Кортик: За честь и верность

Глава 2

А я боялся, что меня убьют после продажи дома.

Теперь всё стало ясно, как белый день. Очень красивая схема. Отпустить меня за тысячу километров от дома, дать почувствовать иллюзию свободы — а потом аккуратно отобрать всё. Лица другие, но компашка, судя по всему, та же. И тогда у меня не останется ни времени, ни сил искать правду — только выживать. Ночи на вокзалах, поиски хоть какой-то работы, голод. А те, кто это задумал, будут спокойно наблюдать, как я тону в безнадёжности.

Хитро. Но теперь ясно — ноги растут из столицы. Братья Мурлиевы, этот продажный капитан — все они лишь винтики в чьей-то большой игре. Кто-то влиятельный прикрывает их, иначе полицейский никогда бы не рискнул так открыто требовать взятку. Он знает, что ему ничего не будет.

Как же всё прогнило.

Но этот мусор в погонах явно не пойдёт на убийство — деньги отберут «законно», оставив мне лишь копейки. А значит, у меня ещё есть шанс бороться. Главное — не бояться.

— Господин полицейский, а что именно будет входить в вашу помощь? — спросил я, сжимая кулаки под столом.

Капитан расплылся в улыбке, будто я только что сделал ему комплимент.

— О, всё строго по закону! Вы заплатите госпошлину за справку из архива — мы проверим историю кортика, его принадлежность вашему деду, законность владения. Всё официально. — Он театрально развёл руками, словно предлагал мне честную сделку века.

Ах, вот оно что.

Будет квитанция на пару сотен рублей — формальность. А миллион исчезнет в карманах, но никаких доказательств. И потом он сможет любому прокурору в глаза сказать: «Я всего лишь помог гражданину оформить документы!»

— Буду честен с вами, господин офицер. — Я намеренно подчеркнул последнее слово, хотя этот тип был позором мундира. — У меня нет миллиона. Посмотрите на меня. — Я указал на свой потрёпанный чемодан, на дешёвый костюм. — Я уже потратил почти всё. Неужели нельзя немного скинуть?

Капитан громко рассмеялся — сытый, довольный смех человека, который держит тебя на крючке.

— Ладно, восемьсот тысяч — и без торга. — Он прищурился, и в его глазах мелькнуло что-то холодное. — А то отправлю вас в карцер до 26-го августа.

Вот оно.

Теперь я понял, почему из министерства пришёл ответ так быстро. Почему был указан конкретный срок. 26 августа.

Кто-то наверху всё рассчитал.

Нити кукловода тянулись далеко.

Я посмотрел на кортик — фамильную реликвию, последнее, что связывало меня с дедом.

И понял, что отступать некуда.

Значит, будем драться.

***

Где-то ближе к центру, за тяжелыми шторами, пропускающими лишь золотистые блики закатного солнца, в кабинете с дубовыми панелями и портретами в золоченых рамах, седой генерал размышлял о тяготах государевой службы. Его пальцы с дорогими перстнями лениво водили по полированной столешнице, оставляя едва заметные следы на идеально отполированном дереве.

Стук в дверь.

— Разрешите, мой генерал?

В проеме стоял подтянутый лейтенант — безупречный китель, глянцевые туфли, взгляд холодный и четкий, как штык.

— Проходи. — Генерал потянулся к фарфоровой чашке. — Что у нас там? Печеньки, пирожные? Не забыл положить сахар в кофе?

— Все, как вы любите. — Лейтенант поставил перед ним серебряное поднос с миниатюрными эклерами и ванильными круассанами. — И бонусом восемьсот граммов бубликов с маком. Свежие.

Генерал блаженно прикрыл глаза, вдыхая аромат свежемолотых зерен.

— Не волнуйся, я активировал артефакт от прослушки. — Он постучал пальцем по странному брелку в виде двуглавого орла, лежащему на столе. — Можно говорить не таясь.

Лейтенант кивнул, достал планшет и развернул перед генералом карту с выделенными участками.

— Все прошло успешно. На юге сделка закрыта. — Его голос звучал ровно, без эмоций, как доклад о погоде. — Скоро мы подготовим общий проект для новой курортной зоны. Теперь ничто не мешает провести инфраструктуру и дорогу.

— Естественно, по государевой программе развития борьбы с бездорожьем. — Генерал усмехнулся, поправляя орден на лацкане.

— Точно. — Лейтенант тоже улыбнулся, но глаза оставались ледяными.

Наступила пауза. За окном пролетела ворона, резко крикнув, будто предупреждая о чем-то.

— Что будем делать со студентом? — Спокойно спросил лейтенант, смакуя последний кусочек эклера.

Генерал задумчиво потер переносицу, затем неспешно откинулся в кресле.

— Пусть живет. — Его голос прозвучал почти отечески, но в нем читалась сталь. — Куда бы он ни пристроился, мы в любой момент сможем его прижать. Везде есть свои люди.

Он потянулся к бокалу с коньяком, покрутил его в лучах заката.

— Заодно посмотрим, кто будет вокруг него виться и оказывать помощь. — Губы генерала растянулись в улыбке, но глаза оставались мертвыми. — Может, еще кого засветим… и отправим в гости к папочке.

Лейтенант кивнул, достал из кармана конверт и молча положил его перед генералом.

Тот разорвал его одним движением, пробежался глазами по содержимому и бросил в камин.

Бумага вспыхнула, осветив на мгновение его лицо — холодное, словно высеченное из гранита.

— Работаем дальше.

***

На набережной, где серый камень встречается со свинцовой водой, на старой скамейке с выщербленными временем узорами, сидели два старика. Перед ними — шахматная доска с потрескавшимися фигурами, одна из которых — король — была склеена из осколков.

Вокруг деловито сновали голуби, клевали раскрошенный батон. Один, особенно наглый, с сизым отливом на шее, уселся прямо на край доски, будто оценивая позицию.

— Не боишься, что всё загадят? — Лысоватый дед хрипло рассмеялся, передвигая коня.

Седой, со шрамом во всю щеку — глубоким, будто оставленным саблей, — неспешно стряхнул крошки с доски.

— Может, и загадят, а может, и нет. — Его голос был тихим, но твёрдым, как скрип старых ветвей. — Наше дело маленькое: в шахматы играй, за голубями наблюдай, по сторонам смотри…

Он прищурился, глядя куда-то за спину собеседника, где в тени арок кралась рыжая кошка.

— …и хищную кошку поймай. Но поймай, когда она других кошек отгонит. — Пальцы его сжимали ладью, будто готовясь к решительному ходу. — Тогда у нас голуби будут расти и размножаться.

Лысоватый вздохнул, кивнул на молодого голубя с подбитым крылом, который неуклюже ковылял у их ног.

— А этого не жалко? Он же для кошки — первая добыча.

Седой промолчал, перевел взгляд на воду, где отражение фонаря дрожало, как пойманная в ловушку звезда.

— Жалко. — Наконец он тронул пешку. — Но выживает сильнейший. От него и потомство крепче будет… и польза стае.

— Может, помочь молодому? Прикормить? — Лысый потянулся к крошкам, но седой резко придержал его за руку.

— Рано. — Голос его стал жестче. — Пусть проявит себя. Да и кошку спугнём — другие придут.

Тишина.

Только волны лениво лизали гранит, шахматные фигуры постукивали о доску, а голуби ворковали, не подозревая о рыжей тени в арке.

Два деда продолжали игру — два старых стратега, для которых мир давно стал чёрно-белым, как эти клетки.

Это была не первая их партия.

И далеко не последняя стая.

***

Я стоял на пороге банка, смотря на уезжающую люксовую машину с проблесковым маячком. На расчетном счету осталось денег всего ничего — жалкие три тысячи, которых едва хватит на неделю скромного существования. Теперь гостиницу рядом с вузом не снять, а ведь еще вчера я рассчитывал на деньги с продажи дома.

"Опять черная полоса, уже нищета…" — с горечью подумал я.

Вольнослушателю не положена ни общага, ни стипендия — ничего. Красивый закат сегодня, багровый, как вино. Только прямо сейчас я не найду, где ночевать. И в баре до утра не затусишь с лимонадом-то. Как бомж какой-то — пойти в парк, что ли?

С этими мыслями я шел по городу в сторону набережной, волоча за собой чемодан — единственное, мое приобретенное имущество. В кармане жалобно позвякивали мелочь и таинственная шкатулка, в котором, увы, наверняка не было фамильного серебра.

Подойдя к берегу, я увидел компанию смеющейся молодежи. Похоже, мои ровесники — дорого одетые, уверенные в себе. Видно, местная золотая молодежь. Вдруг два парня сцепились и начали драться. Окружающие их трое парней и шестеро девчонок начали громко выкрикивать:

— Вмаж ему! Давай первую кровь!

Явно подбадривая одного, настраивая его против второго.

Я хотел пройти мимо — не нужны мне эти приключения. Но лидер — высокий брюнет в дорогой куртке — повалил второго на землю и начал бить его ногами по корпусу, по голове. Толпа радостно кричала, и никто его не останавливал.

Внутри меня все закипело.

"Этот дурак запросто может убить его", — мелькнуло в голове.

Я резко подошел и швырнул чемодан прямо в корпус нападающему. Тот споткнулся, отшатнулся и, наконец, остановился. Его глаза были красными от злости, а во взгляде читалось чистое животное бешенство.

— Ты кто? — нагло выдохнул он, оскалившись.

— Егоров Петр Иванович, дворянин Черноморской Губернии, — спокойно ответил я, чувствуя, как холодная ярость сковывает голос.

— Перед тобой Княжич Дубов Дмитрий Владимирович! — заявил кто-то из толпы, и в голосе его звучало подобострастие.

Я усмехнулся.

— И что? Надо бить ногами упавшего? Это не делает чести молодому-то князю.

Дубов дернулся в мою сторону, сжав кулаки, но вдруг хмыкнул и махнул рукой:

— Пошли в ресторан, я угощаю.

Его компания тут же оживилась, засмеялась, будто ничего и не произошло. Но, отходя, Дмитрий оглянулся и бросил через плечо:

— Ну, до встречи, Петр Иванович.

В его тоне было что-то опасное, и я понял, что, возможно, приобрел еще одного врага.

"Но ничего страшного. Этот, хоть надеюсь, будет соблюдать нормы чести дворян, а не действовать как братья Мурлиевы", — подумал я, вспоминая тех двух подлецов, которые когда-то подстроили под отца долговую яму.

Я подошел к лежащему парню — он был бледен, из носа текла кровь.

— Жив? — спросил я, протягивая ему руку.

Он неуверенно ухватился за нее, поднялся, вытирая ладонью лицо.

— Спасибо… — хрипло пробормотал он.

— За что дрались?

— Он считает, что я ему должен… — парень нервно усмехнулся. — А у меня нет денег.

"Знакомая история", — подумал я.

— Как тебя зовут?

— Семен.

— Ну что, Семен, — вздохнул я, поднимая свой чемодан, — похоже, сегодня нам обоим некуда идти."

Он посмотрел на меня, потом на свою разорванную куртку, и в его глазах промелькнуло что-то вроде решимости.

— Я знаю одно место…

***

Я был в шоке. Как будто очутился в музее забытых эпох. Воздух здесь пах сталью, кожей и чем-то древним — может быть, порохом, может быть, застывшей магией. Вокруг, в хаотичном порядке, были развешаны кольчуги с тончайшими звеньями, шлемы с причудливыми узорами, булавы, увенчанные рубинами, мерцающими в полумраке. Рапиры, выставленные в стойках, переливались таинственным светом — будто в их клинках до сих пор тлели заклинания.

Что-то висело на стенах в почетных местах — фамильные реликвии, украшенные гербами. Что-то лежало под стеклом, как драгоценные экспонаты. А что-то просто валялось на стульях, полу и где придется — словно брошенное впопыхах.

— Где мы? — прошептал я, невольно понижая голос, будто боясь разбудить древние артефакты.

Семен провел рукой по пыльному прилавку, оставляя четкий след на потемневшем дереве.

— Это оружейная лавка моего деда, — ответил он с гордостью, но в голосе звучала смутная горечь. — Вернее, то, что от нее осталось.

Я огляделся. Лавка явно была когда-то процветающей — высокие дубовые стеллажи, витражи с геральдическими символами, даже массивный сейф в углу. Но теперь все покрыто слоем пыли, а на полу валяются обрывки упаковочной бумаги.

— А нам можно тут находиться? — спросил я. — Тем более ночью?

Семен вздохнул, доставая из кармана связку старинных ключей.

— Дед сейчас в больнице. Его сбила машина. — Глаза его потемнели. — А я с детства помогал ему с продажами. Да и… только я у него и есть. Мне и присматривать за всем этим. Так что не волнуйся.

Я кивнул, но вопрос не давал покоя.

— Прости за вопрос, но… тут все выглядит дорого. Богато. А ты сказал, что тебя избили, потому что нет денег.

Семен резко рассмеялся, но смех его был безрадостным.

— Деньги — это предлог для Княжича. Мы познакомились на вступительном экзамене. И когда он узнал, чей я внук, почему-то стал до всего докапываться. — Он сжал кулаки. — А вчера вообще заявил, что я ему должен, потому что мой прадед продал его прадеду шпагу, а та… «подвела» его в дуэли.

— Но этого не может быть! — Семен резко повернулся к стеллажу, схватил одну из шпаг и с легкостью выхватил клинок из ножен. Сталь замерцала голубоватым светом. — Все десять поколений моего рода делали артефактное оружие — затачивали его под магические способности заказчика. Наш клинок не мог «подвести».

Я завороженно смотрел на мерцающее лезвие.

— Это же все, наверное, безумно дорого стоит? — шокировано спросил я.

Семен усмехнулся и вонзил шпагу обратно в ножны.

— Безумно дорого стоят материалы. Процесс изготовления. Да если все это продать… я буду баснословно богат. — Он провел рукой по полке, смахивая пыль. — Но в современном мире пропал спрос на магическое оружие. Сейчас хороший револьвер ценится больше благородной шпаги.

Он поднял с пола старинный кинжал, перевернул его в руках и бросил обратно с глухим стуком.

— Так что все мое богатство — в сырье и в этих заготовках.

Я молчал, осознавая абсурдность ситуации. Передо мной стоял наследник древнего ремесла, владелец сокровищ, которые больше никому не нужны.

— А что, если… — начал я осторожно, но Семен резко обернулся.

— Что?

— Если найти тех, кому это еще нужно?

Его глаза сузились.

— Ты имеешь в виду…

— Тот же Княжич явно верит в силу этих клинков. Раз уж он готов бить тебя из-за шпаги его прадеда.

Семен задумался, а потом медленно улыбнулся.

— Ты прав. Просто нужно знать, где искать покупателей.

За окном завыл ветер, и тени от оружия на стенах зашевелились, будто оживая.

"Или… покупатели сами найдут нас", — мелькнуло у меня в голове.

***

"Семен, а есть что покушать? А то настолько оголодал, что аж жрать хочется. Утром в поезде только чай пил и всё", — сказал я, придерживая урчащий живот. В ответ раздалось такое же предательское урчание из глубины Семёнова желудка.

"Прости, Петь. Кухарка должна прийти только завтра, а всё съедобное я уже уничтожил в обед", — виновато развёл руками Семён, бросая взгляд на пустой холодильник.

"Так, значит, здесь есть кухня? Может, покажешь, что там обитает? Авось можно что-то сварганить", — потирая руки, оживился я, почувствовав прилив энергии при мысли о еде.

Семён округлил глаза: "А ты умеешь готовить? У вас, дворян, разве принято самим возиться у плиты?"

"Тут вот какая грустная история..." — я вздохнул, доставая из морозилки замёрзший брусок фарша. "После того случая полгода назад... когда родителей не стало... пришлось осваивать кулинарию. Дворянство дворянством, а кушать-то хочется. Да и в наше время любая бабушка на ВиДиКлике научит, как из ничего сделать конфетку".

Семён молча наблюдал, как я ловко колю замёрзший фарш ножом, бросаю на раскалённую сковороду и добавляю золотистые струйки подсолнечного масла. Когда я начал чистить лук, он робко потянулся помочь, но я лишь покачал головой: "Нет уж, дружище, это дело тонкое. Ты лучше макароны посоли, когда закипят".

Аромат жареного лука с мясом быстро заполнил кухню, вызывая новые раскаты "голодного грома" в наших животах. Когда урчание синхронизировалось, мы переглянулись и расхохотались.

"Это что за волшебство ты творишь?" — с благоговением спросил Семён, когда я высыпал отварные макароны на сковороду к уже румянящемуся фаршу.

"А вот сейчас увидишь настоящее кулинарное преображение", — с важным видом помешивал я содержимое сковороды, добиваясь идеальной золотистой корочки на макаронах.

Когда блюдо было готово, я выложил его на фамильный фарфор, украсив свежей зеленью. Серебряные вилки заиграли в свете лампы, а Семён смотрел на тарелку, как заворожённый.

"Это... Это же..." — он не находил слов.

"Макароны по-флотски, мой юный друг", — с пафосом провозгласил я. "Блюдо, которое не раз спасало моряков в дальних походах. Хотя в нашем случае — всего лишь двух голодных студентов".

Семён осторожно поддел вилкой макаронину, попробовал — и его лицо озарилось восторгом. "Это... Это божественно! Ты точно дворянин? Такое ощущение, что ты полжизни провёл на камбузе!"

Я лишь загадочно улыбнулся, вспоминая бессонные ночи у плиты в опустевшем родовом гнезде. "Голод — лучший учитель, мой друг. А теперь ешь, пока не остыло. Завтра, глядишь, и твой Княжич присоединится — как узнает, что у тебя такой повар завёлся".

Мы смеялись, уплетая простую, но такую вкусную еду, и в этот момент оружейная лавка с её древними артефактами казалась нам самым уютным местом на земле.

***

Помешивая сладкий черный чай в тонкой фарфоровой чашке с гербом Санкт-Петербургской губернии, я размышлял о том, как магия постепенно сдавала позиции перед натиском технологий. Ароматный пар поднимался спиралями, напоминая дым от сгоревших магических трактатов.

"Всё началось с пороха," — думал я. "Помню, как в учебнике истории описывали тот переломный момент в Англии — когда вместо величественной магической дуэли за трон, младший наследник просто... подорвал весь замок. Так честь и традиции стали пережитком прошлого."

Я сделал глоток чая, ощущая, как сладковатая горечь растекается по языку.

"А потом эти выскочки без роду и племени, не обремененные вековыми кодексами чести, бежали на новый континент. И через сто лет по миру прокатилась волна революций, где динамит и револьверы крушили магические барьеры знати. Даже в нашей империи..."

В памяти всплыли рассказы деда о том покушении на императора, после которого наш род получил дворянство. Именно тогда магические традиции были взяты под охрану государства, а опасные технологии — под строгий контроль министерств. Это спасло магию от полного забвения, но остановило прогресс.

"И вот теперь мы имеем то, что имеем," — с грустью подумал я, глядя на пыльные витрины с артефактами. "Дело деда Семена сохранилось, но мир больше не нуждается в таких мастерах."

— Семен, а вы с Княжичем в какой университет-то поступали? — неожиданно для себя спросил я, прерывая поток размышлений.

Семен, до этого ковырявший вилкой остатки макарон, поднял голову, и в его глазах вспыхнула гордость:

— В Высшую Академию Магов.

Я поднял бровь:

— Разве она не только для дворян? Или ты... гений магии? Или у тебя огромный резерв? Ты же вроде из мастеровых, а не из знати.

Семен усмехнулся:

— Да, из мастеровых. Но наш род древний, у нас свои техники контроля энергии. Да и в Питерской Академии есть факультет артефакторики — не такой престижный, как в Великом Новгороде, но основанный еще при Петре I. Там изучают не только русские традиции, но и зарубежные методики.

Он отодвинул тарелку и пристально посмотрел на меня:

— А ты, Петь, куда поступал? Ты же тоже студент?

Я вздохнул и отставил чашку:

— В этом году мне не удалось. Но есть шанс стать вольнослушателем в Академии магов. Вот только... я не знаю своего магического потенциала. Наш род молодой — я лишь третье поколение дворян. В детстве меня проверяли, но родители ничего не сказали о результатах.

Семен вдруг оживился:

— А давай проверим сейчас? У деда есть простой артефакт для определения склонностей к магии. Конечно, не такой точный, как в Академии, но кое-что покажет!

Он вскочил из-за стола и направился к старому дубовому шкафу с потертыми от времени резными узорами. Открыв потайной ящик, Семен достал небольшой кристалл в медной оправе, испещренной руническими символами.

— Дай свою руку, — сказал он, и в его голосе прозвучала деловая серьезность, совсем не похожая на его обычную манеру говорить.

Я протянул ладонь, чувствуя, как сердце забилось чаще. Кристалл лежал холодный и безжизненный.

— Теперь сосредоточься, — прошептал Семен. — Представь, будто пытаешься зажечь огонь в ладони... или сдвинуть этот кристалл силой мысли.

Я закрыл глаза, пытаясь ощутить внутри хоть какую-то искру. В голове мелькнули детские воспоминания — как однажды во время грозы у меня случайно разбилось окно, хотя я к нему даже не прикасался. Родители тогда сильно перепугались...

Вдруг кристалл дрогнул.

Сначала лишь слабое мерцание, затем — вспышка тусклого синего света.

Семен ахнул:

— Ого... Так у тебя есть потенциал! Правда, странный... — Он нахмурился, поворачивая кристалл. — Обычно цвет соответствует стихии, но этот оттенок...

— Что это значит? — спросил я, чувствуя, как по спине пробежали мурашки.

— Не знаю, — честно признался Семен. — Но в Академии точно разберутся.

Кристалл снова вспыхнул, на этот раз ярче, и на мгновение мне показалось, что в его глубине мелькнул чей-то глаз...

Но, возможно, это просто игра света.

Или начало чего-то нового.