Глава 21

Год 4 от основания храма. Месяц седьмой, Даматейон, богине плодородия и сбору урожая посвященный. Между Великим морем и Морем Мрака. Где-то у побережья Иберии.

Войти в проход между Столбами нужно именно в это время. Так Одиссею сказал царь Эней. Тогда море спокойно, а шторма редки. Только вот нелегко это оказалось сделать. Море Мрака раскинулось впереди, до него еще далеко, но сильное течение идет оттуда, прямо навстречу кораблю. И проклятый ветер большую часть времени дует на восток, не давая поднять парус.

Одиссей попробовал было пройти на веслах, да только люди выбились из сил, не пройдя и малой части нужного расстояния. Удобного места причалить он пока не нашел, да и просто боялся налететь на скалу в чужих водах. Отливы тут частые, дважды в день. И тогда вода в пологих местах уходит на целый стадий, смущенно обнажая морское дно, покрытое галькой и пучками водорослей. Когда становилось понятно, что и сегодня им не пройти, он приказывал выводить корабль на центр фарватера и дрейфовать на восток, едва шевеля веслами. Фарватер! Дрейф! Одиссею жутко нравились новые слова, услышанные в Энгоми, и они прилипли к нему как репей.

Каждый день Одиссей узнавал что-то новое. Во время отлива у берегов течение слабело — он подмечал это зорким взглядом морехода — и тогда удавалось пройти немного больше. Но все равно, пока ветер дул в лицо, это ничего не меняло. Пролив не пускал их дальше.

Они поплыли сначала привычным уже путем до запада Сицилии, а потом повернули на юг, к ливийскому берегу. Скверная затея, но другого выхода нет. Иной путь будет куда сложнее и дальше. А племена на побережье и там, и там одинаковы. Злые, голодные и свирепые. Несколько раз Одиссей даже причалить не смог. Небольшие селения ливийцев, увидев корабль, выбегали к морю, вопили и трясли оружием. И даже примирительные жесты и слова не могли помочь. Торговать эти люди не хотели, а «живущих на кораблях» ненавидели всей душой. Они изрядно натерпелись от них.

Впрочем, так было далеко не всегда. И тогда Одиссею удавалось поменять товары на еду, и вдобавок набрать свежей воды. Можно было, конечно, пойти через южный берег того острова, где живут шарданы, но Одиссей знал и более простые способы уйти в Аид. Не нужно для этого собирать морской караван и ввергать в расходы царя Энея. Проще сразу броситься на меч.

— Ветер меняется, господин, — кормчий-сидонец послюнявил палец и поднял его над головой. — На косом парусе сможем пройти.

— Посейдон! — обрадовался Одиссей. — Я тебе жирную овцу в жертву принесу. Но не сейчас, а когда у меня овца будет! Где тут, в море, овцу взять!

И впрямь, ветер сменился на боковой и туго наполнил косой парус, приведя команду в состояние восторга. Гребцы, измученные попытками пройти проклятое место, орали как безумные и обнимались. И даже толстячок Корос, в который раз похудевший до состояния щепки, едва не пустил скупую слезу. Он все это время делал пометки в своем пергаменте, записывая названия племен и имена вождей.

Неповоротливая пузатая гаула с двумя мачтами и косым кливером вмиг превратилась в резвую лошадку, которая играючи вспахала килем капризную морскую пену. Корабль шел, ловя ветер пурпурными парусами, а скалистые берега Иберии понеслись мимо, открывая жадным взорам моряков недоступные раньше земли. Никто и никогда не ходил сюда. Это Одиссей знал точно[19].

— Великие боги! — шептал Одиссей, глядя, как невиданное никем из данайского народа Море Мрака появляется перед ним, раскинувшись во всей своей безбрежной красе. Оно сейчас спокойно и ласково, но царь не обольщался на его счет. Это страшное место, безжалостное к морякам. Так сказал царь Эней, и он поверил ему сразу же.

— Обо мне ведь теперь песни сложат, — шептал он, вцепившись побелевшими пальцами в планшир. Про песни он тоже знал точно. Ему их царь Эней обещал, как пообещал назвать этот самый пролив его именем. Одиссеевы Столпы! Звучит!

— Прошли! Прошли, господин! — радостно орал кормчий, когда берег Иберии стал уходить на север, превращая пролив в широкую воронку, где глаз уже не видел противоположного берега.

— Если карта не врет, — прервал их радость Корос, то в полудне пути отсюда нас ждет россыпь островов, которые господин называет Кадис. И остановиться нам нужно именно там. Потому что на иберийском берегу нам запросто могут оторвать головы.

— Тартесс[20]? — повернулся к нему Одиссей.

— Он самый, — кивнул писец. — Так называет это место ванакс. Как они называют себя сами, известно только богам.

Следующим утром они подошли к устью полноводной реки, впадавшей в гавань, которую прикрывали острова. Неподалеку, на пригорке виднелось огороженное невысокой каменной стеной селение. С единственной башенки за ними внимательно наблюдали. Два бородатых воина приложили руку ко лбу, уставившись прямо на гостей. Никто не вышел к ним навстречу, напротив, стада овец погнали подальше от берега, а на стенах появились вооруженные люди. Бабы, копавшиеся на клочках полей, тоже потянулись к крепостце, криками созывая детей. В общем, все как всегда. Время такое, сейчас гостям нигде не рады.

Корос и Одиссей вышли на берег, пока корабль покачивался на волнах в десяти шагах кромки воды. Тут по грудь, и если случится что-то, они просто уйдут на веслах.

— Думаешь, получится? — с сомнением произнес Одиссей. — Все люди — воры. Эти-то чем лучше?

— Так господин сказал, — пожал плечами писец, раскладывая на песке образцы товаров. Ткани, зеркала, бусы, железный топор, слиток меди, горшочек с оливковым маслом, наконечник копья, рыболовный крючок, свинцовый груз для сети, расписная тонкостенная чаша, статуэтка Великой Матери…

— Все, уходим, — сказал Корос, и они побрели к борту корабля, где их ждала веревочная лестница.

Гребцы ударили по веслам, и гаула отошла от берега на тысячу шагов. Они будут ждать. Любопытство хозяев оказалось сильнее страха, и очень скоро на берегу толпились люди, которые размахивали руками, спорили и передавали друг другу то, что оставили купцы.

— Дым! — Одиссей ткнул рукой в сторону берега. — Это нас зовут. Пошли, парни.

— Та-а-ак! — они смотрели на то, что оставили после себя хозяева этой страны.

— Великую Мать они не почитают, — отметил Корос, увидев статуэтку, которую отнесли в сторону.

— Масло, свинец и медь у них свои, — поддакнул ему Одиссей. — Эти товары они тоже убрали.

Зато все остальное совершенно явно хозяевам понравилось, потому что было аккуратно выложено в рядок, а напротив них лежало то, что готовы были предложить взамен. Привязанная к колышку овца, горшок с зерном, грубый бронзовый нож, серебряный браслет и кусок овчины, придавленный камнем.

— Надо же! — хмыкнул Одиссей, не поверив своим глазам. — Я думал, они все украдут. И что дальше?

— А дальше, — горестно вздохнул Корос, — мы убираем то, что они отвергли, и добавляем то, что хотим продать. А они носят свой товар до тех пор, пока мы не сойдемся в цене. Это может затянуться надолго.

— В Тартар такую торговлю! — рыкнул Одиссей. — Я понимаю, что царю Энею ведомо многое. Он даже знает, что какие-то козопасы на краю света не сопрут хороший железный топор. Вот бы никогда не подумал! По виду они отъявленные сволочи, такие же, как у меня на островах. Но я так торговать не могу. У меня на это терпения не хватит. Притащите мне амфору вина! И вот увидите, я продам все еще до заката.

Одиссей взял товар, подошел к воротам, не дойдя до них полсотни шагов, и налил две чаши. Одну из них он выпил сам, а на вторую показал мужикам, стоявшим на стене. Намек был понят правильно, и вскоре напротив него сидел крепкий воин с седой бородой и с серебряным ожерельем на шее. Одиссей налил себе еще одну чашу и показал гостю на вторую. Тот оскалил крепкие желтоватые зубы и ткнул в грудь.

— Бодо!

— Одиссей! — ответил ему царь Итаки и поднял чашу. — Пусть боги дадут благополучие твоему дому! Клянусь Атаной, хранительницей городов, что не держу зла!

И он отхлебнул из чаши, а Бодо повторил за ним. Одиссей взял в руку наконечник копья, показал ему, а потом приложил к голове два пальца и произнес.

— Ме-е-е!

А потом растопырил пятерню. Бодо, подумав, показал два. Одиссей ему в ответ показал четыре. На трех они сошлись, и тогда Одиссей вновь налил. Тот способ торговли, что подсказал царь Эней, без сомнения, очень действенный. Но его собственный нравится ему куда больше. Главное, чтобы вина хватило…

* * *

Три недели спустя. Место, известное теперь как залив Ортигейра, северное побережье Галисии. Испания.

Все побережье Иберии — это горы, причудливые бухты и коварные скалы, которые прячут свои зубы под фальшивой пеной волн. Идти тут ночью — нечего и думать, а найти удобное место для высадки очень и очень непросто. Потому-то корабль Одиссея заходил только в устья больших рек, которые здесь встречались куда чаще, чем в землях данайцев. Да и вообще, Иберия казалась ему весьма благодатной. И стада немалые ходят, и поля ячменя и проса колосятся. А все потому, что воды здесь куда больше, чем в Ахайе.

Напившись до умопомрачения, Одиссей узнал, что серебро и медь добывают где-то далеко на востоке, а олово — где-то далеко на севере. Оно идет сюда по цепочке племен, но кроме соседей вождь Бодо не знал никого, а дальше дня пути от своей деревни никогда не отходил. Ничего полезного он больше сообщить не смог, зато теперь Одиссей знал, сколько у него детей и внуков, и кто из его невесток скоро родит.

— Да как ты это узнать мог? — в сердцах выкрикнул Корос, а царь посмотрел на него снисходительно, как на ребенка.

— Бессмертные дали нам вино, парень, чтобы приоткрыть завесу великих тайн, — убежденно сказал он. — Тогда наш разум освобождается от земных пут и воспаряет к небесам. Когда два человека пьют вместе всю ночь, к утру они начинают понимать друг друга, на каком бы языке они ни говорили. Это величайшая из загадок, и тут точно не обошлось без вмешательства бога Дивонуса.

— Почему так думаешь? — заинтересованно спросил Корос.

— Да потому что когда я протрезвел, то из того, что он говорил, не понял ничего, — развел руками Одиссей. — Боги забрали свой дар.

— Надо же, — растерялся Корос. — А я и не знал, что так можно.

— А ты поплавай с мое, — фыркнул Одиссей.

У них еще пару раз получилось договориться с теми, кто живет на берегу. И чем дальше они шли на север, тем чаще им теперь попадалось олово и бронза. А пару раз им даже предложили золото. Стоимость рыболовных крючков и отполированных до блеска железных наконечников оказалась такова, что Одиссей даже пел, пересчитывая остатки товара. Его, кстати, было не так чтобы и очень много. Зерно и сушеная рыба занимали большую часть обширного трюма. Но если менять железо на олово по весу, то прибыль ожидалась просто чудовищная. В хороший год за пять сиклей олова давали сикль серебра, а в плохой они и вовсе ходили едва ли не наравне. Деды рассказывали, что когда-то это соотношение было один к пятнадцати, но кто поверит выжившим из ума старикам.

— Интересно, как государь догадался, что наконечники отполировать нужно? — удивлялся он. — И откуда узнал, что микенские бусы из синего стекла будут с руками рвать?

— Он сказал, что дикие народы любят все яркое и блестящее, — пояснил Корос.

— Тогда мои парни с Итаки тоже дикие, — хмыкнул Одиссей. — Вон, сидят и ножи свои натирают. Ну, прямо как дети!

— На восток берег уходит, — сказал Корос, который вместе со всей командой напряженно смотрел, как волшебная игла кружится на листике в чаше с водой.

— Да, — хмуро сказал Одиссей. — Там плохие воды начинаются. Царь Эней назвал их Бискайским заливом. Давай-ка найдем местечко потише и остановимся. Он ведь говорил, что здесь тоже олово есть, но только его куда меньше, чем на Касситеридах.

— Давай, — согласился Корос. — Находим удобную бухту и останавливаемся. Все равно свежую воду набрать нужно.


Бухта оказалась роскошной. Глубокой, тихой, и с чистой речкой, впадающей в ее воды. Здесь тоже жили люди, что совершенно неудивительно. Они оседлали холм, огородив его валами и невысокой стеной из едва отесанных камней. И вроде бы такое селение, каких путешественники видели множество, но при торговле с ними случилось то, чего еще не случалось за весь их нелегкий путь.

— Это оловянный самородок, — трясущимися руками протянул Корос неровный белесый слиток. — А это оловянная руда! — он показал на корзину, наполненную грязноватого вида крупным песком.

— Это? — заинтересованно произнес Одиссей, разглядывая серовато-бурые камешки с блестящими включениями. — Откуда знаешь?

— Мне господин ее показывал! — взволнованным голосом сказал Корос. — Он говорил, что олово тут есть, но оно в глубине этой земли. И что нам самим его нипочем не сыскать. Его в реках моют и в ямах добывают, если жила богатая.

— Значит, все-таки нашли мы тебя, земля Касситерида, — хищно усмехнулся Одиссей. — Услышали боги наши молитвы.

— Думаешь, не стоит дальше идти? — с сомнением посмотрел на него Корос.

— Вот тут у меня щемит, — Одиссей показал туда, где у него билось сердце. — У меня всегда так бывает, когда впереди беда ждет. И с каждым днем там щемит все сильнее и сильнее. Не пройти нам те воды, парень. Я в море с рождения, привык себе верить. Не пустят нас дальше боги, пропадем без следа. И вообще, нас за оловом послали, а не новую землю искать.

— И то верно, — задумался Корос. — Если олово здесь есть, останемся и наберем этой руды. Ты же сам видишь, богатая она. Мне тамкар Кулли рассказывал, что в Вавилон с востока именно руду и везут. Дробят, потом моют как следует, а потом везут на ослах. Там вроде бы места безлесные, угля не хватает плавить его.

— Тащите вино! — приказал Одиссей. — Торговать буду!


Корос нашел царя Итаки утром. Одиссей встретил его в круглой хижине, крытой соломой, пьяный вусмерть и обнимающийся с могучим бородатым мужиком по имени Ибра. Имя это означало «козел», и ничего обидного оно не значило. Напротив, козлов тут уважали, почитая за священное животное. И, как и в прошлый раз, Одиссей узнал не так много полезного, зато выяснил, как зовут сыновей уважаемого Ибры, имена его жен и всех баб, которых он огулял, когда был молод и горяч. Разговаривали они в основном с помощью рук и разнообразных телодвижений, которые ясно дали понять Коросу, как именно Одиссей узнал про баб и бурную молодость вождя. Телодвижения были такие, что и дурак поймет. Рядом с ними валялись куски олова и меди, которые и были, в общем-то, главной темой этого разговора.

В сухом остатке все выглядело так: народ сетулов, населявший эту землю, олово добывал издревле. Они продавали его соседям на юге, а те взамен поставляли им медь. Товар шел от селения к селению, потому как никаких купцов тут отродясь не бывало, а соответственно, и купеческих караванов тоже. Товар шел долго, но именно так весь западный берег Иберии от Столпов на юге и до моря на севере и получал бронзу. Олова сетулы добывали немного, потому как много им без надобности. Брали они его ровно столько, сколько было нужно, а потому запасов у них почти нет. Но если понадобится, то за красивую посуду, бусы и оружие они намоют его столько, сколько захочет дорогой друг Одиссей. Главное, чтобы вина привозили побольше. У них тут, на севере, вина своего нет. Сетулы медовуху и вонючую брагу пьют.

— Остаемся! — решительно произнес Корос, и Одиссей пьяненько кивнул.

— Они пойдут олово добывать, — промычал он почти неразборчиво. — И мы с ними пойдем.

— А зачем? — удивился Корос.

— Так у них тут ни ослов, ни лошадей нет, — зевнул Одиссей, погружаясь в дрему, — а корзины кому-то тащить нужно. Мыть песок в ручьях — дело небыстрое. Не знаю, как ты, а я тут зимовать не хочу.

— А я хочу, — решительно ответил Корос. — Я как раз за зиму здешний язык выучу.

Но Одиссей его благородного порыва не оценил. Он уже крепко спал, утомленный торговыми переговорами. Он отдавал им всего себя без остатка.

Загрузка...