Глава 7

Да, всё те же на манеже. Не хочет история меняться. Ой не хочет. Март одна тыща девятьсот семнадцатого года, правда, не начало месяца, а шестнадцатое число. Царский поезд блокирован под Питером частями Северного фронта. Генерал Рузский и тут отличился, по словам посла, едва ли не наганом потрясал у носа самодержца, требуя подписать отречение.

Царь-батюшка (а в литерном поезде находился и цесаревич) под жесточайшим прессингом генералитета и фактической угрозой вырезания семейства, «сдал командование» и под конвоем верных Рузскому офицеров был отправлен в Псков, под «домашний арест». Великий князь Николай Николаевич назначенный Николаем Вторым регентом, немедля рванул в столицу с Кавказа, но прибыл в Петроград уже «гражданином Романовым», не случилось дяде Николаше поцарствовать.

Ай да Гучков! Ай да сукин сын! Это ж надо так исхитриться, так проскочить «между струйками». «Никчёмные» думцы, которых в Ставке именовали не иначе как «балаболками», снесли самодержавие так легко, что даже у интригана Георгия Георгиевича глаза были «по полтиннику». Причём ранее сам посол, с коллегами по дипломатическому цеху, активно подталкивал партию Гучкова на решительные действия. И Александр Иванович не подвёл союзников по Антанте, — так расчехвостил великого князя, «запятнанного переговорами о сепаратном мире с врагами Отечества», что Николай Николаевич, выехавший в Петроград регентом и великим князем, прибыл на «брега Невы» частным лицом. Сей анекдот быстро подхватили газетчики и речь Гучкова о коварном регенте коего Россия, волею народа, переводит в ранг «гражданина Романова» восторженные курсистки заучили наизусть.

По счастью, в этой реальности «Кронштадтская резня», равно как и «Гельсинфорское побоище» не случились. Похоже, пройдя японскую войну без Цусимы российский флот жил без оглядки на возможные неудачи и довольно активно действовал на Балтике. Три оставшихся на театре дредноута — «Полтава», «Севастополь», «Победа» куда как чаще выходили на позиции и пару раз удачно перестреливались с третьей линейной дивизией Флота Открытого Моря, переброшенной Кильским каналом для овладения Ригой. И пусть Ригу удержать не удалось, а «Севастополь» получил четыре «привета» от дойчей, на бригаде дредноутов настроение было самое что ни на есть боевое. Во-первых германцу досталось сильнее — по вражеской эскадре удачно отстрелялись все три русских линкора, а во-вторых, после ухода в Северное море четвёрки «Гельголандов», изрядно побитых («Ольденбург» лишился кормовой башни, «Тюринген» принял в корпус пять снарядов со снайперски стрелявшей «Полтавы», а «Гельголанд» получил два 12-дюймовых «подарка» от «Севастополя» в первой схватке и три снаряда от всё той же «Полтавы» во второй) русские линкоры свершили славное дело. На минных банках выставленных в 1914 адмиралом, тогда ещё не комфлота Каниным, капитально подорвались броненосцы «Дойчланд» и «Шлезвиг-Гольштейн». Немцы въехали в русское минное заграждение на среднем ходу, а пока выбирались «Дойчланд» поимел три подрыва, «Шлезвиг-Гольштейн» — два. Невероятная удача — русская авиаразведка зафиксировала бедственное положение неприятеля почти сразу же и оперативно известила штаб Балтийского флота. Канин, командовавший дредноутами, на свой страх и риск повёл «Полтаву» с «Победой» на захромавшего супостата и в яростном получасовом бою отправил на дно Балтийского моря оба вражеских броненосца, экипажи которых отказались перебраться на сопровождавшие их крейсера и спастись, затопив повреждённые корабли. Немецкие одиннадцатидюймовки не добили ни разу до русских дредноутов и такая «бескровная» победа невероятно воодушевила балтийцев. На флот пролился золотой дождь наград, а отличившихся матросов ставший командующим Канин отправил в длительные отпуска, чтоб покрасовались «Георгиями», порассказали землякам о славных свершениях Балтийского флота. Так что не было на эскадрах обречённости, понимания, что придётся идти в бой на превосходящего противника и героически погибать. Наоборот — ждали вступления в строй четвёрки «Измаилов» и очищения Балтики от германских кораблей, благо немцы и англичане изрядно калечили друг дружку в стычках за господство в Северном море, не до прорыва к Петрограду нынче Тирпицу с кайзером.

И хотя в планах «диктатора» Гучкова имелись «чёрные списки» и грянула в апреле изрядная чистка командного состава армии и флота, победоносного адмирала Канина ветры революции не затронули, Василий Александрович спокойно командовал Балтийским флотом, прорабатывая планы по прорыву в Рижский залив и десантах в предместья Риги.

На Северном флоте также всё обстояло благополучно, «Наварин», заполучивший торпеду от немецкой (а возможно, что и английской, бывают потери и от «дружественного огня») подводной лодки благополучно вернулся на базу, «Бородино» и «Сисой» несколько раз доходили до Шпицбергена, охраняя работу угольных шахт, открытых для обслуживания Северного флота Российской империи. Всё-таки железная дорога до Романова-на-Мурмане, мгновенно ставшего Мурманском, проложенная на пять лет раньше, — большое дело.

ГенМор страшно переживал о невозможности перебросить на Север дивизион «аскольдов», лучших в мире эскадренных миноносцев (у нас — «новики») но и без того Северный флот, ядром которого послужили «Бородино», «Сисой», и «Наварин», успешно выполнял задачи по проводке конвоев в Мурманск и Архангельск.

В Севастополе бал правил Эссен и уж у Николая то Оттовича матросы думали о чём угодно, только не о Конституции и ревборьбе.

А вот в армии настроение было далеко не боевое. Едва царь объявил об отречении, а Гучков, опасаясь реванша монархистов, наобещал цельный короб «пряников» в виде земельных наделов солдатам, уравнения сословий и равенства между офицерами и «нижними чинами», ставшими в одночасье полноправными гражданами Российской республики, начался вселенский бардак. Солдатики, мигом сообразили, что погибать не резон — надо домой тикать и дербанить барские наделы, пока ушлые Тит Титычи, на фронт не пошедшие, в тылу денежку копившие, не обобрали героических защитников Отечества, лучшую землицу не захватили. Чтоб урезонить Тит Титычей, дезертировали, разумеется, с оружием, сбиваясь в отряды, доходящие до полнокровной роты.

Какое на хрен наступление? Какой порыв и прорыв, какие Вена, Берлин и Царьград? В частях, противостоящих немцам на Северном и Западном фронтах личного состава убыло где на четверть, а где и на треть. На Юго-Западном фронте два полка перебили офицеров и организованно, колоннами двинулись на станцию, грузиться по вагонам и по домам, землю делить. Воля же!

— Георгий Георгиевич, — прошёл в кабинет к послу, решительно отодвинув секретаря, такого же пня трухлявого как и Порохов, однокашники, так их распротак, — не слишком ли в России, не без нашей, кстати, помощи, заигрались в революцию? Как бы по Антанте этот хаос рикошетом не ударил.

— Что такое, Витенька? — Порохов радостно разулыбался, изображая доброго дедушку, без пяти минут маразматика, с которого взятки гладки.

— За годы войны Российская армия поимела почти полтора миллиона дезертиров. И эта цифра за два «революционных» месяца самое малое удвоилась. Кто воевать будет с тевтонами? Фронт не рухнул лишь потому, что у Австро-Венгрии точь такие же проблемы, а немцы пока не атакуют, ждут что вскоре сами разбегутся доблестные русские воины.

— Так и разбегутся, нам то, что за беда? Пойми, Виктор, мы хоть по крови и русские, но не российские. Что там случится, дойдёт ли немец до Пскова или даже до Петербурга — наплевать и растереть.

— Германия, воспользовавшись ослаблением противника, запросто проведёт наступление и захватит огромные запасы вооружения и продовольствия, сосредоточенные на армейских складах. Это здорово затянет войну, Георгий Георгиевич, увеличит число жертв. Наших, русотихоокеанцев гораздо больше погибнет.

— Николашка, гад, докомандовался. Имея такие ресурсы, всё спустил. То Турцию аки «больного человека Европы» сотню лет готовились расчленить, то империю Габсбургов лоскутной именовали. Ну да, вот-вот Венгрия выделится, Чехия, Словакия и пшик один от Австро-Венгрии останется. Так ведь и Российская империя запросто разделится на «дольки», что тот апельсин. Слыхал о созыве во Владивостоке съезда по провозглашению «Дальневосточной республики»?

— Так повязали жандармы тех делегатов, не срослось у сепаратистов.

— Гм, ну и жаргон у тебя, Витя, — подозрительно сморщился посол, — портовый, не портовый, никак не пойму. Сегодня не получилось, а через месяц, через полгода, когда немчура основательно ударит, тогда на окраинах империи заполыхает.

— Во Владике не без нашей помощи начнётся? А не боитесь, что японцы перехватят инициативу? Их флот вон какой.

— Что-нибудь да придумаем. Лучше скажи, есть шансы у Эссена прорваться в Мраморное море при нынешнем бардаке?

— Да запросто. Если поставить такую цель и пойти напролом, сметая батареи на Босфоре, высадить пару дивизий на европейском и азиатском берегах, корректировать огонь с аэростатов, — можно добиться успеха. Другое дело, откуда сейчас у Николая Оттовича возьмётся стрелковый корпус, обученный десантированию. Генерал Путинцев рвётся в Верховные Главнокомандующие, ему не до Царьграда сейчас, о Петербурге думает Юрий Сергеевич.

— А знаешь, — радостно оскалился Порохов, — ведь во многом твоя шуточка про фельдмаршальский жезл для царя-полковника, мнительного Путинцева перетянула в стан заговорщиков.

— Не понял, Георгий Георгиевич.

— Святая простота! Помнишь ты с Николашкой беседовал и совет дал стать царю фельдмаршалом, чином превзойти генералов, дескать главковерх-полковник не внушает должного уважения армеутам…

— Было дело, не отказываюсь.

— Вот и Коля Второй начал прикидывать, одному то стыдновато в фельдмаршалы лезть, надо на пару с лучшим комфронта, то бишь с Путинцевым. Обнадёжили генерала, а потом отложили чинопроизводство, великие княжны ангиной вроде как заболели. И не получил командующий Юго-Западным фронтомзаветный жезл. И когда Рузский царя арестовал, Путинцев отбил телеграмму, что считает отречение необходимым условием для успешного завершения войны.

— Ёпрст! Как всё закручено!

— Пойми, адмирал. Со вступлением в войну Америки, поражение Германии лишь дело времени. Это пока армия САСШ считается необстрелянной и слабой. Но подвезут янки артиллерию, снаряды, тысячи пулемётов — любую оборону проломят заокеанские вояки. И немцы не дураки, понимают, выравнивать начали фронт, уже думают как посильнее вымотать врага, как с наименьшими потерями отойти на «Линию Зигфрида» на границе и там уже стоять насмерть. Не станет немчура более на Западном фронте наступать. А вот на разваливающемся Восточном — запросто. И Финляндия, заявившая о независимости, — то первая ласточка. Украина, Польша. Ну ладно, Польша пока под немцами. Но после заключения мира обязательно появится на карте Европы польское государство! И если империя распадается, надо не зевать, подбирать, что плохо лежит. Во Владивостоке и Петропавловске-Камчатском сильные наши миссии работают, если не будет центральной власти в Питере, попросится Дальний Восток под державную руку Николая Константиновича!

— Однако, планы наполеоновские.

— Много понимаешь, мальчишка. Ты пешком под стол ходил, когда мы с Василием Ивановичем те планы строили. Жаль, не дожил твой почтенный родитель. Однако, собирайся в Севастополь. С Эссеном и Семёновым накоротке сошёлся, будешь наблюдателем от Русского Тихоокеанского Королевства за проведением исторической операции по штурму Проливов.

— А если не состоится штурм?

— Так и слава Богу, Витя! И слава Богу! Через Дарданеллы рано или поздно союзная эскадра «прогрызётся», у турок просто снарядов не хватит, да и какая война, когда Австро-Венгрия, считай развалилась. А против покачнувшейся России османы до последнего стоять будут, вот увидишь! Всё, поезжай на Чёрное море. На Балтике ничего интересного не случится, немчура готовится к решающему сражению за овладение морем с Королевским Флотом, отвлекать кораблики в Финский залив не станут. Да и тебе лучше подалее от Петербурга побыть, ступай, дипломат-головорез. Хе-хе…

Оставалось только кивнуть пристыжено и выйти. Дёрнул же чёрт первого апреля с лейтенантом Антоном Васильевым зайти в кафе недалече от казарм Преображенского полка. Дивные булочки и чудесный кофе, самое-то для лёгкого перекуса. Хозяйка, обрусевшая немка, из Магды превратившаяся в Марью, вела дело одна, мужа убили в четырнадцатом, во время «патриотического погрома». В кофейне как назло заседала компания из трёх преображенцев и двух офицеров Атаманского полка, обсуждавшая, само собой, будущее России. Хотя мы и были в штатском (чтоб с солдатнёй пьяной на улицах не цепляться) Антона узнали. Год назад Васильев счастливо женился, как оказалось, уведя девушку у блестящего гвардейца. И надо же — какая встреча.

— А, островитяне, — язвительно поприветствовал нас отвергнутый Дарьей Некрасовой (ныне Васильевой) капитан, — а отчего в штатском, боитесь?

— Чего же бояться в столице союзников? — вопросом на вопрос, только так.

— Ах, союзников, — неожиданно вскинулся от стола сотник-атаманец, — сволочи! Государя императора такие союзники немцам продали! Ненавижу!

Собутыльники начали утихомиривать буяна. Странно, вроде и не пьян казачок, но на взводе. И невероятно похож на одного неприятного персонажа из первой жизни. Тот тип был на два года старше, килограмм на десять тяжелее и всё время провоцировал, искал повод к драке, давил морально. Ах, как славно после летних каникул между восьмым и девятым классом я оторвался, расколотив хлебальник не ожидавшему отпора амбалу, оказавшемуся мастером лишь повыёживаться, а держать удар не мог, культурист хренов, сразу сдулся. Да, в хлам тогда Валерика ушатал, как приятно вспомнить…

— Мрази, гниды — не унимался сотник, — если бы не война, к барьеру поставить сволочей. А так сбежите, трусы, отговоритесь паспортами дипломатическими!

И тут меня переклинило. Как тогда, в юности. Народ в кафе испуганно жался к выходу, преображенцы придерживали разошедшегося атаманца, вполсилы, издевательски, давая возможность тому вроде как и кинуться на нас, картинно ухватившись за шашку. Да ещё Антон, пухлый и добрый парень, отшатнулся от очередного «рывка» казака, зацепился о табурет, упал. Капитан презрительно ухмыльнулся.

— Так вы, сотник, бретёр, — мой выход, — а я уж решил, обычное хуторское быдло. Поединка жаждется? А извольте — здесь и сейчас. На шашках! Господа, вы готовы ассистировать?

— Но, ваше превосходительство, — у капитана слова застряли в глотке.

— Без чинов, гвардия. Без чинов. Подъесаул, не одолжите вашу шашку?

Сбросил пальто, пиджак. Сдвинул к стенке два стола, жестом попросил посетителей на выход, те и рады испариться. Магде-Марье, обморочно уставившейся на творящийся в зале бедлам, перебросил бумажник. Портмоне у меня два, этот «расходный», для оплаты информаторов, там семьсот рублей четвертными. Хватит за доставленные неудобства рассчитаться. Чёрт, «пробило на ненависть», можно ведь было спокойно уйти, подумаешь, перетерпеть насмешки в спину. Да впору нам жалеть этих несчастных офицериков у которых перспективы самые незавидные. Но уж коль так вышло, стал быть так тому и быть.

— Я не буду с вами драться.

— Ах ты гадёныш. Педераст, похвальбун! Струсил? Уши сперва отрежу, потом причиндалы, которые тебе точно не нужны. А потом и на голову укорочу. Подъесаул, не мнитесь, словно красна девица. Хотите опозорить полк на пару с этим мерзавцем? Шашку!

Когда меня «несёт», это я вам скажу, нечто. Видимо из прошлой «командировки» перенеслась в эту реальность «священная ярость» о которой с пиететом, было дело, строчили мемуаристы, описывая славные дела, свершённые «на вдохновении, на порыве»…

Подъесаул, словно под гипнозом, передал шашку. Смутьян, как оказалось, — Николай, вроде оправился, сбросил мундир, зло и нервно зыркает по сторонам, избегая встретиться взглядом. Капитан-преображенец, наверняка проклинает свою «разговорчивость» и пытается «обнулить» ситуацию.

— Нет, капитан. Здесь и сейчас. В чём видите подвох? Оружие более привычное моему оппоненту, нежели чем мне. Не на кортиках же режемся. Не морскими биноклями друг дружку по маковке наяриваем.

— Но ваша возможная гибель…

— Все там будем, капитан. Все без исключения. Ну, хватит рассусоливать, начали!

Бретёр Николай пришёл в себя, начал прикидывать последствия. По «мордомоторике» вижу — неуютно сотнику, думает щенок борзый, какие кары обрушатся на буйну голову за убийство дипломата в военное время. Э, братец, не переживай, не придётся тебе печалиться по сему поводу. Знал бы ты, кто под личиной морского офицера Колчака скрывается. Да учителя твоих учителей по фехтованию не могли среагировать на выпады великого князя, по трое-четверо выходили с учебными рапирами и без толку…

Шагнул вперёд, не удержался от лёгкого хулиганства, крутанул одной лишь кистью клинок, заодно проверяя центровку. Хороший «ножичек». По охреневшему подъесаулу понял — переборщил, показал много больше, чем следовало. Да, какая разница — ещё шаг, выпад, противник ожидаемо не успел среагировать, — двойная матрица это не хухры-мухры.

Как там в песне про удалого Хас Булата, — «голова старика покатилась на луг»? Обезглавленный сотник долю секунды стоял, потом рухнул на пол, голова покатилась под табурет. В дверном проёме рухнула Магда-Марья. Женщина, обморок. Но и мужчины не все выдержали, лейтенант Васильев обрушился на стол, загрохотал опрокидываемыми табуретами. Слабак!

— Что это было, — подъесаул очухался первым, — наваждение, морок. В центре Петербурга, в ресторации, драка на шашках. Как мы это позволили? Что теперь будет? Бедный Николай!

— Попробовали бы не позволить. Держите клинок. Всегда к вашим услугам, господа. С казаками — на шашках, а с доблестной гвардейской пехотой — на винтовках, в штыковую. Как, господин, капитан, готовы?

Преображенец ничего не ответил, с ужасом взирая на убиенного сотника, из которого хлестала на пол кровушка. Рубали когда-нибудь куриц на чурбаке? Так с атаманца «фонтанировало» куда как изрядно…

Тот случай вызвал много пересудов. Оказалось, репутация у сотника Николая Плющева была та ещё — грубиян, дуэлянт, задира. И фехтовальщик из лучших в Атаманском полку. Так что «общественное мнение» столицы всецело на моей стороне. А желающих «реванша» попросту не нашлось, когда очевидцы пересказали мои условия — с казаками на шашках, с пехотой на штыках…

В обычное время военного атташе, на голову укоротившего офицера в стране пребывания, несмотря на кодексы дуэльные и прочие смягчающие обстоятельства, ничего хорошего не ожидало. По правде говоря, я и думал — отзовут, отправят из России, может в отставку выпрут, что для вселенца в Виктора Колчака наилучший вариант. Ан нет! Как будто не случилось дурацкой дуэли. Может ещё и то сыграло, что казаков российская «общественность» искренне и яро ненавидела, считая за опричников прежнего режима. И вот блестящий морской офицер, дипломат, убивает хама его же оружием! «Браво! Бис! Пожалуйте к нам запросто, Виктор Васильевич, всегда рады ВАС видеть. В любое время заходите»! Популярность, так распротак. Потому и правда, уехать в Севастополь посчитал за наилучший вариант.

Из питерской хмари да в солнечную крымскую весну — лепота! В Керчи сформирована Отдельная десантная бригада Русского Тихоокеанского Королевства, нацеленная на штурм Босфора. Бригада, слишком громко сказано. Пока там 862 штыка, считая с подполковником Егором Петровичем Старовойтовым, ранее воевавшего на Кавказском фронте, заработавшего шесть орденов и неплохо знавшего великого князя Николая Николаевича.

Тридцатилетний подполковник, а представление на полковника уже ушло, великий князь Константин Николаевич вот-вот подпишет приказ, стеснялся молодости и орденов, ходил с «пустым» мундиром и мечтал первым прорваться к Собору Святой Софии. Честолюбив, это здорово.

— Егор Петрович, как настроения в бригаде? Есть ли «примиренцы»?

— Да откуда им взяться, — искренне удивился Старовойтов, — мы же комплектуемся добровольцами, не как Россия, где мобилизовали мужиков возрастных и не знают куда девать такое добро, что делать с бородачами.

— Это да, ничему японская не научила дорогих союзников. Никак в толк не возьмут мудрость великих: «Лучше меньше, да лучше»!

— Хорошо сказано. А кто автор?

— Хм, кто-то из древних то ли греков, то ли римлян. Кстати. А как здесь, в Крыму относятся к примиренцам и пораженцам? Ленин и его соратники пользуются популярностью?

— Я же читаю российскую прессу, ваше превосходительство. О масштабах дезертирства осведомлён. Полагаю, в Крыму получше, больше порядка. Командующий флотом пользуется уважением среди матросов и солдат Морской дивизии и господина Ульянова-Ленина сотоварищи мигом бы уволокли в контрразведку. Но и воевать, когда на носу посевная, а Правительство Народного Единства обещало земельный передел, желающих немного.

Закивал головой, соглашаясь с мнением подполковника. Гучков молодчина, хоть и пролез в «диктаторы», совмещает посты Председателя Государственной думы и главы Правительства Народного Единства, но настроен разгромить врага, никакого примиренчества, тем более пораженчества. Владимира Ильича с соратниками категорически не захотел пропустить в Россию, объявив, что тут же пораженцы окажутся в тюрьме. Несостоявшийся вождь мирового пролетариата обрушился на Гучкова, всё припомнив Александру Ивановичу: и участие в англо-бурской войне и принадлежность к старообрядчеству и драчливость записного дуэлянта, невместную крупному политику. Но кто будет прислушиваться к невнятному эмигранту, «прозябающему» в нейтральной Швейцарии? В общем, не случилось тут апрельских тезисов, встречи вождя на Финляндском вокзале и речи зажигательной с броневичка…

К лучшему ли то, к худшему — а кто ж скажет? Иная реальность, иные расклады. Но пока и без тлетворного влияния большевиков фронт расползается как истлевший мешок. Сознательные солдаты спешно производятся в унтера и подпрапорщики, дабы сохранить управляемость в войсках. Кое-где спешные меры приносят результат. Гренадёрские дивизии на Северном фронте держатся хорошо, дали по зубам немцам, попытавшимся закрепить успех пробных, по большей части «прощупывающих» наступлений. После гренадёрской «ответки» дойчи подуспокоились. А вот несостоявшийся фельдмаршал Путинцев на службу «забил». Став главкомом Юрий Сергеевич «оставил за собой» и Юго-Западный фронт, но под давлением «шпаков» выдвинул врид (временно исполняющим должность) командующего фронтом генерал-лейтенанта Деникина. Антон Иванович, хоть и родился в 1872 году, то есть после потрясших Россию событий и деления правящей фамилии на «александровичей» и «константиновичей», судя по всему, был «самим собой». И теперь боевой генерал пытался встряхнуть подчинённых, настроить солдатушек бравых ребятушек на один молодецкий удар, который развалит Австро-Венгрию и принесёт долгожданный мир и Победу.

Понимая важность овладения Константинополем, Деникин дал карт-бланш Эссену, предложив Николаю Оттовичу самому «навербовать» добровольцев в десантный корпус, обещая отдать лучших солдат и офицеров.

Моряки поначалу обрадовались, однакож увы — желающих прибить щит к вратам Царьграда оказалось ничтожно мало. На предложение принять в десантники женский ударный батальон злой как тысяча чертей Эссен ругался матом так затейливо, что был записан корреспондентом «Русского Слова», выдавшим великолепную передовицу — сплошь из многоточий. Тот номер моментально стал раритетным, но желающих штурмовать батареи Босфора гениальная военная журналистика, увы, не добавила.

Контр-адмирал Семёнов встретил приветливо.

— Виктор Васильевич, дорогой. Рад встрече. Наслышан, наслышан о ваших питерских приключениях. Командировка на юг или таки ссылка?

— Если бы знать, Владимир Иванович. Там такой бардак сейчас, что от безнадёги хоть на стенку готов лезть, хоть на твердыни Босфора.

— Хорошо, Гучков во флотские дела не вмешивается. Отставил только нескольких адмиралов, ранее делавших карьеру ещё при генерал-адмирале великом князе Алексее Александровиче, на чём и успокоился. А армейских изрядно прошерстил, да-с. У нас же больше переименованиями обошлось.

Тут да, реформаторы-либерасты здорово покуражились, изрядно постебались. «Императрица Мария» после «победы революции» стала «Конституцией», «Екатерина Великая» — «Демократией». Третий и четвёртый черноморские линкоры из императоров превратились в «Робеспьера» и «Марата». Хорошо Канину, на Балтике решили «Петра Великого» («Андрея Первозванного» нашей реальности) оставить как есть. А на Средиземноморской эскадре «Александра Третьего» переименовали в «Революция». Так-то вот.

Семёнов рассказал, что срочный приезд в Севастополь Алексея Николаевича Крылова изрядно ускорил восстановление «Императрицы Марии», пардон, «Конституции». Решили обойтись без носовой башни, заодно улучшится мореходность «клевавших носом» черноморских дредноутов и зенитных орудий воткнуть побольше. Ну а то, что не дюжина орудий, а девять — не существенно. Благо «Конституция» не в одиночку будет «Гебен» топить и турецкие береговые батареи подавлять, на «Демократии» и «Робеспьере» двадцать четыре двенадцатидюймовки, да и «Марат» должен войти в строй через полгода. И броненосцы со счёта сбрасывать также не следует.

— Прорвёмся, Виктор Васильевич. Флот свои обязательства перед Россией выполнит. Армия бы не подвела. Корабли при всём желании по суше передвигаться не могут, не новомодные бронированные машины, что англичане на Западном фронте применили. Как их там, дай Бог памяти.

— Танки, Владимир Иванович. Танки.

Загрузка...