Графиня из захудалого рода

Глава 32

Ну, что сказать: дом генерала действительно стоял на отшибе, на небольшом пригорке, и радовал глаз высоким глухим забором самого неприступного вида.

- Тревожится дядюшка Отто за свою безопасность, - радостно хмыкнул Генрих, осматривая маленькую крепость.

Между тем, дом был добротный, двухэтажный, с коричневой черепичной крышей и ярким коньком наверху. Более рассмотреть ничего не удалось, к сожалению. Однако, незамеченными мы не остались, это подтверждал солидно-басовитый собачий лай.

- Как ты думаешь, внутри есть кто-то? Кроме собачек, разумеется, – спросила я, жадно прильнув к щелке в заборе, за которой находился роскошный разлапистый куст.

- Не спросим - не узнаем, - философски пожав плечами, отозвался Генрих и заколотил в дверной молоток, что было силы.

Собачий лай уже превратился в полузадушенное хрипение, когда калитка распахнулась, явив миру двух хмурых мужчин с лёгкой небритостью на лице и пасмурностью во взгляде. Один из них держал на коротком поводке заходящегося хриплым лаем лохматого пса, второй, окинув нас крайне нелюбезным взглядом, поинтересовался причиной нашего визита.

Генрихом была повторена история про бедного плотника, который мается в поисках временной работы. А в таком большом и красивом доме её, работы, то есть, в любом случае должно быть предостаточно и ему, и его жене. Мне, значит. Мужчины не на шутку призадумались:

- Хозяин появляется редко, а сами мы в дом не заходим, так, если только посмотреть, всё ли в порядке. Обычно в привратницкой обретаемся, - почесав голову, наконец, выдал один из них. – В порядке всё дома. Нету работы по твоей части, парень.

- Почём знаешь? – не согласился второй. – Сам же сказал, что внутрь мы и не заходим практически.

Не известно, сколько бы продолжались эти переговоры, если бы Генрих, нетерпеливо хмыкнув, не заметил:

- Может, оно и так, конечно. Только вряд ли хозяин обрадуется, если под ним рухнет крыльцо!

Это замечание положило конец дебатам и нас повели по дорожке сада в сторону особнячка. Домом его называть уже просто язык не поворачивался.

- Ну, что я говорил? Ещё сто лет простоит! – удовлетворённо заметил почёсывающийся охранник, когда Генрих со скорбной миной признался в том, что крыльцо действительно, крепкое и рушиться от старости в ближайшее время не собирается.

«Ещё бы! Если учесть, что крыльцо каменное!», - подумала я, но решила промолчать. После первой демонстрации мужчины заметно подобрели и вальяжно открыли нам дверь, чтобы мы и дальше могли убедиться в том, что дом новый, не какая-то деревенская развалюха, и услуги плотника тут не нужны.

Внутри дом господина генерала тоже выглядел просторным, с минимумом мебели, затянутой в чехлы, со скатанными коврами и общим ощущением необжитости.

- Пустовато тут, - тихо пискнула я, с благоговением рассматривая тяжёлые бронзовые часы, стоящие на камине.

После этого мы получили всю информацию, которой только обладали охранники. По их словам, хозяин бывает дома крайне редко, почти никогда, а в последнее время и вовсе ездить перестал, но письма с подробными указаниями и оплату труда ребята получают от него регулярно, а потому претензий никаких не имеют.

Мы с грустным видом распрощались со словоохотливыми ребятами, получили кучу направлений, куда мы можем обратиться с предложением о своих услугах, и калитка закрылась за нами на массивную щеколду.

Генрих выглядел задумчивым и молчаливым, только сурово сдвинул брови, быстро шагая рядом.

- А, если вдуматься, то имя генерала ни разу не прозвучало. Быть может, это какая-то ошибка? – спросила я унылым тоном, сама не веря в то, что говорю.

- Нет никакой ошибки, - злобно буркнул супруг и рефлекторно сжал кулаки. – Там, в гостиной, висело зеркало в бронзовой раме. Я видел его когда-то. В покоях деда!

Мы вернулись обратно в свой закуток, продрогшие, усталые, поужинали тут же, не спеша посетить местное общество в общем зале, кое-как вымылись в тазу, причём Генрих старательно не смотрел в мою сторону, только нервно ёрзал на кровати, слыша моё довольное мычание.

В голове была пустота и, кто бы что не думал, я вовсе не была удовлетворена тем, что мои самые худшие опасения подтвердились: генерал не просто был мелким воришкой, потихоньку уводящем пару монет то тут, то там. Выходит, что мало того, что он никакой и не генерал вовсе, так и появился он в поместье далеко не случайно, якобы как старый соратник деда Генриха.

- Знаешь, о чём я подумала? – я повернулась к Генриху, пристойно натянув одеяло до самого подбородка, дабы не смущать его больше необходимого. – О том, что дядюшка Отто был подельником твоего деда в убийстве своей любовницы. И он был одним из тех людей, которые оттащили тело бедняжки к пруду, имитируя самоубийство. Учитывая то, что он был врачом, вряд ли было сложно сделать так, чтобы никто ничего не заподозрил.

- Думаю, что ты права, - неохотно отозвался Генрих и его глаза опасно блеснули в темноте. – Неприятная эта процедура: разрушение иллюзий. Я всегда считал, что мой дед… человек непростой, но пойти на убийство своей любовницы для того, чтобы скрыть беременность…

- Это пока лишь одна из версий, - жалостливо прошептала я, дотронувшись до шёлка волос Генриха. – Думаю, что беседа с дядюшкой Отто расставит всё по своим местам.

- Не нужно, Труди! Прошу тебя, - простонал супруг и рефлекторно потянулся за моей рукой. – Пойми меня правильно, но я ведь не железный и я давно мечтаю о том… чтобы наш брак стал настоящим. Нет, ничего не говори, твоя жалость для меня ещё больнее неприкрытой ненависти, которую я, вне всякого сомнения, заслужил. Я знаю, что совершил слишком много ошибок, я не воспринимал наш брак ничем, кроме неприятной, но необходимой обузы. А то, что я не дал себе труда поинтересоваться тем, как живёт мой сын, вообще недостойно прощения. Да что там, Герман намекал мне на то, что я должен больше времени уделять своему дому, но я считал необязательным для себя..

Я открыла было рот для того, чтобы возразить, но Генрих закрыл мне рот ладонью, и я ощутила жар, исходящий от его тела.

- Постой, ничего не говори. Я всё знаю сам. Я виноват ещё и в том, что подверг тебя опасности там, на озере. Если бы я не приволок Ирму в наш дом, то этого бы не произошло, - Генрих окончательно смутился, стушевался, рвано вздохнул и замолк.

- Знаешь, что я думаю? – задумчиво произнесла я, выныривая из-под одеяла. – Что ты идиот!

- Не могу с тобой не согласиться, - торопливо закивал головой супруг, тут же подозрительно добавив: - А почему именно я идиот?

- Ну, хотя бы потому, что я никогда не испытывала к тебе жалости, - улыбнулась я и первая потянулась к нему губами, ворчливо заметив сквозь счастливый мужнин стон: - Нет, ну что за мужчины пошли, а?

Впрочем, супруг нисколько не огорчился, только пробормотал, что он непременно докажет мне, что я совершенно напрасно обобщаю, сомневаясь в нём, как в мужчине. Я мысленно пообещала себе быть крайне недоверчивой к его аргументам, но вскоре позабыла о своей решимости, растворившись в нахлынувшей волне острого удовольствия.

И только спустя долгое время, когда ко мне вернулась способность рационально мыслить, вдруг пришедшая в голову мысль кинула меня в холодный пот. Да так, что ноги затряслись. Я спустила ноги на холодный пол, прошаркала к импровизированному столу, на котором стоял кувшин с разведённым вином, и жадно выпила стакан.

- Что-то случилось? – раздался сонно-тревожный голос Генриха.

- Нет, всё в порядке. Просто пить захотелось, - ответила я, постаравшись, чтобы мой голос звучал бодро.

Пожалуй, сейчас не то время, чтобы сообщать о своей безумной идее. Для начала мне стоит убедиться в том, что моё предположение – нечто большее, чем бред воспалённого сознания. Иначе лежать мне в соседней палате с Ирмой и перетукиваться через стену, рассказывая друг другу, как мы обе любим моего мужа.

Впрочем, судя по тому, как по лестнице тяжело протопали и раздался солидный басок хозяина нашего временного приюта, уже занимался рассвет, и Генрих торопливо вскочил с кровати, румян и свеж, как майская роза. Я же, мысленно проклиная тех, кто придумал ранние подъёмы, с неохотой плотно позавтракала под неодобрительное ворчание, что дилижанс ждать никого не будет.

Обратная дорога не запомнилась ничем примечательным, разве что всё тем же самым пронизывающим ветром, норовящим пробраться под мою тёплую накидку, и тревожно-ожидающим взглядом Генриха. Он понимал, что меня что-то гложет, но не мог понять, что именно, хоть я изо всех сил старалась уверять его в том, что всё просто чудесно и эта поездка сблизила нас, как никогда раньше.

Домашние встретили нас, собравшись на крыльце, словно нас не было, по меньшей мере, целый год, а не пару дней. Дитрих приплясывал от нетерпения и махал руками, рядом с ним, ловя за руку, молча стоял Герман, но было видно, что он тоже рад нас видеть. Даже экономка, с которой мы были в натянутых отношениях, достаточно искренне сказала, что рада нашему прибытию. Генерал по-прежнему радовал своим отсутствием.

- Иоганн, - обратился Генрих к лакею. – Как там себя чувствует дядюшка Отто? Нет ли у него каких-то претензий?

- Первое время господин генерал сильно гневался, - осторожно ответил лакей, из чего я сделала вывод, что претензии были, да ещё какие! – Сейчас приутих, успокоился, но по-прежнему раздражителен и гневен.

- Постой, я не совсем понимаю… ты что, действительно, посадил старика под арест? То есть, запер в собственной комнате, как преступника? – поразилась я.

- Поверь мне, преступники содержатся в куда более суровых условиях. Так что нам есть, куда стремиться, - рассеянно ответил Генрих, подхватывая завизжавшего от счастья сына на руки.

Не могу сказать, что такие методы были мне по душе, но кто я такая, чтобы судить Генриха? Учитывая, что это его деньги столь бесцеремонно воровали все эти годы. Мой муж, видя моё сомнение, наклонился и тихо пробормотал:

- Дорогая, ты же понимаешь, кто докладывал Ирме обо всём, что происходит в поместье?

Конечно, совсем дурой я не была, и давно предположила такую вероятность, но и в этом случае…

- Что же, милая, - Генрих игриво подул на крошечные завитки сзади на моей шее, - как по мне, так самое время навестить дядюшку. Кто знает, как он соскучился по нам за время своего вынужденного одиночества?