Граф Наумов. В поисках Ковчега

Глава двадцать девятая Головой работать надо

Глава двадцать девятая. Головой работать надо.

Учебный корпус, в котором сегодня проходила лекция второго курса факультета боевиков, и алхимическая лаборатория — место текущего противостояния между командой Андрея и агентами Тайной канцелярии — располагались почти на противоположных концах Академического городка, раскинувшегося на добрую пару сотен гектаров. Разбросанные по этой обширной территории здания и сооружения формировали своеобразный учебный мир, живущий по собственным законам и ритму. По самым приблизительным прикидкам Андрея, одних только учебных корпусов здесь насчитывалось не меньше двух десятков. И это — лишь вершина айсберга.

Помимо них, городок включал в себя десятки общежитий, аккуратные домики для преподавательского состава, административные здания, служебные постройки, тренировочные полигоны и учебные арены. А венчала всё это архитектурное многообразие настоящая гордость Академии — знаменитая на всю Империю Арена, некогда блиставшая торжественным великолепием, а ныне слегка потрёпанная временем и последствиями злополучной дуэли между графом Беловым и князем Рюминым. Тем не менее, несмотря на следы разрушений, Арена всё ещё оставалась частью академического ландшафта, символом былой славы и живой легендой, продолжавшей занимать внушительную площадь в центре комплекса.

Весь этот сложный архитектурный ансамбль органично вписывался в просторную парковую зону. Корпуса и другие объекты были соединены между собой сетью пешеходных дорожек, ухоженных тропинок, извилистых аллей, проездов и даже дорог, по размаху почти дотягивавшихся до настоящих шоссе. Всё это создавалось вовсе не ради показного величия — каждое здание, каждый участок территории имели строго определённую функцию и были призваны обслуживать потребности десятков тысяч граждан Империи, вовлечённых в сложный и многогранный процесс воспитания будущего поколения Магов.

Андрей без лишних колебаний включал в эту категорию не только самих студентов — тех, кому суждено однажды стать Магами, — но и их наставников, кураторов, преподавателей, а также всех, кто обеспечивал работу Академии за кулисами — от архивариусов до поваров и прачек. Ведь, по его убеждению, вклад в общее дело определялся не званием или магическим рангом, а реальной пользой. И порой та самая незаметная фигура коменданта общежития, контролирующего порядок и дисциплину, оказывалась куда важнее в деле становления первокурсников, чем заштатный Бакалавр, читающий курс элементарной медитации. Особенно в те моменты, когда из неуверенных Адептов начинали формироваться настоящие Ученики — те, для кого умение сохранять хладнокровие и концентрацию в критической ситуации было уже не просто навыком, а основой дальнейшего пути.

Всем этим дурацким и совершенно несвоевременным размышлениям о масштабах территории, занимаемой Имперской Академией Магии, Андрей предавался на бегу, изо всех сил стараясь как можно скорее добраться до того места, где, по полученной информации, десятки агентов Тайной канцелярии пытались арестовать его подопечную — младшую баронессу Свен.

Казалось бы, в такой ситуации, когда воздух с хрипом вырывался из лёгких, грудь сдавливало от нехватки кислорода, а тело с отчаянной настойчивостью требовало немедленной передышки — желательно с последующим отдыхом в сауне и расслабляющим массажем, — уж точно было не до архитектурных изысков. И, строго говоря, вопросы архитектуры Андрея сейчас действительно волновали в последнюю очередь. Гораздо сильнее его впечатлил другой, куда более тревожный факт: за всё время их стремительного марш-броска через половину Академического городка им не встретилась ни одна живая душа.

Ни студентов, ни преподавателей, ни даже кого-нибудь из многочисленного обслуживающего персонала — никого.

Возникал вполне резонный вопрос: куда, ко всем демонам Пустоты, подевались десятки тысяч обитателей этого шумного и обычно бурлящего жизнью места? С момента объявления Тревоги по Красному Коду прошло от силы полчаса. Эвакуация за такое время казалась невозможной даже при идеальной организации и вмешательстве магии.

Это было… странно. И именно эта странность, словно заноза, начинала свербеть в затылке, вызывая нарастающее беспокойство.

Но если пустынные улицы и молчаливые здания выводили Андрея из себя, то вторым — а возможно, и более раздражающим — фактором стал его спутник: маркиз Ульянов.

Тот бежал рядом так, словно не участвовал в срочной миссии, а прогуливался по аллее курортного парка ранним летним утром. Лёгкой, неспешной трусцой, с видом праздного наблюдателя, он умудрялся при этом вести светскую беседу — неторопливо, с расстановкой, как будто сейчас не тревога, а пикник. По-видимому, речь шла о погоде. Кажется, маркиз упомянул, что по всей Империи на этой неделе установилась тёплая и солнечная погода, а вот на следующей, если верить прогнозам, в районе Дальнего Востока возможны дожди.

Андрей, чьё состояние всё больше походило на взвинченное отчаяние, разумеется, не слушал ни слова. Его бешено стучащее сердце и налитые свинцом ноги с трудом справлялись с задачей добежать до цели, и болтовня напарника казалась издевательством — особенно на фоне всё более тревожной пустоты вокруг.

Наконец, когда до алхимического корпуса оставалось не больше четверти километра, Андрей резко остановился, тяжело дыша, и, сжав кулаки, вперил взгляд в своего невозмутимого спутника.

— Где все? — выдохнул он, скорее рыча, чем говоря. — И что всё это значит⁈

Вот только на маркиза ни угрожающий вид Андрея, ни его гневный рык особого впечатления не произвели. Он остановился, неспешно окинул спутника насмешливым взглядом с головы до ног, примирительно развёл руками и с лёгкой ухмылкой заметил:

— Эко вас, граф, по мозгам ударило. Я-то думал, наследники Древней Крови будут устойчивее к ментальному воздействию Тревоги по Красному Коду. Хотя, надо признать, вы держитесь весьма достойно. Но всё же… — он сделал паузу, полез во внутренний карман пиджака и извлёк оттуда простое, на первый взгляд неприметное колечко, — наденьте вот это. На всякий случай. Для друзей ношу с собой — мало ли что.

Слова «для друзей» вызвали у Андрея короткое замешательство. Сам Митя — легендарная фигура Империи, человек, о котором складывали анекдоты, слухи и почти героические саги — только что фактически причислил его к числу своих… друзей.

Оторопев, Андрей почти машинально надел кольцо на мизинец левой руки. Почувствовал, как его накрыла волна прохладного, почти ледяного ощущения, словно кто-то плеснул внутрь головы ведро холодной воды. Не сказать, чтобы это было приятно — но уж точно отрезвляюще.

Уже через несколько секунд мутное, раздражённое напряжение, которое сопровождало его с момента объявления тревоги, начало рассеиваться. Сознание прояснилось. Мысли упорядочились, как будто кто-то аккуратно разложил всё по полочкам: что происходит, почему, и — главное — что делать дальше. Андрей почувствовал, как в голове возникла необычайная ясность и способность анализировать самые запутанные события. Из числа тех, которые позволяют осознавать тайные струны бытия.

А главное — исчезла агрессия. Та самая слепая, глухая ярость, что вспыхнула сразу после сигнала тревоги и до сих пор подталкивала Андрея к необдуманным, почти импульсивным действиям. Теперь её место заняла холодная собранность, словно кто-то убрал гнетущую пелену с разума, открыв путь к аналитическому восприятию происходящего.

Андрей выдохнул — на этот раз спокойно и глубоко. И только теперь, с трезвым разумом, начал осознавать, что то, что происходит вокруг, куда серьёзнее, чем просто атака агентов Тайной канцелярии.

— А касательно вашего вопроса — «где все?» — небрежно продолжил Маркиз, лениво потягиваясь, словно разговор шел о погоде, а не о чрезвычайной ситуации. — Ответ, увы, до банальности прост. Я ведь говорил: нынче по всей Империи — ясное небо. А побочный эффект ментального воздействия Тревоги по Красному Коду — солнцебоязнь. Вот все и попрятались по углам, кто в аудитории, кто в подвалы, кто под кровати. Даже удивительно, как наши однокурсники успели так быстро выскочить из лекционного зала. Наверное, этот эффект проявляется только при виде самого Солнца — как вам такое?

Он хмыкнул и продолжил, не меняя ни тона, ни шага, всё так же неторопливо двигаясь вперёд:

— Трудно сказать, зачем Древние вложили в артефакт такой специфический эффект. Может, чтобы толпы возбужденных, но малоадекватных разумных не носились туда-сюда в ожидании Стазиса. Хаос с ними — кто-нибудь да под колёса попадёт. А так — все мирно сидят по помещениям, дороги пустые, порядок. Ну и после Стазиса — меньше тел валяется посреди улиц. Всё же в помещениях как-то… эстетичнее. Хотя, признаться, кто этих Древних вообще понимал?

Он ухмыльнулся, бросив короткий взгляд в сторону Андрея.

— А вот другое меня действительно удивляет, — добавил Маркиз, уже с ноткой искреннего интереса. — Почему ваши подопечные баронессы устроили бойню прямо на площади, перед входом в лабораторный корпус? Внутри ведь куда удобнее обороняться — хоть от магии толку и мало, но зато можно соорудить баррикады из лабораторных столов, да и пространство ограничено. Опять же — химические колбы, будь они неладны, при определённой смекалке превращаются в весьма эффективное оружие. Некоторые реактивы, при должной меткости, не хуже стихийного конструкта первого, а то и второго ранга шарахнут.

Последние слова прозвучали как раз в тот момент, когда они обогнули странное здание — высокую, узкую башню этажей в десять, выстроенную в стиле, который можно было бы охарактеризовать как «архаичный безумный архитектор в союзе с сумасшедшим Архимагом». Такие башни, по академическим байкам, строили исключительно для отшельников-исследователей, уединённых гениев, которым для счастья нужны только книги, реторты и тишина.

И вот, миновав это архитектурное чудачество, они наконец вышли к лабораторному алхимическому корпусу. Просторная площадь перед ним выглядела неожиданно пустынной, словно всю жизнь и движение с неё кто-то намеренно стер. Это при том, что на площади, в отличии от остальной территории Академического Городка, столпилось несколько десятков разумных.

Присутствующие отчетливо разбились на две команды.

С одной стороны — полтора десятка агентов Тайной Канцелярии, стоящих сплочённой группой, мрачно сжимая в руках артефактное оружие, которое к счастью для их противников, судя по всему не работало, и глядя на оппонентов с тем холодным выражением лиц, которое обычно бывает у людей, привыкших действовать по приказу и оставлять эмоции за порогом. С другой — разношёрстная, но явно боеспособная команда графа Наумова: две баронессы Свен — старшая Кира и младшая Глаша, массивный, словно выкованный из гранита, Громила Борх и и Фагот, вальяжно расположивсяся на шее у младшей баронессы в виде мехового воротника, пусть и не песцового и тем паче не соболиного, а всего лиши кошачьего, но тем не менее вполне пушистого и оригинального

Противостояние замерло в шатком равновесии.

На первый взгляд, перевес казался за обороняющимися: на брусчатке площади валялись семь неподвижных тел — люди в чёрной форме, те самые, что ещё недавно были живой силой правопорядка. Однако стоило лишь взглянуть внимательнее на состояние академической группы, как иллюзия уверенности начинала рассыпаться.

Одалиска — старшая из баронесс — прижимала к груди повреждённую руку, из предплечья которой белесым стержнем торчала кость. Ситуация выглядела бы устрашающе, если бы не неистовый боевой задор, с которым она продолжала щедро осыпать проклятиями агентов, нисколько не заботясь о приличиях. Ни шок, ни боль, ни кровопотеря, судя по всему, не могли сломить её решимости. Более того, этот странный контраст между звериной яростью и физическим изнеможением вызывал у противников неосознанное отступление — словно сама баронесса стала каким-то инфернальным воплощением боли, от которой хотелось держаться подальше.

Громила Борх выглядел ненамного лучше. Лицо покрытое ссадинами, левый глаз заплыл, движения неровные, иногда он останавливался, встряхивал головой, словно сбрасывая пелену и пытаясь вернуть резкость восприятия. Казалось, он балансирует на грани между сознанием и бессознательностью, но всё ещё держится — стоически, по-звериному упрямо, как танк, забывший, что у него пробито полтора двигателя.

Тем временем агенты, судя по короткому жесту командира, начали молча смыкаться в кольцо, перегруппировываясь, чтобы исключить любую попытку бегства. Они двигались слаженно, без лишних слов — словно предчувствуя, что в этом противостоянии каждое движение может стать последним.

Командовал ими человек, которого Андрей узнал не сразу — слишком уж неуместным казалось его появление в этом хаосе. Но стоило присмотреться — и сомнений не осталось: это был Пал Палыч, доверенный помощник его дядюшки, Начальника Управления Внутренней Безопасности, а по совместительству — серый кардинал Тайной Канцелярии, человек, чьё имя чаще звучало шёпотом, чем вслух.

Пал Палыч говорил спокойно, почти примирительно — как человек, привыкший к переговорам, но не забывший при этом, что за его спиной стоят силы, способные переломить любую волю. Он призывал к благоразумию, предлагал не усугублять ситуацию, уверяя, что дело можно уладить мирно — достаточно лишь передать младшую баронессу Свен властям и разойтись по-хорошему.

Но даже самые доверчивые слушатели понимали: всё это — лишь слова, дымовая завеса, затягивающая время до прибытия подкрепления. И когда оно появится — вопрос сопротивления станет риторическим. У Пал Палыча не было намерения договариваться — он просто играл в свою партию, стараясь затянуть её до логичного конца.

Андрей молчал, наблюдая за происходящим с всё возрастающим чувством тревоги. Он знал — развязка близка. И, похоже, у него было всего несколько минут, чтобы найти выход. Иначе всё закончится очень быстро… и очень плохо. Причем далеко не только для одной Киры.

На секунду у Андрея мелькнула мысль: а не подкрасться ли к Пал Палычу сзади и не оглушить ли его чем-нибудь тяжёлым по голове — желательно с хрустом, чтобы тот сразу отключился, лишив противников направляющей и руководящей силы. Мысль была столь внезапной, что он даже рефлекторно огляделся по сторонам в поисках чего-нибудь подходящего, желательно массивного — вроде грифа от штанги.

Однако уже через мгновение Андрей обругал себя за очередной приступ идиотизма. По уровню бредовости идея мало чем уступала контрабанде подсанкционных товаров в Канаду с помощью Родового Перстня. И ведь это при том, что кольцо, подаренное Маркизом, всё ещё стабилизировало сознание, защищая от ментального хаоса, который совсем недавно мешал думать.

— Во-первых, — попытался он рассудительно объяснить себе, как ребёнку, — на территории Академгородка вряд ли валяются бесхозные грифы от штанг.

— Во-вторых, даже если я и нападу внезапно, да ещё и с тыла, — продолжал он внутренний монолог, — вовсе не факт, что такой спец, как Пал Палыч, не успеет за полсекунды скрутить меня в бараний рог и уложить лицом на брусчатку. Не мне с бойцами Тайной Канцелярии тягаться. Впрочем, надо бы потом попросить Одалиску подучить меня паре приёмов — карате, джиу-джицу… или что там преподают в их ассасинской Школе Отца Гор?

— В-третьих… — и тут Андрей хмыкнул, — а кто вообще сказал, что Пал Палыч до сих пор не заметил, как у него за спиной кто-то шныряет с подозрительными намерениями? Он, скорее всего, уже давно всё просчитал и держит меня в поле внимания. Просто играет в молчаливое превосходство.

Короче говоря — никаких телодвижений. Во всяком случае пока. Придётся задействовать единственный по-настоящему эффективный орган — мозги. Придётся говорить.

Хотя — мелькнула предательская мысль — а действительно ли мозги у меня самые эффективные? Может, эффективнейший орган находится всё-таки в паху? Во всяком случае, ни Кира, ни Глаша в постели никогда на него не жаловались. А вот претензии к интеллекту, пусть и в завуалированной форме, высказывались. Причём не раз.

Но эту крамольную мысль Андрей с негодованием отогнал. И, вернув себе подобающую суровость выражения лица, уже привычным рычащим тоном обратился к спине Пала Палыча:

— И что всё это значит?

Фраза прозвучала почти как вызов. Или как начало торга.