Фаберже-2. Новый горизонт

Глава 5

Из центра Петербурга до Левашово было около сорока минут езды.

Пригород заметно преобразился. Часть земель нарезали на мелкие участки и распродали — теперь вдоль шоссе выросли коттеджи из красного кирпича и стекла. Нувориши строились со всей присущей им тягой к показному комфорту. Впрочем, вкус у некоторых оставался сомнительным — особенно впечатлял розовый особняк с золотыми львами у ворот.

Наша дача находилась в старой части. Аллея вековых лип, каменные постройки за высокими заборами, озеро в низине…

Я остановился, немного не доехав до ворот.

Знакомая чугунная ограда с изящными, но острыми пиками. Сверху была натянута колючая проволока — явно недавнее приобретение. По углам виднелись камеры наблюдения. Государство не шутило с охраной конфискованного имущества семьи Фаберже или хотя бы пыталось создать видимость бурной деятельности.

Железные ворота были заперты на массивный замок. Рядом висела табличка: «Государственная собственность. Посторонним вход воспрещён». Ниже мелким шрифтом располагались реквизиты ведомства, ответственного за охрану объекта.

Камеры были установлены через каждые пятьдесят метров. Современная техника, но не последнего поколения. Я насчитал восемнадцать штук только с видимой стороны длинного забора.

Впрочем, в таких случаях всегда была одна проблема — экономия бюджета. Далеко не все камеры могли быть подключены к центральному пульту. Часть из них выполняла чисто декоративную функцию.

Дальние участки территории охранялись хуже. Особенно та сторона, что выходила к озеру. Там забор делал изгиб, скрываясь за зарослями ивняка, и камер почти не было.

Обходя периметр, я невольно погружался в воспоминания потомка.

Сюда, к восточной стене, Саша с Леной бегали кормить уток. Озеро принадлежало усадьбе Вяземских и подступало почти к самому забору, и водоплавающие часто устраивали гнездовья в прибрежных камышах. Лена всегда брала с кухни чёрствый хлеб, а Саша — рогатку на случай встречи с ондатрами. Сестра почему-то очень их боялась.

Закончив обход территории, я остановился в тени старого дуба и подвёл итоги разведки.

Главная проблема — не столько проникнуть на территорию, сколько сделать это незаметно. Одиночные нарушители могли рассчитывать на успех, особенно если знали слабые места периметра.

Впрочем, лучше всего было бы заручиться поддержкой изнутри. Кто-то из охраны или обслуживающего персонала мог значительно упростить задачу. Осталось только выйти на подходящего человека.

Я уже собирался уходить, когда заметил движение возле одной из хозяйственных построек.

Пожилой мужчина в рабочей куртке и резиновых сапогах возился с каким-то инструментом возле сарая. Седые волосы, сутулая спина, неторопливые движения человека, который никуда не спешит.

Присмотревшись внимательнее, я узнал его.

Порфирий Михайлович Кузнецов. Садовник, проработавший у нас больше двадцати лет. Добрейшей души человек, который научил Сашу различать сорта яблонь и правильно обрезать кусты смородины.

Значит, его не уволили после конфискации. А ведь я читал в документах, что всю прислугу разогнали… Чёрт! Если бы я знал об этом раньше…

Осторожно подойдя к забору в том месте, где росла густая сирень, я тихо окликнул:

— Порфирий Михалыч!

Старик вздрогнул и оглянулся по сторонам, не сразу поняв, откуда шёл звук. Затем медленно повернул голову в мою сторону, всматриваясь в заросли. Я повторил чуть громче:

— Порфирий Михалыч, это я! Саша! Барчук!

Лишь бы узнал. Они не виделись с тех пор, как Александр улетел учиться в Швейцарию.

Старик осторожно подошёл к забору, щурясь от солнца. Возраст взял своё — в движениях появилась осторожность, а спина согнулась сильнее, чем я помнил. Седые волосы почти полностью заменили некогда густую русую шевелюру.

— Это кто тут ходит…

Я вышел из-за куста, давая ему рассмотреть своё лицо:

— Александр Васильевич. Помните меня?

Порфирий Михайлович уставился на меня, моргая, словно не верил собственным глазам. Прошло несколько секунд молчания, прежде чем на его лице появилась растерянность:

— Александр Васильевич? Ой, и правда вы!

Лицо старика просияло. Он всматривался в мои черты, сопоставляя с воспоминаниями о подростке, которого знал много лет назад.

— Барчук! — наконец воскликнул он, и глаза его увлажнились. — Живой! Господи, как же я рад вас видеть! Вернулись из Женевы? Насовсем, да?

Он с опаской оглянулся на камеру и, убедившись, что не попадал в поле её зрения, бросился к забору, протягивая руки сквозь прутья ограды. Я пожал его натруженные ладони — крепкие, несмотря на возраст.

— Да, насовсем, — улыбнулся я. — И я рад, Порфирий Михалыч. Очень рад. Знай я раньше, что вы здесь работаете, сразу бы приехал навестить. Как вы тут? Как семья?

Лицо старика помрачнело:

— Да что говорить… Времена тяжёлые. Сын старший, Николай, работу потерял — завод закрыли. Теперь в такси подрабатывает. Младший, Петька, в армию пошёл. Снохи жалуются, что денег не хватает, ну а кому сейчас легко-то, Александр Васильевич? Даже вот вас, самих Фаберже, горести настигли…

— Да, печально вышло, — согласился я.

— Хорошо ещё, что меня здесь оставили, — вздохнул Порфирий Михайлович. — Когда дачу конфисковали, думал — всё, выгонят. А куда старику деваться? Пенсия-то копеечная. А тут голова сельский приехал, говорит: «Оставайся, дядь Порфирий. Я с комитетом договорился, пристроил тебя. Оформим сторожем, а ты за садом приглядывай, красоту храни…»

— И правильно сделали, — кивнул я. — Вы ведь были прекрасным садовником.

— Да какой я теперь садовник… — махнул рукой старик. — Розарий-то морозом побило. Так, территорию обхожу, за порядком слежу, веточки обрезаю. Только вот боюсь…

— Чего боитесь?

— Да продадут ведь дачу чужаку. Небось, купит какой-нибудь купчишка невежественный, понастроит тут уродства всякого. А то и вовсе снесёт всё к чёртовой матери, новые хоромы поставит…

В голосе Порфирия Михайловича звучала искренняя печаль. Эта дача была частью его жизни — он проработал здесь больше сорока лет, знал каждое дерево, каждую тропинку.

— Эх, Александр Васильевич, — продолжал он, — при вашем батюшке тут красота была! Сад ухоженный, дом как игрушечка, гости интеллигентные приезжали. Культура была, понимаете? А теперь что? Охранники в вагончике водку жрут, мусор кругом разбрасывают…

— Не всё потеряно, Порфирий Михалыч, — сказал я тихо. — Дачу выставят на аукцион, это правда. Но мы постараемся её выкупить.

— Да откуда же у вас деньги возьмутся? — недоверчиво спросил старик. — Проблемы у вас большие, я ж по телевизору видел…

— Появятся, — уверенно ответил я. — У меня есть план.

— Серьёзно говорите?

— Абсолютно. Более того, если всё получится, вас первым делом восстановим в должности главного садовника. С повышением зарплаты.

Глаза Порфирия Михайловича загорелись надеждой, но тут же погасли:

— Не обнадёживайте старика, Александр Васильевич…

— Не обнадёживаю. Обещаю. Фаберже не бросают своих людей.

Я протянул руку через прутья забора и положил ладонь на плечо старика:

— Помните, как вы меня в детстве учили прививать яблони? Говорили: «Терпение, барчук, и ещё раз терпение. Дерево не сразу приживается, но если делать всё правильно, плоды будут сладкими.»

— Помню, — кивнул он, и в голосе появились тёплые нотки.

— Вот и сейчас так же. Нужно терпение. Но плоды будут сладкими, обещаю.

Порфирий Михайлович молчал, переваривая услышанное. Потом медленно кивнул:

— Если так, то дай-то Бог… А то уж и не знаю, как на старости лет начинать жизнь заново…

Но Порфирий Михайлович явно ободрился. В его движениях появилась живость, а взгляд стал более осмысленным:

— Ну что ж, Александр Васильевич, буду за вас молиться. И за дачу вашу. Больно жалко её чужим отдавать.

Что ж, надёжный союзник найден. Нужно воспользоваться шансом. И хотя сегодня я собирался всего лишь провести разведку на местности, но упускать возможность поверить тайник не стоило.

— Порфирий Михалыч, — начал я осторожно, — мне нужна ваша помощь. — Хочу забрать кое-что из усадьбы.

— Из дома? Да там же ничего не осталось. Что ваши родители успели вывезти перед конфискацией, то потом приставы описали и в Петербург увезли. Пустые комнаты одни…

— Не из дома, — уточнил я. — Из ледника.

— Ледник? — удивился старик. — Да что там может быть ценного?

— Кое-что личное. То, что важно только для меня. Оставил пару вещиц на память перед отъездом.

Порфирий Михайлович задумчиво почесал затылок:

— Ну, в леднике вроде особо не копались. Больше по дому шастали, картины снимали, мебель описывали…

— Вот именно, — обрадовался я. — Значит, есть шанс забрать. Поможете попасть в ледник?

Старик воровато оглянулся по сторонам, потом наклонился ближе к забору:

— Сложно это, Александр Васильевич. Охрана-то теперь чужая. Хотя… — он хитро подмигнул. — Можно попробовать. Тут недавно прислали новеньких, а них слабость одна есть… К выпивке уж очень неравнодушны. А у меня осталось кое-что в запасах…

Я усмехнулся. Времена идут, некоторые вещи не меняются.

— Но это только половина дела, — продолжил старик. — Камеры ведь работают. Не все, правда, но часть точно фиксирует. Я ведь каждый день территорию обхожу, знаю все слепые зоны, провести смогу. Только вот костюм у вас больно приметный. Испачкаться можете — через заросли пробираться придётся. Переодеться бы вам. У меня есть старая роба сына, как раз ваш размер будет…

— Разумно, — согласился я.

— Я всё принесу. Дайте мне с часик времени всё уладить. Потом подходите со стороны озера к забору там, где две старые липы растут. Помните, где это?

— Конечно, — кивнул я.

— Там есть место укромное, от камер закрыто. И забор в том месте… скажем так, не совсем целый. Одну дыру залатать не успели.

План начинал складываться.

— Хорошо, — сказал я.

— Да, и ещё, — добавил старик. — В дом попасть не получится. Там сигнализация серьёзная стоит. А вот в ледник — без проблем. У меня от него ключ есть, он никому не нужный стоит…

— Это всё, что мне нужно.

Я направился к указанному месту. План был не идеальным, но вполне рабочим. Главное — не торопиться и не наделать ошибок.

Липы оказались ещё более внушительными, чем выглядели издалека. Между ними образовалось уютное укрытие, и я принялся ждать.

Ровно через час у забора появилась знакомая фигура. Порфирий Михайлович крался вдоль ограды с видом заговорщика, оглядываясь по сторонам и прижимая к груди объёмистый свёрток.

— Готово, — прошептал он. — Целый пузырь уговорили. Лариса Игнатьевна моя постаралась — самогон что надо. Яблочный, по голове бьёт, что дубина…

Порфирий Михайлович протянул мне свёрток через прутья ограды:

— Вот, держите. Роба, сапоги и кепка.

Я принял одежду и отошёл в укрытие между деревьями. Рабочая роба была великовата, но это только помогало маскировке — выглядел я теперь как обычный работяга, а не как столичный господин.

Дорогой костюм я аккуратно свернул и спрятал в дупле одной из лип. Место надёжное — в детстве Саша с Леной часто прятали там «сокровища».

— Теперь сюда, — сказал Порфирий Михайлович, когда я вернулся к забору.

Он подошёл к участку ограды, где кирпичная кладка была заделана листом ржавого железа. Лист явно приделали недавно и наспех — держался он на четырёх саморезах.

— Мальчишки местные тут уж давно лаз проделали, — пояснил старик, выкручивая крепёж отвёрткой. — Яблоки воровать повадились. Ваш батюшка знал, конечно, но особо не серчал. Добрый барин, не то что соседи. Вяземские за каждое яблоко чуть ли не в участок звонят…

Лист железа отошёл, обнажив проём размером примерно метр на метр. Для взрослого человека тесновато, но пролезть можно.

— Осторожнее, — предупредил старик. — Края острые.

Я протиснулся через дыру, стараясь не зацепиться.

Странное чувство — быть дома и одновременно чужим. Каждое дерево, каждая тропинка знакомы до боли, но теперь я здесь нарушитель, а не хозяин.

— Слушайте внимательно, — шепнул Порфирий Михайлович, протискиваясь следом. — Вон та камера, на углу сарая, работает. Поворачивается каждые тридцать секунд. А вот эта, на дубе, мёртвая — провода птицы перегрызли. Так и не стали ремонтировать.

Мы начали осторожное продвижение к центру территории. Порфирий Михайлович вёл меня хитрыми зигзагами — то за сарай, то за беседку, то в тени деревьев.

— Здесь стойте, — шепнул он, прижимаясь к стене постройки. — Сейчас камера повернётся… Вот! Быстро, до той скамейки!

Мы перебежали открытое пространство и укрылись за садовой скамейкой. Действовали, как настоящие диверсанты.

— Хорошо ещё, что нынешние охранники ленивые, — ухмыльнулся сторож. — До этих балбесов тут два цербера дежурили. Всё тут обшарили, каждый кустик знали, круглосуточно дежурили. Мышь не проскочит. И мне с ними спокойнее было, да только перестали их сюда ставить, этих прислали. То ли перевели на другой объект, то ли ещё что…

Мы пробирались все дальше в глубь усадьбы.

— Ну вот и ледник, — сказал старик, указывая на небольшое кирпичное строение в глубине сада. — Сейчас отопру, а сам буду тут караулить. Если что — предупрежу. А коли тревогу дам, вы схоронитесь внутри, я потом выведу.

Массивная дверь открылась со скрипом. Из проёма повеяло прохладой и запахом сырости. Я включил фонарик на телефоне и ступил в темноту.

— Осторожнее, — шепнул Порфирий Михайлович. — Ступеньки скользкие, особенно последние.

Я кивнул и начал спуск. Каждая ступенька отзывалась эхом в темноте. Внизу было довольно просторное помещение с кирпичными сводами. Во времена моей молодости, когда холодильников в жилье не было, ледник спасал жизни.

Раньше здесь стояли массивные деревянные короба со льдом, полки с продуктами, висели крюки для туш. Теперь — несколько металлических стеллажей, пустые ящики и покрытые пылью пустые бутылки.

Я обошёл помещение по периметру, оценивая изменения. К счастью, стены остались нетронутыми — тот же кирпич, та же кладка. Значит, есть шанс найти то, что я искал.

В дальнем углу я наткнулся на интересную находку. За стеллажом, в естественной нише, стояло с десяток бутылок самогона. Судя по всему, личный запас Порфирия Михайловича…

Тайник должен был находиться в восточной стене, примерно на уровне человеческого роста. Полтора века назад я выбирал это место очень тщательно — достаточно высоко, чтобы не заметили случайно. Ориентиром служило вентиляционное отверстие.

Стена выглядела солидно — кладка в прекрасном состоянии, никаких трещин или следов перестройки. Я начал методично ощупывать поверхность, ища знакомые неровности.

Первый кирпич — ничего. Второй — тоже. На третьем пальцы наткнулись на едва заметную щель между кирпичами. Но не ту, что нужно.

Я переместился чуть левее и продолжил поиски. Здесь кладка была особенно ровной, почти образцовой. И тут пальцы нащупали то, что искали.

Едва заметная неровность — кирпич, чуть выступающий из общей плоскости. Миллиметров на пять, не больше. Для постороннего глаза — обычная особенность старой кладки. Но я помнил этот кирпич.

Вот он! Третий справа в седьмом ряду от стены. Я специально подобрал кирпич с небольшим дефектом — сколом на углу. Этот скол должен быть здесь до сих пор…

Я провёл пальцем по поверхности кирпича и нашёл знакомую выемку. Да, это, определённо, он.

Я положил ладонь на кирпич и нащупал небольшое углубление в его центре.

Сердце забилось чаще. Полтора века ожидания приближались к концу. Я осторожно надавил на углубление и медленно вытащил кирпич.

Фонарик телефона осветил содержимое тайника.

В нише стоял небольшой ящик — больше туда ничего бы не поместилось, да и клад сам по себе был невелик.

Рука застыла в нескольких сантиметрах от ящика. Сверху донеслось тихое бормотание сторожа. Я замер и прислушался — нет, всё было в порядке. Порфирий Михайлович всегда воевал с воронами в саду и не любил их карканье.

Глубоко вдохнув, я коснулся крышки ящика.