Широкое поле неподалёку от восточной стены города, сразу за совсем скромным пригородом, видимо, служило местом организации увеселений не первый раз. Хотя вчера, въезжая в город и проезжая невдалеке, Элезар ничего особенного не заметил, но сейчас создавалось впечатление, что здесь обосновался какой-то небольшой кочевой народ. Орда тысяч так этак в сто. Разноплемённая и крикливая. Повсюду стояли разноцветные палатки и шатры. Ветер развевал знамёна, разноцветные ленты, да и просто какие-то на первый взгляд тряпки, развешанные тут и там без всякой цели и системы. Толпа перемещалась между вре́менными этими строениями, казалось, беспорядочно. Возможно, так и было, ведь многие просто гуляли, наслаждаясь погожим днём и атмосферой праздника.
Торговцы кричали, рекламируя свой товар, в основном что-то съестное или напитки начиная от чистой воды до самого дорогого и лучшего вина. Крестьяне со всех окрестностей также явно не упустили шанс продать свою продукцию, и можно было увидеть по раннему времени года прошлогодние заготовки. Ни банок, ни закруток, привычных Александру, но было множество сушёных, солёных и квашеных продуктов. Грибы, ягоды, какие-то неопознанные им овощи и, конечно, лук. Почему-то этот продукт, как заметил Александр, франки особенно любили и добавляли в разном виде во все блюда, кажется даже готовы есть только его без всего. От этой привычки дыхание их было не самым приятным, и при разговорах с местными Александр быстро выработал привычку не подходить слишком близко, впрочем, помня и похожие привычки у некоторых соотечественников из своего времени и философски размышляя о том, что в целом люди не меняются.
Элезар и Бодуэн шли плечом к плечу впереди их небольшой компании прямо на людей, и те, видя их броню, щиты, мечи и лошадей, которых они вели под уздцы, уступали им дорогу. Некоторые ворчали, но в основном на них смотрели с любопытством или восхищением. Сегодня рыцари были не источником проблем или бед, не кичливыми кровососами, а героями. Своеобразными звёздами.
Впрочем, и особого пиетета никто не выказывал. Лица не опускались к земле, взгляд горожан и даже крестьян был открытым, а голова была высоко поднята. Большинство были свободными людьми и имели чувство собственного достоинства. А также часто какое-то имущество. Народ во Франкии жил неплохо и небедно, купаясь в хорошем климате и благоприятном местоположении в центре просвещённой Европы. Должно быть, достоинство и достаток идут рука об руку, — размышлял иногда Александр, глядя на этих уверенных в будущем и ценящих себя людей.
Наконец, они добрались до места проведения турнира. Под конные состязания было выделено приличных размеров поле, а вот для поединков на затупленных мечах и также битв стенку на стенку огорожены были довольно небольшие площадки, позволяющие зрителям рассмотреть каждый удар и каждое движение бойцов.
Организация была, как показалось монаху из будущего, не особо на высоте и даже не велись записи участников. Желающий просто сообщал своё имя и, если был, то титул, а глашатай громко выкрикивал кто и с кем бьётся. Возможно, кто-то какие-то списки и вёл, но Александр этого не заметил.
Некоторые участники явно были навеселе, что не добавляло безопасности состязанием, зато вызывало яркую, и всегда положительную реакцию у зрителей — горожан, который смеялись и переговаривались, совершенно не стесняясь и ничуть не смущаясь порой высоких титулов участников. В гвалте этом крики глашатаев тонули и по именам поддерживали и подбадривали только явно давно известных бойцов. Остальные же участники боёв удостаивалось эпитетов не всегда лестных. «Толстяк» или «карлик» в словах о внешности были, пожалуй, самими невинными. Впрочем, многих называли по особенностям одежды. И, похоже, зная это, участники состязаний специально подчёркивали внешний вид каким-нибудь ярким и выделяющимся атрибутом. У кого-то были перья птиц на шлемах, порой гусиные, или накидка сразу нескольких цветов, так сильно не сочетавшихся, что глаза слезились. От этого битва превращалась в состязание неких боевых петухов. Да и большинство поединков были с точки зрения мастерства не особо интересными и заканчивались довольно быстро. Либо кто-то явно превосходил соперников «по классу», либо же был настолько пьян, что такая, с позволения сказать, схватка вызывала ажиотаж лишь своей неуклюжестью.
Впрочем, это касалось только боёв «стенка на стенку» или поединков. А вот в состязаниях конных бойцов всё было серьёзнее. Да и участники там были побогаче, а улыбок их действия не вызывали. Почти по каждому было видно, что он прошёл не одну схватку. Серьёзные, профессиональные бойцы. Некоторые походили на Бодуэна и вели себя довольно развязно, громко смеясь и веселясь, но все были трезвы, а главное, взгляды профессиональных убийц показывали, что их опасаться стоит едва ли меньше, чем серьёзных дядек с угрюмыми выражениями лиц. Такой улыбчивый бородач отрубит тебе голову и весело пошутит над тем, как смешно у тебя вывалился язык из гортани.
Быстро выяснили, что конные схватки юношей прошли утром, а основная сшибка ожидается ещё не скоро. Вроде бы ждали каких-то важных лиц, или неведомые организаторы специально оставили основное зрелище к кульминации праздника.
Друзья подошли к глашатаю, скучающему около места проведения индивидуальных боёв. Поколебавшись, Бодуэн и Элезар отказались от схваток, которые всегда чреваты неожиданностями, решив поберечься для конной сшибки, а вот Утреда в бой заявили. Оказалось, что для боя один на один всё же требовалось иметь титул. Однако это не оказалось проблемой. Утред уверенно назвался де Л’Эгле, и этого оказалось вполне достаточно. Было полно мелких рыцарей с громкими титулами в честь каких-то животных, не исключено, что и правда старинных родов и ведущих свою историю от вождей племён и их тотемных животных. Мальчик выбрал себе орла, как переводился названный им титул, что сразу отсылало его к норманнам, любившим эту птицу. Что же, это не вызывало особого удивления или вопросов. И даже добавило чуточку уважения во взгляде герольда, так как норманны в нынешней Франции значили как бы не побольше самого короля.
Долго ждать не пришлось, и уже через один поединок юноша вышел на площадку с утрамбованной почвой, на которой почти не осталось ни одной травинки. Соперником его был устрашающего вида, но какой-то растрёпанный франк. Ни имя Утреда, ни имя франка расслышать в гвалте было невозможно. И хотя кто-то из зрителей, стоявший рядом с глашатаем, передавал дальше, что «малого зовут Утред де Л’Эгле, а того звероватого Гримб де Лиль», но в народ пошло лишь «малой» и «звероватый». Симпатии были явно на стороне Гримба. Впрочем, Александру, кажется, даже послышался общий женский вдох, когда Утред вышел вперёд, подняв к небу затупленный меч.
И правда юноша был очень красив. Несмотря на молодость, почти детство, он был неплохо сложен, и это угадывалось под кольчугой, а ненадетый шлем позволял в подробностях рассмотреть ещё чрезмерно юное, но очень светлое лицо. Огромные, яркие, словно светящиеся голубые глаза, пухлые губы, ещё немного детские щёки. Он был бы похож на смазливую девицу, если бы не мужественный подбородок с небольшой складкой, широкие плечи и в целом мужская фигура, которые делали его красивым мужчиной. Когда же он надел шлем, то Александр уже абсолютно точно услышал выдох грусти от женской половины зрителей, что почти автоматически прибавило «звероватому» поддержки мужской части. А некоторые горожане и отцы семейств с беспокойством стали поглядывать на жён и дочерей.
Глашатай подал рукой знак, и бой начался. На удивление всех ни юноша в порыве, ни Гримб де Лиль в звериной ярости не бросились друг на друга. Напротив, подняв щиты, они стали сходиться очень медленно. Короткими шажками, отставив правую ногу назад и ступая лишь левой, а вторую немного подволакивая и не теряя опоры. Мечи при этом оба подняли над головой и держали навстречу друг другу. Левая нога у обоих выступала из-под щита и как-то даже манила своей очевидной беззащитностью. Но Александр уже достаточно насмотрелся на тренировках на такое и знал, что это обманчиво. Стоит одному из них опустить оружие и попытаться дотянуться до ноги соперника, как незащищённую часть тела тут же прикроет щит, а сверху на незадачливо открывшегося неудачника обрушится меч, завершив бой.
Наконец, они сблизились, щиты столкнулись, одновременно поднимаясь, а оба попытались достать соперника за преградой. Гримб при этом атаковал сверху, опасно, даже с затупленным мечом, метя в шею соперника, а Утред попытался ткнуть франка под левую руку. Но поскольку оба одновременно не давили, а оттолкнулись от щитов противника, что разорвало дистанцию, то удары «не прошли». И тут же звероватый кинулся вперёд, с силой толкнув Утреда. Тот, однако, успел отступить и попытался ударить уже снизу, почти из-под щита, а сам присел, опершись на колено. Франк оказался в выгодной позиции, нависая над юношей, но пропустил удар в ногу. Будь меч острее и не будь нога защищена кольчугой, то он получил бы приличную рану, но и Утред оказался в опасности. Снова соперник попытался достать его, но юноша закрылся щитом, и оружие франка соскользнуло.
— А как они определят победителя? — задал, мягко говоря, запоздавший вопрос Александр.
Друзья посмотрели на него так, как если бы он спросил, откуда берутся дети.
— Как сдастся или бой продолжать не сможет, так и всё — прогудел Бодуэн.
— О Боже! — не на шутку испугался за Утреда Александр. Но, кажется, абсолютно зря. Тот совершенно спокойно и уверенно продолжал биться. При этом он не только отступал, но и сам наносил удары и даже пару раз пробовал толкнуть щитом противника. Но быстро поняв, что франк тяжелее и твёрдо стоит на ногах, перестал. Тогда он стал отступать с подшагом вправо, всё время заставляя поворачиваться и преследовать себя. И в какой-то момент резко бросился в атаку и ударил мечом сверху. Сначала переживавший за спутника Александр не понял, почему Утред выбрал именно этот момент, но почти сразу сообразил, что франк оказался напротив солнца, и вынужден был, чтобы уследить за оружием Утреда смотреть прямо на яркое светило. И просто пропустил удар юноши! Получив мечом по голове он, несмотря на шлем, было оглушён на секунду. И в эту же секунду он получил сначала удар закованным в кольчугу локтем в узкий нащёчник, а затем и удар рукоятью меча в лицо.
Брызнула кровь, и франк просто свалился в пыль, как подкошенный.
В этот момент всем мужчинам захотелось оглохнуть из-за невообразимого женского визга азартных болельщиц. Но и сами друзья закричали победно вместе с Утредом.
Здесь Александру пришлось ещё раз удивиться, когда поспешившие к лежачему слуги принялись стаскивать с него части амуниции и отдавать победителю. Набив полные руки трофеев и не получив даже половину амуниции, а также отмахнувшийся всем телом от попытки вложить ещё и оружие, довольный Утред удалился к друзьям под крики толпы.
— Это что получается, победитель может взять доспехи проигравшего?
— И даже его оружие, мой друг. Да всё, что захочет, кроме жизни и чести. — ответил Бодуэн.
— Но мальчонка скромен и, похоже, ещё глуповат. Или милостив.
— Этак разоришься! — воскликнул монах.
— Так и бывает, мой друг, так и бывает. Однако риск — дело благородного мужчины.
— А что, в бою на ристалище правила такие же?
— Да, там можно и в плен попасть. — беззаботно хохотнул Бодуэн.
— О Боже! — снова помянул Господа всуе монах и усиленно закрестился.
— Да что ты раскудахтался? — засмеялся Бодуэн. — Всё будет в порядке. Я узнавал, тут бой не до победы всей группы, а до первой победы над одним соперником или проигрыша. Так что шансы остаться с прибытком очень даже велики. И развлечься как следует, конечно — улыбнулся фландрец как-то плотоядно.
Александр было хотел повернуться к Элезару и предложить ему отказаться от боя, но увидел горящие азартом и предвкушением глаза последнего в который раз напомнил себе, что этот юноша уже убивал в бою, а страх крёстного брата не только не поймёт и не оценит, а скорее страшно оскорбится. Тогда он прикусил губу и стал мысленно молиться.
Элезар же уже был весь в предстоящем бое. Он жил им, дышал им. Грудь его широко вздымалась, а сердце учащённо билось, гоня по крови кислород и первый адреналин в предвкушении схватки.
Поздравив Утреда и посмотрев ещё парочку боёв, закончившихся быстро и неинтересно, вся компания отправилась к полю, где предстояла сшибка конных воинов. Некоторые из них держались командами. Остальных же разделили, особо не спрашивая. И знатные люди, некоторые из которых были графами, к удивлению, подчинялись беспрекословно организовывавшем бой герольдам или как там следовало называть снующих повсюду угрюмых мужчин в костюмах цветов королевского дома, Александр не знал и мысленно назвал их так ещё с самого прихода на праздник. На удивление инока требований к знатности здесь не предъявлялось и в сшибке собирались принять участие и довольно плохо экипированные явно простые стражники. А потом монах, к своему ужасу, увидел, что никто не собирается брать затупленное оружие. У всех в руках были хоть и лёгкие, но боевые копья. Он снова захотел воззвать к разуму присутствующих, но с силой сжал зубы и снова прикусил губу. В этот раз до крови.
Здесь уже было множество удобных трибун для зрителей. Заплатив небольшую сумму, Александр с Аглаеком и Утредом взобрались на второй ряд. Проповедник и юноша набрали себе полные руки всякой снеди, а вот Александру кусок в горло не лез. Элезар же с Бодуэном отправились по указанию герольдов к одной из команд.
Чуть позже все стали взбираться на лошадей, кто вскакивая в седло одним движением, как Элезар, а кто и тяжело взбираясь со специальной приставной скамейки, как некоторые тучные мужчины, впрочем, выглядящие скорее мощно, чем жирно.
Наконец, все выехали на поле, построившись друг напротив друга. Жара всё ещё стояла невообразимая, несмотря на вечер, и Александр подумал, что должно быть каждый из воинов обливается ручьями пота в доспехах.
Элезар же в этот момент сидел на спине своего коня, и если какой-то пот и лился по его телу, то только холодный. Он, конечно, заметил взгляды крёстного брата, и ему передалось его волнение. Внезапно ему стало страшно и тоскливо, а тревожные предчувствия сковали сердце. Зачем он решил рисковать? Зачем он поставил под угрозу свои клятвы и отправился на это поле для развлечений? Да, развлечений настоящих мужчин и воинов, но лишь развлечений. Деньги, да и лишний конь ему не помешают, но точно его сюда привела не жадность. А что тогда? Тщеславие? Гордыня? И куда ведёт гордыня?
От таких мыслей ему стало ещё тоскливее и захотелось помыться, но не от пота и грязи, а от какого-то внутреннего омерзения от себя самого.
Бодуэн же, кажется, заметил состояние юноши и постучал ему по плечу тяжёлой рукой.
— Твоя первая схватка?
— В строю, на конях — да! — хрипло ответил юноша.
— А, понимаю. Должно быть думаешь, что ты тут делаешь и зачем это нужно? — невероятно точно угадал его мысли, казалось бы, не слишком прозорливый весельчак.
Элезар нервно кивнул.
— Ты тут, потому что в твоих венах течёт кровь воина, малыш. Уж я-то вижу. Такие, как ты и я — волки, а не овцы. Нам нужны схватки, победы, слава. Если мы будет прозябать в безвестности или сойдём с ума и начнём копаться в земле, как эти черви — рыцарь обвёл широким жестом столпившуюся на трибунах и повсюду на поле толпу, действительно состоявшую во многом из крестьян, — то мы перестанем себя уважать. Сдохнем от тоски и совершенно без всякого смысла.
— А как же Бог? — спросил чуть приободрившийся юноша.
— А что Бог? — с удивлением уставился на него Бодуэн. — Господь создал тебя настоящим воином не просто так. Огонь и отвагу в твоё сердце Бог поселил не для того, что бы ты зарыл это всё в землю, а чтобы ты служил Ему мечом и щитом. Чтобы ты сражался за Него на поле брани и в своей душе. Мы волки, Элезар. Волки, а не овцы. И нас таким создал Господь. — после чего рыцарь перекрестился навершием меча.
Элезар повторил его жест и улыбнулся. Но это была улыбка не юноши, а оскал злого и голодного до схватки волка.