Крестовый поход

Глава 9. Лембрух

— Ты в своём уме, Александр?! Это просто невозможно! — пробовал увещевать уже второй час сильно раздражённый Элезар.

Путники сидели на берегу озера у костра, жарили на прутьях рыбу и на пару с Аглаеком пытались образумить своего товарища, которому в голову взбрела совершенно дикая мысль о необходимости освободить нескольких рабов только на том основании, что они его сородичи. Разговор шёл по какому-то странному кругу, вращаясь вокруг темы необходимости освобождения русичей, способов это сделать и невозможности, да и отсутствием в том нужды.

— Ну, пойми ты, Элезар. Не могу я их бросить! Ты не разговаривал с ними, а я с ними общался. Для них рабство хуже смерти. Им житья не будет. Стоит их расковать, и они снова попытаются сбежать. И их забьют насмерть или чего хуже сотворят. Проще их сразу здесь в озере утопить, чем дальше везти?

— Да умеют рабов ломать, не переживай. Они же не первый год в рабстве, чего раньше не бежали?

— Как бы не умели укрощать строптивых, а не понимаете вы, что для русского человека свет без родной земли не мил. Покуда они рядом были с Русью, то ещё ничего. Теплилась у них надежда, что выкуп соберёт город и вернёт своих ратников. Я же говорил. Родом они из Владимира, что стоит в Волынском княжестве. Войны они городские. Не ополченцы. Профессионалы. Сражались за Русь и Христову веру. И в плен сдались, только когда от голода совсем умирали, обложенные язычниками. Таких принято выкупать, и непонятно, почему в этот раз так не случилось. Ну, надо придумать способ их освободить, Элезар, как ты не понимаешь?! Они же христиане! Как можно единоверцев в рабы продавать?

— А что рабы, не люди? Хотя… ты мне, наконец, подал идею. Ты слышал, что Папа Иоанн VIII запретил продавать христиан в рабство в том числе добровольно?

— Это…который женщина? — попробовал вспомнить что-то смутное на эту тему Александр.

— Что? Какая? Ах, вот ты о чём! Фу! Ну и сказки. Слышал я эти побасёнки. Это ещё прилично тёмным сервам пересказывать, которые не могут древнюю статую от монумента Папе Римскому отличить, но тебе, священнослужителю болтать о том, что епископом Рима могла быть женщина?! Правда, говорят, в Римской империи нынче всякие сказки, порочащие понтифика, поддерживают с благоволения самого императора. Но это выдумка, конечно! Это фантазии черни и противников власти Рима, не более того. Я имею в виду реального, а не выдуманного Папу Римского Иоанна VIII, который ещё несколько столетий назад запретил продавать в рабство христиан. Правда, это повсюду нарушается, но сам закон есть. И если убедить торговца, что эти его строптивые рабы — христиане, то удастся изрядно сбить цену и выкупить их.

— Выкупить рабов? — взвизгнул Аглаек. — Притом что у вас есть святая цель, и вы ещё даже близко не приступили к Гробу Господа?!

— И правда, Элезар, на это же, наверное, всех наших денег не хватит, может уговорить его так их освободить или запугать? — засомневался и Александр такому выходу в этом предприятии.

— Вряд ли получится, хоть и можно попробовать — убеждённо и уже, явно придя к решению, ответил Элезар — И, в конце-то концов, ты прав. Сам посуди, какой смысл идти к Гробу Господню испрашивать освобождения от грехов, если постоянно совершать новые. И какие же мы настоящие христиане, если пройдём мимо страданий наших единоверцев. Тем более ты говорил этот торговец иудей?

— Да, так сказали пленники.

— Вот. Тем более. Эти распявшие Христа люди давно уже почти всей торговлей рабами ведают. Они, да мусульмане. Но мусульманам не больно-то удаётся пройти в христианские земли торговать из-за постоянных войн, а эти шастают через границы, как если бы у них везде были свои родственники.

— Вообще-то, так и есть — улыбнулся Александр. — Поверь, куда бы ты ни пришёл, хоть в сам Рим, везде ты найдёшь это племя.

— Ну и решено. А денег…. Денег мы найдём. Зачем же они ещё нужны, если не на доброе дело?

— Но, может, всё же…

— Всё, я так решил. Это мои деньги и мне принимать решение, что с ними делать.

Здесь Александру нечего было возразить, хотя стало очень стыдно за то, что он фактически вынудил юношу, так хорошо относящегося к нему, рискнуть и поставить под вопрос из-за какого-то каприза всё их предприятие, в котором видел себя старшим сопровождающим, призванным уберечь иногда импульсивного молодого человека от беды.

«Нет, это не каприз! Я же видел этих людей. Бросить их в рабстве, всё равно что убить. Нельзя их смерти допустить, иначе ни я себе не прощу, ни тем более Элезар с его добрым и благородным сердцем» — одёрнул и продолжил убеждать себя в мыслях монах.

Поспорив ещё не много, но уже как-то вяло, без азарта, явно понимая, что решение, пусть не самое лучшее, уже принято, они все вместе отправились к торговцу, которому принадлежал караван.

Пропустили их без всяких вопросов и провели к центру стоянки, где рядом с походным шатром, а не внутри тесного постоялого двора и находился искомый ими человек. Если бы не нос с небольшой горбинкой, то даже Александр не догадался бы, что перед ними еврей. Впрочем, даже эта деталь внешности была совершенно невыразительной и скорее выделялась воображением монаха, чем действительно была заметна. Одет всё ещё бодрый, и даже, пожалуй, сильный мужчина с седой бородой и яркими голубыми глазами был в дорогие, хотя и тёмных тонов вещи. Мужчина вкушал баранину, судя по аромату, растекавшемуся по поляне. На походном столике стояли и другие блюда, а торговец скорее возлежал, чем сидел, на странной гнутой конструкции, чем-то похожей на шезлонг с подушками. Рядом с ним на небольшом стульчике сидел раб, который что-то читал своему господину. В основном на столе стояла рыба, но Александр узнал даже, кажется, сушёный инжир, который точно видел здесь в первый раз.

Увидев, что к нему приближаются гости, торговец окинул их оценивающим взглядом и махнув рукой рабу, чтобы тот ушёл, поднялся навстречу. Гостям он поклонился, а те ограничились кивками, приветствиями и представлениями. Хозяин тоже представился, назвавшись Шимоном. Затем последовали дежурные фразы о здоровье, погоде в пути, как если бы гости и хозяин были знакомы, и лишь затем еврей обратился к Элезару с вопросом о цели визита.

— Уважаемый Шимон, позволь сначала задать вопрос. Что тебе известно о твоих пленниках, которых везёшь на продажу в Галлию?

— Ты спрашиваешь о тех славянах, что закованы в колодках и сидят под охраной? — спросил после глотка вина торговец.

— Да, меня интересуют именно они. Точнее, что тебе известно о них.

— Это славяне откуда-то с языческих земель. Строптивы. Пытались бежать. А большего мне знать о них не требуется. Кроме их цены, конечно.

— Дело в том, что все эти люди христиане. А как ты знаешь торговать христианами в империи запрещено. Да и нигде нельзя продавать христиан. Это запрещено и во Франкии, и в других землях христиан.

— А если я везу их не в земли христиан? — подумав и прищурившись, спросил еврей.

— Тогда тем более это нарушение закона. Христиан нельзя продавать мусульманам.

— А с чего, мой дорогой друг, ты интересуешься ими? И с чего ты взял, что они христиане?

Друзья уже обсудили этот и некоторые другие вопросы ещё у костра, и потому Элезар ответил без запинки.

— Мой друг, монах, расспросил их. Он знает их язык. Обстоятельно выспросив их не только на словах, но и о сути нашей веры, он абсолютно уверен, что они христиане. Без обмана. Невозможно, чтобы язычники читали молитвы наизусть и крестились.

— Что же. Это меняет дело — усмехнулся торговец. — Придётся им отработать свой долг, который очень велик, а потом будут свободны.

— И это меняет дело?

— Ну как же! — всплеснул торговец руками — Они почти свободные люди получается. Только должники. И поэтому я их, конечно, не продам. Я продам их долг. И они будут должны уже другому человеку, не мне. А он уже волен их или отпустить, или принудить полностью отработать всю сумму.

— А не кажется ли тебе, уважаемый Шимон, что это лишь способ всё же продать их, как рабов и что за такое тебя серьёзно накажут? — с нажимом спросил Элезар.

— Не кажется. — Всё так же расслаблено и улыбаясь, никак не отреагировав на некоторую агрессию собеседника еврей — Так делают все по христианской земле. И торгуют хоть франками, хоть саксонцами, хоть норманнами, хоть даже надменными греками. Точнее их долгами или суммой выкупа, положенной за пленников. А уж торговлей славянами точно никого не удивишь.

— А скажи мне тогда вот что, уважаемый Шимон, какова же их цена?

— Не меньше 1 тыс. пфеннингов.

— Да помилуй Бог! — вскрикнул даже Аглаек, но Элезар только рассмеялся.

— Я абсолютно с тобой согласен, уважаемый Шимон — это достаточно высокая цена за восьмерых человек, но я готов выкупить их долг.

— За восьмерых?! — Здесь уже пришло время вскрикнуть и всплеснуть руками торговцу — Да что же ты такое говоришь?! Это цена за одного. И то, я назвал тебе далеко не самую высокую и готов принять её только себе в убыток, даже не все расходы на этих бездельников возмещу.

— Уважаемый Шимон, ты же хотел, кажется, лишь окупить расходы или долги этих людей?

— Конечно, но я же заплатил за них и заплатил даже больше, чем говорю тебе!

— А мне вот достоверно известно, когда их продавали язычники, то польский торговец купил их всего за пять овец и одну корову каждого. Это 150 пфеннингов за человека. Затем он продал их тебе за вино с Рейна. И отдал ты за них ровно 10 бочек. А это значит 210 пфеннингов за человека или даже двести. Они сами эти бочки и загружали и возили и даже слышали свою цену от торговца. Так о какой же тысяче за каждого ты мне толкуешь?! — повысил голос Элезар.

— Но я же кормил и поил их в пути! — снова всплеснул руками еврей.

— Похлёбкой раз в день в течение месяца? — рассмеялся ему в лицо юноша. — Добавь к их долгу 50 пфеннингов, как если бы ты их кормил мясом, причём целыми тушами, а не жижей. Ты же хотел только компенсировать расходы на них? Так вот твои расходы составили самое большее 1730 пфеннингов. И я готов их тебе заплатить прямо сейчас.

Торговец, сперва опешивший, и явно неготовый к такому точному расчёту, быстро взял себя в руки.

— А вот что, юноша, о какой такой продаже долга мы толкуем? Не хочу я продавать их долг. Будут они работать на меня, пока всё не отработают — и мужчина, в свою очередь, самодовольно улыбнулся.

— Хм, а знаешь, что, уважаемый Шимон, а поедем мы, пожалуй, к господину Йоахиму, владельцу здешних земель. Да поговорим с ним на тему того, что какой-то еврей берёт в плен добрых христиан и потом заставляет их отрекаться от истинного Бога, да мучит в колодках, поскольку те не соглашаются. А ещё у меня много хороших знакомых в Совете Бардовикка, где ты наверняка ведёшь торговлю. И им я отпишу обязательно об этом случае.

Еврей внимательно и сурово посмотрел на Элезара.

— Юноша, я уважаемый торговец. И, к слову, ссужаю деньгами самого герцога Магнуса. Мне кажется, вы слишком много на себя берёте и слишком много болтаете. А если вам вдруг в голову придут какие-то ещё глупые идеи, то у меня достанет охранников, чтобы вас переубедить. И не забывайте, что все иудеи находятся под защитой самого императора!

— По-моему, нам надо всем успокоится — примиряющее сказал Александр. — Уважаемый Шимон, никто не хотел вас обидеть. Поймите нас правильно. Эти люди действительно христиане. И нам, конечно, как их единоверцам, больно видеть, что они томятся в плену. Их захватили язычники, и вы, конечно, могли об этом не знать, но вы понесли расходы, и мы готовы их компенсировать, чтобы освободить своих единоверцев от долга. Вам незачем везти их далеко. Быть может, вам кажется, что где-то во Франции или у арабов вы получите за них больше. Но уверены ли вы, что их довезёте? Они уже пытались сбежать. И будут пытаться снова, будьте уверены. Где гарантия, что при этом они не будут покалечены или убиты? А болезни? Они истощены и могут умереть от болезней в пути. И вы не получите за них ничего. Подумайте сами, какая сумма вам кажется разумной, в том числе за то, что мы снимем с вас этот риск? Только будьте добры, не сто́ит торговаться и завышать цену. Назовите окончательную и разумную.

Еврей причмокнул, что-то прикидывая в уме, а Элезар оскорблено сопел, но сдержался. Наконец, Шимон, по-видимому, завершил расчёты и обратился уже демонстративно к Александру.

— Хорошо. Вы говорите разумно, юноша, и это ласкает мне слух. Во Франции я получил бы за них не меньше четырёх тысяч. И путь туда уже не так долог. Я думаю, что такая сумма приемлема.

Элезар было хотел что-то сказать, но Александр жестом попросил его промолчать и тот подчинился.

— Вы всё же назвали самую высокую цену, которую смогли бы выручить при большой удаче. Однако. Вам должно быть известно, что король был в прошлом году отлучён от Церкви епископом Шартра?

— Я слышал об этом.

— А известно ли вам, что это вызвало войну против короля со стороны графа Анжуйского?

— Нет, об этом я ничего не слышал.

— Тем не менее как же вы думаете, отреагировал бы граф Фульк на похищение женщины, которую он считает женой? Ведь именно за союз с ней отлучили короля. Может до вас вести и не дошли, но во Франции сейчас неспокойно, а где неспокойно и происходят сражения, там много пленников. И цена на них падает. Кроме того, как мы недавно узнали — папа Римский сейчас направляется во Францию или уже там.

— Да, это мне известно.

— Так вот, ручаюсь вам, что он подтвердит отлучение короля — шёпотом сказал Александр. — Не кажется ли вам, что это приведёт ко всеобщему против короля восстанию?

— Это возможно — снова согласился торговец. — Я понимаю, на что вы намекаете, молодой человек. И эта информация кое-чего стоит. — Он помолчал — Хорошо, я готов отдать вам всех этих восьмерых славян за две с половиной тысячи пфеннингов. Но это последняя цена! — поспешно добавил он, видя, что Александр что-то ещё хотел сказать.

Монах посмотрел на Элезара.

Тот, помедлив, кивнул.

— Скажите, уважаемый Шимон. — обратился Элезар к торговцу — А во сколько вы оцените это? — и он протянул торговцу пусть и тонкий, но всё же достаточно крупный золотой браслет.

— Тысяча — не задумываясь, сказал торговец.

Элезар передал браслет торговцу в руки и посоветовал присмотреться внимательнее к предлагаемому товару.

— Ну, хорошо, пусть будет полторы тысячи — поморщился торговец. — Но торговаться больше не буду.

Вслед за браслетом Элезар передал два мешка. Один большой и второй поменьше.

— Золото? — Удивился торговец.

— Пересчитайте.

Подсчёты и взаимные расшаркивания, даже пару стаканов неплохого вина завершили эту сделку.

— У нас остались деньги на путешествие? — поинтересовался Александр, когда они шли к месту содержания пленников.

— Хватит в лучшем случае до Парижа. Хотя если не будем останавливаться на постоялых дворах, где очень дорого, то, возможно, сможем добраться и до юга Франкии.

— А с людьми?

Элезар остановился и медленно повернулся к другу.

— Ты предлагаешь взять их с собой?

— А ты предлагаешь бросить их здесь, посреди Саксонии? И долго они протянут, а так же как смогут добраться до Руси?

— Мы в ответе за тех, кого приручили — понимающе улыбнулся Элезар. Они уже подошли к месту, где всё тот же курчавый молодой парень стерёг рабов. Показав купчую и быстро объяснившись с юношей, они объявили пленникам их новое положение. Положение свободных людей, которых больше не могут заковать в колодки.

Радость пленников была огромна. Они и плакали, и пытались обниматься, несмотря на ограничение в движениях. Вскоре вернулся их охранник с бородатым, угрюмым и звероватого вида мужиком лет тридцати, который быстро освободил всех от колод. Пленники долго разминали руки, стонали и снова благодарили освободителей. Наконец, все они отправились к тут же разнервничавшееся от увеличившегося количества постояльцев вдове. Здесь же паре из мужиков также пришлось объяснить, что если они не хотят снова угодить в колодки, уже за преступления, то к женщине знаки внимания должны проявляться исключительно вежливые. Все, а не только двое слишком активных до женского пола, вняли предупреждению.

Вечером они сидели вокруг огромного костра, ужинали и принимали решение о том, что же делать дальше. Бывший десятник, которого звали Богдан и который был не только формальным, но и неформальным лидером пленников, обратился к Элезару и Александру с просьбой рассказать, как же удалось их освободить и что с ними будет дальше. Слово взял Александр, поскольку он мог объяснить всё на очень похожем на их язык церковнославянском. По крайней мере, изучая этот чисто богослужебный язык, никогда не бывший разговорным, достаточно глубоко на первых курсах семинарии, Александр понимал разницу между тем, как воспринимались отдельные слова и понятия в будущем, и какое значение было на самом деле в стародавние, а теперь настоящие для него времена. Говорили русичи на очень похожем, хотя и несколько более упрощённом языке, но понимали и Александра, а он прекрасно понимал их. Похоже, было немного на то, как высокоинтеллектуальный профессор, использующий сложные слова, общается с каким-нибудь плохо образованным деревенским парнем. Обоими понимается не всё, но вполне достаточно, чтобы объясняться на простые темы.

— Итак други, освободили мы вас просто. Мы вас выкупили. За то кланяться стоит не мне — повысил он голос на загомонивших мужиков — а Господу Богу и Элезару. Он по местным меркам наверно как боярин, поэтому относитесь к нему с уважением. И он в нашей компании главный. Не буду скрывать цель нашу. Идём вы очень далеко, в земли, где когда-то распяли Господа нашего Иисуса Христа. — И Александр перекрестился, а вслед за ним и все остальные, только русичи двуперстием — Поход этот дальний, возможно, на долгое время, так как есть у нас и другие дела во Франции, а почти все деньги ушли на ваш выкуп. — На этих словах мужики притихли и стали переглядываться.

— Это чегой-то, мы теперь боярину получается должны и закупы его? — поинтересовался самый мелкий и бойкий мужичок с клочковатой бородкой, один из крестьян, что попали в плен вместе с ратниками в Торческе.

— Нет. Долга на вас нет в деньгах никакого — успокоил их Александр — Деньги Элезар знает, где взять, причём честно. Но есть у нас к вам предложение. Идти с нами. Помолиться вместе у Гроба Господня, совершить паломничество к Святым Местам, испросить у Господа прощения за грехи. А после уже отправиться на Русь. Мы посоветовались и решили, что в дальнем пути крепким отрядом, да ещё в котором есть опытные ратники, пройти будет и легче, и безопаснее. А кроме того, предлагаем мы вам не грабительский поход, а богоугодное паломничество, которое вам и самим вполне хорошо бы было совершить в ознаменование освобождения от рабства, потому что действовал нашими руками сам Господь.

Все снова перекрестились.

— Век за вас молить Бога будем, но скажи, а уйти нам к родному дому дозволено? — поинтересовался снова всё тот же мелкий мужичок.

— То ваша воля. Пару монет на дорогу дадим, уж извините, больше не можем, припасов кой-каких и пожелания в добрый путь — успокоил его Александр.

— Подумать надобно, боярин — ответил за всех десятник.

— Не боярин я. Считайте, что монах.

— Хорошо, отче, завтра дадим ответ тебе и боярину Элезару.

— Ну вот и решили — улыбнулся Александр.

Они посидели ещё с час, знакомясь, рассказывая кое-какие истории из жизни, а затем Элезар и Александр удалились ко сну в дом. Аглаек же остался сидеть и попивать пиво из кувшина вместе с освобождёнными, которые разлеглись спать уже сильно за полночь вокруг костра.

Утром освобождённые пленники объявили своё решение. Трое из них пожелали покинуть отряд и отправиться на свой страх и риск в путь. Двое крестьян, а также один из воинов, из Владимира, у которого была молодая жена и двое деток и который только о них и думал. Обещал он передать весточки и семьям других ратников из окончательно уменьшившегося бывшего десятка Богдана. К некоторому удивлению Александра вертлявый мелкий мужичок из крестьян, который вчера интересовался, могут ли пленники отправиться домой, которого звали Малом или Большаком, решил остаться и отправиться к Гробу Господню. Причём имя Мал, опять же к удивлению Александра было христианским именем, а вот имя Большак, данное ему как старшему сыну, как раз было вторым — языческим.

Все пожелавшие остаться, коих было ровно пятеро, целовали новые, сделанные из дерева крестики в верности Элезару до окончания их путешествия к Гробу Господню, поклялись исполнять его приказы, как старшего, защищать и биться за него, а он, в свою очередь, поклялся, что будет кормить и поить их и переносить вместе все тяготы путешествия. Принеся друг другу некоторые аналоги вассальной клятвы, все проводили отправлявшихся в далёкую и опасную дорогу на Русь троих путников. В этот раз обошлось без слёз, так как, видимо, эмоциональный накал у всех прошёл, все успокоились и снова осознали себя свободными людьми с каким-то выбором в жизни, пусть и не таким, о котором, возможно, когда-то каждому из них мечталось. Однако же видно было, что идея паломничества с благодарением Господу за избавление от плена легла в благодатную почву, и среди решивших остаться царило даже некоторое бодрое оживление.

Вскоре отправился и оставшийся небольшой отряд. Путь их лежал к ближайшему епископству Оснабрюка, месту, где дикие германцы когда-то разбили стройные походные колонны легионеров Квинтия Вара. Но путники этого не знали. А знали они, что в епископстве им могут помочь с деньгами. Элезар был в этом абсолютно уверен, хотя и не говорил, на чём основана эта его убеждённость.

Уже следующим утром они приблизились к крупному монастырю, вокруг которого раскинулось небольшое поселение.