тем временем выворачивали раны принца наизнанку.
– Ну вот. Вот из-за нее-то ты и не поправлялся. – Девушка продемонстрировала расплющенную пулю, отложила ее и вооружилась иглой.
Ник старался не смотреть, как его зашивают. Каждой клеткой своей раны он чувствовал, как грубая нить проходит сквозь его кожу, как игла, не церемонясь, прокладывает для нее новый ход, и думал только о том, чтобы это поскорее закончилось. После того как Мираби зашила рану, Ник стал ощущать ее по-новому: нитки стянули кожу, и ему показалось, что боль стала еще сильнее. Ник выплюнул истерзанный зубами брусок: полукруглый рядок вмятин от его зубов украшал повлажневшую от слюны деревяшку.
Мираби вышла из комнаты. Она не сказала, куда ушла, но отсутствовала недолго. Вернулась с кружкой, и, не спрашивая, поднесла ее ко рту Ника. Он взглянул на мутное питье, которое ему предлагали, и попытался отказаться.
– Пей, я ведь и насильно могу влить это в тебя.
Ник помотал головой.
– Думаешь, я тебя отравить пытаюсь? Хотела бы убить, давно бы убила, а не нянчилась с тобой. Это снадобье, тебе от него лучше станет. Пей, не зли меня.
Ник поддался на уговоры. На вкус и запах эта жижа оказалась не менее отвратительна, чем на вид. Ник поскорее проглотил снадобье, Мираби пристально следила, чтобы он не выплюнул ни капли.
– Довольна? – пробормотал он, все еще чувствуя мерзкий привкус во рту.
– Вполне, – улыбнулась Мираби. – Будешь пить снадобье, пока не поправишься.
Ее слова прозвучали как угроза.
Долго Ник в сознании пробыть не смог. Устав от боли и волнения, а может, и под действием снадобья, он быстро уснул.
Сколько еще времени Ник провел в таком полусознательном состоянии? Дни или недели? Он не мог определить. Все вокруг менялось; уползала тень, по которой Ник пытался определить время суток; в угол вернулся паук. Но принц начал поправляться и мог уже сидеть в кровати. В одно утро Мираби разбудила пленника и протянула кружку с отваром.
– Ты ведь благодарен мне за спасение? – спросила девушка, пока Ник опустошал чашку.
Вопрос не застал его врасплох. Пленник ожидал, что однажды ведьма потребует плату за помощь.
– Можно подумать, ты оставила мне выбор, – прищурился принц.
– Не ерничай. Ты должен меня отблагодарить.
– И чего ты хочешь?
– Хочу, чтобы инквизиция оставила меня в покое.
Разумеется. Именно это Мираби и должна была попросить. Но Ник слишком долго гонялся за девушкой, чтобы сейчас, пусть она и вылечила его, отпустить. Он надеялся, что ведьма растолкует ему странные сны. Но станет ли она это делать. Он хотел добиться своего во что бы то ни стало и решил действовать по-другому. Он будет отвергать ее условия, лишать надежды на спасение, чтобы потом кинуть веревку, по которой Мираби не откажется вылезти из ямы. Он помнил, что инквизитор велел остановить поиски Мираби, но сама девушка об этом не знала.
– Нет.
– Как это нет?!
– Вот так. Нет.
– Ты обязан мне помочь! – раскраснелась Мираби.
– С чего бы? Ты – преступница, инквизиция справедливо охотится за тобой.
– Но я же тебя спасла!
– Надо было спасать не меня, а инквизитора, – пожал плечами Ник. – Я только исполняю приказы, а решает все он, к нему и надо обращаться с такими вопросами.
– Уже пробовала.
– Тогда ничем не могу помочь. – Для себя Ник решил, что пару дней точно будет отвечать отказом, а потом посмотрит, стоит ли задать девушке вопрос о снах.
– Ты принц, – прищурилась Мираби. – Уверена, ты что-нибудь придумаешь.
– Сомневаюсь.
– Человек на многое способен, если хочет что-то получить. Тебе ведь хочется вернуться в Монт-дʼЭталь?
Мираби окатила принца взглядом холоднее колодезной воды и, насупившись, ушла.
Дни сменяли друг друга. Принц шел на поправку и уже мог встать с кровати. В первый раз это вышло неловко. С непривычки закружилась голова. Нику пришлось прислониться к стене и переждать, пока пройдет шум в голове и растворится пелена перед глазами. После он сделал первый шаг. Отвыкшие ступни заново учились ходить. Принц также осторожно размял руки и шею, повертел головой и наткнулся на зеркало, откуда на него смотрел тощий бледный юноша с синяками под глазами, цвету которых позавидовало бы ночное небо. Тело его было покрыто свежими шрамами, многие из них были словно заштрихованы черными нитками, которыми его зашила Мираби. Раны быстро заживали, но иногда отзывались болью и кровоточили при неосторожных движениях. По ноге, от колена до бедра, лужей растекся огромный синяк, по краям он уже успел пожелтеть.
Ник ужаснулся своему отражению и поспешил одеться. Ступая как ребенок, только научившийся ходить, принц вышел из комнаты. Он попал в просторную кухню, откуда можно было выйти на улицу. Выход на свободу лежал через приоткрытую дверь в другом конце кухни. Ник попробовал бы сбежать отсюда, но сил едва хватило, чтобы доковылять до накрытого стола, за которым сидела Мираби. Ник взялся за ложку. Он чувствовал себя неимоверно голодным, но от угрюмого взгляда ведьмы аппетит пропадал.
– Не боишься, что я сбегу? – пленник первым пошел в атаку.
– Видел, в каком ты состоянии? – зло рассмеялась Мираби. – Давай, беги. Найду тебя под ближайшим деревом. Ты подумал над моим предложением?
– Да. Ответ прежний: ты преступница и должна быть наказана.
– Я ведь добьюсь того, что ты передумаешь!
– Знаешь, меня ведь наверняка ищут. Я уверен, что кто-нибудь из твоих друзей-повстанцев за вознаграждение расскажет инквизитору, где меня найти.
– И не надейся, – фыркнула Мираби. – Я больше не вожусь с повстанцами. Никто из них не знает, где ты.
– Разве не они привезли меня сюда? – удивился Ник.
Принц был уверен, что повстанцы, которые напали на отряд призраков, передали его девушке «на хранение».
– Нет. Я сама тебя забрала. Мой друг, тот, что общался с инквизитором, посоветовал приглядеть за тобой – мало ли, тебе понадобится помощь. Я бы помогла, а взамен потребовала справедливое вознаграждение. Ты ведь не просто призрак инквизиции, ты еще и принц. И вот, все вышло как нельзя лучше, – легкомысленно произнесла Мираби. – Ты был ранен после встречи с повстанцами, и я забрала тебя, спасла от смерти. Разве я не имею теперь права требовать что-то взамен?
– Нет.
– Дурак! – Мираби уперлась руками в стол. Девушка готова была прожечь принца взглядом, вшить в него пулю, которую сама же вытащила, разодрать самодовольное лицо. Она угрожающе пробороздила ногтями столешницу, оставляя на дереве едва заметные царапины.
А в мыслях Ника тем временем пронеслось: «Завтра. Я соглашусь на ее условия завтра».