Кикимора и ее ёкай

Глава 40. Мозг размером с маринованную сливу

Распетушившийся, красный, как вареный рак, Дайтенгу стоял у ворот в священное обиталище тэнгу и ругался с Ямаубой.

— Я тебе говорю! Ты, пень пернатый, меня не слушаешь совсем! На-ка вот этого, отведай! — показала Ямауба острый маленький кулачок. С нахальными тэнгу вежливо поговорить не удалось. Старая вражда между тэнгу и горными ведьмами, чтоб ее!

— Нокахарэ! Пошла прочь, ведьма, что оскверняет одним своим присутствием наши земли…

— Как вас всех Дзашин перебьет, хоть перьями вашими подушки набью! — от души сказала Ямауба. — Все будет компенсация, что я сюда к вам в гору плелась!

Дайтэнгу прищурился.

— Это коварный план твой, чтобы выманить нас со священной горы Ками…

— Да послушай ты, петушиная твоя башка! Некого скоро будет выманивать! Всю гору Камияма от местных зачистят, и сядут сюда дедуля Фукуро и дедуля Дюро! Ни тебе, ни мне, ни Омононуси пощады не будет!

— Ты богохульница и клеветница…

Ямауба плюнула сразу двумя ртами. В травке пыхнуло огнем.

— А ты — набэ из утки, которая сама себя готовит.

Только спустя полчаса криков, обзывательств и разборок Дайтэнгу наконец нормально начал воспринимать информацию. И пришел к итогам, но чуток не к тем.

— Атака на Дзашина должна быть быстрой, и не на его территории. Надо выманить бога войны, — задумчиво сказал Дайтэнгу, и Ямауба поперхнулась. Хорошо, что у нее было два рта, потому что пока она откашливалась первым, второй принялся говорить.

— Дзашин — средство, смертоносная катана в руках могущественных врагов. Сломаешь катану — только отсрочишь свой конец. Я понимаю, что у птиц мозг размером с маринованную сливу, но ты хоть подумать попробуй.

Но воинственный Дайтэнгу только качнул головой.

— Опасность прямо сейчас представляет Дзашин. Он уже имеет определенную репутацию, и если поступают такие предупреждения, то прислушаться нужно. А для того, чтобы обвинить богов, нужны свидетели. Чужачка свидетельствовать не может, каукегэн ее тоже, поскольку клятву ей дал. Верить слову малахольной горной ведьмы, которая в свой сакэ добавляет веселящие травы, никто в здравом уме не будет. И что остается?

Ямауба уперла руки в боки, голову вверх подняла гордо, плечи расправила. «Ну чисто Ягуша!» — умилилась бы кикимора, если бы увидела эту сцену.

— Да Мари-онна ради того, чтобы вас, чаек крикливых, спасти, в Йоми отправилась, к Идзанами в гости, а ты, бульонный набор, все никак в разумение не впадешь!

Дайтэнгу выпучил глаза.

— Как — в Йоми?

— А вот так. И половину своего дара отдала, чтобы о планах богов узнать. И Дзашин дорог ей, любит она его. И она его спасти хочет.

— Так она же не вернется…

— А это мы еще посмотрим. Кикимора-сама — женщина сильная. Если договорится с Идзанами, то боги предстанут перед судом, и Камияма будет в безопасности.

Дайтэнгу прикрыл глаза, осознавая сказанное. Ему очень хотелось в интернациональном жесте покрутить пальцем у виска, и сдерживаться он не стал.

— Веселого сакэ обе обпились, да? — спросил он у Ямаубы.

Та дернула плечиком в красном кимоно.

— После выпьем, как Мари-онна вернется. А сейчас выдай-ка мне хлопчика повыносливее, чтобы отнес меня на вторую вершину, к Омононуси. Силы-то уже не те, по горам карабкаться, на крыльях всяко сподручнее. Да и к остальным заглянуть надо — предупредить.

Дайтэнгу на это только рукой махнул.

Дал Ямаубе и хлопчика, и сам пару записок написал, с предупреждениями.

Но от своего изначального плана не отступил. Что там кикимора с Идзанами нарешают — это никому неизвестно, да и что чужачка вообще из страны Желтых Вод вернется — вопрос большой. А вот Дзашина надо обязательно сдержать, и это дело первостепенной важности. Только как это сделать? Он бог войны все-таки, а не хвост каукегэна. Тут думать надо.

И Дайтэнгу принялся думать, и придумал-таки! Все-таки у него мозг был не размером с маринованную сливу, как горная ведьма говорила.