Мы из Кронштадта. Встреча.

Глава 22. Команда лекаря. На эстонском БТРе

В салоне броневика странное напряжение, висящее словно дамоклов меч. Ребята напряжены, смотрят старательно во все бойницы и приборы наблюдения и хотя все более чем спокойно – ну просто загородная прогулка – а чем дальше, тем почему-то они себя нервознее ведут. А ведь едем как на экспрессе, только голоса городского гида не хватает: Посмотрите е направо – там кусты, посмотрите налево – там поле, оп, нет уже тоже кусты…

Разве что пованивает тут не как в экскурсионном автобусе. И одеколоном не зальешься – оказалось, что это сильно мешает – забитый запахом нос потом долго не работает как надо. А если потерпеть, то как минимум нескольким из моих знакомых это принесло пользу – ацетончик улавливали в воздухе и успевали приготовиться. Тут как раз больше трупниной пахнет. Паскудный запах, но терпеть можно.

- Кингисепп обходим стороной, замертвячен и анклавов не обнаружено – негромко говорит командир. Вовка кивает и мягко вертит руль, тяжеленная стальная гробина куда-то послушно сворачивает. Тихо спрашиваю сидящего рядом Ремера – что не так?

- Дорога кем-то от брошенных машин прочищена, причем кем-то серьезным, гусеничным – дури в агрегате до черта – вон как поперевернуто и смято. И чистили от Эстонии, то есть дорожка для мехгруппы – как ковровая. Тут прикрытия получается никакого – до самого Соснового Бора. Езжай и катись колбаской. А там – сам знаешь, оборона не от танков и БМП. Наших это напрягает – а на деле все еще хуже – сегодня результат десанта прахом прошел, толку нуль. Враг опасный, свирепый, себя проявивший с самой паскудной стороны – и отлично вооруженный. Теперь еще и рассвирипевший – сам догадаешься почему? – не прекращая наблюдения говорит капитан.

- Догадаюсь. Плохо без освещения, горячей воды и тепла осенью и зимой. Элекростанция -то гавкнулась и им ее своими силами не починить. И либо им валить туда, где электричество есть… Либо мерзнуть в темноте. Питаясь ледяными супами и мороженым мясом.

- Какие вопросы остались?

- Только неприятные. Когда они соберутся с визитом и какой будет ударный кулак.

- Раз нет вопросов – продолжай наблюдение. Смотри внимательнее, может что и подвернется толковое.

Как на грех ни черта интересного не вижу. Вид из бойницы однообразный, кусты да лес с полями иногда. Убаюкивает, словно на автобусе рейсовом еду. Зеленое – оно глаз успокаивает. Потому подскакиваю – как все – от крика нашего проводника:

- Стойте! Стойте! Это наш!

Матерый водила не тормозит в пол – мало ли, может засада под приманку – а четко выполняет негромкие команды Брыся, откатываемся чуток подалее и аккуратно занимаем позицию.

- К машине!

Вылезаю последним, как и следует по расчету. Вижу, что встали грамотно, парни уже разбились на пары и контролят периметр. Засады нету – несколько старых, уже прихваченных ржавчинкой машин на обочинах – и одинокий зомбак неподалеку.

- Чисто! - докладывают парни по очереди.

Брысь по привычке контролировать все еще и успевает походя глянуть, что в прицепе. Отскакивает от него как ужаленный, вскидывая автомат, но почему-то не стреляет. Это на него не похоже, штучки в духе режиссера Джона Ву, где персонажи по полчаса тычут друг в друга стволами – не его привычка.

Не опуская ствол и не поворачиваясь к нам делает пару жестов – башенка БТР с дудкой разворачивается в его направлении, вторым жестом явно зовет медика к себе. А, ну да – я же медик-то! Почему-то потею все сильнее. Мне не хочется к нему идти почему-то. Но – надо. А ноги не идут!

И подхожу, не скажу, что на ватных ногах, но что-то ватинное в походке у меня явно есть. Отчасти потому, что только что сиднем сидел и еще не вошел в боевой режим, отчасти потому, что картинка Блонды, скачущей по вертикальным стенкам в прокрашенном кровищей домике упорно стоит перед глазами.

- Что? – шепчу подойдя ближе.

- Сами гляньте! Прикрываю. Только под крупняк не лезьте. Левей держитесь.

Осторожно заглядываю в прицеп. На первый взгляд все как и было, разве что с кайтселитовца крови натекло побольше, растрясло, вероятно… Да нихрена! У Блонды морда в кровище измазана и правая лапа тоже испачкана! Как? Шлем-то из стальных прутьев на голове! О, у мертвого эста в бочине дыра. Сразу и не заметил, а точно не было там дырки!

- Я подошел, когда она напяливала себе на голову снятый шлем. Правой лап… рукой. Увидела меня – сразу сунула лап… руку в вязки. Она сумела высвободить себя, как минимум правую руку, снять шлем, выпотрошить труп и поесть по ходу дела – недоуменно говорит Брысь.

- И вернуть все на место – киваю я. То, что морфиня не проста – я и раньше знал. Но это определенно из ряда вон. Ведь почти прошло все незаметно, мы уверены были, что спеленали ее отлично. А она освободилась – и вернула все как было, если не считать, что вязки не держат и прутья шлема она может гнуть, что для создателей этого «прочного и надежного девайса» будет явной неожиданностью. Еще бы понять – это она маскируется для нападения или показывает свое миролюбие в отношении нас? Хотя, какое там миролюбие может быть от самого свирепого хищника-людоеда в здешних местах!

Черт ее поймет, с женщинами вообще все непросто, мышление у них сильно от нашего отличается, а тут еще и умертвие, да в придачу мутированное в смертоносную тварь.

Какой-то шум за спиной. Енот что-то орет шепотом, но не могу повернуть голову – жду, что эта бышая блондинка сейчас так же стремительно атакует. Эх, знать бы, что у нее там в полулысой голове за толстым слоем разросшейся бронекости. Потому как если она хочет вылечиться – то она пациент и это – хорошо. Но хватит ли у ней ума – потому как пациенты бывают очень разные и иных хотелось бы дубиной по репе, стоп, не о том думать надо.

- Проверю, что с ногами. Контрольте! – бросает мне Брысь.

- Майор, электрик удрал! Побежал к зомбаку! – докладывает Ремер у нас за спиной.

- Сторожите Блонду! Электрик – второстепенно.

- Есть!

Ну это уже куда спокойнее, когда мадам стерегут кроме меня еще и два таких стрелка, как капитан и Серега за крупняком. Морфиня лежит совершенно безмятежно, как лежат плашмя отдыхающие кошки или девы на жарком пляже. Но мне расслабляться не стоит. Мина у нас на прицепе пострашнее морской.

Майор гремит железом – у него есть запасец всякого иммобилизующего. Но к голове Блонды не лезет, возится с ногами. А мне упорно лезет из памяти про лису, отгрызшую себе лапу, которой в капкан попала. Тут же совершенно неуместно всплывает старый анекдот про пограничников на украинско-молдавской границе, спорящих чей это волк, который запутался лапой в проволоке и отгрыз таки себе лапу, но не ту, которой запутался.

Брысь хлопает еще и пару раз из сетемета, накрыв тушку пленницы покрывалом из весьма крепкой сетки. Но теперь и прочность сети вызывает сомнение. Да, нам показывали и расказывали какая это отличная штука – сеть. Преступники в ней спеленутые даже ножом не могли нити порезать. Но то живые урки. Они нашей девушке в подметки не годятся.

- Дополнительно зафиксировал! – говорит Брысь нам, но уверенности в его словах не густо. Понятно, ему этот внезапный сюрприз имени Гудини тоже поперек горла. Способности освобождаться у Блонды резко осложняют все последующее. Понятно, что в Сосновый Бор нам дороги теперь нет, как-то надо будет корячиться самим, не будь морфини – по согласованию уже до операции сделанному – нас в случае эвакуации вражеской трофейной техники как раз из их порта забирать должны были. А тут если привезем эту мертвую царевну, а она освободится и устроит там веселуху, будет нам на орехи медовый пряник!

- Майор, этот наш попутчик обратно прибежал, мертвяк за ним по кувету прется – информирует Енот.

- По кювету – автоматически поправляю я.

- Ну да, вон он как кустами зарос, не заслуживает он буквы «ю». Рядом уже гости. Остановлю?

- Мертвяка – да. Аккуратно!

- А я уж было подумал… ну мертвяка, так мертвяка - начинает бутафорить Енот. Но это он так, походя, для поддержания облика и имиджа. Щелкает очень негромко – мелкашка. Понятно все с мертвяком. С тем, что по кувету шел.

С остальным все сложнее. Саша с Серегой парой проверяют следы от упокоенного. Электрик волнуется и суетится, он почему-то взял в голову, что его семья где-то тут рядом и наличие одного тела из бывших на электростанции говорит ему о многом. Наш пулеметчик, под охраной Саши разбиравший следы считает, что тут все куда как мутно и в целом с электиком категорически не согласен.

- Командир, парня этого убили ножом, не здесь, крови нету. И следов его тоже – то ли по асфальту шел, то ли скинули с машины, хотя одежда следов кувыркания по асфальту не имеет. Ничего интересного – карманы пустые.

- Удар грамотный?

- Вполне. Печень и похоже до сердца. Умер по затекам крови судя – лежа. Но точно не здесь. Пустышку тянем.

Электрик из шкуры выпрыгивает буквально, умоляет майора поискать тут рядом – он уверен, что его жена и дети тут, он их чувствует! Это же очевидно любому! Знал бы этот человек, сколько раз мы уже проверяли такие просьбы. В отчаянии люди бывают очень убедительны. Только вот беда – ни черта они не чуют, когда в отчаянии, мозг словно тупеет и старается выдать утешительные мысли ни на чем ровно не основанные! Потому майор по-возмможности мягко, но непреклонно говорит свое нет. Были бы тут рядом живые – зомбак бы на них навелся. Тем более женщины и дети ведут себя не разумно как правило, они слишком шумные и бегают медленно. Раз мертвяк стоял на дороге – то никого тут живого по кустам нету.

Но на парня из Ивангорода эти увещевания не действуют никак, он их если и слышит, то не понимает. Настоящая и страшная мужская истерика. Нервный срыв во всей своей жути. Покраснел как помидор, требует дать ему автомат – он сам пойдет искать! Ну да, только этого нам и не хватало – потом объясняй куда прикомандированного к группе дели. А он уже в голос орет! Взвинчен до последнего градуса. А ведь он сейчас без автомата убежит, впору сетемет применять. Потому как держался мужик долго, а теперь ему резьбу сорвало и понесло по кочкам.

К сожалению до сетемета дело не дошло, хотя б как по мне куда бы лучше был бы сетемет или даже прикладом по затылку. Сам момент я не видел – на мне была задача контролить поведение Блонды и это было важнее, чем нервный срыв прикомандированного парня. Только когда меня тревожно окликнули и Саша встал рядом для присмотра за морфиней я вынужден был вмешаться. То, что крики мужика сменились странным мычанием я как-то сразу и не понял. Ну мало ли – Енот затрещину выдал или еще что… Если бы!

Мужик лежал на спине и судорожно что-то старался нащупать своей правой рукой на запястьи левой. Часы что ли ищет? Лежит странно и вообще все мне в нем не нравится! И поза и движения и лицо! Оползло у него лицо, на одной половине – не живое. Словно плоть стекает с костей.

- Что это с ним? - спрашивает сдержанно майор.

- Гемиплегия. Паралич. Апоплексический удар – чисто автоматически отвечаю ему. Ситуация паршивая. Очень. У везучих людей при подскоке давления сосудики лопаются там, где кровища может литься спокойно куда попало – ручьем из носа или под кожу. Оно неприятно тоже, но не так опасно, как лопнувший сосуд в замкнутом пространстве – например в черепной коробке. А у моего новообразованного пауциента очень похоже именно на такое. И сейчас кровища из дырки в сосуде льется прямо в череп, деваться ей больше некуда, накапливается там и сдавливает мозг, разом выключив половину тела. И дальше будет только хуже. И в общем и целом у меня не больше часа, потому как повреждения станут необратимыми и восстанавливаться будет крайне сложно, если вообще выживет. Был здоровый мужик – и в момент руина и инвалид. В лучшем случае.

- Ситуация? – спрашивает майор еще сдержаннее и тише.

- На стол его надо. Желательно в пределах часа. И чтоб стол был готов и хирурги.

- Перспективы?

Черт его знает, какие тут перспективы. Я с такими делами мало имел практики, так, только в пределах первой помощи – а тут много не сделаешь, возвышенное положение головного конца тла, покой и что-то еще помнится советовали… А, глицина надо дать ударно. Этот препарат у меня в сумке есть! Отвечаю, роясь в своей торбе с усердием хомяка:

- Не могу сказать определенно – шансы есть, но чем дольше будем везти – тем меньше. Нужна срочная эвакуация.

Брысю этого хватает, отходит, слышу как бубнит что-то в рацию. А у меня задачка – запихнуть в парня таблетки. Лучше б, конечно, под язык, так они всасываться будут ударно, но и в желудок тоже можно, а лучше по пятку таблеток и туда и туда, тут та самая ситуация, когда «машу каслом не испортишь!»

С этим проблемы – пациент после случившегося не может управлять реально половиной тела – не только рукой-ногой, но та же беда и с языком и с гортанью. Как могу успокаиваю его, пытаюсь достучаться до помутненного сознания. Вижу, что не преуспел, но разговаривать и отвлекать его надо. Таблетки вываливаются изо рта, запихиваю их обратно, он старается помочь, но трудно это делать, когда половина всего тела – не твоя. Пытается говорить, получается странно и жутковато, сам же и пугается. Влипли. Одно радует – если помрет – а шансов на такое много – то не восстанет в виде зомби. С такими повреждениями мозга и упокаивать не надо. Вот уж повезло парню, так повезло.

Определенно – даже прикладом было бы лучше. Особенно если аккуратно, со всем уважением, дозировано – так Ремер умеет, да и Енот тоже. Хотя Енота я бы в виде рауш-наркотизатора бы не пригласил, ему бы все шуточки.

Но хоть контакт с пациентом получился, он теперь меня слушает. Бедолага. Вот всегда они так, пациенты, когда глупости жуткие делают – все сами, советчики – идите в жопу, я умнее вас всех, тупицы. А потом гром грянул – а уже не перекреститься даже, рука плетью лежит.

— Какие перспективы? — спрашивает майор тихим голосом и отведя меня в сторону от больного.

— Паршивые. Без скорой доставки в больницу — потеряем скорее всего. Да и со скорой доставкой не исключено. При любом раскладе — скорее всего инвалидизация, вы же видели таких горемык до беды — «Нога косит, рука просит»...

Майор кивает. Людей с позой Вернике-Манна, ковыляющих с тросточкой он безусловно видел не раз. И это те, кто не помер, не стал лежачим овощем и смог реабилитироваться... И даже ходить не только под себя...

— Но их же вроде можно потом приводить в порядок? Как это по-вашему? Реставрировать? — спрашивает рассеянно Брысь. Он явно думает о чем-то другом, поддерживая беседу. А в отличие от женщин и Гая Юлия Цезаря нормальный мужчина не может работать мультиканальным телефоном, он как правило думать может 1 (одну) мысль. Командиру же приходится одновременно прикидывать несколько проблем.

— Не всех и не всегда. И меня однажды очень сильно смутил пациент, который заявил прямо: «Если б знал, что такое реабилитация после инсульта — попросил бы сразу чтоб пристрелили!» И это не мозгляк какой-то сказал слабодушный, мужчина — кремень. Растолковывать не стал, не захотел — при том у него после инсульта даже чувство юмора восстановилось, а это при поражении мозга и выпадении такой функции — хороший очень показатель.

Майор сопит. Думает. И я его прекрасно понимаю, потому как для обычных людей слово «эвакуация» — звук пустой. Вот когда касается их самих — тогда беда-беда и все из рук валится! Меня-то это краешком коснулось, самой капелькой. Но человек разумный может смоделировать ситуацию, зная хотя бы пару деталей — и сопоставить — что такое ожог скажем 1% кожи (это площадь человеческой ладони) — если сам когда -то обжег палец спичкой.

Так-то в нормальной жизни эвакуацией занимаются только очень немногочисленные спецы, остальные граждане ни сном ни духом. Потому ни черта в этом деле не понимают. А дело всегда сильно напоминает мучения того сказочного мужика из загадки нелепой про то, как ему в лодочке переправить через реку козу, волка и капусту, при том, чтоб они там друг друга не сожрали, оставшись без присмотра. Загадка на мой вкус дурацкая и слабо представляю, куда мужик должен привезти всю троицу, но для примера эвакуации — вполне подходит. Благо у нас такая же нелепая ситуация с точки зрения любого нормального человека — трофейный БТР, прицеп с морфиней и еще в придачу инсультник- паралитик. При этом больного надо везти как можно быстрее, то есть быстро и напрямки, а вот чужой БТР и морфа — наоборот, кружным путем седьмой дорогой — потому как броневик — лакомый кус для всех и постараются его под благовидным предлогом отжать, а морфа наоборот пристрелить — хотя и с эстонской машиной вполне могут возникнуть схожие ситуации.

Особенно, если по дороге нам попадутся те, что оттуда, из мертвых Ивангорода и Кингисеппа смогли спастись и европейское добро помнят. А БТР как на грех здорово камуфляжем от наших машин отличается. И силуэтом тоже. Одного гранатомета на всех нас хватит, а их на складах чертова прорва скопилась!

Жили мы хорошо последнее время, потому про эвакуацию сильно забыли, уже звук пустой. А это беда, когда все надо бросать, потому что вывезти полностью все нужное за короткое время не выйдет. Эвакуация — всегда горе. Бывает маленькое совсем — когда школяров во время пожара из здания эвакуируют, бывает громадное — когда во время войны людей десятками тысяч надо вывезти и уже наплевать на все добро. Отступление, бегство, разор сплошной, только б живым остаться.

И тут надо думать, что делать, чтобы не рухнуло все к чертовой матери и потери были минимальны. А как ни кинь — все клин всегда выходит. Отлично у меня в голове засело, что в последних массовых эвакуациях, которые во Вторую Мировую прошли, примеров было масса.

Встали мы несколько лет назад было дело с палатками на берегу у Керчи. Ну остальным-то наплевать, а я прошел по бережку — и сильно удивился, вперемешку кости дельфинов и людей — дельфинов из Азовского моря выбрасывает, видать тут течение такое, а человечьи из размываемого берега сыплются. Невысокий такой обрывистый бережок над пляжем — метра в два высотой. И не деревенское брошенное кладбище размыло — гильзы, ржавые патроны со странными пулями — разъело морской водой медные оболочки, только свинец торчит голый, всякое прочее.

Было тут две эвакуации разгромленных армий РККА из Крыма и одна — с той стороны с Тамани — одна эвакуация немецкая, такая же разгромная с подобными потерями. Маленький Керченский пролив — а для десятков тысяч людей могилой стал, поди его переплыви без ничего... И лежат теперь на дне вперемешку...

Когда бежали из Крыма дивизии РККА (про которые Мехлис вопиял, что без хотя бы 10% славян, составленные только из местных горных храбрецов соединения не боеспособны и бегут при первой же возможности) — то деру задали и тыловики и боевые части вместе, бросая все подряд и обгоняя друг друга. В итоге все совсем получилось плохо — фронт рухнул и потери среди драпающих были ужасающие. Топили переправляющихся на чем попало через Керченский пролив как слепых котят в ведре.

И такое же лютое место было — Севастополь. И для наших и для немцев (молчу о прочих европейцах, от которых под городом здоровенные кладбища многотысячные остались). Когда немцы выложили все свои козыри в третьем штурме блокированного города, командующий обороной адмирал упросил его эвакуировать, а заодно решил эвакуировать и старший командный состав — от майора и выше. И по приказу всех командиров собрали на аэродроме у Херсонеса древнего. А войска, оставшиеся без начальства, потеряли управление и так сильно нарушенное адским огнем тяжелой артиллерии и массы пушек в штурмующих пехотных порядках, зольдаты с собой даже зенитки ахт кома ахт волокли на прямую наводку, ходящим по головам бомбардировщиков и штурмовиков и полной блокадой Севастополя с моря и суши.

В итоге сам адмирал Октябрьский удрал, а оборону немцы сумели разгромить, хотя сами же потом говорили, что продержись русские еще пару дней — и силы бы у немцев иссякли, жуткие потери и страшный расход боеприпасов и матчасти...

Вышло, что эвакуировать начальство — неудачная идея. С аэродрома на малом количестве ночью под покровом темноты прибывших самолетов увезти всех командиров — а их тысячи были — не представлялось возможным. Увезли совсем мало. А вот дисциплина и устойчивость обороны посыпалась.

Немцы выводы сделали. И когда уже их выперли с Крыма и они сами делали эвакуацию — то решили отступление из Севастополя морем прикрыть боевыми частями. Типа организованно под прикрытием боевых манншафтов эвакуировать сначала тыловиков и прочую шелупонь, а потом героически и организованно спасти и боевых зольдат с их танками, пушками и грузовиками. Получилось не лучше, чем у РККА.

План немцы написали старательно и детально, а Иваны выполнить его не дали, уничтожая эвакуационные корыта в море и не дав банально эвакуировать манншафты и технику. Не было у них возможности отойти с позиций и сесть на суда.

Потому вывезли только тыловиков и всяких местных коллаборационистов — а все боевые, обстрелянные, матерые зольдаты остались сидеть на позициях и пошли в плен, кто жив остался, когда Севастополь наши взяли первым штурмом за пять дней. Тут ведь какой нюанс — чем ближе к берегу противник, тем его авиаторам и артиллеристам работать проще на коротком-то плече, а тебе через море поди прикрой лоханки с набитыми туда людьми. В итоге по номерам-то частей и соединений вроде всю германскую армию эвакуировали из Севастополя, ан на деле боевой состав, обученный и обстрелянный весь накрылся медным тазом, вся техника — включая даже задрипанный мотоцикл внештатной роты чистки сортиров, не говоря про танки и пушки с грузовиками — все осталась русским и эвакуированная вроде по документам армия (сколько вывезли и кого немцами и по сейчас старательно маскируется, смешивая в один невнятный коктейль и раненых немцев и румын и коллаборационистов и их семьи и боевой манншафт и тыловые службы и всяких немцев из военизированных организаций и прочей полиции) оказалось совершенно не боеспособна.

Это в эвакуации всегда больное место — выбор, что спасать. Как у той птицы на смоляной крыше — нос вытащил — хвост увяз. Все увезти противник не даст, а выбирать что спасать — обалдеешь. Это ровно как спешная эвакуация из горящего дома — два стула и собаку вытащили, а бабушку и документы забыли. Потому что хоть так хоть сяк — а все плохо.

Когда полмиллиона немцев и их холуев заперли в 44 году на Курляндском полуострове — это была страшная и грозная сила. С танками, своей авиацией и артиллерией, в придачу там и склады армейские целые стояли. А в итоге так без толку и просидела вся эта армада, ни коммуникации Иванам разгромить, ни вывезти ветеранов для защиты хотя бы Восточной Пруссии не получилось. И то, что фрицы свои потери не опубликовали и известны только общие цифры вывезенных морем и авиацией по головам без разделения по категориям хотя бы на военных и гражданских говорит что и здесь та же картина была — начнешь фронтовиков вывозить — фронт рухнет. А от тыловой сволочи на передовой проку мало, та еще убогая боевая сила, если их бросать в огонь.

И опять же раненых вывозить было обязательно — в Курляндии с серьезными клиниками совсем никак дело обстояло. И отделить из общих сводок эвакуированных тысяч по категориям здоровых солдат, тыловых хитрых бестий, гражданских коллаборантов с семьями и ранбольных — задачка почище чем у Золушки разобрать высыпанные из мешков зерна пшена от ржи...

Очень непростая задача — эвакуировать что-то. Даже военных людей — потому как редко получалось вывести все — что-то да останется. И обязательно ценное. Жизненно необходимое вот в самом ближайшем будущем. И все примеры времен той громадной войны это как раз подтверждают. Хоть эвакуацию англичан из Дюнкерка взять, хоть прорыв немцев из Корсунь-Шевченковского котла. А уж гражданских эвакуировать — и совсем тягостное дело, даже если это учебная понарошечная эвакуация. На своей шкуре испытал.

Были у нас в институте учения — всего то надо было две сотни студентов собрать в кучу и довести пеше до ближайшей станции метро колонной... По маршруты в 3 462 метра. А я как на грех в ответственные и обеспечивающие лица попал, как бывший служивый. Часть студьозусов по дороге ухитрилась потеряться, другие ползли как вошь по струне и растянулись кишкой на полтора километра, а уж девушки-студентки чего только не отчебучивали. Одна-то женщина создает массу хлопот даже без эвакуации, а уж пара сотен — в мединституте студентов в лучшем случае треть от всего состава... И мужскому дубоватому разуму не придумать и пятой части всех этих причин, по которым надо вдруг встать и собраться кучей, решая просто вот ну неотложнейшую проблему, или вернуться срочно обратно или задать тысячу вопросов — а зачем идем, а почему идем и с какой стати идем по маршруту, а не кратчайшим путем???

И даже простую вещь тысячу раз пришлось объяснять, что маршрут утвержден, как максимально безопасный и на нем имеются туалеты и пункт оказания медпомощи (а при эвакуации больших масс народа это тоже решается — и как и где в сортир им сходить и как им медпомощь оказать и места отдыха и места питания и водоснабжения в обязательном порядке должны быть! В итоге несколько десятков самых хитрых или наоборот самых тупых не дошло до конечного пункта и пришлось схимичить, организовав из уже пришедших толковых студентов небольшую толпу для того, чтобы они отойдя чуток подале пришли под видом этих самых отставших. Иначе счет не сходился. Ну ребята быстро обежали кругом и явились под ясны очи проверяющих. А за это время приплелись шестеро отсталых и опять счет не сошелся — теперь стало больше, чем надо. В общем та еще суета была. Долго мы там провозились. А на следующий день несколько студенток мне еще и выговор устроили, что когда они наконец дошли до метро — там никого не было и они там больше часа прождали!!!

И это были физически и психически здоровые бездетные девушки с незаконченным высшим образованием, шли сухим ясным осенним днем, без чемоданов и узлов с добром, да и маршрут был проложен по чистому асфальту.

Короче говоря я тогда очень хорошо понял страдания старшины Васкова.

Довелось мне как-то стадо коров пасти — до чего же умные, спокойные, сообразительные и доброжелательные они в сравнении со студентками! А уж какова эвакуация женщин с детьми, да зимой, да с вещами, да под обстрелом я и представить себе не могу!

Теперь у нас тут и гражданский и сами мы полувоенные, да еще и мертвяки в прицепе.

— Вы все сделали, что можно в такой ситуации? — отвлекает меня от потока всяких возникших не к месту мыслей майор.

— Да. Разве что еще можно бы давление померять, но тонометра я с собой не брал. А так и головной конец приподнят и свежий воздух — вон полно его тут. Одежду расстегнул, дышать ему ничто не мешает.

— Док, он пить просит! — доносится голос Вовки — я его попросил присмотреть за пациентом, пока мы с командиром шушукаемся.

— Ему придется потерпеть, у него и язык и гортань не в порядке, частично парализованы, так что уже в больнице попьет — отрезаю как ножом.

— Он волнуется, почему не едем!

— Скажи ему, чтоб лучше не волновался, он уже наволновался нам тут полным мешком! Не расхлебать. Работаем над его доставкой в клинику — его дело лежать и не мешать — весомо добавляет Брысь. И уже тихим голосом сварливо спрашивает — а что это доктор не озаботился тонометр взять? Вот он понадобился — а у нас его нет! Непорядок.

— Нам бы сейчас и томограф магнитно-резонансный был в тему.

— Дерзить вот не надо, понимаю, что вы уже отрезанный ломоть, но все же сдерживайте свои душевные порывы — бурчит майор, снова берясь за рацию.

Все же он определенно имеет вес среди начальства Базы. Назначается точка рандеву и вскоре мы уже дышим морским воздухом, если чуточку пофантазировать и приписать Финский залив к морским просторам. Ни разу тут не был — а красиво в Копорской губе — водичка плещется, песочек светлый и меленький, сосны на берегу и пляж здоровенный. Курорт! Отдыхай не хочу! Но сейчас время не то и мы шхеримся в сосняке, стараясь не привлекать ничьего внимания. Вылезать на пляж под возможный прицел совсем не охота. Хотя с удовольствием бы искупался — жара, слепни, да и в брюхе БТР жарища. Да и остальные в амуниции и снаряжении вид имеют красный и всптевший. Кроме бледного паралитика.

Ждем. Ребята, кроме дежурящего за пулеметами Сереги и присматривающего с брони за морфиней Саши сидят чуток поодаль и держат периметр. Но тут спокойно и даже мертвяков не попалдалось — худо бедно сосновоборцы окрестности прочесали.

Как ни странно — кораблик подходит очень быстро — и десяти минут не прошло. И он меня удивляет — элегантная посудина, не вооруженная и какого-то богаческого вида — яхта нувориша средней руки. Но окрашена странно — и почему-то вызывает ассоциации с Эстонией. Ну да, в цвета их флага, «склад чугунных болванок» — сине черно-белый.

Близко к берегу подойти не может — тут мелко. После уточнений и опознаваний от судна отходит здоровенная серая надувная лодка с чудовищно мощным мотором мигом добрасывает до берега расчет в шесть парней очень похожих на работавших с нами десантеров. Тянем парализованного к берегу, сдаем с рук на руки. А ведь точно — парни мне поверхностно знакомы — и нас они знают. Десант. Понятно, затрофеили яхточку, не с пустыми же руками возвращаться!

Прощаемся. И они спешат и нам пикник устраивать не с руки. Шлюпка так же рывком улетает к яхте и та очень споро удаляется по направлению к Крону.

— Эстонский пограничный патрульный катер — поясняет негромко Брысь.

— На таком только с девочками кутить, а не патрулировать...

— Одно другому не помеха — задумчиво отвечает майор. Одну проблему он решил, но другие остались вот тут — в сосняке на берегу.

ПРОДОЛЖЕНИЕ

Короткое совещание — как добираться. Стоят неподалеку, подозреваю, чтоб если что мне помочь огнем остановить девушку из прицепа. Потому слышу, о чем речь. С Кроном уже договорились, что нас через блок пропустят и позволят подождать катер «Внук Микроба», который придет за необычной пациенткой, но до Крона еще тарахтеть и тарахтеть. По каким-то причинам майор, или его начальство — тут мне кажется решение и повыше принималось — приказывает не оповещать соседей и пробираться через район, где стоит Сосновый Бор по-тихому.

Что мне странно — наши относятся к тайному проезду вполне спокойно. Словно и сами так собирались, без афиширования и помпы. Те, кто знают местность в этих краях — как раз и собрались в кучку у БТР. И Сергей от пулемета отлучается, потому внимание к Блонде — на максимуме у меня.

— Вот тут у них блок-пост — тычет пальцем в карту Ремер.

— Ясно. Значит вот так проедем. Тут проходимо? — уточняет Брысь.

— Я тут на уазе проезжал, было нормально, а эта восьмилапка проскочит без мыла — уверенно говорит Серега.

— Не услышат?

— Ну мы же не на гусле, гуслю было б слышно когда она только собиралась подъезжать это метров 400-600, а эту — у которой движки явно немецкие стоят, только когда совсем вплотную подъедем к их воротам, этак метров с 50. Не, не чухнутся — усмехается Вовка.

— Двигло тихое? — спрашивает Серега.

Не, тут комбо: и колеса и двигатель. Ибо тот же БРДМ с теми колесами, но не тем движком и не с той выхлопной, слышно метров за 100-150. Просочимся, без вопросов. Тихо шурша по траве.

Краем уха это слышу, но не лезу, хотя и любопытно. Вот все время — как имеешь дело с профи, так и удивляешься. Уверен был, что ну БТР-80 — он и в Африке БТР-80. А нифига! С громадным облегчением наконец загружаюсь в вонючее брюхо броняшки. Тут-то мотор рокочет как и положено. А вишь — снаружи втрое тише.

Черт его знает, как пробирается Вовка, по каким тропам, раскачивает гроб изрядно и я побаиваюсь, что прицеп оторвется, ну да не бетонные блоки тащим, легкое все. Пару раз останавливались. Приходилось проверять — как там пассажиры, не потеряли ли кого. Нет, Блонда угомонилась.

Когда очутились у блок-поста на дальних подступах к Крону — и не взвидел. Уже почти дома. Катер пришлось ждать долго, наконец и он прибыл — вместе с мичманом Аликом, замотанным в противоморфовые доспехи. Как ни странно — из оружия у него кроме вечного Нагана — только стрекало от зомби. Вчетвером матерые стариканы из Лаборатории шустро забирают и Блонду и мертвяка полупотрошеного. Морфиня ведет себя как девочка-паинька и хотя Алик и потрескивает иногда разрядами — а в общем посадка пассажиров проходит очень мирно. Даже на минутку забываю, что за чудовище лютое мы сгрузили из прицепа.

Дальше все штатно для прибытия с задания. Разве что БТР приходится отогнать к Арсеналу и сдать тамошним мастерам. Судя по грустному виду майора и Вовки — этот агрегат у нас скорее всего отберут. Я честно говоря не заметил особой разницы в «походке» этого БТР и нашего «Найденыша», но прекрасно понимаю, что разница есть.

Правда не знаю — в чем.