Экзамен для чародея: Кровавая ассамблея

Глава 14 Фейерверки и выстрелы. Ах, да — и утиная грудь!

Во дворе постепенно смеркалось, но я точно знал, что темноты сегодня не будет. Был самый разгар белых ночей, и солнце ныне никогда не пряталось за горизонт полностью, оставляя снаружи пригоршню смелых лучиков.

Тем не менее несколько работников с серьезными лицами готовили промеж фонтанов фейерверки. На длинных шестах устанавливались крутящиеся колеса, которые в нужный момент должны были озариться разноцветным пламенем, а за кустами прятались специальные пушки для огненных залпов. Там же я заметили и воздушных змеев — они должны были сыпать искрами с небес.

Наверняка в запасе были и другие чудеса, какие ранее народ не видывал. Петербургская знать всегда любила удивлять всякого рода новинками. Даже если и обходились они устроителям в кругленькую сумму.

Мы с Катериной направились в обход особняка к шатрам, и по пути очень удачно наткнулись на дворецкого Силантия. Катерина с довольным видом хлопнула в ладоши.

— Что ж ты, подлец, утиную грудь от меня прячешь⁈ — весело спросила она.

Силантий немного струхнул.

— Так ведь и не прячу, сударыня! — немного заикаясь ответил он. — Немедля прикажу подать… Васька! — заорал он проходящему мимо лакею. — Бросай все, тащи утиную грудь с брусничным соусом для госпожи… госпожи… — он умоляюще уставился на Катерину.

Но та и не думала ему помогать — продолжала строго смотреть на него, немного поджав свои влажные губы.

— Для госпожи Романовой, — сжалился я над дворецким. — Да поскорее там! И вот еще что… — остановил я его, кинувшегося было прочь. — Все предписания сыскного приказа выполнены в точности и в полной мере. За это хвалю тебя, Силантий. Молодца!

И жахнул ему по плечу так, что он даже присел. Тут же просиял от моей похвалы и побежал по своим делам.

Под ближайшим шатром мы с Катериной сели на стулья и подняли наполненные красным вином бокалы, которые нам немедленно поднес лакей. Отпили по глотку. Катерина блаженно закрыла глаза, задрав лицо кверху. Грациозная шея ее вытянулась, и я увидел на ней светлые полоски, тоненькие как ниточки.

— Алешка, можно задать вопрос? — спросила Катерина, не открывая глаз.

— Конечно, спрашивай.

— В честь кого город Санкт-Петербург получил свое имя?

— Ну это и младенцу понятно! Город святого Петра назван в честь святого Петра.

— Блин… — сказала Катерина, непонятно что имея в виду. И открыла глаза. — Я не об этом совсем! По чьему приказу он был построен?

Я посмотрел на нее удивленно. Она тоже смотрела на меня, и как всегда пронзительно щурилась, как бы говоря: «Не дай тебе бог, Алешка, назвать меня слабоумной!»

— Строительство Санкт-Петербурга было начато по указу первого императора российского Петра Первого, — ответил я с расстановкой.

— Петра Первого! — воскликнула Катерина, чему-то обрадовавшись. — Значит, он был!

Но неожиданно замолчала, довольная улыбка медленно сползла с ее лица.

— Ведь это был Петр Алексеевич Романов? — уточнила она осторожно.

Я недоуменно скривил губы.

— Почему же Романов? Трубецкой! Петр Михайлович Трубецкой! Первый российский император. Великий полководец и реформатор.

— Черт! — сказала Катерина и отвернулась. В один присест допила вино.

Откуда-то из-за спины тут же возник лакей, вновь наполнил ее бокал и сразу вновь исчез, словно его и не было.

— Спасибо… — рассеянно сказала Катерина.

Я уже знал, что многие общеизвестные факты вызывают у нее недоумение, но сейчас она выглядела совсем уж расстроенной. Неужели она и впрямь полагала, что первым российским императором был кто-то из рода Романовых? Конечно, несложно понять желание девицы оказаться в кровном родстве с правящей династией, но…

Хотя, что значит «но»? Романовы в свое время претендовали на престол наравне с Трубецкими, и если бы заседание Поместного Собора в ту пору пошло немного иначе, то вполне возможно, что сейчас я сидел бы за одним столом с девицей царских кровей.

Тут есть только один вопрос: а действительно ли Катерина принадлежит роду Романовых? Или же это просто ее фантазии?

Чтобы отвлечь девушку от грустных мыслей, я завел разговор на отвлеченную тему — начал рассказывать о фейерверках. И еще о том, к каким последствиям это может привести. Заодно поведал и о большом пожаре, случившемся лет десять тому назад как раз по причине неправильно запущенного фейерверка. Половину города тогда за одну ночь спалили. Вот это повеселились так повеселились! Славно погуляли, что и говорить…

Тут нам принесли утиную грудку под брусничным соусом, как и было обещано. Причем две порции — мне и Катерине. Сумерки постепенно сгущались, на поляне с шатрами начали зажигать светильники. За едой и беседой мы постепенно отошли от темы о царской крови и фейерверках. Поговорили о моих сестрах и матушке, затем я вспомнил пару курьезных случаев, произошедших со мной во времена моего камер-юнкерства, еще при прежнем императоре.

Рассказы эти развеселили Катерину — во всяком случае, смеялась она над моими байками вполне искренне. Выпили еще по бокалу, отчего в голове слегка зашумело. А тут и фейерверки грянули, и мы с бокалами в руках вышли из-под шатра, чтобы иметь возможность наблюдать, как разноцветные огненные фонтаны рассыпаются над усадьбой.

Шипели огненные мельницы, извивались пылающие змеи, а множество горящих фонарей, поднявшись к небу, сложились в витиеватый вензель «МТ». Что означало, несомненно, «Михаил Трубецкой», и было своего рода подарком императору, который на ассамблее сегодня отсутствовал, но мог лицезреть эти буквы из окон своего дворца. Я совсем не уверен, что у него получилось бы что-нибудь разобрать на таком расстоянии, кроме светящихся пятен. Но разве дело в этом? Наверняка на утро ему доложат, что на ассамблее у сиятельного князя Бахметьева были подняты в воздух «китайские фонари», которые сами собой сложились в инициалы царственной особы.

Когда фейерверки угасли, и стихло шипение огненных мельниц, гости, которые повысыпали из дома во двор, разразились аплодисментами и одобрительными криками.

— Шампанского, господа! — крикнул кто-то. — Предлагаю по этому поводу открыть шампанское!

Захлопали пробки, взвились пенные струи. Послышались дамские визги и смех. Звенели бокалы.

А потом посреди этого всеобщего веселья вдруг отчетливо хлопнул пистолетный выстрел.

Бдыж!

Катерина даже бровью не повела — она отнесла этот звук на счет очередной открытой бутылки шампанского. Но я-то мог отличить вылетающую из бутылки пробку от пистолетного выстрела.

Я резко развернулся на звук.

И снова: «Бдыж!» Затем послышался короткий крик, а следом — громкий стон. Отбросив в сторону бокал, я кинулся на выстрел, обратив внимание, что следом за мной кинулись еще несколько мужчин.

— Алешка, ты куда? — услышал я себе в спину удивленный голос Катерины. — Эй, Сумароков! А я?

Я увидел, что какой-то мужчина лет сорока на бегу налетел на стоящий перед ним стул, уронил его и сам рухнул на землю. Правда, сразу же вскочил и побежал дальше. Слева меня догонял Петруша Вяземский, неожиданно быстро перебирая своими коротким ногами.

Обогнув зеленую стену кустов, я резко остановился. Передо мной на траве лежал сиятельный князь Бахметьев и хрипел. Глаза его были страшно вытаращены, а зубы оскалены. Иногда он вздрагивал всем телом, и тогда сквозь зубы у него пробивалась кровавая пена. Руки князь прижимал к груди, а промеж пальцев у него сочилась черная кровь.

Черт… Да как же так⁈

Я упал на колени перед распластанным телом.

— Князь… Ваше сиятельство! — позвал я негромко.

Князь в очередной раз вздрогнул и перевел на меня обезумевшие глаза.

— Сумароков… — прохрипел он. — Сумароков, за что меня так?

За спиной послышался топот, тяжелое дыхание многих людей.

— О, Боже! Что б меня разорвало!

— Алешка, что случилось? Кто стрелял? — это Петруша Вяземский, его голос я узнал даже не оборачиваясь.

— Царица небесная! Да это же князь Бахметьев!

А князь между тем прикрыл глаза и вдруг мелко задрожал.

— Господи, он умирает! Он умирает! Доктора! Срочно пошлите за доктором!

И неожиданно посреди всех этих причитаний и не нужных вопросов я услышал единственные слова, которые вдохнули в меня толику надежды на то, что все еще может закончиться не так плохо.

— А ну-ка, живо все расступились! Я доктор! Чего тут столпились? Дайте воздуха раненному!

Катерина совершенно бесцеремонно растолкала сгрудившихся над телом умирающего князя людей и присела рядом со мной.

— Пуля? В грудь? Это плохо… Алешка, свали-ка отсюда по-быстрому, дай мне взглянуть на рану.

Я поднялся и отступил на шаг. Осмотрелся. Казалось, теперь здесь столпились все гости, что явились на ассамблею. Люди были повсюду, они напирали из-за кустов, стояли кучками вокруг и постоянно что-то говорили, и говорили, и говорили.

— В князя стреляли… Плох совсем…

— За доктором Сарычевым послали, но когда он еще приедет⁈

— Долго ждать… Князь отойти успеет за это время. Вот девица говорит, что она вроде как доктор.

— Да разве может девица быть доктором?

Так и хотелось крикнуть им: «Заткнитесь все!»

— Заткнитесь все! — заорала Катерина через плечо. — Лешка, отгони их, чтоб на пять шагов вокруг никого не было!

Голос ее при этом был таким, что возражать или же пытаться игнорировать ее приказ не представлялось возможным. И я сразу раскинул руки в стороны, пытаясь потеснить напирающую толпу.

— Господа, работает сыскной приказ! Прошу всех отступить на пять шагов назад! На пять шагов!

Странно, но меня послушались. Я и сам такого не ожидал, но передние ряды попятились, а задние не стали сопротивляться, и скоро вокруг лежащего на траве хозяина особняка образовалось свободное пространство.

— Свет! — приказала Катерина. — Принесите мне фонарь!

Народ задвигался, а уже через минуту из толпы вырвался Петруша Вяземский, держа перед лицом фонарь, под стеклянной колбой которого пылала толстая свеча. В круглых очках моего приятеля отражалось желтое неподвижное пламя, делая его глаза похожими на кошачьи. Мы подошли к телу сиятельного князя, и Петруша опустил к нему фонарь.

— Так и держи, — сказала Катерина.

Быстрыми движениями она расстегнула пуговицы на камзоле и распахнула его. На белой сорочке размер нанесенного ущерба был виден как нельзя лучше — вся левая половина груди была сплошь залита кровью.

— Матерь божья!.. — прошептал Петруша. — Он живой вообще?

Как бы отвечая на этот вопрос, князь издал тихий стон и уронил голову набок.

— Жив пока, — отозвалась Катерина. — У него пуля между ребер застряла. В крест ударилась и глубже не прошла. Уберег его боженька в этот раз. Если от шока не помрет, то жив останется… — Она подняла на меня глаза. — Алешка, мне понадобятся два столовых ножа с нашего стола и графин водки.

— Зачем? — растерялся я.

— Два ножа и водка! — прорычала Катерина, сверкнув очами. — Живо, камер-юнкер!

Я развернулся и сразу наткнулся взглядом на бледное лицо дворецкого, стоящего неподалеку с фонарем в руке.

— Силантий, быстро неси два столовых ножа и графин водки!

— И ножницы! — крикнула ему Катерина. — Если нет ножниц, то сойдет и простой нож, чтобы разрезать ткань.

— Вас понял, барыня! — заверил ее Силантий. — Сию минуту все будет!

Чего у дворецкого было не отнять, так это его способность выполнять приказания быстро и в точности. Уже через несколько минут перед Катериной стоял серебряный поднос, на котором лежали два столовых ножа, один нож для разделки мяса и стоял полный графин с водкой. И еще по собственной инициативе дворецкий притащил второй графин с теплой водой и стопку чистых салфеток.

Взяв нож, Катерина поддела сорочку снизу и быстро разрезала ее до самого ворота. Распахнула, оголив волосатую грудь князя. Кровь медленно сочилась из раны несколькими струйками, затекая ему под спину. Большой серебряный крест на шее Афанасия Ивановича был смят ударом пистолетной пули, а сама она торчала промеж раздробленных ребер, почти проникнув в тело. Снаружи был виден лишь самый ее краешек.

Катерина приложила ножи рукоятками друг к другу, выдернула из своей дорогущей шляпки ленту и плотно примотала ножи друг к другу. Затянула ленту на несколько узлов. За ней все наблюдали с огромным интересом.

— Это пинцет, — пояснила она, видя, что я смотрю на нее с удивлением. — Нам лектор рассказывал, что однажды в походе ему пришлось такой изготавливать, чтобы сделать срочную операцию. Я потом такой же делала, чтобы мясо на огне переворачивать. Правда, вместо ножей у меня были вилки…

Она снова присела над князем, смочила водкой салфетку, протерла ножи, свои руки, а затем и грудь князя. Салфетка сразу же напиталась кровью.

— Тебя как зовут? — спросила она у Вяземского.

— Петр, — отозвался тот.

— Петь, свети пониже, вот сюда… — она указала на рану. — Я попробую вытащить пулю.

Склонившись над телом, она зацепила пулю своим пинцетом и дернула, но лезвия соскользнули, чакнув друг о друга. Катерина ругнулась, да так смачно, что у Вяземского дугой выгнулись брови, и он уважительно покивал.

Катерина снова сунула лезвия ножей в рану, ухватилась за пулю и пошевелила ее. Князь Бахметьев застонал.

— Потерпи, миленький, — проговорила Катерина, сильнее сжав ножи. — Сейчас все получится…

Она извлекла пулю из раны и бросила ее на поднос. Князь издал короткий стон и сразу же обмяк, почувствовав облегчение. Катерина смочила в водке новую салфетку, обтерла вокруг раны. Следующую салфетку она сложила вчетверо, уложила ее поверх раны и прижала ладошкой.

— Нужно перевязать, — сообщила она. — Да потуже… Силантий! Срочно неси простыни, их нужно распустить на полосы вот такой ширины… — Она показала дворецкому ладонь. — И захвати покрывало покрепче — перенесем князя в дом. Достаточно ему уже лежать на холодной земле.

Все ее указания были выполнены незамедлительно. Вскоре князь был перевязан, уложен на толстый ковер и очень бережно перенесен в дом.

— Я побуду с раненным, — сказала мне Катерина, видя, что я не собираюсь отправляться вместе со всеми в особняк. — Мне нужно прочистить рану, там еще остались осколки костей. И дать ему что-нибудь обезболивающего… Ты останешься здесь?

Я кивнул:

— Мне нужно осмотреться и опросить свидетелей, если таковые найдутся. Как освобожусь, я тебя найду.

На этом нам пришлось расстаться.

Толпа на поляне быстро рассеялась. Часть гостей отправилась следом за князем в дом, другие расселись под шатрами, чтобы обсудить произошедшее под водочку и холодную закуску, а третьи отправились по домам, справедливо рассудив, что все развлечения на сегодня закончены.

Все мои расспросы, видели ли кто-либо из гостей предполагаемого стрелка, результатов не дали. Да я и не рассчитывал на это. Момент для выстрела был подобран весьма удачно — увлеченные фейерверком, никто из гостей даже не обратил на него внимания. И если бы не несколько человек, способных отличить пистолетный выстрел от хлопка бутылки шампанского, то сиятельный князь мог бы еще долго лежать за кустами, никем не замеченный.

Стоп! Но я совершенно точно слышал два выстрела! Значит, у предполагаемого убийцы было два пистолета? Но зачем?

Ерунда какая-то…

Сопровождаемый Вяземским, который волей случая оказался в центре событий и теперь чувствовал себя необычайно гордо, я осмотрел место происшествия. Ничего необычно и подозрительного здесь не было. Только пятна свежей крови на траве говорили о том, что совсем недавно здесь произошло покушение на убийство.

Одно было непонятно: с какой целью сиятельный князь в самый разгар фейерверка решил уединиться в кустах? Можно предположить, конечно, что ему приспичило по малой нужде, а сходить до нужника было лень. Но как-то это… притянуто за уши, что ли?

Тот, кто в него стрелял не мог знать заранее, что сиятельный князь пожелает покинуть гостей и окажется в удобный для выстрела момент именно в этом месте. Для этого нужно быть ясновидящим. А я таковых даже среди магов не встречал.

Не особо надеясь на успех, я опросил караульных гвардейцев на воротах. Мои сомнения подтвердились: никто из них не заметил ничего и никого подозрительного. Людей с огнестрельным оружием они не видели. Собственно, они не видели вообще никого — все гости находились около особняка, и у ворот никто из них не слонялся.

Все было чинно и спокойно. Гвардейцы так и сказали:

— Все спокойно, господин следователь сыскного приказу! За время дежурства ничего подозрительного не наблюдалось!

Словно псы пролаяли — отрывисто так, громко. Одно слово: лейб-гвардия.