Графиня из захудалого рода

Глава 30

Мой супруг посмотрел на меня с тщательно скрываемым недовольством, затем хмыкнул и как-то подобравшись, ответил:

- Что именно тебя интересует? Я знаю Германа всю свою жизнь, мы практически ровесники, а потому росли и воспитывались вместе. Насколько я знаю, дядюшка Отто всегда хотел, чтобы его воспитанник сделал военную карьеру, да и мой отец был не против, поэтому мы упорно штудировали науки, повышали свои способности к верховой езде и навыки обращения с оружием. И спрашивал отец с нас одинаково строго. Правда, - тут мой муж криво усмехнулся, - Герману доставалось тумаков и розог куда меньше моего. Он был более усидчив и прилежен к наукам, чем я. Затем он поступил в военную академию и пути наши разошлись.

- Вот ещё один момент! – призадумалась я. – Академию он так и не закончил. В чём же причина?

Генрих равнодушно пожал плечами, ответив, что он вернулся в поместье и стал гувернёром его сына. Ах, ну да. Малышом заниматься было решительно некому – маменьку мальчика больше интересовали столичный блеск и суета, в то время, как внимание отца полностью было посвящено приятному обществу Её Высочества.

- Хотя, я думаю, что у нас есть источник, который может дать тебе ответы на все интересующие вопросы. Не думаю, что дядюшка Отто будет откровенен с нами, особенно после нашей с ним беседы, но отчего бы не поинтересоваться у самого Германа?

Я пожала плечами, не горя желанием рассказать о своих подозрениях всех и вся. Пожалуй, мой отец был прав, говоря о том, что нужно искать того, кому выгодно. Так вот, выходило, что выгода у всех может быть своя, кроме моего мужа, конечно.

- Вот что! – немного подумав, решила я. – Нам стоит ещё раз посетить комнаты твоего деда и отца. Вдруг мы сможем обнаружить то, что я не рассмотрела с первого раза?

Пустующее крыло встретило нас всё той же пыльной тишиной. А комнаты деда Генриха, его жены, отца и супруги господина генерала радовали глаз общим запустением.

- Скажи, Генрих, ты никогда не задумывался о том, почему портрет восточной принцессы висит в покоях твоего деда, а не в комнатах её мужа, к примеру? – решила осторожно поинтересоваться я.

- Боюсь, что нет, - равнодушно окинув взглядом обстановку, ответил супруг. – Возможно, дело в том, что дом его брата сгорел? А принцесса Нейлинара всё же родственница? Вот и повесили, где пришлось?

- Наверняка, - буркнула я, затем, вспомнив про то, что я подозревала деда в адюльтере с той самой родственницей, поинтересовалась о его супруге.

Оказалось, что бабушка у Генриха была. Только вот не имела привычки вмешиваться в ведение домашнего хозяйства, воспитание своего сына, отца Генриха, и вообще, как-то участвовать в семейных делах, большую часть своего времени проводя в собственных покоях и занимаясь рукоделием или же делая какие-то заметки в своём дневнике.

- Вот это уже интересней! С этого момента можно поподробнее, – я подняла палец вверх, словно делать заметки было страшно весёлым и увлекательным занятием. – И где он теперь, этот дневник?

- Понятия не имею, должно быть, в её комнатах, - Генрих выглядел, как максимально усталый супруг, который покорно таскается за своей женой по всем модным магазинам столицы.

Комнаты покойной графини, бабушки Генриха, находились рядом с дедушкиными и выглядели… безлико. Состояли всего из двух комнат, в одной стояла довольно узкая кровать и пара стульев с жёсткими спинками. Во второй, которая, очевидно, была чем-то средним между рабочим кабинетом и гостиной, стоял стол, кресло рядом с ним и кресло-качалка с продавленной спинкой возле камина. Ни милых сердцу безделушек, подушечек и красивых ваз, которые так близки женщинам преклонного возраста. Ничего. На мой вопрос, куда всё делось, Генрих всё также прохладно ответил, что и не думал сюда заходить, а потому вся обстановка осталась в том же виде, что и при жизни графини Хельги.

Подивившись ещё немного аскетичности убранства, начали методично осматривать ящики письменного стола и прикроватные тумбочки в поисках тех самых заметок. Повезло Генриху. На его радостный вопль я выглянула из кабинета и застала его, сидящим на полу, не заботясь о чистоте собственных брюк, и счастливо потрясающим какой-то книжицей. Точнее говоря, листами, скрепленными между собой узкой атласной лентой.

- Вспомнил вдруг о том, как ты рассказывала истории про господина Шерлока Холмса, - сиял начищенной монетой Генрих, протягивая мне свёрнутые трубочкой листы. – О том, что искать нужно на самом видном месте. А что может быть виднее пола? В одном месте была небольшая ниша, я убрал пару паркетных дощечек и вот!

Да уж… от записей женщины мало что осталось. Частично они истлели от времени и чернила выцвели, кое-где были погрызены мышами или пострадали от воды. Но кое-что можно было прочесть, чем мы тут же, поднося свечи к самой бумаге, периодически ругаясь и сосредоточенно пыхтя, и занялись.

Записи на самом деле оказались чем-то вроде дневника. Во всяком случае, графиня Хельга описывала свою жизнь. Просто и без прикрас. Дело в том, что у неё не было друзей, знакомых и просто тех людей, с которыми можно было по душам поговорить. Своего мужа будущая графиня увидела в день свадьбы, и он показался ей довольно жёстким человеком. Как показала практика, первое впечатление было самое верное. Исполнив в ту же ночь супружеский долг, муж заявил ей, что будет посещать дважды в месяц для рождения ребёнка, в остальное время она может быть предоставлена сама себе и вольна заниматься у себя всем, чем только захочет.

Очень скоро выяснилось, что это самое «чем хочет» весьма ограничено представлениями самого графа о дозволенном ей. В частности, он был домоседом и домом занимался сам, гостей и шумные компании, а также поездки в столицу на дух не переносил, иногда терпя только присутствие родного младшего брата. Прислуга, видя весьма прохладное отношение супруга к своей жене, и вовсе её ни во что не ставила, не торопясь исполнять её распоряжения. Сама же молодая графиня, обладая мягким характером и некоторой робостью, со временем стала всё больше времени проводить в своих покоях, изредка спускаясь вниз, радуя своим присутствием в те моменты, когда приезжал брат мужа. Он рассказывал смешные истории из своих путешествий, часто улыбался и говорил о таких удивительных вещах, что впору диву даваться. И тогда Хельге казалось, что жизнь не так беспросветна, как она думала… она ждала возвращения своего деверя, часто вспоминала о нём, о его потрясающих историях, глазах, полных заботы и нежности… а потом Герберт женился на девушке, которую привёз из одного из своих странствий. И всё своё свободное время проводил с молодой женой в маленьком домике неподалёку от озера.

Далее повествование было обрывочным, влага оставила огромные кляксы и разводы на листах, чернила едва просматривались.

- Я бабушку плохо помню, - задумчиво, опираясь о спинку кровати, промолвил Генрих, пока я скрючивалась над старыми листами, пытаясь прочесть написанное наполовину выцветшими чернилами. – Она была довольно нелюдима, это верно. Даже после смерти мужа редко проводила с нами время, со мной или с моим отцом. Кажется, её не угнетало собственное одиночество.

Я смотрела во все глаза на моего мужа, на его пронзительно-синий взгляд, на лёгкое недовольство, мол, семья не бросала её, она сама, сама не горела желанием с ними видеться. Кажется, что Генрих не ломал передо мной комедию, он на самом деле не понимал, что было не так. Я же задумчиво перебирала частично истлевшие страницы и думала о том, каково это – регулярно улыбаться женщине, мужа которой ты искренне любишь? Смотреть на неё и понимать, что та имеет всё, о чём ты даже и мечтать-то не смеешь: любовь самого замечательного человека, его заботу и поддержку. И знание того, что он возвращается домой только для того, чтобы видеть свою возлюбленную.

- Ха, ты только посмотри на это! – вывел меня из задумчивости весёлый голос мужа. – Если я всё верно понял по этим обрывкам слов, то дед завёл себе любовницу!

Я склонилась над листами. М-да, пока мои подозрения получили подкрепления. Правда, имя прелестницы мы прочесть не смогли, но судя по несколько ироничному тону, оскорблённой в лучших чувствах графиня Хельга не была.

- Думаю, что ты не ошибаешься, дорогая, - с Генриха слетела вся весёлость. – Те покои, что рядом с дедовыми… я знаю, что там жила Нейлингара, когда муж был в отъезде. Думаю, что она всё же любила своего мужа, просто дед… понимаешь, он мог быть настойчив, а потом, когда любовница забеременела, и срок беременности никак не подпадал под визит мужа… ему ничего не оставалось, как заставить любовницу избавиться от ребёнка. И, если получил на то категорический отказ, просто убить её.

Я поёжилась: действительно, допустить такого скандала граф не мог. Подобный конфуз скрыть было просто невозможно. Но, решиться на подобный шаг? Мы вновь склонились над записями графини Хельги. Кажется, горе Герберта от потери своей супруги подкосило и её, поскольку мысли женщины стали совсем уж бессвязными, отрывочными. Удивилась, заметив на бумаге появление имени генерала. Вот как? Хотя, чему удивляться? Если он перебрался жить в поместье примерно в это время. Долгое время не было вообще никаких записей, даже смерть своего мужа прошла её стороной. Затем графиня что-то писала про своего сына, что тот делает успехи в карьере, что он, вне всякого сомнения, станет хорошим политиком и опорой трона. Что-то про свою невестку… далее прочесть было уже совершенно невозможно, только на последней странице мы с трудом прочитали ироничную фразу: «Кажется, мой любезный сын не только по праву рождения занимает его титул. Какая-то часть души тоже досталась ему от отца. История повторяется вновь!».

- Хм… у папаши была какая-то аманта, как у деда? Не припомню ничего подобного, - усмехнулся Генрих. – Видишь ли, Труди, он был вообще не из тех людей, которые показывают свои чувства.

- Не показывает чувств? Совсем, как Герман… - поражённо протянула я, поворачиваясь к обалдевшему супругу. – Так, может, зря подозревали твоего дедушку в его отцовстве?