Когда сбываются мечты

Глава 4

Дорога, дорога… Неспешная езда по раскисшим дорогам в трясучем фургоне — не скажу, что особо сильно напрягала, но своей монотонностью и кочевыми реалиями прилично утомляла. Однако младшие были совсем другого мнения и принимали наше путешествие, как одно большое приключение, не видевшие до этого ничего дальше своей слободы. Виды с высокого борта крытого тентом фургона радовали глаз просыпающейся весенней зеленью, а внутри дома на колесах можно было и поспать, и пошалить, прячась среди навалов многочисленных вещей. А еще были семейные посиделки вокруг костра и ночевки под звездным небом. В общем, романтика большой дороги отлично зашла младшим и в какой-то степени даже мне. Я немного напрягался на предмет безопасности нашего путешествия, но довольно густо расположенные крестьянские поселения и небольшие городки давали ощущение мира и спокойствия в этом только начавшим выбираться из средневековой стагнации мире. Гаишников и ППСников похоже еще не изобрели, а разбойники если и были, то точно не на оживленном тракте. Вот дальше, ближе к пустоши ситуация точно изменится, но мы подготовились к возможным попыткам гоп-стопа и прикупили не пожалев денег монструозное ружье и пару самострелов, спрятав их под двойное дно в глубине фургона. Как и в мое время, здесь не принято владеть оружием мирным крестьянам и прочим мастеровым, если тебя не призвали на оборону рубежей. Внутренние споры обычно разрешались с помощью постоянной дружины владетелей своих территорий, но редко с применением оружия. Нет, нагнуть менее милитаризованного соседа не считалось сильно зазорным, но тот легко мог обратиться к царю и тогда уже летели головы, надолго отбивая подобные мысли в воинственных головах. Хочешь повоевать? Добро пожаловать на южные границы с басурманами! Или ступай защищать поселения от агрессивных обитателей пустоши.

Дни, счет которых я перестал вести после первого десятка, становились теплее дрога суше, поля все чаще сменялись густыми лесами, а деревни могли так и не встретиться на протяжении всего дневного пути.

— Ой, боюсь далеко мы забрались, — в очередной раз высказала свое опасение маменька, когда мы расположились на ночевку у небольшой речки. — И чего было не поселиться в том чудесном городке, который мы проехали пять дней назад. Видно же, что люди хорошо живут. Дома справные, детишки здоровые.

— Там нет нужной глины. Мы же спрашивали, — ответствовал папаня. — Не переживай мать. Осталось не так много. Еще верст сто и начнутся свободные земли. Там и будем искать себе пристанище, ну и глину, понятно.

К концу следующего дня мы доехали до первого поселения огороженного деревянной стеной и решили переночевать под защитой его стен, поставив свой фургон за деньгу малую на постоялом дворе. Поужинали в кои то веки в трактире за деревянными столами и, сходив всем кагалом в баню, где я с некоторым внутренним стыдом изучил взглядом не сильно пострадавшую от родов фигуру маменьки. Ничего так… Есть перспективы встретить девушку не хуже! Этим летом мне стукнет десять лет, затем три или четыре года и — здравствуйте мои мохнатые яички! Ха-ха!

После бани отец остался в трактире получать нужные сведения от знающих постояльцев, а я с Лешкой принялся собирать в рабочее состояние самострелы, закрепляя снятые дуги и натягивая тетиву. Пищаль пока не стали заряжать, оставив это дело на долю отца. Бедный наш родитель набрался изрядного количества нужных «сведений» и на утро напоминал безнадежно больного. Поэтому наш выезд задержался. Зато мы с удовольствием позавтракали молочной кашей и снарядив нашу ручную артиллерию свинцовым дробом, покатили дальше, пользуясь сведениями в больной после возлияния голове нашего главы семейства.

— Здесь налево, — после паузы принял решение родитель, когда после нескольких часов пути мы встали перед развилкой. Следы деревянных колес вели в оба направления, а вот куда вели мысли папаши, пытавшегося вспомнить с таким трудом добытые сведения, были понятны одному лешему. На лево — так на лево! Нам разницы нет.

— Тять. Надо ночью нам сторожиться, — высказал понятную обоим необходимость обеспокоенному родителю. — Ты не бойся. Я смогу. Вот увидишь!

— И стрельнуть сможешь? — Отец вполне проникся доверием к своему старшему отпрыску за прошедшие почти два года со дня появления моего шестидесяти трехлетнего сознания в этом мире. Что-то я стал в последнее время о нем забывать, хе-хе…

— Я же уже показывал тебе. Посыплю пороха на полку и стрельну. Только боюсь — отдача сильная будет. Ничего, подложу подушку и будет норм.

— Норм? Не понял.

Я дал себе мысленно подзатыльника и объяснил:

— Ну, норм — значит нормально, то есть все будет хорошо.

— А отдача — где будет?

— Так пищаль стрельнет, свинец полетит в одну сторону, а оружье в другую. Я же говорил!

— Говорил. И откуда ты это знаешь⁈ А, сынок! Больно много ты знаешь, чего не знаю я.

— Тять, ты чего⁈ — Я даже не стал делать паузу, давно научившись бороться с такими подозрениями. Мы же когда его покупали подробно обо всем расспрашивали продавца. Да и с охотником ты вроде беседовал в трактире.

— Ага, беседовал…

Мой железный аргумент сразу оборвал неправильные мысли родителя, и мы решили поделить сторожевые вахты поровну. Мне, как слабому звену, отводилась первая часть ночи. Отцу вторая. Механических часов в этом мире пока не изобрели, во вращениях звезд мы пока были не сильны, так что решили положиться на внутреннее чутье и на благоволение парочки богов, оставив им угощение под стволом могучего дерева.

Нашу единственную лошадиную силу мы привязали с одной стороны фургона, а с другой стороны ее должен был защитить костер. Я залез на купол нашего шатра на колесах, где в процессе путешествия мы соорудили площадку из нескольких досок, на которых любили восседать все младшие во время движения по бесконечным дрогам. Для этого правда пришлось поставить внутри пару подпорок, но на тесноте забитого вещами нутра это мало сказалось, зато дало нам дополнительное пространство с отличным обзором и открытым небом над головой. Закинул на сторожевую площадку один из деревянных коробов, чтобы было удобно сидеть и связал из толстых веток устойчивую треногу для тяжелого огнестрела. Два десятка сантиметрового диаметра свинцовых шариков должны были обеспечить хороший поражающий эффект любой агрессивной живности, а более разумным наверняка вернет интерес в противоположную от меня сторону. Широкая воронка на конце литого ствола облегчала засыпку пороха и картечи, одновременно убирая необходимость тщательно целиться при выстреле. Поворачиваешь артиллерию в сторону шума и — пли!

Я устроился на сундуке своей поджарой попкой и сориентировал фузему в пространство за костром. Повернуть ее влево или вправо не составляло трудности, что я проверил первым делом, и таким образом объект нападения для хищников, спокойно прилегший у широких колес, был защищен со всех сторон. Отец, увидев как я устроился, немного успокоился и залез внутрь фургона, куда, несмотря на тесноту, уже набилось все остальное семейство. Видимо внутри ему все же было не очень комфортно, и он вылезал несколько раз в течение пары часов, пока не заснул окончательно, чему я был очень рад.

Звезды над головой, тишина ночи, треск цикад создавали атмосферу «сатори», и я впал в своеобразный транс вслушиваясь в темное пространство. Почти сразу, как обычно в моменты медитации, в пространстве проявились летающие в беспорядочных направлениях разноцветные сгустки различных форм, которые я частенько наблюдал с первого дня попадания в этот мир. Так как никто кроме меня их не видел и никогда не слышал о подобном, я относил их к своего рода глюку после своего падения вниз головой. Но одно дело пара тройка непонятных загогулин в редкие минуты полусна и другое, когда десятки подобно духам сгустков плавно проплывали в пространстве, абсолютно не давая побочных эффектов в виде освещения находящихся рядом деревьев или кустов. Вот одна пара загогулин голубого и зеленого цветов зацепились своими выступами и по ним побежали всполохи, как у встревоженной каракатицы. Общаются что ли… Я совсем позабыл о цели своего бдения, пока мой слух не уловил явно слышимый звук, возвещавший о приближении живого существа. Я быстро проверил наличие пороха на полке и взвел собачку с куском кремня на конце. Прет прямо на нас. А ведь костер хоть и не так ярко, но горит. Явно зверушка не из пугливых, подумал я, наблюдая в просвете деревьев и кустов перемещение светлого пятна. Свечение не такое, как у моих глюков, только очерчивавшее размеры скрывавшейся среди растительности фигуры неизвестного зверя. Я поправил подушку на своем плече и прижал плотней приклад пищали, наблюдая как контур большой башки проявился над кустом метрах в пятнадцати от нас, и меня пробрал озноб от вида красных угольков на месте, где должны были размещаться глаза. Дальше я уже не думал, а нажал на курок. Оглушительный выстрел выпустил столб пламени, ослепив мои глаза и практически сбросив вниз, но я успел зацепиться за крайнюю доску и подтянувшись принялся торопливо засыпать зернистый порох дрожащими руками.

— А! Мишка! Кто стрелял⁈ — Отец высунулся из-за края крыши и выставил в темноту леса снаряженный арбалет. Внутри загомонила малышня и голос мамочки принялся всех успокаивать, а я с плавающим в глазах сполохом от выстрела вглядывался в сторону, где недавно находилось неизвестное животное и продолжал спешно набивать пыжи вслед за свинцовым дробом. Бедная наша лошадка билась крупом по борту фургона и испуганно всхрапывала, в ужасе кося расширенными белками глаз.

— Батя. Туда смотри, — я ткнул пальцем в опасное направление. — Вроде один был. А кто — не знаю. Сейчас не вижу никого.

Отец направил самострел в нужную сторону и дождался, когда я закончу заряжать нашу вундерваффе.

— Пойду посмотрю, — произнес он спустя минуту напряженной тишины, неуверенно глянув в мою сторону.

— Вместе пойдем. Только ты возьми пищаль. А то мне будет тяжеловато стрелять, если что.

Мы, идя плечом к плечу, прошли к месту, где стояло неведомое животное, водя перед собой оружием, а я еще ярко горящим факелом, приготовленным заранее для подобного случая.

— Вот за этим кустом, — шепнул, когда мы приблизились к нужному месту. — Смотри! Вроде лежит кто-то! — Я раздвинул самострелом ветки куста и увидел темный бок ночного гостя.

— Ого! Вот это зверюга! Вроде кабан. Только цвета непонятного. Шерсть черная по всей спине, а голова то!

Длинный жесткий ворс вдоль хребта переходил к загривку в неплохую шевелюру, украшенную несколькими парами разновеликих рогов шедших попарно от острых сабель белых клыков. Сама зверюга была почти два метра в длину и на метр возвышалась над землей своим круглым боком.

— Смотри. Оба глаза долой, а кость даже не пробило! — Сказал отец, когда я подсветил лобастую голову далекого родственника Пятачка. — Повезло нам, Мишаня! Непростой зверь. Измененный!

— Повезло бы — если бы его не было вообще. Схарчил бы нашего конягу — и не поморщился. Наши самострелы тут явно не помогли бы.

— Это — да! Хорошо ты в глаза попал! Не растерялся, — отец приобнял меня свободной рукой и похлопал по спине, а я переполненный эмоциями не нашел слов и просто вздохнул, отпуская напряжение в котором пребывал с момента явления опасного и явно плотоядного порождения магической аномалии.

Далее ночь пошла насмарку. Брат Лешка сокрушался, что все прошло без его участия, сестры стрекотали и мешались под ногами и, так как никто бы в такой ситуации заснуть все равно не смог, мы разведя вокруг лежащей туши пару костров, принялись разделывать «кабана». С трудом сделали первый разрез, проковыряв дырочку в мягком подбрюшье, с которого удалили ненужные мертвому хозяину причиндалы. Все органы мы укладывали в широкие горшки, прокладывая листьями лопуха, а остальное рубили на большие куски, набивая мешки и развешивая по бортам. С трудом подняли свернутую в большой комок жесткую шкуру на верхнюю площадку, а голову привязали к заднему борту крепкими веревками, отчего вид с задней сферы на наше средство передвижения предстал в совсем новом ракурсе, пугая видом огромной оскаленной головы с кровавыми потеками из глазных ям.

— Страх-то, какой! — Высказала общее мнение мамочка.

На дорожку мы нажарили кабанятины, убрали лишнее, наелись сочного мяса до отвала и довольные отправились дальше, надеясь добраться до темна до предполагавшегося поселения.

— Оставайтесь тут!

Поселение за деревянным частоколом появилось всего часа через три, отчего наш чалый облегченно вздохнул, с трудом таща наш перегруженный фургон. Мы с удовольствием расстались практически со всей добычей, оставив лишь ценные потроха и часть мяса, которые мы надеялись сохранить для дальнейшего употребления. Голова досталась трактирщику, после небольшого спора и убедительных просьб, в придачу к горке серебра и всякой снеди в виде хлеба, сдобных изделий и свежих овощей, так не хватавшие нам во время путешествия.

— Однако, изрядно вышло! — Лучился довольством папаня, когда мы на следующее утро, сытые, помытые и в хорошем настроении, выехали в сторону приграничного города, в котором предполагалось осесть. — Еще и шкура есть! Трактирщик сказал — можно дорого отдать. Может, ну их, эти горшки! А, Мишань⁈ Будем охотиться! Чем не заработок?

— Нет, тятя. Это нам повезло просто. А в следующий раз лишимся живота своего, на кого оставишь мамку и малых? — Я нисколько не сомневался в шаткости перспективы стать охотниками прямо сейчас без опыта и не окрепнув физически.

— Прав ты, конечно. Только, как ты говоришь… Мечтать — не вредно!

Так мы и ехали. Отец гладил мешочек с серебром, Лешка целился в каждый куст осмелившийся вырасти близко от дороги, а я всерьез взялся анализировать, что же произошло прошлой ночью. Мои глюки, скорей всего, совсем не глюки, а видимые проявления магических явлений. Возможно, вижу их пока только я один, если не найдется еще один такой же попаданец, которого долбанул радужный бублик. Кстати, магическую хрюшку я тоже видел… Это открывает вполне определенные перспективы. Я даже зажмурился от удовольствия. Я вижу магию и ее проявления! Вот это подгон! И никакого «пробуждения» не надо ждать! Ха-ха! Спасибо! Кто бы ты там ни был! Я взглянул на небеса, но кроме пары облаков ничего не увидел. Уже осознанно попытался вызвать в себе то чувство отрешения, позволявшее видеть магические сгустки, и после некоторого старания добился нужного состояния, вновь увидев снующие в пространстве облачка неосязаемой энергии.

Так и тренировался всю дорогу до самых ворот в высокой стене уходящей далеко в обе стороны. Вечер только обозначил свое начало удлинившимися тенями, и мы рассчитывали успеть до темноты переговорить с нужными людьми насчет нашего трудоустройства. Охрана в виде пары вооруженных постовых на въезде присутствовала, но мзду с нас не взяла. Это уже радует! Похоже, какой-никакой порядок имелся, что и подтвердил первый же зевака сразу за воротами. На наш вопрос — куда бы обратиться по поводу трудоустройства, нас тут же с подробностями направили в управу, где по всем подобным вопросам принимал ее глава. Отбившись от встречных вопросов, покатили по довольно чистым улицам, рассматривая плотную застройку в основном двухэтажными домами. Ехали никуда не сворачивая, пока не выехали на большую площадь мощеную камнем. Дома вокруг были повыше, чем вдоль улицы, а в дальнем конце стояло трехэтажное строение с высокой башней. Это и была нужная нам управа.

— По вопросу поселения… Это вам к господину Прудникову, — Ответил на вопрос отца усатый охранник бравого вида. — Только нет его. У него племянник женится. Может сам глава вас примет… Эй Прошка! — На этот крик из-за поворота коридора вышел молоденький парнишка со смешными сросшимися бровями. — Беги к его благородию, Ерофею Калистратычу и спроси, не примет ли он переселенцев. Бегом!

Не прошло и минуты, как посланец вернулся и повел нас сначала по лестнице, потом коридорами пока постучавшись не открыл высокую дверь.

— Все заходьте! — Скомандовал посыльный, освобождая проход.

Мы прошли в кабинет градоначальника и выстроились в порядке главенства и, по совпадению, роста.

— Кхм… — Кашлянул, оглядывая строй широкий в плечах мужик с окладистой бородой и кустистыми бровями. — Ну, кто такие? Что надо? — Его густой голос внушал уважение и батя чуть не дал петуха в начале своей фразы.

— Горшечники мы, кхы-кхы, — прокашлялся и продолжил, — ищем для себя место, где нужны умелые руки. Работы мы не боимся и кое-что могем. Вот, ваше благородие, примите! Наша работа! — Он подошел к столу, за которым заседал глава и развернул холстину, в которую была завернута одна из копий нашей «крестьянки». — Примите от всего сердца.

Глава управы взял пальцами бывшего ратника изящное изделие и, погладив его глянец, с одобрением рассмотрел со всех сторон.

— Да-а… Красота — как есть! И чего это такие мастера к нам приехали? Вам, небось — в столицу надо! С таким и к императору не стыдно подойти с подношением.

— Так это… Того самого… — Батяня поплыл, и я поспешил перехватить инициативу.

— Так мы от кабалы ушли. А в столице ничуть не лучше. Кто будет считаться с простыми мастеровыми. Узнают, что мы можем — и пожалуйста! Посадят за забор, и дальше своего носа белого света не увидишь. Скажи, тятя!

— Все так. Стало быть… — Подтвердил отец и вытер пот со лба.

— Горшки то можете лепить? Или только «красоту» для глаз? — Хитро прищурился глава города.

— Если есть в округе нужная глина — не сумлевайтесь! Семь лет в гончарах. Мать наша тоже мастерица, детки лепят неплохо и к делу старание имеют. Будут вам горшки. — Отец наконец справился с волнением и выдал вполне приличный рекламный слоган.

— Глина имеется. И гончар нам нужен. Берем! Прошка! Отведи к писарю, пусть запишет поселенцев, а затем отведешь в ремесленную слободу у южной стены. Там наш Фрол, век бы его не видеть, с глиной возится. Короче, гони его и заселяй этих. — И уже к нам, — есть деньги на первое время? Или подкинуть?

— Все есть, ваше благородие! А чего нет — прикупим. При деньгах мы.

— Вот, все бы так! А то понаедут голодранцы. Давай им жилье, оружие и девок, самых лучших, ха-ха! А тут тебе и с деньгами и с девками со-своими. Подрастут — станут как мамка — красавицами! — Мамка зарозовела щеками, а отец не понял, радоваться ему или начать переживать. — Все с богом! Заселяйтесь, обустраивайтесь и прошу завтра с отчетом. Чего есть и что нужно для вашей работы. А там и задел вам определим, что и в каком количестве надо будет изготовить.