Кортик: За честь и верность

Глава 17

Лейтенант Александр Васильевич говорил уже добрых пятнадцать минут, не давая мне вставить ни слова. Его голос, сначала ровный и методичный, постепенно набирал силу, пока не превратился в непрерывный поток упрёков. Кабинет, заставленный стопками документов и увешанный схемами боевых построений, казалось, сжимался вокруг нас, усиливая ощущение напряжённости.

— Ты вообще понимаешь, что натворил?! — рявкнул он, стукнув кулаком по столу так, что вздрогнула чашка с остывшим кофе. — Ответственный за безопасность на лабораторных — преподаватель! Ты кто такой, чтобы лезть со своим геройством?!

Он ходил по кабинету, как тигр в клетке, размахивая руками.

— Взрывы в Академии магии — это норма, а не исключение! Через день найдется уникум, который решит похвастаться своими знаниями… или проявить свою дурь!

Его глаза сверкали яростью, но где-то в глубине читалась усталость — усталость от глупости курсантов, от бумажной волокиты, от постоянного риска.

— "Не разбив яиц, не сделать яичницы"! — процитировал он язвительно. — Парочка взрывов — и потом студенты соблюдают технику безопасности, как монахи — Великий пост!

Я молчал, стиснув зубы. Каждый его довод вбивался в сознание, как гвоздь.

— Ты пропал на две недели! За это время собрали полный состав — все 33 члена группы! Ты обязан тренироваться, а не отлынивать! После подписания контракта твой долг — интересы государства и проекта "Витязи"!

Его голос сорвался на хрип. Наконец, горло пересохло, и он схватил чашку с кофе, залпом осушив ее.

Мой шанс.

— Александр Васильевич, — резко начал я, перебивая его передышку. — Марина перед активацией артефакта сказала: "Всё ради мира".

Лейтенант нахмурился, поставив чашку со стуком.

— И что? Пацифистка — это норма среди гражданских.

— Да выслушайте же меня! — вскипел я. — Я ночь не спал… Тот террорист, что взорвал себя, кричал то же самое: "Террор ради мира"! И там, и здесь — взрыв. И там, и здесь — студент. Как вы не видите связи?!

Лейтенант замер. Его взгляд потерял ярость, став рассеянным, задумчивым.

— …Может быть, — тихо произнес он.

Потом взял телефон, набрал номер.

— Давай позвоним майору.

Разговор повторился, но теперь на громкой связи, под пристальным взглядом лейтенанта. Майор, тот самый, что опрашивал меня перед поступлением, выслушал и сухо ответил:

— Записал. Передам следователям.

Но даже после этого лейтенант не сдавался.

— И всё равно… Теперь я понимаю твой поступок. Но это безответственно.

Я кивнул, притворно соглашаясь:

— Исправлюсь.

Но в глубине души я знал - если подобная ситуация повторится, я поступлю точно так же. Иногда цена ответственности измеряется не только соблюдением устава, но и человеческими жизнями.

Лейтенант откинулся в кресле, и старый кожаный чехол скрипнул под его весом. Он провел ладонью по лицу, смахивая усталость, и тяжело вздохнул: "Надеюсь, мы эту тему закрыли и повторять больше не придется". Его голос звучал хрипло — видимо, предыдущая тирада далась ему нелегко.

"Готовься — в понедельник мы все уезжаем на месяц на полевые тренировки", — продолжил он, доставая из ящика потрепанную папку с грифом "Совершенно секретно". — "Месяц интенсивного курса по выживанию и отработке боевой работы в полевых условиях. Никаких поблажек".

Я невольно сжал кулаки, чувствуя, как планы рушатся один за другим. "Как... месяц?" — голос мой предательски дрогнул. — "У меня же лабораторные, курсовая по прикладной магии, а в следующую среду должен был быть допуск к архивным материалам..."

Лейтенант постучал костяшками пальцев по папке, и сухой звук эхом разнесся по кабинету. "Увы, контракт есть контракт, — его глаза стали холодными, как сталь. — Ты теперь себе не принадлежишь. Это не детский сад, курсант".

Я перевел взгляд на стену, где висел пожелтевший плакат "Родина-мать зовет!", и осторожно спросил: "А по этому контракту мне вообще зарплата положена? Или мы здесь за идею работаем?"

Уголок рта лейтенанта дрогнул в подобии улыбки. "Как рядовому составу — положена. Плюс сорок процентов за испытательскую деятельность. Плюс двадцать пять — за гриф секретности". Он достал из папки бланк и бросил его передо мной. "Но все нюансы тебе разъяснит капитан Ветров. Его кабинет... — лейтенант задумался, — в конце коридора, где табличка "Склад №3". Да, именно там".

Я в отчаянии провел рукой по волосам. "Но вы понимаете, что это полностью рушит все мои планы? Мне нужно подготовить проект боевого робота, к ноябрю! А в феврале межвузовский конкурс — когда мне к нему готовиться? Вся команда моего кружка уезжает вместе со мной!"

Лейтенант резко встал, и его тень накрыла меня целиком. "Хватит!" — он ударил кулаком по столу, и термос подпрыгнул. — "Ты вообще понимаешь, куда мы едем? Даже я знаю только одно — будут консультанты. Кто они, откуда — одна сплошная секретность!" Он тяжело дышал, и в глазах читалось странное сочетание злости и.. страха?

"Слушай сюда, — он опустил голос до опасного шепота. — Предупреди родных, что едешь на полевые учения. Связи не будет. Совсем. Телефоны сдаем перед выездом". Его пальцы нервно барабанили по столу. "Все, свободен. И да... — он кивнул в сторону коридора, — Ветров ждет. Не задерживайся".

Когда я вышел, в коридоре было пусто и тихо. Яркий свет потолочных ламп слепил глаза. На стене висела карта полигона с кучей пометок красным маркером, но название было аккуратно замазано черной краской. Я медленно пошел к выходу, к той самой табличке "Склад", чувствуя, как тревога сжимает горло. Что-то в этом внезапном приказе было... неправильным. Слишком много секретности. Слишком много страха в глазах у обычно спокойного лейтенанта.

Кабинет капитана Ветрова поразил меня с первых секунд. За скромной табличкой "Склад №3" скрывалось настоящее интендантское царство. Пахло свежей типографской краской от бесконечных формуляров и старыми кожаными переплетами от учетных книг, аккуратно расставленных на полках.

Сам Евгений Борисович сидел за массивным дубовым столом, заваленным бумагами. Его повседневный мундир был безупречно отглажен, но не мог скрыть дорогих аксессуаров: золотые запонки с гербом империи, перстень с темным камнем, и те самые швейцарские часы, блеск которых слепил глаза. На стене за его спиной в золоченой рамке висел портрет императора, а на противоположной стене — рекламный постер тех самых часов: "Chronos Imperial — для мужчин, определяющих время".

— Почему вы не принесли реквизиты банковского счета? — его голос звучал как скрип несмазанных дверных петель. — Что вы за несознательный молодой человек? — Капитан щелкнул золотой ручкой, и этот звук почему-то заставил меня напрячься.

Я молча наблюдал на массивный золотой бюста императора, стоявшего на углу стола. Драгоценные камни в его основании вспыхивали кровавыми бликами.

— Мы не телепаты, — продолжал капитан, доставая из ящика толстую папку с моим именем. — У нас нет кассы. Все только по безналу, на заранее указанные реквизиты.

Я кивнул, прекрасно понимая, что спорить бесполезно. В глазах капитана читалась та же уверенность, что и у интендантов во всех известных мне историях — от земных казарм до космических гарнизонов в фантастических романах. Эта каста людей, казалось, существовала вне времени и пространства.

— Прошу прощения, товарищ капитан, — сказал я, стараясь, чтобы в голосе звучала искренняя покорность. — Я исправлюсь в кратчайшие сроки.

Капитан тяжело вздохнул и начал заполнять документы своей вычурной подписью — с завитушками и росчерками. Его перо скрипело по бумаге, а золотые часы на запястье тикали почти угрожающе.

— Платеж будет в конце октября, — наконец произнес он, протягивая мне копию приказа. —. Свободен!

Я почтительно взял документ, замечая, как его пальцы нервно постукивают по столу в такт дорогим часам. В этот момент я поймал себя на мысли, что среди наших курсантов-дворян наверняка не я один "забыл" предоставить банковские реквизиты. Но интендантская машина, как и империя, не терпела исключений.

Выходя из кабинета, я услышал, как капитан звонит кому-то и говорит: "Да, принес тут один реквизиты... Нет, не перевел... Как все они..."

Дверь закрылась, оставив меня наедине с мыслью, что где-то во Вселенной прямо сейчас какой-то простой солдат точно так же стоит перед точно таким же интендантом, слушая точно такие же упреки. Некоторые вещи действительно универсальны.

День выдался на редкость неудачным. После двух недель вынужденного бездействия мое тело казалось чужим - мышцы потеряли тонус, суставы скрипели, как несмазанные механизмы. С тяжелым вздохом я направился к тренировочному залу, где в углу стояло пресловутое "беличье колесо" - тренажер для особо упорных (или наказанных) курсантов.

По дороге меня осенило: если порезы заживают так быстро, то что мешает ускорить и рост мышц? Ведь мышечная гипертрофия - это, по сути, та же регенерация, только направленная на микротравмы волокон. Моя рука непроизвольно потянулась к стойке с боевым доспехом.

Доспех отозвался на прикосновение мгновенно - молнии расстегнулись с тихим шелестом, пластины слегка разошлись, будто живое существо, радостно встречающее хозяина. Когда я облачился в него, привычное чувство защищенности сменилось необычным ощущением - будто в груди зажглась новая звезда.

"Обнаружено ядро жизни. Интегрировать в общую систему?" - прозвучал в сознании знакомый металлический голос артефакта.

"Да", - мысленно ответил я, ощущая, как по телу разливается странное тепло. - "Ты можешь взять управление ядром? Мне нужно увеличить выносливость и массу, но без магического усиления - только естественный рост через нагрузки."

"Принято к исполнению. Рекомендованы экстремальные физические нагрузки при постоянном мониторинге состояния", - отозвался артефакт, и в поле зрения появились полупрозрачные показатели пульса и мышечной активности.

Вспомнив, как наш лейтенант тренируется с динамо-машиной, я методично начал навешивать на себя утяжелители: 20-килограммовый жилет, пояс со свинцовыми пластинами, браслеты на запястья и лодыжки. Каждое движение давалось с трудом - общий вес экипировки явно перевалил за 50 кг.

Взобравшись в колесо, я почувствовал, как артефакт мягко нивелирует болевые ощущения, оставляя лишь полезное напряжение в мышцах. Тренировка превратилась в странный транс - тело работало на пределе, а сознание оставалось ясным, наблюдая за показателями, которые проецировались прямо на сетчатку.

Каждые полтора часа я отправлялся в столовую, где методично поглощал сухпайки с высоким содержанием белка. "Настоящее питание культуриста", - усмехнулся я про себя, разминая затекшие пальцы. К вечеру, когда зал уже опустел, я почувствовал необычный эффект - мышцы действительно стали плотнее, а выносливость возросла в разы. Артефакт тихо сообщил: "Первичная адаптация завершена. Рекомендован 8-часовой отдых для консолидации результатов."

Снимая доспех, я заметил, как пластины слегка сопротивляются - будто не хотят расставаться. "Завтра продолжим", - мысленно пообещал я, ощущая странную связь с этим непонятным артефактом, который теперь стал частью меня.

Последние дни перед командировкой я полностью посвятил тренировкам в лаборатории, забросив все университетские дела. Каждый час был на счету – нужно было успеть подготовиться к предстоящим испытаниям. Лишь занятия с Шуппе я решил не пропускать – слишком многое мог узнать о своей магии. Владение ядром тьмы – это одно, а вот умение грамотно его использовать – совсем другое.

Когда наступила долгожданная суббота, я с волнением подошел к массивным дубовым воротам особняка Шуппе. Их кованые узоры переплетались в замысловатые руны, которые слабо светились в предвечерних сумерках.

– Привет, герой! – раздался звонкий голос, и я увидел Ольгу, выбегающую мне навстречу по мраморным ступеням. Ее глаза искрились смехом. – Совсем ты меня бросил – не пишешь, не звонишь, в универ не ходишь. Прямо образцовый прогульщик и двоечник!

Я невольно улыбнулся, ловя ее легкий аромат жасмина.

– Я не специально, прости, Оль, – вздохнул я, поправляя сумку с учебными материалами. – Вообще скоро пропаду на месяц – меня отправляют в командировку. Но когда вернусь, обещаю, всецело посвящу себя тебе.

Она игриво покачала головой, и ее каштановые локоны заплясали на плечах.

– Наивный, если думаешь, что и сейчас я с тобой буду, – фыркнула она, но в глазах читалось теплое участие. – Пошли, бабушка ждет. Она сказала, что сегодня будет заниматься с тобой лично. Готовься – будешь проходить ускоренный курс бойца.

– Ох, чувствую, достанется мне от твоей бабушки, – пробормотал я вслух, следуя за Ольгой по знакомому коридору с портретами предков.

Она привела меня в подвал под особняком – просторное помещение с высокими сводами, где стояли тренировочные манекены и полки с древними фолиантами. Василиса Георгиевна сидела в кресле у камина, листая массивную книгу в кожаном переплете.

– Человеческая кожа? – рискнул я пошутить, указывая на переплет.

Губы ректора дрогнули в улыбке.

– Да, кожа нерадивых учеников, – невозмутимо ответила она, закрывая книгу. – Как мне сказал Зильберштейн, ты самостоятельно освоил замедление времени. Это похвально.

Она встала, и ее тень удлинилась на каменном полу.

– Сегодня я научу тебя основам управления гравитацией – контролю собственного веса и телекинезу в зоне видимости. Это лишь азы. Но помни – только достигнув совершенства в этом, ты сможешь приступить к изучению портальной магии.

– Спасибо, – искренне поблагодарил я, чувствуя, как учащается пульс от предвкушения новых знаний.

– Благодари Букреева старшего, начальника академии, – поправила меня Василиса Георгиевна. – Это по его просьбе мы ускоряем твое обучение.

Я кивнул, понимая всю важность этих уроков перед предстоящей командировкой. В воздухе запахло озоном – магия уже начинала собираться вокруг нас, готовясь к первому уроку управления фундаментальными силами мироздания.

Тренировка началась с основ телекинеза. Долгие часы я безуспешно вглядывался в медную монету, лежащую на полированном дубовом столе, пока Василиса Георгиевна терпеливо объясняла: "Представь, будто из центра твоего существа протягивается невидимая нить, связывающая тебя с предметом". В комнате пахло старыми книгами и воском от свечей, мерцающих в серебряных подсвечниках.

Внезапно монетка дрогнула. Это была старинная копейка екатерининских времен, с почти стершимся профилем императрицы. В момент, когда она наконец оторвалась от поверхности, мне показалось, будто сквозь пальцы проходят воспоминания не мои - юная Василиса, ее мать, бабушка - все они когда-то поднимали эту же монету в этом же зале. Традиция, передававшаяся через поколения.

Василиса Георгиевна протянула мне тонкую тетрадь, и я почувствовал, как под пальцами зашуршали пожелтевшие от времени страницы. Брошюра была переплетена вручную - толстые нити скрепляли листы, а обложка из плотного пергамента носила следы многочисленных прикосновений. В углу виднелся выцветший экслибрис с фамильным гербом Шуппе.

"Возьми эту брошюру," - сказала она, и в ее голосе прозвучала непривычная мягкость.

Я осторожно раскрыл тетрадь. Страницы были испещрены аккуратным, почти каллиграфическим почерком, с многочисленными пометками на полях. Некоторые абзацы были выделены чернилами разного цвета, схемы и формулы чередовались с зарисовками энергетических меридианов. В воздухе запахло старыми чернилами и чем-то еще - может быть, пылью архивов, а может, слабым ароматом тех духов, что любила юная Василиса.

"Что это?" - спросил я, перелистывая страницы.

Ректор на мгновение задумалась, ее пальцы непроизвольно повторили жест, которым она когда-то листала эти же страницы.

"Это упражнения, которые ты должен повторять," - ответила она. - "Прочти перед командировкой и с собой не бери." Она сделала паузу, и в ее глазах мелькнуло что-то теплое, почти ностальгическое. "Я, конечно, могла бы переписать ее заново... Но она мне дорога как память."

Василиса Георгиевна подошла к окну, за которым медленно садилось солнце, окрашивая комнату в золотистые тона.

"Когда я училась в медицинском, систематизировала наши родовые знания... Именно эти записи потом легли в основу моей диссертации." Она обернулась, и в ее взгляде читалась странная смесь гордости и уязвимости. "Так что перед тобой, Петр, не просто методичка... Это сердце моего карьерного роста."

Я ощутил неожиданную тяжесть в руках - теперь я держал не просто тетрадь, а кусочек чьей-то жизни, чьих-то надежд и трудов. На последней странице мелькнула дата - сорок лет назад. И подпись - дрожащая, юная, совсем не похожая на нынешний уверенный почерк ректора: "В. Шуппе, 3 курс

Спрятав за пазуху тетрадь, я продолжил тренировки. После закрепления успеха в телекинезе нас ждал обед в столовой с дубовыми панелями на стенах. Наваристый суп с клецками дымился в фарфоровых тарелках, жирные круги дрожали на золотистой поверхности бульона. За окнами сада медленно падал вечер.

В беседке, увитой жимолостью, мы пили чай из тонкого фарфора. Василиса Георгиевна рассказывала о природе гравитационных волн, когда внезапно зазвонил ее телефон. Ее лицо мгновенно изменилось:

"Слушаю. Что? Не может быть..." Ее пальцы сжали телефон так, что костяшки побелели. "Петр, ты со мной!"

Она вскинула руку, и перед нами разверзся портал - мерцающий овал с переливающимися краями, от которого веяло ледяным ветром. Внутри меня ядро тьмы встрепенулось, будто старый друг узнал родной дом.

"Что случилось? Куда мы..." - начал я, но она уже толкала меня в сверкающий проход.

Переход длился мгновение и вечность одновременно. Мы оказались в мраморном зале с высокими сводами. Воздух пахло озоном и лекарствами.

"Жди здесь," - бросила она, исчезая за тяжелыми дверями.

Я остался один под пристальными взглядами портретов на стенах. Прошло тридцать томительных минут, когда она вернулась - бледная, с тенью в глазах.

"Идем."

Длинный коридор привел нас в медицинский кабинет. Она усадила меня в кресло, за ширмой зашуршали провода.

"Что происходит?" - спросил я, чувствуя, как холодные электроды прилипают к вискам.

"Знакомая тебе процедура. Ты будешь донором," - ее руки светились бледно-голубым светом.

"Но для кого?"

"Тебе лучше не знать."

Последнее, что я увидел перед тем, как погрузиться в темноту - ее глаза, полные странной печали и решимости. Где-то за ширмой слышалось прерывистое, хриплое дыхание...