Кинжал Немезиды

Глава 8

Год 4 от основания храма. Месяц первый, Посейдеон, Морскому богу посвященный. Январь 1172 года до н. э, самый его конец. Запад страны Атики. Земля богини Хатхор. (в настоящее время — местность Серабит-эль-Хадим. Синай).

Они шли небыстро, и причина этому была проста. Дорога от рудников запада через Синай — это целая цепь башен и небольших крепостей, охранявших источники воды. Тимофей, воины иври и пара сотен рабов, которых они освободили, вырезали там всех до последнего человека. Башни попросту разваливали кирками, а в крепостях рубили ворота и врывались внутрь. Здесь, в пустыне, гарнизоны по двадцать-тридцать разноплеменных наемников — шарданов. Им нипочем не удержать такую толпу.

Сотни людей — что-то неслыханное для этих мест. Чтобы пересечь пустыню, нужно потратить дюжину дней. И все это время приходится поить и кормить десятки ослов и лошадей. Люди могут работать голодные, а животные нет. Они для этого слишком слабы. Вот потому-то Тимофей приказал выгрести все запасы на разоренном руднике, забить весь лишний скот, включая раненых лошадей, а на оставшихся колесницах провести загонную охоту. В отряде нашлось несколько младших сыновей знатных отцов, что могли управляться с ними. Мясо газелей, старых ослов, раненых коней, коз и овец порезали на ломти и высушили над огнем. Именно оно и взятые в крепости зерно и финики, питало войско в пути.

— А тут египтяне работают, — шепнул Тимофей, когда они с Шаммой снова пошли на разведку, с ночи расположившись на вершине горы.

— Тут все по-другому, — буркнул Шамма. — Сюда люди приходят, добывают бирюзу и медь, а потом уходят. Постоянно тут живет только горстка солдат и жрецы демоницы Хатхор, да и те меняются. Здесь просто невыносимо.

— Они что, сюда приходят на время? — заинтересовался Тимофей.

— Да, — кивнул Шамма. — Летом здесь жить невозможно. Люди мицраим приходят сюда, когда спадает жара, и когда начинают лить дожди. И они уходят, когда дожди еще идут, а ручьи и колодцы полны. Поэтому их так много, и они трудятся от зари до зари. Им нужно быстро заготовить медь и уйти, пока есть вода, и не началась жара.

— Им идти в Фивы не меньше месяца, — прикинул Тимофей.

— Шесть недель, — покачал головой Шамма. — А то и все восемь. Не забывай, что идет караван с грузом, идут рабочие и писцы. Они не могучие воины, как ты. Все эти люди плетутся от источника до источника. Они останавливаются за день три-четыре раза, чтобы напоить ослов и набрать воды.

— Так это что получается? — Тимофей поднял на товарища восторженный взгляд.

— Это значит, что они вот-вот пойдут домой, — усмехнулся Шамма. — Я же тебе говорил, я вырос в этих местах. Я привел тебя ко времени, и мне неохота самому собирать медь по всему лагерю. Я хочу забрать ее вместе с корзинами и ослами.

— Сколько с ними воинов? — жадно спросил Тимофей.

— Обычно идет три сотни, — ответил Шамма. — Рабочих еще тысяча, мастеров и писцов сотня. Но они не бойцы. Сейчас, я думаю, воинов идет больше. Уж больно жизнь стала беспокойная.

Ждать оказалось очень тяжело. То, что египтяне скоро уйдут, было видно невооруженным глазом, но последние два дня в лагере Тимофея кормили только ослов и лошадей. Еда подошла к концу, а последние кусочки сухого мяса уже не ели, а просто держали во рту, пока они не растворятся. Если бы не финики, привычная еда людей пустыни, воины уже давно бы с голоду подохли. А так — пять штук на брата, и ни в чем себе не отказывай. Но к назначенному дню закончились и они. Почему не напали раньше? Да потому что колесниц у этих египтян не было, одна пехота, а штурмом крепость не взять. Стоит она высоко, и дорога к ней ведет крутая. Перестреляют, пока дойдешь до ворот. Скрытно подобраться к крепости не выйдет, стража на вышках бдит. А про осаду даже говорить смешно. Какая осада без еды? Вот так вот Тимофей, который высох до того, что на нем болтался доспех, и решил ждать до последнего, чтобы напасть на караван в пути. Благо удобные для засады места — это единственное, чего имелось в избытке в этой проклятой земле.

Пару дней спустя египтяне все-таки тронулись в путь. Гигантский караван из полутора тысяч человек и такого же количества ослов брел на северо-запад, по старой дороге. Она поначалу ведет через горы, а потом вдоль берега моря Ретту, оставляя горы по правую руку. Там их могли и корабли встретить. Но такого уже давно не бывало, по большей части караван гнали пешком до самых Фив, где их ждали в царских мастерских. Поезд растянулся цепочкой на тысячи локтей, и к концу дня люди уже едва могли передвигать ноги, даже воины. Уж больно утомителен путь по горам, а ведь на каждой стоянке нужно распрячь ослов, чтобы напоить. Лучники несли свое оружие, забросив его на спину, а то и, по примеру копьеносцев, клали на ближайшую телегу. Только кажется, что щит и колчан стрел не так тяжелы. Пройди с ними полдня, и они оттянут плечи, а то и натрут их до крови.

Впереди идет сильный отряд. Воины начеку. Они осматривают скалы, что окружают дорогу, боясь пропустить засаду. Такой же отряд идет позади. Рабочие, мастера, писцы и груз тащатся между ними. До предела уставшие люди едва переставляют ноги. Они хотят есть, хотят пить и спать. А еще они хотят увидеть свои семьи, проклиная тот день, когда господин имир пер, надсмотрщик за имуществом в их септе, указал именно на них. Крестьян не спрашивают, хотят ли они идти куда-то. Им приказывают, и они идут, как было заведено тысячи лет назад. Им не платят, как воинам, они работают за еду.

Тимофей и Шамма выбрали горный перевал, один из многих здесь. Он был удобен, здесь легко устроить камнепад. Афинянин все рассчитал точно. У него намного больше воинов, а крестьяне-рудокопы ему не помеха. Ему плевать на них, но воины, писцы и мастера-плавильщики должны быть истреблены. Таков приказ господина, и он исполнит его со всем тщанием.

— Зажигай костер, — велел Тимофей, когда караван втянулся в узкий горный проход.

Дым взлетел к небесам, давая команду тем, кто стоит впереди. Огромные валуны покатились вниз, прямо на головы передового отряда, а на скалах поднялись сотни людей, которые одновременно взмахнули пращой, только что служившей им поясом. Тучи камней полетели вниз, убивая и калеча несчастных египтян.

Крестьяне кинулись под защиту скал, бросив животных и груз. А воины, спешно натягивая тетиву на лук, начали понемногу отвечать. Щитоносцы сгрудились в небольшие группы, пытаясь закрыть лучников, но получалось у них скверно. Уж слишком сильно растянулся караван.

Египтян избивали камнями, почти не получая ответа, и даже афиняне бросали камни вниз, правда, без особого успеха. Руке человека нипочем не сравниться с пращой. Египтяне пока держались, но сколько ударов вынесет дерево щита? Не так-то и много. И вот уже первый из них лопнул вдоль, обнажив тело хозяина. Без щита воин не продержался и десяти вдохов, удар в грудь свалил его наземь. Его товарищи сделали шаг и сомкнули ряды, но все уже было предрешено. Воины фараона падали один за другим. Тимофей наблюдал, выжидая момент для атаки. Незачем терять людей понапрасну.

— Бей! — заревел Тимофей, и сотни людей потекли вниз, прямо на окровавленных египтян, упрямо выставивших копья.

Он скатился с горы и снес щитом сразу двоих. А утробное уханье Главка и тошнотворный хруст кости позади означали, что возвращаться и добивать уже нет нужды. Выставить строй у него не вышло, но волны нападающих попросту смели жидкие цепочки египтян, которые пытались продать свою жизнь подороже.

— Скалы обыскать! — орал Тимофей. — Убить всех!

Два месяца спустя. Месяц Хонсу, время Перет. Март 1172 года до новой эры. Пер-Рамзес.

Время Перет на исходе, но Земля Возлюбленная цветет, густо покрытая сочной зеленью. Люди радуются и поют, глядя на наливающееся зерно в полях, а сиятельный Та, чати Верхнего и Нижнего царства, господин Шести Домов, трясся, словно лист акации на ветру. Он отлично понимал, зачем его позвал к себе сын Ра, и знал, что ничего хорошего ему эта встреча не сулит. Ему уже неделю как доложили, что синайские рудники разгромлены, и все это время сиятельный чати думал, как бы ему выпутаться из этой дикой ситуации. То, что Господин Неба, Могучий бык и прочая, прочая, прочая узнает об этом, он не сомневался ни на одно мгновение. Рамзес III ведь не витающий в облаках Эхнатон и не Тутанхамон, его уродец-сын, за которого правили жрецы. Новая династия молода и зубаста. Она еще не успела выродиться. А все почему? Да потому что нет крови государей в матери фараона. Царица Тия-Меренисе не сестра была своему супругу, как предписывает обычай. А жаль! Еще бы три-четыре поколения, и священная кровь превратилась в мутное пиво. Кровосмесительные браки быстро делают из потомков победителей убогих калек, послушных своим вельможам. А тут на трон сел муж, полный сил, умный и хваткий.

— На мою голову, — уныло пробурчал Та.

Он никогда не тратил время на сожаления, иначе не занял бы своего места. Но даже его изворотливый разум пасовал перед свалившейся на него невыполнимой задачей. Он бы усмотрел в происходящем какую-то изощренную ловушку, но ведь это он сам прогнал купца Рапану. Кто же мог подумать, что дерзость царька Алассии превысит все возможное разумение. Он был просто обязан прислать дары, чтобы смягчить гнев главного вельможи повелителя мира. А вместо этого он посмел продать всю свою медь вавилонянам и собрался уходить на войну. У сиятельного Та в голове не укладывалось, как такое возможно. Какая может быть война, если не решен вопрос с медью и деревом для Страны Возлюбленной? Как он вообще посмел пренебречь священными интересами Египта!

Разодетый напыщенный слуга приоткрыл дверь личных покоев царя и, увидев чати, склонился, скроив самое умильное выражение на своей круглой физиономии. Он жестами и поклонами показал: заходите, мол, великий господин, ждут вас.

Та зашел в покои фараона и распростерся ниц. Он мог ограничиться глубоким поклоном, но чутье кричало ему об опасности. Один неверный шаг, и ему конец. Господин Неба мог и в изгнание отправить. Вот поэтому он даже не стал смотреть на повелителя, устремив покорный взгляд на каменные плиты пола. Он видит лишь украшенные золотом сандалии и мускулистые, лишенные волос голени.

— Да живёт Гор, могучий бык, любимец Маат, царь Верхнего и Нижнего Египта, сын Ра, владыка Обеих земель, — проговорил чати положенное приветствие.

Дело дрянь. В покоях царя нет никого, даже охраны, а это значит, что разговор пойдет по душам, без лишних церемоний. Впрочем, его проклятых слуг ааму здесь тоже нет, и это дает определенную надежду. Сейчас будет избиение и, если бы оно прошло на глазах этих бородачей, заполонивших дворец, жизнь визиря Верхнего и Нижнего Египта была бы кончена.

— Встань, Та, — услышал чати усталый голос государя. — Рассказывай.

— У нас наблюдаются некоторые проблемы с медью, о сын Ра, — произнес чати, стараясь, чтобы голос его не дрожал. — Но они поправимы. Мы восстановим добычу.

— А почему ты не хочешь перекрыть потери медью Кипра? — послышался насмешливый голос фараона. Грустная это была насмешка, а под ней угадывалась клокочущая ярость.

Он и это знает! — чати пробил пот. — Ну конечно, его виночерпии-ааму доложили вести, пришедшие из родного Сидона и Библа. Какой позор! Повелитель мира боится принять кубок с вином из рук знатного египтянина и привечает всякую бородатую шваль.

— Медь с Кипра скоро прибудет в положенном объеме, о сын Ра, — спокойно ответил визирь. — Сейчас море штормит, и купцы Алассии сидят в порту. Как только море откроет свои пути, корабли пойдут в Страну Возлюбленную так, как шли всегда.

— Странно, — протянул фараон. — Мне говорили другое. Я слышал, что царю Алассии запретили входить в наши воды, пока он не выполнит ряд условий. И по слухам, он их выполнять не собирается. Ты, наверное, думал запугать его. Скажи, а ты никогда не думал, как можно запугать того, кто вылез из какой-то никому неизвестной дыры и за пару лет подмял под себя Великое море?

— Он был в плену, величайший, — попробовал возразить чати. — Он опозорен.

— Я слышал, на берегах Лукки теперь живут только скорпионы, — насмешливо ответил Рамзес. — Он неплохо отомстил за свой позор. Города уцелели, но все остальное Эней разорил. И он даже не нарушил свою клятву при этом. Царица Родоса еще правит, но я готов поспорить, что и она скоро умрет. Подними глаза!

Резкий окрик застал чати врасплох, и он вздрогнул. Посмотреть в глаза разъяренному фараону? Да он умрет от страха, как только увидит бушующую там бездну. Тем не менее, голову он поднял и уставился прямо на бороду повелителя, напоминающую кошачий хвост, приклеенный к подбородку. Поднять взгляд выше он не посмел.

— Давай поспорим, — ледяным тоном произнес Рамзес, — что царица Родоса не проживет и года. И что смерть ее будет крайне неприятной. Такой, чтобы ни одна сволочь на побережье Великой Зелени не посмела усомниться в том, что царь Алассии отдает свои долги. И он опять не нарушит свою клятву. Будем спорить, Та?

— Как прикажет господин… — промямлил чати. — Не нужно, господин… Я полностью согласен с великим Гором, любимцем Маат.

— Жаль! — совершенно искренне ответил фараон. — А я хотел поспорить на твою голову. Согласен, значит. А раз ты согласен, то как ты мог выставить ему такие требования?

— У меня выбора не было, о сын Ра, — хмуро ответил чати. — Он не дает нам меди и железа. А потом забрал лес Ханаана. Мы не можем воевать с ним. Он перетопит наши корабли. А боевые корабли Сидона и Библа он или сжег, или захватил.

— Убить его ты не смог, — продолжил Рамзес. — Потом ты заплатил Поликсо, чтобы его убила она. Но она провела тебя, как последнего дурня, и взяла с него выкуп. Ты натравил на Кипр сидонцев, но его жена расколотила их вдребезги. Скажи, Та, почему я еще разговариваю с тобой, а не бросил тебя крокодилам, как простого разбойника? Клянусь, разбойники приносят мне меньше бед.

— Я все исправлю, о Могучий Бык, любимец Маат… — залепетал визирь.

— Ты дурак! Дурак! — заревел фараон. — Жрецы правят за меня югом страны. Южнее Фив уже нет моей власти! Великий жрец Амона Рамсеснахт каждый год выбивает из меня новые пожалования. Знаешь, сколько крестьян я пообещал отдать своему погребальному храму? Шестьдесят тысяч! Шестьдесят, понимаешь! И только тогда у моего величества будет посмертие, достойное сына Ра. Они делают меня беднее водоноса, и мне скоро уже не на что будет собрать армию! Пока бог Хапи благоволит нам, и разлив умерен. Хвала ему! А что случится, если страну поразит голод? Сколько лет не разливался Нил при царе Мернептахе? Три года?

— Четыре, о Господин Неба, — посмел ответить чати.

— Если такой голод повторится снова, нам конец! — ледяным тоном произнес фараон. — Мой бог-отец, Сеннахт, да будет добрым его посмертие, смирил смуту в стране и принес мир. Но смута может повториться, а казна будет пуста. А знаешь, почему она пуста?

— Такова воля богов, — прошептал Та.

— Наверное, — невесело усмехнулся фараон. — Раз у меня такие слуги. Последний караван шел в Фивы! В Фивы, понимаешь ты! Это город, где правит не мой наместник, а великий жрец Амона. И именно его жителей перебили проклятые хапиру! Что стоит Рамсеснахту заявить на ступенях храма, что царь стал слаб и не может защитить своих людей! А если вдруг умрет священный бык Апис? Нет знамения хуже! Ведь это значит, что Великий Дом стал неугоден богам. Тогда восстанет весь Египет, как было уже не раз. А ведь мы только что успокоили страну, смирив мятежи и разгромив северян.

— Мы покараем налетчиков! — произнес Та, но царь не стал даже орать на него, просто посмотрел-ка на полоумного.

Ни о каком большом походе сейчас и речи быть не могло. И куда? За Иордан? Нет лучше способа потратить последнее, чем гоняясь за пастухами по пустыне.

— Страх наказания лишил тебя разума, Та, — устало произнес Рамзес. — Говорить с тобой сегодня невозможно. Я всегда ценил тебя за ум и преданность, но ты стал глупее стражника-нубийца. Может, боги наслали на тебя безумие? Ты недооценил врага. А точнее, сделал врагом того, кого нужно было сделать другом.

— Я готов передать свой пост тому, на кого укажет мой господин, — твердо ответил Та. — Я скорблю, что не оправдал его надежд. Прошу только не повергать меня позору и отпустить в имение. Я не покину его до конца жизни.

— Ну уж не-ет, — медленно покачал головой Рамзес. — Хочешь отсидеться в своем дворце под Мемфисом? Ты очень богат, Та. Ты хочешь пить вино, обжираться и ласкать своих наложниц, пока я буду исправлять твои ошибки? Так ты хочешь со мной поступить? Не бывать этому! Ты сам распутаешь этот поганый клубок. Именно ты, а не кто-то другой. Ты должен вновь заслужить мою милость.

— Тогда нам нужно договариваться, — упрямо взглянул на своего царя Та.

— Ну так иди и договаривайся, проклятый дурак! — заорал Рамзес. — Верни мое дерево, медь и железо! Потому что, если у меня не будет оружия, уже через пару лет мы не сможем отбить большое нападение ливийцев! Племя мешвеш сметет нас.

— Почему ливийцев, господин? — прошептал ничего не понимающий чати, а фараон вместо ответа подошел к низкому резному столику, взял там что-то и в ярости запустил в него.

Громкий звон металла, упавшего на каменные плиты пола. Что это? Наконечник! Прекрасный наконечник копья, сделанный из железа Сифноса. Та очень хорошо знал такие наконечники. Он сам закупал их. Неужели хорошее оружие появится у людей пустыни? Много хорошего оружия. Впервые в жизни чати Та стало дурно. Словно ледяная рука сжала его сердце, на краткий миг лишив дыхания.

— Я все сделаю, господин мой, — чати слышал свой голос откуда-то издалека. — Я все исправлю… Мы отомстим потом…