Кикимора и ее ёкай

Глава 8. Истинная сестрица

Ямауба качнулась, налила чарочку зеленого зелья, махнула в один глоток и кокетливо прикрыла оба рта ладошками. Она все же знала этикет и следовала ему.

Екаи быстренько свалили в темноту леса, прихватив с собой пьяных людишек. Хочется надеяться, что их вернут в целости и сохранности. Остался только Тузик. Он тоненько завыл на луну, грустя о своем сэмпае. Ну, о кикиморе, то есть.

Ямауба хмыкнула, закусила абсент суси с вакаме, занюхала хризантемой и сказала:

— Ничего не будет с твоей кики-мо-рой.

Бобик перестал выть, посмотрел на Ямаубу с надеждой в слезящихся глазках.

— Омононуси, — поганенько усмехнулась та, — до бабьей красоты больно охоч. Красивой девушки не пропустит никогда. А своих любовниц он никогда не наказывает.

Каукегэн воспрял духом.

— Не наказывает, но и не отпускает. Гарем у него есть в вечных купальнях. Там болотная ведьма будет жить до скончания времен.

Ямауба с удовлетворением посмотрела на несчастного каукегэна и, наигрывая на сямисене фривольный мотивчик, пошла в дом. Настроение у нее было прекрасное.

— Помоги, ямауба, — взмолился Тузик, но горная ведьма цыкнула на него двумя языками.

— У меня еще атама не протекла, чтобы с верховным богом ради чужачки спорить. Да и неохота.

И она зашла в свою избу, сыграв на сямисене заключительные аккорды, и захлопнула покосившуюся дверь. На крыльцо полетели пучки мха. Ямауба все же была родной сестрицей нашей отечественной бабе Яге и по вредности характера вряд ли отставала.

А каукегэн, борясь с сильным желанием нагадить Ямаубе на порог, побрел по тоненькой ниточке клятвы, которая навеки связала японского духа мора и одну русскую кикимору.