Глава 11 Проводы темпорального холодильника

Вторая неделя отпуска пролетела незаметно. Уже через восемь дней стройплощадка превратилась в место торжественной передачи судна от администрации Союза Национальных Автономий клану «Армии Афалины». В присутствии небольшой горстки репортёров, главным образом, наших, челябинских, и посла микронации — сухой девушки-модификантки с короткими волосами, окрашенными в розовый и синий цвета — произносились речи, благодарности, заверения в тёплых дружеских отношениях между народностями. Моё челнок гордо водрузили на нос, пристыковав к новенькой шлюзовой камере. Мы — я, батя, Арсен и Цсофика — стояли в сторонке, вместе с группой одетых в тканые балахоны смуглых ребят, которые разговаривали на странном языке. Одного из них, наиболее пожилого, нам уже представили — это был Кейпна Микала. Не то вождь, не то «король» какого-то племени, проживавшего ранее на крохотной станции на границе Челябинска, но недавно пришедшей в негодность. Мне показалось, что он один более-менее сносно умеет разговаривать на московском секторальном, остальные же то ли не знали язык вообще, то ли хорошо прикидывались.

Впрочем, вскоре я понял, что ошибаюсь — двое из мужиков сильно выделялись габаритами, а примерно к середине один из них подошёл ко мне с отцом, пожал руки и представился густым басом, растянувшись в улыбке.

— Хуан Игнасиевич. А это Веселин Игнасиевич, мой брат.

Я не сразу сообразил, что это те самые спецназовцы — по цвету кожи они весьма напоминали десяток других странно одетых людей.

Наконец, красная ленточка была перерезана, и мы зашли внутрь. Обогнав толпу, я рванул по привычному маршруту к каютам — и обнаружил новенькую лакированную гермодверь, впаянную поперёк коридора, прямо перед лестницей на «балкон». Разобравшись, как её открыть — достаточно было просто поднести браслет — я рванул к каютам. К счастью, мои апартаменты изменения практически не тронули — я заблаговременно собрал все вещи и укрыл полиэтиленом. Выудил гитару и проверил — все струны были целы, и она даже практически не потеряла строй.

— Ну как? — спросил заглянувший батя. — Всё цело.

— Вроде бы всё.

— Грузовой уже смотрел?

— Не-а.

— Пошли.

Спустились в грузовой… и я его не узнал. Сначала мне в глаза ударил свет — прищурившись, я разглядел ряды ярких светодиодных панелей, заменивших нашему племени солнце. Вместо пустой гулкой темноты теперь в отсеке обнаружилось окрашенное в зелёные и жёлтые цвета пространство, напоминающее декорации с театральной постановки. Отсек разделили на три части по высоте. Сверху, где были балкончики, теперь возвышались конструкции — сверху металлические, внизу — деревянные. Мы с батей поднялись по лестнице на верхний уровень, прошлись по коридору — с обоих сторон были хозяйственные отсеки, склады, клетки с какой-то мелкой копошащайся живностью, а дальше — к моему удивлению — старенький, списанный откуда-то, но наверняка исправный медмодуль. Следом виднелся десяток кают — небольших и, вероятно, предназначенных, для тех афалинцев, кто не привык к океаническому образу жизни.

Полинезийцы уже вовсю обживали этот уровень — тащили тюки, одежду, украшенную яркими перьями, какие-то маски, один парень при этом принес и поставил в пустой каюте вполне современную игровую консоль.

Ниже был уровень деревянных хижен, своими крышами упертых в стальной потолок третьего уровня. Там уже кипела жизнь. Полинезийцы разложили газовые костерки — достаточно дорогой атрибут традиционной культуры, выпустили на подстилку перепелок и крохотных обезьян-мармозеток. Между ними сновала робот Наталья Константиновна, то и дело приговаривая:

— Не рекомендуется. Пожалуйста, будьте осторожны. Данный уровень не предназначен для…

— Да уж, — усмехнулся батя. — Похоже, у нее работы хватит.

Затем мы спустились ниже — на самое дно бывшего грузового. Теперь там плескались воды бассейна размером тридцать на пятьдесят метров, обрамленного пляжем с высаженным мультиплодовым кустарником. Там тоже стояла пара хижин, включая большую, видимо, культового назначения, а также одинокая будочка туалета. Выглядело всё немного тесновато, но то, насколько наш невзрачный грузовой преобразился — удивляло.

— А не опасно, бать? — я махнул на бассейн. Если невесомость?

— Не боись, отсек герметичный, автономный полностью. Пошли, вон чего покажу.

Мы прошагали по берегу до конца отсека, и я обнаружил там стальную стену со шлюзовой камерой — достаточно просторной, чтобы в неё мог влезть тот же контрабандный холодильник.

— Они нам оставили грузовой отсек… Негерметичный, восемь метров в длину, сейчас покажу.

Тихо зашипел шлюз, и створки открылись, обнажив то, что осталось от прошлого грузового отсека — куцый огрызок, заваленный не до конца вывезенным строительным мусором, под которым были погребены старый атмосферный шаттл и квадроцикл.

— Мда, разгребать и разгребать. Ну, хорошо хоть наше, родное.

— Да. А то почти весь корабль отобрали. Чувствую себя гостем на своём же корабле, блин. Хотя Арсен говорил, что уже как-то вёз племя, ему сюда кабинок напихали, но он-то на короткую дистанцию, а нам — хрен знает, сколько ещё их катать, — он задумчиво поковырялся в обломках досок, пытаясь разгрести квадроцикл, но затем плюнул на эту затею. — Ничего, мы на Южной граничной базе ещё закинемся и мусор этот разгребём. Ну, насмотрелся? Пора взлетать, нас скоро искать будут.

— Угу, отозвался я.

— Пошли по лестнице, тут прямо в кабину можно.

Батя бодро зашагал наверх, но в следующий момент произошло то, чего я не очень-то и ожидал — дверь в шлюзовой отсек открылась, и там показался вождь с изрядно недовольной физионимией.

— Дельфин! Где дельфин⁈ — спросил он.

— Батя… — я с удивлением обернулся на батю. — А он разве может?…

Хотел спросить — разве кто-то из племени может заходить в наши отсеки? Нет, Хуан с Веселином — те понятно, они наши, челябинские, но вождь-то — зачем нам здесь? Отец меня перебил, сказав вполголоса:

— Тише, вождь может, таков договор, да. Иначе судно не передавали. Что, уважаемый Кейпна, про какого дельфина говоришь, а?

— Дельфин, — вождь суетливо подбежал к лестнице, раскинув руки и показывая, мол, вот какой большой дельфин должен быть. — Нет его! Пустой море. Ванна, а не море, по колено всего! Мне говорили — будет море, будет дельфин, а его нет.

— Серьёзно? — усмехнулся батя. — Ты как сюда думал дельфина запихнуть, а? Они ж разумные. Им по протоколу же минимум… сколько, Гага, кубометров надо для транспортировки?

— Шестьсот кубометров…

— Это на короткие, дефлюцинат! — нахмурился батя.

— А, да, на короткие, а мы же на длинные летим. Минимум три тыщи. А у нас весь грузовой — пять с половиной тысяч объёмом, да? От пола до крыши.

— Вот! — батя для важности поднял палец вверх. — Наконец-то толковое что-то сказал. Вот и выбирай, уважаемый Кейпна, либо племя — либо дельфин.

— Маленький корабль, — проворчал вождь и демонстративно развернулся к нам спиной. — Плохой корабль.

В этот миг я понял, что поездочка будет весёлой, но я ещё не предполагал, насколько.

* * *

Вскоре погрузка была завершена, мы распрощались с Чигулимским и товарищами, выкатились со стапелей, подхватили волчка и погнали наверх.

Мы направились по юго-западному маршруту, и до границы наш путь лежал через семь звёзд. Одну двойную систему оранжевых, двух субкарликов, пару красных карликов и голубого гиганта — одного из восьми наших «конезаводов». Юго-западный маршрут от столицы, тянущийся до границы с Бессарабией, был наименее обустроенным, но это не мешало каждой звезде иметь по одному патрульному корвету и парочке логистических, информационных и дефлюцинатных станций.

Из четырёх сотен звёзд, окружавших Челябинск, не имели постоянных станций и флотов на орбите не больше двух десятков. В основном, это были приграничные и спорные карлики вдалеке от основных транспортных коридоров — те самые, через которых так любил летать батя и другие капитаны контрабандного флота. Все остальные звёзды были обитаемые, что делало нас одним из самых освоенных уголков Сектора. Челябинская республика — неприступная крепость на стыке четырёх держав — держала столицу в прочной «скорлупе» со всех шести сторон. Каждое направление страховалось сотней лёгких фрегатов и десятком тысяч мелких истребителей. В девяти крупных базах стояло по десятку крейсеров — километровых махин, готовых стереть в пыль любой вражеский флот. А прикрывали четыре ближайшие к столицы звезды огромные, десятикилометровые суперкрейсера-авианосцы — «Революция», «Партия», «Знамя» и «Трудовой Народ».

Между тем, контролирующие базы Инепекции Протокола были и внутри этой скорлупы, и мимо одной из них нам предстояло проплыть. Батя редко ходил этим маршрутом и слегка волновался, учитывая наш изменившийся статус.

— Хозяином на своем корабле себя не чувствую! — повторял он, когда мы подходили к оранжевому карлику, на орбите которого болталась база Инспекции. — Всплытие через двадцать секунд. У туннелизатора?

— Да! — откликнулся я.

— Ага, — отозвалась Цсофика у противоположной стенки.

Я боязливо обернулся назад. Арсен спал, Ильич с Надеждолй Константиновной чинили резервный аэрогенератор, и это был первый раз, когда Цсофика участвовала при всплытии. Я до сих пор не очень понимал, как отец допустил, чтобы она — только что после родов, оставившая ребёнка на попечение практически незнакомой нашей родне — отправилась в столько опасный для неё поход. Но тонкости их взаимоотношений я до сих пор не очень понимал. Возможно, что батя просто понимал, что с ней спорить бесполезно, возможно — хотел показать, что уважает её пожелания, чёрт его знает. Так или иначе, к её компании я уже вполне привык и не испытывал какого-то сильного дискомфорта.

— Пять, четыре, три, два… всплытие! — скомандовал батя.

Нас всех подбросило, лёгкая волна прокатилась по корпусу и предметам, но потом нас снова махнуло вверх. Загремели стеллажи, попадали вещи.

— Дефлюцинат! Коньков разведи! — рявкнул батя. — У тебя кто-то нырять тянет!

— Я-то что, у меня… — сказал я и осёкся.

— Я пытаюсь… — пыхтела за спиной Цсофика. — Жёлтый не отползает, всё к синему пытается… Ну, давай, чувак, ты чего!

— Твою ж медь! Это не он, это волчок взбесился! Меня сейчас вождь придёт линчевать! Гага, говори с волчком!

Я закрыл глаза, прислушиваясь к шёпоту востроскручи, который становился всё ощутимей. Волчок был новый, заменённый после экспедиции на дальний восток, и зверюга ещё не до конца привыкла к нам. Успокойся, сказал я ему, всё хорошо. Нас продолжало штормить, накреняя то в одну сторону, то в другую, Гермодверь действительно зашипела, но в отсек зашёл вовсе не вождь, а Двое из Ларца, как прозвал их Арсен — Хуан и Веселин. Я подумал, насколько, все же, потешно они смотрятся в национальных одеяниях.

— Проблемы? Всё ок, кэп? — спросил один из них.

— Да-да, волчок просто новый, сейчас успокоим! — заверил их батя, колдуя над резервными маневровыми движками.

Волчок слегка успокоился, но Двое из Ларца не собирались уходить. Батя черкнул сообщение через браслет:

«Срочно дуй в трюмовой, туда вождь попёрся, судя по камерам. И не один! Не хватало ещё, чтобы внимание Инспекции привлекли.»

Фиг с ним с Инспекцией — вряд ли они бы что-то заметили, учитывая плотность трафика на нашем направлении. Подумаешь, качка, волчок взбесился, к тому же, к микронациями у Инспекции всегда покровительское отношение. Но камеры? Я удивился. Раньше у нас не было никаких камер, либо же отец ничего про них не рассказывал.

В трюм я решил идти через пресловутый «полусекретный склад». Протиснулся, пробежал, открыл люк, нырнул по штанге вниз. Волчок ворчал всё громче и громче, словно возмущаясь по поводу чего-то, со стороны нашего склада дефлюцината слышался грохот падающих бочек, и мы синхронно с батей поняли, что произошло.

Рядом с нашим автоцехом «РЫБАЛКА-2645» стояли, вооружившись взятыми откуда-то палками и прутами, товарищ вождь Кейпна и один молодой темнокожий паренёк в набедренной повязке. Вождь бормотал какую-то молитву, раскрывая руки и периодически постукивая корпус автоцеха, а парень прутом поддевал колесо пневмо рукава и случайным образом жал на кнопки.

«Гага! Останови его! Этот хрен старый крылья пытается открыть!»

— Товарищ Кейпна… Вы какого… вы что творите⁈ — спросил я.

Вождь призвал ритуал и восторженно воскликнул.

— Дефлюцинат! Много дефлюцината, я в окошко видел! Дефлюцинат наловим — дорого продадим! Волчок чует, волчок знает, что дефлюцинат! И станция рядом — продадим!

— Не работает автоцех! Сломался, — не то соврал, не то сказал правду я — понятия не имел, что сделали с крыльями после ремонта.

— Сломался⁈ — удивился вождь и растерянно посмотрел на сородича. — А зачем он тогда тут? Зачем мы — тут?

— Ну, когда-нибудь починят. Может. А пока что у нас тут склад.

— Говорили, что есть дефлюцинатный цех! Все лгут! Жаловаться буду предводителям!

— Товарищ уважаемый вождь Кейпна! А можно ещё никого из племени по кораблю не водить, а? — бросил я в спину, проводив по лестнице из трюма и закрыв дверь.

Волчок тем временем успокоился, а я вернулся наверх. Спецназовцев уже не было, скоро проснулся Арсен и принялся заваривать чаёк.

— Хороший день будет! Ну, сколько у нас на передых? Стыковаться будем? Я тут, помню, на логистической есть шикарная пельменная.

— Перетерпим, — твердо сказал батя. — Мне тут товарищ куратор прислал разнарядку — отдать наш темпоральный холодильник вождю. Дескать, чтобы бунта не было на корабле.

— Вот же, блин, — Арсен с нескрываемой тоской посмотрел на наш старенький «Минск». — Я эту железку с первых дней службы помню… Там же даже в глубине где-то тот мой самый первый купленный сюда кефир из антилопьего молока валяется…

— Я его выбросила, — сказала Цсофика, не отрываясь от консольки с каким-то роликом. — Ещё когда в порту были. Там срок годности двенадцать лет назад вышел.

— Чего⁈ Выбросила⁈ — Арсен вскочил, едва не разлив так бережно разлитый по кружкам чай. — Да и что, что срок годности, он же для обычных холодильников указывается, кефир же свежий-свежий был, да! Я его по чуть-чуть пью по праздникам… Ну, пил. Раньше. Если сложить всё время открытия дверей — там не больше пары суток!

— Ну и что нам теперь, Арсенушка, молиться на этот твой кефир? — усмехнулась Цсофика, затем взмахнула руками и наклонилась, изображая пассы нашего океанического вождя. — О двенадцатилетний кефир из антилопьего молока, могучее божество холодильника! Падаю ниц перед тобой, пощади!

Посмеялся даже батя, хотя он редко оценивает шутки экипажа. Ну, с Цсофикой — случай был особенный. Но потом тоже погрустнел, взглянув на объект обсуждения.

— Помню, там окорок столетний хранили, — добавил батя. — В прошлом году только доели. Из рюкзака как-то выудили, завалялся как-то там, ещё папаня мой туда его положил — видно, кинул поглубже.

Затем подошёл и погладил пожелтевший бок агрегата.

— Да, нам всем будет его не хватать.

— Помянем! — предложил я, подняв стакан с чаем.

— Помянем, — согласился батя и потянулся к печенью.

Передача темпорального холодильника произошла в весьма драматичной атмосфере. Батя произнёс речь, не то сочинённую самостоятельно, не то — подсказанную из браслета. О том, что сожалеет, что не все ожидания племени оправдались, и о том, что предыдущие «хозяева» корабля так жестоко всех обманули.

— От себя мы постараемся делать всё возможное, чтобы ваше проживание на борту было комфортным, — закончил батя, едва не скрипнув зубами.

Вождь выслушал всё сдержано, горделиво вздёрнув небритый подбородок. Затем молча кивнул, повернулся и жестом показал Хуану и Веселину, мол, уносите.

Когда отдали, нам всем на браслеты прилетела небольшая премия:


Поручение «Передача темпорального холодильника» выполнена.

Получена премия: 10 трудочасов.


Последующий день прошёл весьма спокойно — нырнули, проплыли восемь часов, я лёг спать, передав вахту Ильичу и Арсену. Следующая звезда — красный карлик — была небольшим хабом, на котором основной грузопоток сворачивал в сторону имперской Камы. Нам же следовало повернуть совсем в другом направлении, к окраине нашей небольшой державы. Когда я проснулся — мы уже всплыли, и все готовились к завтраку, приготовленному «Надеждой Константиновной».

Продукты переложили в выуженный на одном из складов складной обычный холодильник, взгромоздившийся теперь по центру палубы надгробным памятником нашему старому другу.

— Ничего, это временно — поменяем на новую модель, как только миссию выполним, — увидев мой скорбный взгляд, заверил батя. — Товарищ куратор пообещал. Ты давай рубай быстрее, у нас скоро гости будут. Челнок со станции — там ещё семеро островитян нам подкинут. И хавчика на пару месяцев, Ильич ушёл балкон разгребать, чтобы было, куда поставить.

— Что там?

— Консервы, в основном, рыбные — среди этих хлопцев много тех, кто мясо не ест.

— Хорошо, но надо не только на балкон. В полусекретный надо. И в потайные склады тоже, — сказал я, понизив для важности голос. — В рюкзак можно запихать. И в челнок.

— А ты сечёшь, сынку, — довольно кивнул батя. — Да, так будет поспокойнее. Так и сделаем. Иди вон, хватай телеги, Арсена и Наталью Константиновну — она хоть и тётка, но робот, утащит много. Стыковаться будем к парадному.

Наскоро поев и переодевшись в рабочий комбез, я подхватил Арсена, нашу роботётку и повёл к парадному входу. Стыковка с челноком прошла быстро и гладко, мы встали у парадного входа, прямо под красным знаменем, где нас уже ждал вождь вместе с небольшой делегацией наиболее уважаемых мужчин.

— Слушай, ну не годится, он всё же упорно водит по кораблю своих, — шепнул Арсен. — Надо как-то ему мозги вправить!

— Поговорим с ним потом, — сказал я и тоже встал по стойке смирно, приветствуя вновь прибывших жильцов.

Двери парадного шлюза открылись, Арсен громогласно поприветствовал:

— Добро пожаловать на борт нашего!… — и вдруг он осёкся, увидев знакомое лицо среди прибывших. — Ты⁈ Да как! Как ты здесь оказалась⁈

А в следующий миг я почувствовал, как моё сердце заколотилось в бешеной пляске внутри грудной клетки.

Загрузка...