Эльф или не эльф

Глава 1

Дворец эльфийского правителя, государство Лариния.

Этот день стал самым счастливым в истории правящей семьи Ларинии. Наконец-то на свет появился долгожданный ребёнок, наследник, которого ждали более десяти лет. Конечно, для эльфийского рода это было не таким уж большим сроком — нередко бывало, что подобного события ожидали и по сто лет, особенно если сравнивать с «презренными» людишками, которые, казалось, плодятся чуть ли не ежегодно. Вероятно, Создатель таким образом уравнивал баланс популяции людей и эльфов, ведь в противном случае долгоживущие эльфы давно бы заселили весь мир Энар.

Даже Великий лес в этот день звучал совершенно иначе. Самые чуткие из эльфов отмечали новые, яркие оттенки в его песне, едва уловимую вибрацию листвы и ветвей, будто сама природа приветствовала рождение наследника.

Элларинэль, мать новорождённого, счастливо сидела у колыбели малыша и с нежностью всматривалась в его лицо. На первый взгляд, ребёнок ничем не отличался от своих собратьев, но любящая мать всё же замечала в нём нечто особенное: непривычно тихое и спокойное поведение, глубоко осмысленный взгляд и, главное, удивительную магическую искру, пробуждавшуюся в его ауре уже сейчас. По всем канонам эльфийской природы такое могло проявиться не раньше пяти лет жизни, и тем более не на второй день после рождения.

Ларион, верховный правитель Ларинии и отец ребёнка, узнал о благое вести, находясь далеко от столицы, Анатера. Магический вестник прибыл в тот самый момент, когда его разум был погружён в хлопоты на границе эльфийских лесов и человеческих земель. Судьба, словно невидимый дирижёр, соединила два события почти в одно мгновение: рождение сына и известие о смерти лучшего друга правителя — Таренаэлла.

С детства Ларион, Таренаэл и Элларинэль были неразлучны. Несмотря на то, что любовь Элларинэль сразу обрела своё воплощение в Ларионе, Таренаэл никогда не чувствовал ревности. Их связывала крепкая дружба, ковавшаяся годами — от детских игр и совместных занятий воинскими и магическими искусствами до совместного правления эльфийским государством. Стоило Лариону взойти на трон, он первым указом сделал Таренаэлла главнокомандующим эльфийских войск. Прежний главнокомандующий и наставник обоих друзей, Нариэл, уже был в преклонном возрасте и с радостью ушёл на покой. Так же поступила и мать Лариона, уступив корону сыну; с того самого момента ничто не мешало ей и Нариэлу перестать скрывать чувства, которые зародились ещё тридцать лет назад, вскоре после смерти отца Лариона.

Однако смерть Таренаэлла была загадочной и лишённой всякой логики. По плану он с отрядом не должен был оказаться в той части эльфийской границы, где произошла трагедия. Всего неделю назад Таренаэлл отправился проверить, как продвигается строительство портового города на берегу реки Ола — путь туда занимал два дня верхом от столицы, причём находился город далеко на севере. Этот проект был жизненно важен для налаживания торговли с другими расами: Ларион верил, что мирные отношения с людьми и гномами необходимы, а взаимовыгодная торговля лучше всего способствует такому союзу. Главнокомандующий всецело разделял взгляды правителя и следовал им беспрекословно.

Второе, что сразу бросалось в глаза, — неестественность самого боя, точнее, бойни. На первый взгляд всё выглядело так, словно ночью на лагерь напали и безжалостно перерезали всех, как беспомощных котят. Однако поверить в такое было трудно: Главнокомандующий Таренаэлл считался одним из лучших воинов и магов эльфийского народа, а десять воинов, сопровождавших его, принадлежали к элитному отряду. К тому же не было обнаружено ни малейших следов магического воздействия.

Погребальное сожжение назначили на третий день после трагедии. Тела погибших привезли в столицу и поместили в «Дом скорби» — небольшое здание, расположенное почти в самом центре Анатера.

Как бы ни хотелось Лариону сразу по прибытии в столицу направиться в свои покои, чтобы увидеть жену и прижать к груди новорождённого сына, он понимал, что прежде всего обязан почтить память павших и поддержать их семьи. Весь день он объезжал близких погибших, выслушивал их горе, приносил соболезнования. Лишь к вечеру правитель наконец-то вернулся во дворец.

Войдя в покои, он обнял Элларинэль, которая кинулась ему навстречу, не сдерживая слёз. Погибший друг был ей словно брат, и боль утраты звучала во всём её облике. Подойдя к колыбели, Ларион склонился и бережно поцеловал спящего младенца в лоб.

— Милый, взгляни на сына магическим зрением, — тихо произнесла Элларинэль.

Правитель незамедлительно последовал совету супруги и едва сдержал изумлённый вздох: аура малыша соответствовала уровню эльфийского ребёнка лет пяти-шести. Ларион никогда не встречал и не слышал о подобном в истории своего народа.

— Кто ещё из владеющих магией видел ребёнка? — спросил он, стараясь сохранить спокойствие.

— Пока только твой наставник Саринэл, который принимал роды. Но тогда ничего подобного ещё не проявлялось, — ответила жена.

— Значит, пока никому ни слова об этой особенности. Пригласи, пожалуйста, Саринэла: нужно изготовить амулет, что скроет магическую сущность сына. Я всецело ему доверяю. И ещё, милая… Будь настороже и сообщай обо всём странном. Смерть Таренаэлла с его отрядом выглядит гораздо подозрительнее, чем пытаются представить, — добавил Ларион, скользнув взглядом по колыбели, словно пытаясь осознать все невероятные события этого дня.

Таверна "Бешеный лось", территория королевства "Тарбон", недалеко от эльфийской границы.

Таверна почти не отличалась от сотен таких же в королевстве людей. В главном зале царил тусклый полумрак, воздух был пропитан запахом дешёвого кислого пива. Посетителей ранним утром было немного: люди стекались ближе к вечеру, дабы коротать здесь очередной прожитый день.

В самом тёмном углу заведения, едва различимые в сумраке, сидели двое, укрывшись плащами с глубоко надвинутыми капюшонами.

— Всё прошло так, как вы и спланировали, господин. Человеческий маг отлично справился: все спали мёртвым сном, там бы и ребёнок справился, — тихо проговорил один из незнакомцев.

— Что ж, начало положено! — насмешливо произнёс второй. — Маг и вправду бесценен: в остальном он бездарен, но его усыпляющее заклинание просто шедевр… Теперь нужно обдумать следующий шаг.

— Жена? — спросил первый.

— Нет, она на десерт. К тому же мне самому хочется насладиться этим цветком.

— Тогда кто, мой господин?

— Новорождённый наследник.

— Значит, у правителя действительно появился ребёнок? — изумлённо прошептал собеседник.

— Да. Беременность держали в секрете, хотя близкие родственники, конечно, знали.

— Понимаю. И что же мы теперь предпримем?

— Проклятый цветок… — мрачно произнёс второй.

— Но где вы его достанете? Я давно не слышал, чтобы его находили, — продолжил первый. Проклятый цветок рос в единственном ущелье материка и был почти истреблён одним из прежних правителей эльфов за своё губительное действие. Его аромат обладал страшной магической силой: душа эльфа, вдохнувшего запах, немедленно покидала тело и погибала, заражённая и не принятая миром для перерождения, а вслед за ней умирало и тело. Любой маг с магическим зрением мог бы видеть эту чудовищную картину: душа отделялась и сгорала в агонии. Правда, маги научились противостоять этому воздействию: даже после отделения души от тела существовало простое заклинание, способное вернуть её. Но для маленьких детей подобное спасение было недоступно.

— Есть ещё кое-какие места… — коротко бросил второй, и его голос прозвучал так, будто уже предвкушал новый зловещий замысел.

Дворец эльфийского правителя, государство Лариния.

— Проходи, Саринэл, присаживайся, — пригласил Ларион вошедшего в кабинет пожилого эльфа. На дворе стояло раннее утро: первые лучи светила едва показались из-за горизонта, и в полутёмном помещении царила спокойная, но напряжённая атмосфера.

— Чем могу помочь? — магический наставник, как всегда, был вежлив и сдержан.

— Вы осмотрели наследника?

— Да, это поистине чудесно! Но мне кажется, нам следует скрыть его необычные способности от посторонних.

— Согласен. Именно поэтому я и не хотел ждать более позднего часа. Сможете ли вы создать амулет, который скроет магическую сущность ауры малыша?

— Я уже обдумал эту возможность, — отозвался Саринэл.

— Отлично. Тогда приступим без промедления.

Скрип двери заставил Элларинель вздрогнуть и обернуться. Её встревожил не сам звук — в старинном дворце всякая створка могла заскрипеть — а тот, кто вошёл. В проёме показался Тирел, двоюродный брат правителя. Вычурно одетый эльф средних лет отличался редкой красотой, как и многие из его народа, однако истинное отношение к нему у всех было настороженно-холодным. За вежливой улыбкой и преувеличенной учтивостью чувствовался скрытый умысел, и от этого становилось не по себе и служанкам, и самому правителю с супругой.

— Добрый день, госпожа. Позвольте поздравить вас с рождением наследника, — сказал Тирел, расплываясь в натянутой улыбке.

— И вам добрый день, Тирел. Благодарю, — ответила Элларинель, стараясь незаметно заслонить колыбель младенца. Она понятия не имела, кто позволил двоюродному брату Лариона войти, ведь приказом было строжайше запрещено впускать кого-либо. Слава Создателю, Ларион и Саринэл уже успели создать амулет и спрятать его в колыбели, чтобы замаскировать опасные оттенки ауры ребёнка.

— Не буду вас беспокоить, — сказал Тирел, коротко поклонился и вышел.

«Слишком поздно… Ты уже побеспокоил», — с тревогой подумала Элларинель, ощущая странную ломоту в душе.

После погребального сожжения и прощания с павшими воинами начались хлопоты иного рода. Традиции требовали устроить пир в честь рождения наследника трона — и, как бы ни хотелось Лариону и Элларинель отложить его на более подходящее время, изменить заведённый обычай они не могли. Для эльфов обряды были священны.

Утро следующего дня выдалось ярким и суматошным. Дворец, и без того впечатляющий своей красотой, преображался благодаря множеству цветов и украшений: всё вокруг дышало радостным оживлением, словно сама природа присоединилась к торжеству.

Вскоре настал торжественный миг. Перед дворцом собралась едва ли не вся столица и жители близлежащих поселений. Ларион и Элларинель вышли на широкую террасу, возвышавшуюся над праздничной суетой.

— Друзья! — окликнул собравшихся Ларион, и усиленный магией голос отозвался в каждом уголке дворцовой площади. — Сегодня мы отмечаем рождение наследника трона! Но прежде я прошу вас почтить память наших погибших братьев и сестёр.

На короткий, но пронзительный миг многотысячная толпа склонила головы в молчаливом трауре. Затем правитель продолжил:

— А теперь прошу всех к столу!

Вокруг дворца уже стояли длинные ряды столов, уставленных яствами и напитками. В отличие от людей, эльфы предпочитали праздновать под открытым небом: будь здания хоть самыми роскошными, они всё равно давили на тонкую душу эльфийского народа.

Повсюду слышались добрые пожелания, и многие спешили подойти лично поздравить Лариона и Элларинель. Однако на сердце у молодой матери почему-то томилось мрачное предчувствие. И дело было не только в том, что Тирел пока не появлялся на глаза. Не в силах совладать с внезапной тревогой, Элларинель резко повернулась и, стараясь не привлекать внимания, убежала во дворец. Ларион тут же пошёл следом, сжимая кулаки и надеясь, что всё обойдётся пустой вспышкой волнения.

Но едва переступив порог покоев, супруги замерли. Перед колыбелью, в неестественно вывернутой позе, лежала служанка, любимая помощница правительницы. Ларион бережно положил руку на плечо жены, словно оберегая её от страшного зрелища. Элларинель вскрикнула и метнулась к люльке, однако Ларион остановил её резким движением.

Взоры обоих упали на подушку рядом с лицом младенца. Там, чернее безлунной ночи, покоился цветок.

Ларион мгновенно произнёс заклинание защиты, выдернув зловещий подарок из колыбели и сжигая его в пламенном вихре. Когда он и Элларинель обратились к магическому зрению, их души сковал ужас: в ауре ребёнка зияла страшная пробоина, свидетельствующая о непоправимых последствиях.

Земля. Россия. 2008 год.

Жизнь шла по накатанной колее — вернее, она уже близилась к концу, и он это ясно осознавал. Жданов Вячеслав Викторович, полковник ГРУ в отставке, сидел в старом кресле-качалке на террасе своей подмосковной дачи, прихлёбывал терпкий зелёный чай и думал о том, что всё заканчивается. За свою долгую жизнь Вячеслав пережил и увидел немало.

Родившись в 1927 году в семье военного, он уже к трём годам твёрдо решил пойти по стопам отца. Дух патриотизма, неотступно витавший в доме, глубоко впитал в себя с ранних лет. Мать, Екатерина Алексеевна, была главным врачом военного госпиталя, а отец, Виктор Николаевич, — комиссаром одной из многочисленных частей Советского Союза под Ленинградом.

Вячеслав рос ребёнком поистине необычным. Родители быстро подметили его одарённость: в два года он уверенно говорил по-русски, но порой вплетал в речь немецкие слова. Происходило это благодаря соседям по коммунальной квартире: тёте Ане и её дочерям — трёхлетней Ире и пятнадцатилетней Люде.

Память у мальчика была почти фотографической. Достаточно было раз услышать или увидеть — и Вячеслав мог воспроизвести это в любое время, даже поднятый среди ночи. Не отставал и физический рост: он превосходил не только ровесников, но подчас и ребят постарше.

Живя на территории военной части, Вячеслав постоянно пропадал там после уроков, то появляясь в казармах, то наблюдая за учениями на полигоне. Солдаты привыкли к его тихому присутствию, давно перестав гнать взад и вперёд любопытного мальчишку.

Военная часть располагалась в лесном массиве, почти сливающемся с Карельской тайгой. Вячеслава манили эти чащобы; часами бродил он по заросшим тропам и полянам. Во время одной из таких прогулок он столкнулся с человеком, оказавшим на его жизнь неожиданное влияние. На укромной поляне мальчик увидел невысокого китайца, чьи движения напоминали причудливый танец — то плавный и размеренный, то стремительный и порывистый. Заворожённый, восьмилетний Вячеслав тут же подошёл к незнакомцу и попросил: «Дяденька, научите меня вашему искусству?» Так старый повар, служивший в воинской столовой и когда-то поклявшийся, что больше никогда не станет обучать боевым приёмам, вдруг принял в ученики русского сорванца.

С тех пор Вячеслав в любую погоду после школы отправлялся на ту заветную поляну. Китаец учил его не только рукопашному бою, но и умению орудовать любым подручным предметом. Однако любимым оружием мальчика стал самурайский меч. Сначала это была просто деревянная палка, но спустя два года упорных тренировок китаец решил обзавестись настоящим клинком. Он подготовил точный чертёж и отдал его кузнецу — дяде Мише, который, получив в благодарность ящик водки, выковал четыре относительно неплохих экземпляра. Разумеется, до подлинных самурайских клинков им было далеко, но всё равно для Вячеслава это стало огромным шагом вперёд.

— Деда, смотри, какой дворец мы построили! — радостный голос пятилетней внучки вывел его из вязких воспоминаний.

— Сейчас посмотрю, — ответил Вячеслав, поднимаясь с кресла-качалки.

Накануне ему исполнился восемьдесят один год, хотя со стороны никто не дал бы ему и шестидесяти. Бывший военный всегда держал себя в форме. Если бы не тяжёлые ранения, полученные в Афганистане (они год за годом всё сильнее напоминали о себе), он и сейчас мог бы составить конкуренцию любому молодому спецназовцу. Великая Отечественная и Чечня оставили его без царапины, но Афган, увы, не пощадил.

В день 21 июня 1941 года, когда объявили о начале войны, четырнадцатилетний Вячеслав решительно собрался на фронт. На вид ему можно было дать все шестнадцать, а навыки, усвоенные во время ежедневных тренировок с китайцем и бесконечных походов на стрелковый полигон, ставили его на голову выше многих красноармейцев. Мать, Екатерина Алексеевна, долго не хотела отпускать сына, но он сумел её переубедить. Она понимала, что при его упрямом характере любые уговоры бессмысленны: если Вячеслав что-то решил, он не отступит. Екатерина, потерявшая мужа в финскую кампанию, боялась лишиться и сына, однако, будучи дочерью революционера и человеком своего беспокойного времени, смирилась с выбором мальчика.

Вячеслав отправился на фронт вместе со своей войсковой частью. Разумеется, он мечтал о службе в разведке: всё, чему учил его старый китаец — скрытное передвижение, бесшумное лазание по деревьям и сооружениям, маскировка, рукопашный бой — идеально подходило для разведывательных операций.

— Марина, а где ты видела такой дворец? — спросил Вячеслав, наклонившись над песочницей и разглядывая «строение» внучки.

— Он мне приснился! — с гордостью ответила малышка.

— А что ещё было в твоём сне? — взволнованно уточнил он.

— Кругом лес, деревья большущие! И повсюду цветы, очень красивые! — девочка улыбалась, радуясь воспоминанию.

Вячеслав Викторович внимательно смотрел на песочный дворец, и сердце его сжималось от смутного предчувствия. Этот самый сон о дворце посреди необъятного леса преследовал его с раннего детства. Он замечал, что во время войн это видение исчезало, а в периоды относительного покоя возвращалось снова.

Из-за этого сна, сразу после Великой Отечественной, Вячеслав заинтересовался тем, что для старшего лейтенанта разведки выглядело непривычным. Он хранил всё в тайне, не делился даже с матерью. Благодаря её связям с крупнейшими специалистами в области медицины, Вячеслав раздобыл и прочёл все доступные в то время книги по строению мозга, психологии, психическим расстройствам и методам их лечения. Но даже этим он не ограничился. В поисках объяснения загадочных сновидений он объездил полстраны в погоне за экстрасенсами и знахарями. Большинство оказывались самозванцами. А те, кто действительно обладал какими-то способностями, не могли помочь. Лишь одна старая женщина в глухой деревушке Смоленской области, куда однажды на короткий срок перебросили его часть, сказала Вячеславу: «Не от мира сего ты, милок, должен ты вернуться…» Но куда и когда — на этот счёт старушка ничего вразумительного добавить не смогла.

А дальше были войны: Афганистан, Чечня и прочие многочисленные стычки, о которых большинство соотечественников и не подозревали. Вячеслав оставался патриотом, добросовестно исполнял служебный долг и, несмотря на все тяготы, старался никогда не идти против совести. За подобную принципиальность он чуть было не угодил под трибунал, когда отказался выполнять приказ о полной зачистке одного аула в Афганистане. Спасли его только старые сослуживцы.

Женился Вячеслав поздно, почти в пятьдесят лет. Виктория, тридцатисемилетняя одинокая женщина из семьи врачей, была знакома с его матерью. Всё произошло буднично: увиделись во время одной из командировок, поговорили, а вскоре и расписались. Год спустя у них родился сын, Виктор, названный в честь деда. Основная забота о воспитании ребёнка легла на плечи Виктории — Вячеслав по-прежнему пропадал в затяжных заданиях.

— Деда, пойдём домой, я кушать хочу, — внучка вновь оборвала череду воспоминаний.

— Пойдём, красавица, — ласково ответил он.

К вечеру приехал сын с семьёй. Устроили небольшой праздник в честь дня рождения главы семейства и помянули Викторию, ушедшую ровно год назад. Наутро Вячеслав стоял на крыльце, провожая своих близких.

— Виктор, не лихачь, — наставительно произнёс он, обращаясь к сыну. — Маринка, слушайся маму и папу.

— Конечно, пап, — ответил Виктор, заводя машину.

— Конечно, деда, — скопировала интонацию отца внучка.

На следующий день, в понедельник, Вячеслав Викторович встал с рассветом, сделал короткую зарядку и собрался в столицу. Намечался небольшой банкет в его честь — собирались все его однополчане, которые дожили до этой даты.

Двигатель старенького «Volkswagen Golf» завёлся с пол-оборота. Этот скромный автомобиль — дар Генштаба ГРУ на юбилей — никогда его не подводил. Выехав на скоростное шоссе, Вячеслав прибавил газу: машин в столь ранний час было мало.

Всё случилось молниеносно. Чёрная BMW выскочила из-за поворота на бешеной скорости, съехала на обочину, и водителя повело юзом прямо на автобусную остановку, где стояли люди. На раздумья не осталось ни секунды. Вячеслав крутанул руль и направил свою машину навстречу неуправляемому авто. Люди на остановке были спасены, но для водителей двух автомобилей, столкнувшихся друг с другом на суммарной скорости около трёхсот километров в час, шансов выжить не оставалось.