Кукла 5

Глава 4

Одна уродливая тетка из нас двоих вышла на загляденье! Мамино пальто, что у мамы было по голень, а на нас двоих, почти по полу волочится. Мамины же туфли, в которые мы набили ваты от души — ножка у меня сильно меньше маменькиной! И иначе бы просто болтались туфли её на мне, рискуя потеряться.

Юбка карандаш, что я натянул на себя почти по самые ноздри, а вернее — почти по самые плечи! Зато надежно скрыты ноги! И только носки туфель при ходьбе, будут иногда торчать. Блузка под плащ на сестренку, причем, не мамина! Косынка на голову, неясного хозяйствования, возможно даже бабушкина, и мамина панамка сверху.

Бельевые плечики в плечи, чтобы не весела одежда как на вешалке, выдавая реальную фигуру тощих нас, рукава подвернуть вовнутрь — уродина так уродина по полной! И не только ноги короткие, но и руки тоже! Заодно, подвернутые внутрь рукава, дают рукам хоть какой-то объём, и не веточки, внутри болтаются.

Тонна «грязи» на лицо Лины, для макияжа!

— Чешется!

Её ножки под плащом, на моих плечах, что как ноги снаружи невидны, она их к моему телу прижала, но бугорок где-то на животе «тетки» её колени создают, словно бы дама, мало того, что с короткими руками, и маленькой головой, так еще и то ли толстая, то ли беременная…

— Ну и страхолюдина! — сказали мы хором, стоя пред зеркалом, и любуясь на итоговых самих себя.

Вернее — на получившеюся барышню! А если добавить к виду и то, что мои маленькие ножки под плащом и походку даме дадут специфическую…

По меркам какого иного мира или страны, получавшаяся из нас двоих дама, еще куда бы ни шла, да, стремная, но молодая! И довольно стройная! Пусть и без сисек, с животом, но широкоплечая, а значит — работящая! И с широкими бедрами, из-за плечика за моей спиной — детей рожать может! Да и задница Лины выпирает бугром сзади, давая определённые формы попы…

— Скорее грыжа на пояснице… — комментирует свою филешку сеструха, когда я повернулся к зеркалу боком, чтобы она поглядела на сей выступ.

— Сместись вперед, а я голову буду пригибать, — скомандовал я, и сестра обняла мою бритую черепушку покрепче.

И… её трусы почему-то мокрые!

— И почему? — вопросил я за дело, все же это не очень приятно, мокрая ткань, холодящая шею.

— Не спрашивай, — смутилась она, отводя взор от зеркала, будто я так не вижу, ведь мне и зеркало то как-бы ни к чему, я в него и не смотрю, я в нем отражения и не вижу.

— Иди как поменяй! — скривился я от такого, корча мордой под плащом, и сестренка вернула взгляд отражению.

— Да ладно, мы столько наряжались….

— Иди! — настоял я, и наш кентавр вынуждено распался.

А я подумал о том, что ей надо бы мне вообще на голову сесть! Обхватив черепушку ногами, и так ехать. Сил удержатся хватит, а дама в плаще получит больше росту, меньше животу — колени торчать не будут! Попа из спины тоже торчать перестанет, да и плечико за моими плечами станет ненужно, и не будет риска его потерять.

— Лин, у тебя опять трусы мокрые. — проговорил я, когда деваха вновь села сверху, усевшись на мою бритую маковку, покрепче обхватывая её ногами.

— Пошли уже брат! Иначе мы так никогда не соберёмся!

— Проблемы? — озаботился я ситуацией, ведь у неё, все же, совсем недавно был сильно поврежден позвоночный столб, и это накладывает немалые проблемы с контролем над телом!

В том числе и над его такими функциями, как удержание в себе экскрементов и мочи, и… похоже, ей не хочется об этом даже говорить. Стеснятся.

— НЕТ! — ответила сестра крайне резко, что прямо говорит — проблемы есть! Но гордая воительница их никогда не признает.

— Точно? — намекнул я на то, что можно мне и не врать.

— Да!

— Тогда не ерзай так на моей лысине! — прокомментировал я то, что девица никак не может устроится на моей маковки, двигая бедрами туда-сюда, полируя мокрой тканью и без того блестящею голову. — А то люди могут подумать, что это у дамы еще глисты в животе размером с руку.

— Ладно… — пробубнила сеструха, и сползла почти до затылка, а затем вернулась обратно и вновь поползла.

— Ну я же просил!

— ЧТО⁈ Мы еще не вышли! И я… просто устраиваюсь, вот!

— Ладно…

И вообще, эта все ситуация, с тем, как сестренку сейчас мотает из стороны в сторону временами, не держат ноги, и она в них порой путается, словно в лесу, или вот как сейчас, не может удержатся на моей голове, и не может удержать в себе мочу, наглядно демонстрирует две парадоксальные вещи:

Первая — она все же кукла! Ведь её регенерация тела. не настолько сильна, чтобы вернуть надорванные связи нервов меньше чем за сутки в состояние как было. И будь она человеком, все, что сейчас могла бы, так это лежать в койке, и гадить под себя, что сейчас происходит лишь отчасти, с легким недержанием.

Она бы поправилась! И вновь бы ходила и бегала, даже после такой травмы, даже будь она человеком. Не умерев сразу, и не получив гематомы, это не проблема! Но на реабилитацию ушло бы время, и много, очень. И реабилитация требовала бы много труда, страдания и работы, над возвращением утраченного контроля над телом. И возвращения привычных связей меж командами мозга и нервными волокнами тела.

И все это очень небыстрый и тяжелый процесс! И не каждый вынесет тяжесть прохождение через него, и ни каждый сумеет вернуть себе всё, что утрачено. Кто-то сдастся, и былые связи канут в небытие, и былая форма, станет недоступна, ведь нервы от забытых мышц, будут идти в никуда. Да и сами мышцы, со временем атрофируются и пропадут, исчезнут, растворятся за ненадобностью.

А она ходит! И сейчас! Спустя меньше суток, от попадания по шее и смещения позвонков! А не когда-то там. И лишь слегка мокнет, а не мочится. Контролирует себя в приемлемом уровне! И пред угрозой никуда не идти, даже перестала сползать с моей маковки вниз на шею! И за время спуска по веревке под плащом невидимкой, надетого сверху пальтишки маменьки, так ни разу и не соскользнула!

А парадокс её природы в том, что она — все же человек! Ведь будь она обычной простой куклой, что недалеко ушла от мясного голема, и ей было бы напрочь плевать на перебитые нервы, на нарушение связи меж мозгом и телом, на то, что сигнал от мозга может не доходить до рук и ног, а сигнал от конечностей, до самого мозга обратно.

Она бы перебитый хребет даже бы и не заметила! И вообще, существовала бы словно отдельно от тела! Словно б это её костюм, экзоскелет, боевой робот или голем! Боль которого — не её боль, и плевать ей на оторванные руки и ноги, пока их можно пришить-вернуть обратно. Вопрос лишь в чувстве утраты механизма, а не в том, как жить дальше, и сколь сильно ноет дырявая щека.

Для неё бы не было боли, и всего прочего. Но она есть, она все чувствует! И боль, и прикосновения, и человеческие нужды, и неважно то голод, щекотка, или желания поспать — всё ощущает! Полноценно, и как человек.

И я бы даже сказал, что до случившегося происшествия со смещенным позвоночником, она была человеком процентов на девяносто, фактически настоящим! И свою магическую суть исползала лишь как вспомогательный орган, даже мысля исключительно человеческим мозгом, рассуждая человеческими критериями, используя алгоритмы человеческого разума, или близкого к таковому.

Сейчас, боль, неудобства, невозможность двигаться как привычно, заставляют её активизировать забытые функции управления собственным телом как марионеткой. Это всё в ней есть, это всё в неё заложено! Она изначально всё это могла! Это её природа.

И тогда, давно, только после рождения, встала на ноги уже на третий день, двигая своё тело, словно куклу на веревочках из магии, до этого умудрившись дважды сломать собственную шею, что еще не держалась нормально, но даже этого не заметила. Ведь мозг ребенка выполнял у неё лишь вспомогательные функции, по большей части лишь сигнализируя, что он есть, и тело без него умрет, а без тела — умрет и она сама, прекратив существования и свою службу хозяину.

Но приказ, не отсвечивать, и просто жить, был выполнен… с излишним усердием. И Лина слишком привыкла жить человеком, маленькой девочкой, с любящими родителями, что позабыла о своей природе. И о всех тех знаниях, что я в неё заложил. И я искрений рад, что так получилось! Это делает её, пусть не прям уникальной, но очень необычной, из всех моих кукол, что я когда-либо создавал.

И пусть, я пока боюсь делать смелые прогнозы, хоть и хочу верить в лучшее, но потенциал этой крошки… огромен! А её личность… внушает оптимизм! И веру в то, что это зверек, когда вырастит, не будет пытаться меня убить.

Я верю, что она не сбежит от меня! Как прочие, забыв о создателе на столетия. Верю, что сила её не развратит, и не заставит желать БОЛЬШЕГО, ведь тогда… у нас один источник магии на двоих, и вопрос во владении им, вопрос перетягивания одеяла — один из нас может владеть всем, или ничем, или пополам. И воевать с такой будет очень сложно.

Сейчас этот баланс девяносто на десять, и сестра еще слишком юна, по меркам вечно живущих, и слаба, на фоне меня, чтобы пользоваться даже этими процентами в полной мере. Угрозы она не представляет совсем.

И я согласен отдать даже больше половины, когда она подрастет и освоится! Но если сестра потребует больше шестидесяти процентов, это будет означать, что она хочет ВСЕ и останавливаться ни на семидесяти, ни на восьмидесяти не будет точно. И придется решать, и решатся, кто из нас двоих останется и будет дальше жить на этом свете.

Впрочем, это вопрос далекого будущего! А сейчас… мне разве что интересно посмотреть на то, какую модель жизни она выберет — как человек? Существо, которым она фактически была все эти годы. Или магическая кукла? Которой она родилась и является по природе. Или состряпает из себя что-то иное? Например, нечто такое, близкое к моей форме существования, энергетическая жизнь…

— Пробежимся еще раз по списку, — сказала сеструха, прерывая мои думы, когда мы, остановились в подворотне, чтобы сбросить невидимость, и двигаться дальше уже в облике стремной тетки, — Вот этот весь список, да? — повертела она в руках бумажку, на которую я выписал все название препаратов и дозировки, а также цены, — и вот по этим ценам, — закусила сестра губу, силясь всё запомнить за одно прочтение.

— Там еще на обратной стороне есть. — усмехнулся я, не глядя на бумажку, — То, что выделено красным…. Покупка под вопросом.

— Что-то запрещенное? — поняла она все по-своему, хоть мы и обсуждали, что запрещенки тут нет.

— Скорее… что-то очень дорогое.

Половина всех денег родителей, что те откладывали на нашу учёбу на два пузырька! Конские бабки! Но что-то чуется мне, что эти лекарства, все же придется выкупать, иначе… будет плохо. Кажется… с печенью у меня совсем беда-беда! И будь я простым человеком — орган давно бы уже отказал и подох, а следом и я сам. А жить без тела, я, хех, как бы не умею! Даже теоритически.

Топаем из подворотни, идем до аптеки. Сестра, явно мондражирует по дороге, тихо вздрагивая и трясясь. Пред самым входом, берет себя в руки, и нацепляет маску злобной стервы, согласно роли. Заходим — толпа, очередь. Сестра — оглядывает злобным взглядом толпу баб, собравшихся в аптеке — кажется, мы не вовремя! И тут какой-то час пик! И злобные тетки злобно смотрят на товарку.

Сеструха, от их взгляда, чуть не выпадает из образа! Но маска тает лишь на мгновение, лишь на миг, образ хладной стервы, готовой на все уродины, что жизнь прохавала через сапог, становится неубедительным, после чего сестренка возвращает себе нужную гримасу на лицо, становясь еще более злобной и недовольной.

Как и подобает её образу! Как подобающая реакция при встречи такой дамы с коллегами! А тут… собрались явно коллеги по цеху наглости и злобности! Что четко читается на лицах, пусть все из них, даже возрастные, и выглядят не в пример красивее и краше нашего образа «одна из двух». И можно сказать вообще — красавицы с ногами от ушей! Пусть и немного… потрепанные временем.

— Кто последний⁈ — гаркает Лина зычным голосом.

Бабы морщатся, отворачиваются, признаваться в последности не желают.

— Вы чо, оглохли⁈ — молчание, — Значит никого, да? Ну тогда я пройду, — и целенаправленно движется к кассе, мелко семеня моими ногами.

Возмущения на нахалку тут же накатываются волной. И обзывают, и ругают! И даже про физические возможности не забывают! Пользуясь тем, что наш кентаврик невысок ни ростом, ни образом, и габаритами не широк ни разу. Вот только мы — охотники! И силы в нас немеряно, на фоне простых людей так вовсе.

— Ты че меня лапаешь⁈ — возмущается сестра, снимая с ворота плаща руку, которой рослая, даже по меркам Залиха, барышня, хотела поднять нас полетать, показать столицу, хватом за грудки.

— А ты че куда прёщь? — пищит бабенцыя, что хотела нас еще и уронить, но не смогла.

И сама почти упала, и теперь оказалась ниже головы сестры, а не возвышаясь на полторы головы вверх. И её рука теперь зажата в хвате тонкой веточки стремной, но сильной наглячки, и не упала рослая дылда на пол только от того, что сестра её держит.

— А я че, у пустоты что ли спрашивала кто последний⁈ Оглохли что ли все совсем⁈ Да берегов не видите…. А потом возмущаетесь⁈ Может вы тут так, просто так все стоите, языками чешите⁈

Скандальные пересуды, крики, гомон, и все та же толпа баб. Попытка обвинить нашу персону в насилии, что сеструха тут же законтрила в два слова:

— Тут есть камеры! — указала она на угол зала аптеки, даже не глядя туда, — И по ним будет все хорошо видно, кто на кого напал! Хотите присесть за нападение? Ну скатертью дорожка! А я максимум штраф за превышение самообороны получу! Да еще моральный вред стребую! В плюсе буду! Усекли⁈

Не усекших не нашлось, и толпа стала притихать. Однако медленно двигающаяся очередь, к медленно работающему усталому аптекарю, все так же двигалась… медленно. Намекая, что мы тут надолго, и неизвестно что еще, может за это время приключится.

Впрочем, что бы там не приключилось, сестренка явно наслаждается процессом! Быстро втянулась в разборки, и пока все прочие драли глотки на нахалку, красней от возмущения, и зверея от гнева, она тихо кайфовала, от рыканья на них, да посылов в пешие путешествия, и явно ни разу не принимала все эти оскорбления близко к сердцу.

Ей… плевать на это всё! И визжит недовольным секачом, она лишь для виду. Ей… явно нравится «ставить на место» всех этих теток! И задевать их за больное, да так, что те уже кидаются в драку, снова! И еще одна прилезла и огребла…

— Знай своё место, шалава длинноногая! Вымахала, ишь! А ума ни грамма!

И ногти этих дам, что словно когти у уличных кошек, желающих подрать личико уродки, сестре как бы нестрашны — она их до себя, даже и не допустит. И в итоге лишь нападающие злодейки, будут биты и валятся на полу — до пинания лежачих, сестрица пока не опустилась. Ногами в нашем кентавре, заведую я.

И в итоге. очередь… подсократилась! И мы проследовали к кассе, нагло оттесни силищею встать пред ней какую-то иную, длинноногую, но уже довольно старую, бабенцию, что тоже, хотела разобраться, явно привычным методом, да не смогла, будучи отброшенной прочь, словно уличная шавка, и утратив весь былой боевой дух, навалившись на кассу с меланхоличной усталой аптекаршей.

— Куда лезешь!

А, нет! Что-то еще осталось в этих пороховницах!

— Проблемы⁈

— Да никаких, но… а. эх… да при, при уже! Наглая стерва! Вот в моё то время…

Лина сделала заказ — аптекарь решила тоже поскандалить! Отказалась нам продавать часть лекарств! Видите ли, у нас, нет предписания от врача! Вот только предписание, не рецепт, и все выписанные мной на листок лекарство, не входят в перечень сильнодействующих или наркотических, продающихся строго по рецепту.

И Лина это знает, мы это обсуждали еще в квартире! И вспомнили в подворотне. А потому этим и давит на упрямую и уставшею, не желающею продавать нам нужное. Аргументирует позицию, почему должно продать, то, что должно, и вообще, видите ли, врачи — сволочи! А уж тем более целители-охотники, ленивые жопы, что вообще ни в какие ворота! Не хотят никакие бумаги писать за просто так, и вообще — фиг к ним на приём попадешь! Работать сволота совсем не желает!

Но поняв, что слова о лени и негодяях-лиходеях летят из уха до уха не задерживаюсь у этой усталой, но упрямой и наглой, сестренка сменила тактику!

— Согласно пункту два, подпункту три, и на основании…

Не знаю, что там за пункты и законы, которыми сестренка вдруг стала осыпать бедную аптекаршу менторским тоном, но все тем же зычным голосом, где она и что такое вычитала, но это сработало безотказно и на все сто! И нам быстро соорудили все что надо в один пакет, и приняли расчет, но скидку сделала всего три процента.

— Я больше не могу! Не имею право! — пропищала кассирша чуть не плача, и сестра поняла, что явно перегнула палку с угрозами, и решила, что хватит играться с этой «едой».

Поблагодарила, распрощалась, и мы, не забыв сделать поклон прощания, ушли прочь из данной аптеки.