Дорога до Ростова выдалась запоминающейся. Мы ехали своей компанией, билеты на автобус взяли так, чтобы поместиться поближе друг к другу, а условия радовали: работающий кондиционер, спасающий от жары, и мягкие комфортные сидения.
— Мишка, ты здорово придумал на счёт аэротрубы, — похвалил меня Абрамов. — Это и увлекательно, и в будущем пригодится, когда мы будем поступать в Центр подготовки космонавтов.
— Ну, не знаю! — возразил Руслан, который поехал только потому, что Оле непременно захотелось полетать в аэротрубе. — Я в космос не собираюсь, мне и на Земле работы хватит. Но ради общего развития почему бы и нет?
— А мне всегда хотелось с парашютом прыгнуть! — неожиданно призналась Даша. — Но я себя знаю, я ведь такая трусиха, что никогда не решусь прыгнуть, даже с инструктором. А тут вроде бы и ощущения те же, что при прыжке, но и не так страшно. Точнее, совсем не страшно.
— Это ты ещё не пробовала, — заметил Артём. — И потом, с парашютом прыгать всё-таки круче. Больше свободы действий и можно полюбоваться классным видом с высоты птичьего полёта.
— Тём, тебе-то откуда знать? Ты разве когда-нибудь прыгал с парашютом? — удивилась Кира.
— Прыгать — нет, но я смотрел кучу видео на эту тему. Если на экране это выглядит красиво, то в жизни ещё лучше.
За разговорами я не заметил как мы проехали половину пути. Потом Даша надела наушники и слушала музыку, а я задремал и проснулся только после того, как мы добрались почти до самого города. К аэроклубу ехали на микроавтобусе, который вызвали на автовокзале. Он находился на окраине города, и добираться сюда пришлось почти час. Но оно того стоило.
Чего здесь только не было! Планеры, дельтапланы, одноместные самолёты и, конечно же, здание, в котором мы нашли аэродинамическую трубу.
— Ребята, с деньгами не торопимся! — осадил нас инструктор по имени Алексей, который отвечал за то, чтобы наши полёты прошли без травм и принесли массу положительных эмоций. — Давайте сначала пройдём медицинский осмотр. У кого-нибудь есть противопоказания?
— Вы сначала расскажите что считается этим самым противопоказанием, — потребовал Руслан.
— Беременность, сердечно-сосудистые заболевания и ещё парочка вещей, о которых вам расскажет врач, — ответил мужчина и открыл перед нами дверь. — Прошу!
Когда настала моя очередь общаться с врачом, я заверил его, что отлично себя чувствую и никогда не испытывал проблем со здоровьем. То, что мы студенты воздушно-космической академии подействовало успокаивающе на него, потому как врач прекрасно понимал, что нас проверяют каждый год на медосмотрах так, что хоть сразу из-за парты в космонавты бери.
Наконец, когда формальности были соблюдены, а бумаги подписаны, мы оплатили занятие с инструктором, переоделись в обтягивающие костюмы и вышли в коридор. Я специально выбрал спортивную обувь, чтобы было удобно. На счёт одежды сильно не забивал голову — всё равно сверху был защитный костюм. Главное не замёрзнуть, потому как ветер будет дуть — мама не горюй! Голову надёжно защищал шлем. Остальные ребята выглядели в точности также.
— А это точно безопасно? — заволновалась Даша, увидев размеры трубы.
— Абсолютно! — заверил её инструктор. — Слушайте меня, и тогда ничего плохого не случится.
— А если мы упадём с большой высоты? Сколько здесь метров? — не унималась Павлова.
— Четыре в ширину и семнадцать метров в высоту. Вверх не улетите — там прочная крыша. Вниз тоже провалиться не выйдет — вентиляторы защищены прочной металлической сеткой. Ещё вопросы есть?
— А какой вес максимально допустимый для полётов? — забеспокоилась Оля, комплексующая из-за небольшого лишнего веса.
— Среди вас точно нет тех, кто не подошёл бы по весу, — успокоил её инструктор. — Мы установили ограничение в сто двадцать килограмм, но на самом деле можно и с большим весом, просто решили обезопасить себя. Вопросы ещё есть? Тогда слушаем меня внимательно!
Инструктор объяснил как входить в трубу и как держаться. На самом деле, всё оказалось очень просто: занимаешь положение для взлёта, а затем увеличиваешь площадь тела касательно плоскости, чтобы воздух вытолкал наверх, или уменьшаешь, чтобы спуститься ниже.
— Буквально старайтесь надавить руками и грудью на воздушный поток, — напутствовал Алексей.
Летать в аэротрубе решили по одному. У каждого из нас было по двадцать минут времени, чего хватило с лихвой. Пока первый человек летал, второй готовился сменить его, а остальные сидели в кафешке, которая нашлась неподалёку. Плотно обедать никто не стал, но подкрепиться не помешало бы, потому как мы больше десяти часов ничего не ели.
Первым летать вызвался Артём. Девчонки заметно трусили, поэтому охотно пропустили его вперёд. Ну а принимать эстафету приходилось мне.
— Удачи! Держу за тебя кулачки! — подбодрила меня Даша и поцеловала так, будто я собирался летать не двадцать минут на аэротрубе, а столько же лет в космосе.
Через положенное время Абрамов вышел из трубы. Его ноги заплетались, а сам он едва двигался.
— Кажется, я завтра вообще не встану! — признался парень. — Мышцы болят просто невыносимо.
— Приезжайте почаще, тогда и мышцы привыкнут! — ухмыльнулся Алексей и махнул мне рукой, приглашая войти.
Кто сказал, что летать в аэродинамической трубе легко? Пусть выдйет и попробует с первого раза совладать с воздушным потоком. Минут пять у меня ушло только на то, чтобы перестать барахтаться в воздухе, как осеннему листу, подхваченному потоком ветра. Ещё через пять минут я научился контролировать своё тело и подниматься или опускаться по трубе. Кстати, ещё то удовольствие! Когда воздух подбрасывает тебя и уносит метров на пять вверх всего за пару секунд, впору забыться и сорваться вниз.
Но я быстро учился, а может, не такая уж это и сложная наука. В любом случае, к концу времени я даже выписывал различные фигуры в воздухе.
— Нормально, с парашютом уже можно прыгать, — успокоил меня Алексей. — Главное — учись контролировать тело и чувствовать воздушные потоки. И не паникуй! Тогда всё получится. Если сейчас тяжело, то представь как будет на высоте в пару километров, когда решения нужно принимать быстро, а при этом учитывать ещё кучу разных факторов.
— Я ведь буду не один, а с инструкторами.
— В любом случае, полагаться стоит только на собственные силы. Пусть они исправят тебя, если ты допустишь ошибку, но ты должен справиться сам. Или будешь перепрыгивать заново, пока не научишься.
Выходя из трубы, я понимал Артёма. Мышцы действительно болели так, словно я пробежал марш-бросок километров на десять. Причём, первые километров пять бежал в классическом стиле, а остальную дистанцию прошёл на руках.
Сменив обтягивающий костюм на привычную одежду, я присоединился к друзьям и взял себе чай с лимоном. Думаю, что-нибудь горячее должно немного взбодрить, а лимон поможет набраться сил и энергии. Ничего есть не стал, потому как боялся, что обед выйдет обратно.
Памятуя проблему с темнотой перед глазами, я боялся летать в трубе и схватить тот же эффект, но к моему счастью ничего подобного не произошло.
Даша присоединилась к нам через полчаса. Пришлось даже встретить девушку, чтобы помочь ей добраться до кафе.
— Нет, двадцать минут летать в трубе — это слишком! — призналась она. — Зато впечатлений море. Мне теперь хватит на весь следующий год.
К вечеру мы в полном составе собрались в кафе, перекусили и пошли слоняться по территории аэроклуба. До автобуса у нас оставалось не меньше четырёх часов, поэтому мы могли посмотреть как летают другие.
— Эх, сесть бы за штурвал и самому порулить! — не выдержал я, глядя как в небо поднимается очередной самолёт.
— Не переживай, Мишка! Ещё полетаешь. Вот увидишь, Рязанцев скоро объявится.
Действительно было немного удивительно, что Лев Михайлович не предупредил нас о полётах заранее. Неужели в этом году будет начинать летать с сентября? В принципе, я не особо расстраивался, потому как у меня было время на реализацию ещё одной затеи.
— Нет, Миша, мне и аэротрубы хватило. С парашютом прыгай как-нибудь без меня, — призналась Даша, когда я предложил ей составить мне компанию.
У меня остались контакты ребят с нашего аэроклуба, который дал мне Рязанцев в конце учебного года, поэтому далеко ездить не пришлось. Созвонились с инструкторами, я взял необходимые справки и отправился покорять небо на стропах парашюта.
После полёта в аэродинамической трубе прошло три дня, и мышцы немного пришли в себя. Правда, уже после первого прыжка они снова ныли, словно я только что полетал двадцать минут.
В первый раз со мной прыгали два инструктора, которые страховали каждый шаг. Я всё делал сам, но если бы замешкался, они вмешались бы и исправили опасную ситуацию. Понимая, что я отлично контролирую ситуацию и не паникую, мне даже доверили самому порулить стропами.
Да, здесь всё происходит совсем иначе. Ты чувствуешь огромное пространство вокруг, высоту и понимаешь, что время идёт на секунды, а потому действовать нужно быстро. С земли за прыжком следил инструктор и по рации, установленной в шлеме, подсказывал, когда нужно формировать «подушку», чтобы снизить скорость и безопасно приземлиться.
За четыре дня я прыгал ровно десять раз — дважды всё-таки пришлось перепрыгивать, чтобы корректно выполнить задание и перейти на новый уровень. Не могу сказать, что я стал профессионалом в прыжках с парашютом, но определённый опыт у меня появился, и это здорово!
По итогу мне выдали сертификат, который подтверждал, что я прошёл программу подготовки по прыжкам с парашютом по системе ускоренного свободного падения.
Вернувшись домой с трофеем, я рассчитывал немного отдохнуть, но оказалось, что мама взяла небольшой отпуск за свой счёт, и нам нужно ехать в Таганрог.
По такому случаю в гостях у бабули собралась вся семья: помимо нас с мамой в гости пришли Саша с Лидой. Оказалось, что Лида уже на шестом месяце беременности и ближе к Новому году у них должен появиться малыш.
— Не было повода говорить, — призналась женщина. — Да и как-то забегались. Я думала, мама непременно проговорится.
— А я что? Я как партизан! — гордо произнесла бабуля, выпятив грудь. — Зато какой хороший сюрприз получился!
— А кто будет уже сказали? — поинтересовалась мама.
— Малышка, — призналась женщина, нежно проведя рукой по округлившемуся животику. — На УЗИ нам сказали, что там будет девочка. Мы не стали проводить модные сейчас гендер-пати, а просто узнали у врача.
— Ну, так не интересно! — неожиданно воспротивилась мама.
— Ой, Сашка меня бы съел, не скажи я ему немедленно кого мы ждём, — призналась Лида.
— Миша, а когда я правнуков дождусь? — неожиданно бабушка переключила внимание на меня. — Я хочу хоть перед смертью правнука или правнучку увидеть.
— Ну, тогда тебе придётся ещё с десяток лет пожить, бабуль, — перевёл я разговор в шутку.
— Мать говорит, у тебя девочка появилась? — продолжала допрос бабушка.
— Всё верно, ваши разведданные верны. Но мы планируем свадьбу не раньше конца учёбы. Тем более, Даши потом ординатура, так что ближайшие лет пять точно нет.
— Понятно всё с вами! — отмахнулась бабуля и принялась расспрашивать об учёбе. Она так волновалась, когда я рассказывал ей о полётах на самолёте, что о прыжках с парашютом и планах стать космонавтом решил умолчать, чтобы не беспокоить её лишний раз. В случае чего скажу, что уехал в командировку. Мы пробыли в гостях всего пару дней, а потом засобирались в обратный путь. Бабушка приготовила нам полную сумку консервации, на что получила целый шквал замечаний от мамы.
— Тебе бы отдыхать, а ты всё у плиты стоишь! Мы всё сами купим и закроем.
— Такого, как у бабушки, точно не закроете. Что там у вас в магазинной консервации? Гадость одна! Вон, Саша недавно взял кабачковой икры. Так она горькая и совершенно нвкусная. Такое впечатление, что тыквы туда намешали, чтобы дешевле было. Будто не для себя делают, а лишь бы закатать в банку и продать.
В конце августа неожиданно нарисовался Рязанцев и вызвал в академию на полёты. Пришлось собирать вещи и отправляться в Ворошиловград. Была и ещё одна неприятная новость. Теперь мне выпало летать с Рязанцевым. Не знаю почему возникла такая необходимость, но приятного в этом было мало.
— Недотягиваешь угол атаки! — ревел Лев Михайлович, когда я поднялся с ним в небо первый раз. — Резче надо! Вот так! А теперь делаем вираж!
Уже минут через пять у меня голова гудела от его постоянных замечаний и команд. Понимаю, почему в прошлом году Золотов вылезал из машины, словно вареный.
— На себя дотягивай! — заорал Рязанцев и сам потянул ручку. Никакой возможности сосредоточиться и прочувствовать машину. В итоге отлетал посредственно, хоть и выполнил все фигуры, которые Рязанцеву захотелось изобразить.
Всю неделю мне приходилось летать с Рязанцевым, а когда нервы были уже на пределt, он передал меня на контроль Смирнову и Старостину. Оба инструктора после Льва Михайловича казались просто душечками, поэтому уже на следующий день делать фигуры я полетел сам. Но отсутствие Рязанцева в кабине не особо спасало, потому как он продолжал наседать на меня по связи. Неужели он отобрал микрофон у диспетчера?
— Недотягиваешь! — орал он в микрофон, а потом его слова слились в сплошное рычание, из которых я с трудом мог выделить лишь обрывки: — Следи за скоростью… критические углы атаки…
Самолёт свалился на крыло, а потом перешёл в штопор. Голова закружилась, а я понял, что падаю. Я машинально взглянул на высотометр и отметил, что нахожусь на высоте три тысячи семьсот метров, скорость упала, а в кабине раздался тревожный сигнал. Где же ты раньше был? Лучше бы сигнал слушал, чем Рязанцева. Ничего, справлюсь!
— Выходи из штопора! — донёсся голос Рязанцева.
Легко сказать! Мало выйти из штопора, нужно умудриться не увести самолёт в обратный штопор, да и размазаться по земле не хочется. Резко дал ногу в сторону, обратную вращению, потянул ручку от себя, а затем набрал скорость и начал выводить самолёт из пикирования. Всё это длилось несколько очень долгих секунд, которые показались мне вечностью.
— Прыгай, Чудинов! — проорал Рязанцев по связи, не веря, что мне под силу вернуть управление самолётом.
Да пошёл ты лесом, старый хрыч! Только мешает своими командами. Была бы возможность, вообще отключил бы связь, но нельзя отвлекаться. Сейчас дорога каждая секунда. Всего за пару оборотов я потерял пятьсот метров высоты, а сейчас снизился ещё больше. Хорошо, хоть прежний опыт имеется. Он мне сейчас очень пригодится!
С большим трудом вывел самолёт из штопора и почувствовал как у меня дрожат от волнения руки.
— Ноль-ноль-первый, вышел из штопора, набираю высоту и продолжаю вираж.
— Ноль-ноль-четвёртый, заходи на посадку, — послышался спокойный голос диспетчера, словно ничего не произошло. — Как самочувствие? Нужна помощь при посадке?
— Справлюсь сам. Захожу на посадочную полосу!
Как только я выбрался из самолёта, ко мне побежал Смирнов и несколько ребят с группы.
— Миша, что случилось? — заволновался Иван Степанович.
— Да Рязанцев достал своими командами. Лезет под руку, вот я и допустил ошибку. В следующий раз лучше вообще без связи лететь, чем с такой!
— А кто тебя в следующий раз в небо выпустит? — послышался недовольный голос Рязанцева. — До особого разрешения от полётов отстранён.
— Не особо-то и хотелось! — отмахнулся я и зашагал прочь от взлётной полосы.
Да, мечта! Но любая мечта превратится в пыль, если всеми силами пытаться её исковеркать. Действительно лучше не садиться за штурвал, чтобы не довести до греха. Пусть сейчас я относительно легко решил проблему, но где гарантия, что выходки Рязанцева не подтолкнут к новым ошибкам?
— Ты на Льва Михайловича не серчай, — неожиданно произнёс Смирнов, когда я немного поостыл, а декан поднялся в небо с кем-то из студентов. — Последнее время он сам не свой, а всё потому, что пару недель назад лётчики начудили. Один из ребят самолёт разбил, а сейчас в больнице в тяжелом состоянии. Разумеется, комиссии примчались, на целую неделю полёты запретили, а Рязанцева затаскали по инстанциям. Он ведь у него главный и отвечает за подготовку. Вот теперь и лютует.
— А кто из ребят разбился? — спросил я и вспомнил, что давно не общался с Максом Фоминым. Неужто Рыжий номер выкинул?
— Гаврюшов со второго курса, — ответил Иван Степанович. — Но ты учти, это между нами! Академия постаралась замять эту историю, чтобы не отбрасывать тень на репутацию. Комиссия всё проверила, как видишь, полёты возобновили, но неприятный осадочек остался.
— И этот осадочек будет только началом, если Рязанцев не перестанет чудить. Вон, меня от полётов отстранил. Да я лучше девяноста процентов студентов летаю, могу даже некоторым пилотам фору дать, а он меня отстраняет.
— Дай ему время поостыть. Сам понимаешь, сначала Гаврюшов, а теперь ты чуть не разбился. Вот он и вспылил. А вообще ты молодец, не растерялся. Я почему-то боялся, что не прыгнешь, и будешь до последнего пытаться исправить ошибку. К счастью, всё правильно сделал. А за полёты не переживай, я за тебя словечко замолвлю.
Смирнов похлопал меня по плечу и удалился, словно ничего не бывало. Оставшиеся два дня я приезжал на аэродром и демонстративно играл в шахматы с ребятами, которые ждали своей очереди полетать. Пропускать занятия не позволялось, а если меня не допускают до полётов, почему я должен терзать себя? Буду проводить время в своё удовольствие! Можно сказать, каникулы у меня продолжаются.
— Вы бы лучше за полётами следили и на ошибках учились! — накинулся на нас Рязанцев, когда мы закончили очередную партию.
— А за чем там следить, Лев Михайлович? — парировал я. — Полёты как полёты, ни одной новой фигуры.
— А, вот кто тут у нас разлагает дисциплину! — прорычал декан, заметив меня.
— Будто у меня есть другой выбор. Летать всё равно не пускают.
Рязанцев хотел разразиться ругательствами и даже набрал воздуха в грудь, а потом резко выдохнул и произнёс:
— Собирайся! Я — ведущий, ты — ведомый. Не выпускай хвост моего самолёта ни при каких обстоятельствах. Если потеряешь — до конца года за штурвал не пущу. Договор?
— А если всё сделаю правильно, больше никаких нотаций от вас? — озвучил я своё условие. А что, раз уж рисковать, так с определённой целью, а не на ровном месте.
— Идёт! — выдохнул Рязанцев и направился на взлётную полосу. Чувствую, полётами по кругу и виражами тут не кончится.