Перемещаюсь к компьютеру — топать как-то лень, так что вместе со стулом, что выезжает вместе со мной из стены. Последние пару метров, тащу табуретку по ламинату уже сам, ножками, и аппарат включаю ручками — увы, техника слишком чувствительна к магии, чтобы и тут ленится лишний раз!
Начинаю изучать вопрос своего состояния, и то, где нам срочно добыть денег. Деньги сейчас нужны вот просто позарез! И на лечение, дырок в теле и отравления, ведь это «недомогание» само по себе явно не пройдет! И банально на то, чтобы всунуть предкам пачку купюр в руки, и сказать «Вот! Мы заработали!». Чтобы… не ворчали, ага.
Не говорили, что мы ездили решить проблемы с карточками и деньгами, а в итоге — так ничего и не решили. И только зря потратили время и деньги, когда могли бы… чем-то иным, более полезным заниматься.
Хм… купюр? Черный рынок, да? Вернулся к тому, от чего ушел? Пришел к тому, от чего бежал. Ведь я изначально имел мысль, просто побарыжить хламом с подземелий, и заработать себе на жизнь, да сестре на спокойствие. Не ходить в школу, не бить поклоны, не общаться с детьми…
— Всё из-за них…
— О ком ты, брат? — нарисовалась в дверном проёме мордочка сестры, что топала в туалет, и услышала мой вскрик.
— О школе.
— А… да… Наверное. Да. Не хочу туда идти. — вздрогнула она всем телом, и поняла, что сейчас уссытся, видимо слишком много чая выпив, и убежала в туалет.
Один бы я еще вытерпел это все, и кланялся бы всем, кому должно, мне то как-то все равно! Надо — сделаю! И десять лет за партой — фигня вопрос! В моем представлении и не срок! Но вот для сестры… для неё это треть жизни! МНОГО! Значимый период, и она совсем, вот совсем не хотела проводить его в поклонах не пойми кому, но очень важному.
А я… кто я такой, чтобы отказать ей в такой сущей малости? И даже не жалею о поступке! Это было… интересно! И не к такому уж плохому результату привело — одно то, что родители в курсе, что мы охотники, и даже, фактически, нас поддерживают, уже дорого стоят. Они… дороги мне! Пусть и не столь сильно, как сестра. Все же… моя психика явно сломана, и я очень сильно привязался ко всем этим людям.
Привязался к этому мигу, в скоротечной вселенной… и, наверное, это даже хорошо и правильно! И это и есть, нормальная жизнь.
О! О нас уже вовсю пишут в сети! О том, какие мы славные, и мертвые. О том, сколь печальна участь молодых… и как бесславно мы пали от рук бандитов, которых непременно найдут и покарают, но потом. Когда-нибудь, возможно.
Впрочем — о нас я как-нибудь потом почитаю! Сейчас, важнее почитать для нас, для себя! И если обобщить медицинскую суть медицинской литературы, прочитанной по теме в сети, то… нам надо в аптеку! И половину имеющейся в квартире наличности — мда.
Объедаем мы родителей, объедаем! И как при таком вот… просто брать, и запирать их в безопасных условиях нашего дома, нашей квартиры, чтобы не трястись от страху за них, каждый раз, как они уходят на работу, переживая как бы чего не случилось⁈
Запереть, чтобы не переживать, что их похитят! На веревки уведут, чужим именем назовут… нас шантажировать начнут! Заставляя делать то, что мы не хотим, и ладно если это будет какая-нибудь ерунда, вроде работы созидателями оружия для армии, в подземной лаборатории!
Вообще фигня проблема! Что там такого, страшного, в этом подземелье? В обычной, хех, кузнице. Но подземелий! Там можно вполне с комфортом пожить и сто лет, и двести, хотя по факту, хватит и половины от сотни, чтобы сдерживающий нас фактор, просто… умер от старости.
А ведь могут и на геноцид сподвигнуть могут уникумы! Решить, что надо вон тот вон город-страну-нацию уничтожить, и давайте в путь, иначе ваши предки будут умирать долго и мучительно. И… нам придется выбирать, они, или это грязное дело.
Впрочем, выбор это без выбора. И родители… мне их жаль, но устраивать резню, во имя еще большей резни — не в моих и не в наших интересов. И если мы начнем геноцид, то подпишем себе смертный приговор, а взятые в заложники предки, итак не будут иметь шанса быть отпущенными, а только освобожденными.
Эх, почему я не встроил никакого маячка в часы родителей⁈ Вот совсем, не подумал о таком почему-то! Наделил часики массой защитных функций, в том числе и довольно агрессивных, с возможностью подпитки из внешних источников за счёт поглощения тварей Хаоса, а банальной магической метки не поставил.
Ах, да! Метка бы противоречила самой идее этих часов! Скрытия и незаметности. Сверкала бы так или иначе магией, и… делала бы часы заметными. А так… конструкт сливается с телами носителей, делая их ближе к охотникам, чем к людям, но без всяких там магических цац на руках. А любая цаца, будет прятаться под магию, скрываться, и не работать, в случае с магическими передатчиками — даже отдельный артефакт не создашь и не наденешь! Только новые часы, с нуля создавать, с иными параметрами и структурой.
Но зачем мне это сейчас? Сейчас уже очевидно, что родителям если кто и будет угрожать, то это не кирпич на голову, не горшок с цветами из окна, от чего я и делал защиту, встраивая её в часики, оберегая предков от банальных случайностей, и нападок неких магических тварей. что цеплялись тогда к отцу раз за разом.
И даже не лихой водитель на перекрестке им грозится! От которого мой конструкт в полной мере не спасет, но последствия сильно сгладит, и шею, как пример, точно не даст сломать раньше, чем сломаются все ребра. Он… не монолитен, и прикрывает разные участки тела с разной силой, где-то обвиваясь словно жгутами в десяток слоёв, а где-то и одного толком нет.
Не грабитель в подворотне, и не коллеги-бухгалтеры по работе, не поделившие скрепку! Если кто и придет за нашими родителями со злыми намерениями, то профессионалы! И от таких людей мои часы никак не защитят! Вот совсем, не тот уровень! И тем более не спасут они предков от охотников, если кто-то из них, решит потрясти папку или мамку на предмет оставшихся родителям в наследство артефактов от их особо одаренных детей.
Безопасность для них есть только в пределах нашей квартиры! Вот только… Безопасность, да? Хех! от голодной смерти в четырех стенах их кто спасет⁈ Они ведь не охотники! И мясом с монстров долго питаться не смогут! Мана тварей погубит их, убьет!
Родители простые люди! Им нужна простая еда! И эту еду нужно где-то брать! Где-то покупать! Ну или хотя бы воровать. И где, и кто её для них достанет⁈ И домой доставит… Мы? Голые и нищие, без гроша за душой, мертвые пятерки?
— Да уж… дела… сеструх! Пойдем, дойдем до аптеки! Дело есть.
— М? — высунулась её мордочка в дверной проход в комнату, словно бы она только и ждала моего вопроса, хотя на самом деле топала в детскую из туалета, где сбросила не только лишнею жидкость, но и твердость, — Ты спятил⁈ — смерила она меня взглядом сверху вниз, как видно оценив мой внешний вид по достоинству.
И желтизну, и красные глаза…
— Вот потому и надо…
— Да уж! Тог… ааа… — хотела она сказать что-то иное, но замялась, потеряла нужные слова, и в итоге и вовсе сдулась, не зная, что сказать.
Встряхнулась, сосредоточилась, посмотрела на меня глазами полными решимости.
— Я сама схожу! Одна!
— Тебя из стороны в сторону мотает, как на корабле в шторм, — скривился от такого дела, глядя на неё, и припоминая то, как она шла от стенки к стенки по дороге из сортира, а в сортире, чуть мимо толчка не промахнулась, пикируя, на стульчак.
И это я не вспоминаю тот факт, что она сейчас в принципе порой не контролирует свое тело, что решает начать дрожать и спазмироватся явно само по себе, от восстановления защемленных нервов в шейном отделе позвоночника.
У неё, так-то, очень серьёзная травма! Пусть она и не понимает этот факт до конца. Ведь боль, тоже блокирована.
— Вместе пойдем! В режиме кентавра!
Я за ноги, что хоть и простреленные, но кости целые, и двигать ими я могу, пусть и хромая. А сестра… имеет не настолько побитый вид лица, как у меня! Хотя бы в части глаз, а с остальным поможет грим.
— Ты уверен? — вновь смерила меня сестрица внимательным взором сверху донизу, поджав нижнюю губу, как это делает мама, когда чем-то явно недовольна.
И эмоция эта явно неистинная, а напускная, сестрица проверяет эффект, какой дает эта вот, слизанная с родительницы мимика. Учится даже в таком состоянии! Молодец! И я ею горжусь! И эта еще одна причина, почему сеструха будет сверху, торгуя личиков — у неё с эмоциональной маской все лучше, чем у меня!
Да и язык подвешен как надо, пусть она и теряется временами, когда собеседник говорит «не по тексту», или разговор ходит в неожиданное русло, незнакомую сферу, где сестренка может только плавать, а иногда и какать. Не говоря уже о том, что принятия решений, ей порой очень тяжко даются.
— Уверен, вполне! Заодно потренируешься отыгрывать роли! Тебе же нужна практика, ведь так?
Она кивает в ответ, сознаваясь, что кривляться пред зеркалом ей надоело, а я тот еще чурбан в плане демонстрации реакции общества на ту или иную позу. Она прекрасно осознает, что ей, учащейся на книгах, категорически не хватает практики общения с людьми! И ни я ни родители, этими людьми быть не можем.
Ей нужна практика! Ей нужно отыгрывать разные роли! И на разных людях! Учится… манипулировать! Или хотя бы подавать себя в нужном ключе. А не сидеть взаперти, в тайнике, неделями, играя лишь для самой себя, кривляясь, глядя на собственное отражение. Так… много не достигнешь! И быстро упрешься в потолок понимания, имея лишь одну, собственную точку зрения. И по факту — уже.
— Так что попрактикуемся! Сегодня… будешь у нас, злобной уродливой ворчливой и стервозной бабой!
— Брр! — встряхнулась сестра, и сложила ручки на груди.
Отвернулась от меня в пол оборота, вздернув носик, сделал губки бантикам, и выдала капризным тоном маленькой девицы:
— Нит! Не хочу! — повернула голову, не меня позы и выражения лица, показала язык, добавив слова, уже иным, с скрипучим голосом старухи — Но сыграю! — словно карга многолетняя, старая, с завалинки печи скрежетающая, на глаза не показывающаяся.
Актриса! Профессионал! Покорительница сердец и театров! — и я рассмеялся в ответ. — А так же завалинок и печей, и гроза всех детей!
— Что? — продолжила скрипеть карга, хотя сама сестра, если сдерживается со смеху, и улыбка так и лезет на уста.
— Иного ответа я от тебя и не ждал.
— Ну почему же? Я бы могла предложить иной вариант! Например… старая сгорбившаяся бабка! — сгорбилась она в проходе, говоря все тем же голосом, решив соответствовать обликом словам, и высунув из руки копьё древком вперед, опершись на него, как на клюку. — Внучок, и как тебе не стыдно⁈
— А может дед?
— Да не! — распрямилась деваха, перестав корчить роль престарелой перечницы и начав говорить нормально, поглядывая на древко копья, смотрящее теперь в потолок из перевернутой ладонью к верху руки, — У меня лицо, даже под гримом, даже под пластилином, все равно не мужское! Оно… — задумалась сестрица, навалившись боком на дверной косяк, и убирая копье обратно в тайник, — детское? — взмахнула рукой, глядя на меня.
— Ага, а потому бесполое, и нас друг от дружки трудно отличить по лицу.
Сестренка поглядела на меня, внимательно изучая лицо, о чем-то задумалась, погружаясь в себя, до чего-то додумалась, сама себе кивнула, и сделала вывод:
— Да не, лица то у нас как раз разные! А вот тела, если меж ног не смотреть, одинаковые! Да и то… — стала она водить взглядом по моим рукам-ногами, и торсу с животом, вновь погружаясь в мысли, — есть отличия. Мы… не одинаковые? — вновь взмахнула ручкой, и вновь задумалась, словно бы пытаясь понять, хорошо это, или плохо.
Но на этот раз додумать мысль я ей не дал, и пояснил свой выбор «роли» для сестры и облика для нас обоих:
— Вот именно поэтому, потому, что мы дети, никаких стариков изображать мы не будем. Любой, кто увидит такого «старца», хоть сколько мы ему морщин налепим, сразу поймет, что дело нечисто. Догадываешься почему?
Сестра, вышла из дум, и снова вперила взор в моё лицо. Смотрела долго, внимательно, что-то там изучая, а потом зацепилась за очевидное — за глаза. И сразу всё поняла.
— По глазам все поймет, да?
— Ага, — кивнул я, соглашаясь, — И по их пропорциям к голове.
— Но… можно ведь… надеть платок? — показала она ручками, как будто завязывает на голове косынку, отлепляясь от дверного косяка, и вставая ровно, — Подложить под него что-нибудь… — словно бы поправила она этот невидимый платок, подсовывая под него жмень ваты, — или надеть два три слоя.
— И выставить все лицо напоказ, под обрамлением платка, да? — не согласился я с её предложением.
— Ну можно… неплотно надеть! Аки капюшон! — показала она ручками, капюшон, словно бы накидывая его на голову.
— Вот потому мы и будем вредной, но молодой и уродливой.
— Ладно, — махнула сестренка рукой, и уже хотела уйти, собираться, но тут смекнула, за еще один вопрос, — а почему уродливой?
— А какой еще, может быть низкорослая дама, с кривыми ногами в длинном плаще и пузиком под плащом?
— Эээ… ааа… поняла! — смекнула она, почему все так, и убежала прочь, готовится к параду, подбирая одежду, потроша мамкин шкаф.
А я подумал о том, что мне как бы проще самому все из шкафа взять-достать, чем потом после сестры все нормально складывать обратно, чтобы мать ничего не заметила. А сестра, побежав до спальни, запуталась в собственных ногах, упала в коридоре.
Ругнулась, поднялась, вновь упала! И на этот раз — не нарочно! И передумав идти в спальню, до детской добиралась уже на четвереньках, и тоже, не потому, что хотела поиграть и что-то там проверить, а потому, что ноги решили, что ходить им негоже, и их судорогой трясет, от все тех же проблем с нервами.
И ощущения при этом сестрица испытывает явно… не самые хорошие! И её эмоции, настоящие, и не игра, как и не самые приличные словечки из детских уст — кажется, где-то средь книг, был и сборник матерных частушек! Или… это она просто из художественной литературы, что тоже, явно средь книг попадалась, нахваталась?
Все же я слишком плохо мониторю то, что попадает к ней на чтение! И в основном сужу по обложкам, а там, под коркой с невинным названием «Как построить мост» может запросто оказаться ненавистный сестренкой любовный роман, с описаниями погоды на пять страниц, и платья на десять, да без сюжета! А книга с названием «Систематика поведения общества» может оказаться трактатом философским, к обществу отношения мало имеющему.
Про книги с названиями «Как украсть коня» и «Семьдесят лет биологии» я вообще промолчу, ведь под бесцветной обложкой этих книг пряталось какое-то явное порево, с садо-мазо уклоном — родители у нас шалунишки! И книжки эти вообще-то их достояние, и прячутся они в тумбочке в спальне, где сестренка их сама нашла, изучая вещи предков от скуки.
И она уже взрослая девушка! Так что сама решает, что ей читать, а что нет. И список книг с поревом в её интересы не входит. И у неё от такого уши не вянут, и глаза не текут, как и от книг, полных мата, просто… безынтересно ей подобное, у неё иные цели в жизни.
Так что пусть читает что хочет! Но… рот ей прополоскать мылом все же стоило бы! Одно дело читать, а другое дело делать! И ругаться почем зря, когда уже приступ прошел, и до койки дошла, и всё уже нормально так-то, просто злость на былую боль и слабость берет, и слова матерные так и лезут…
— Да епрать вашу кочерыжку якорем в удила!
Не, не, это явно не то, к чему стоит приучать мою сестреночку!
— Сестрица, смотри что у меня есть! Вот мыло, а вот ведро, а вот вода, мочалка, и твой рот. Сейчас все это совместим!
— Ладно! Ладно брат! Не буду больше матюгаться! Не буду! Честно! — отползла она от меня подальше по койки, забиваясь в угол, словно в страхе, — Ну… только если для дела, ладно?
— Ладно, — вздохнул я, понимая, что иногда, для образа, и говорить придется… вульгарно! Пусть я и надеюсь, что нам это никогда не понадобится.
И той же уродливой теткой выход в люди, мы ограничим парой раз — до аптеки, да до денег. Правда, пока что не особо понятно, где эти деньги брать, и… как выйти на этот черный рыночек, единственное место, где мы сейчас можем раздобыть наличку в кратчайшие сроки.