Мы из Кронштадта. Встреча.

Глава 24. Команда лекаря. Споры

А утром иду на сбор группы. Сегодня я еще в боевом составе и честно говоря не рвусь бежать в больницу. Приятно чувствовать себя штурмовиком, героическим бойцом на передовой. Романтика и героизм! Особенно когда сыт-пьян, чисто умыт и во всем чистом сидишь в комнате, где сухо, тепло и уютно. Это, знаете ли совсем иные ощущения, чем даже когда бултыхаешься в вонючем брюхе чужого бронетранспортера.

Брысь привычно докладывает о доходах-расходах группы, прикидывает прибытки. Но морда у него сурово-печальная. И я даже понимаю — отчего. То, что чисто вражеский бронетранспортер прошел незамеченным считай до Крона — миновав безмятежный Сосновый Бор — печалит всех в группе. Дорога открыта и беззаботность наших сограждан огорчает. Я знаю, что в охране АЭС — настоящие волчары, умеющие ликвидировать диверсантов и прочий спецназ. Бдительные и серьезные ребята. Но удар бронегруппы — это совсем другая весовая категория. Настолько другая, что нет — не потянут. Как в старом анекдоте про военно-спортивный лагерь Бухенвальд:

«На арену гордо выходит сильный и мускулистый борец. Гора мышц! В другом углу — жалкий, маленький, чахлый танк, робко жмущийся к канатам.

Гонг! Борец одним прыжком кидается на противника, ловко и отработанно хватает в захват ведущее колесо, привычно и умело начинает прием переворачивания танка на спину, вот — вот танк перевернется! Танк чувствует близкий проигрыш! Он отчаянно пыхтит своим маломощным мотором, вяло шевелит узенькими гусеницами. Победа уже в кармане у мощного борца!

Но, удвительно, кто б мог подумать — танк внезапно победил!»

А дорога никак не прикрыта. Ни камерами наблюдения хотя бы, ни минами. Да что мины — паршивого шлагбаума нету!

И ребятам в Сосновом Бору наплевать. Хотя после всего того, что видел и слышал в Нарве — спина поневоле как изморосью покрыта. Враг у нас рядом совершенно беспощадный, и коварный, и паскудный.

Писатели уже сколько всякой фигни понаписали про страдания горемык, убивших другого человека и потому адски страдающих от этого. И не они одни — и кинематографисты и даже игроделы — попалась перед Бедой амерская компьютерная игра, гда морпехи, случайно пристрелившие иракскую чучмечку, невыразимо страдают и невыносимо мучаются, разводя покаянные разговоры даже тогда, когда оказываются в окружении подземных осатаневших демонов-нежитей.

Учитывая, что в Ираке наши «партнеры» убили самое малое поллимона мирных жителей — а это всегда большей частью дети и женщины — переживания морпехов в игре как-то удивляют. Пожалуй только у Ремарка есть такой персонаж — бывший снайпер, который гордится тем, сколько он уложил врагов. Без переживаний и соплей. И полагаю, что таких как раз поболее, чем нервных и рефлексирующих интеллигентов с их извечным — сначала «тварь я дрожащая или право имею?», а потом рыдания и заламывания рук «ах, я человека убил!» Твари дрожащие...

Бельгийцы и эстонцы устроившие доставку в толпу на границе автобуса с инфицированными детьми отлично понимали, что делают. И я совершенно уверен — они радовались и гордились своей диверсией. Потому ожидать от них можно любого паскудства. Ничему не удивлюсь. И благодушие наших соседей, которое угрожает нам такой прелестью, как зима без электричества — то есть и тепла и воды — меня тоже сильно тревожит.

Другое дело, что я в этом вопросе понимаю мало, весь опыт борьбы с чужой бронетехникой для меня ограничивается обкаткой какой-то легкобронированной каракатицей, которая явно относилась к вымершему виду старых советских бронтозавров и даже танком не была. И кидались мы в нее какими-то диковинными противотанковыми гранатами, у которых выскакивал в полете парашют-стабилизатор. И даже смогли фару разбить, а я попал одной гранатой из двух. И оказалось, что на фоне других — очень даже неплохо.

Вспоминать забавно, но в целом респект перед самодвижущейся броней появился. Страшная это хрень. Даже когда не стреляет, а просто прокатывется над тобой, тряся своим весом землю. А если прет колонной, с пехотой и зенитным прикрытием...

В общем настроение мрачное. Тем более, что делась куда-то броня врага. И раз эти суки выжили и даже жили в комфорте, можно быть уверенными — они за свой комфорт драться будут не щадя никого. Нас-то уж точно. А сделать полноценный противотанковый рубеж у нас банально сил нет.

— Вот интересно — почему у нас всегда в начале каждой новой войны-беды оказывается и разведка нихрена мышей не ловит, и связь не налажена, и о противнике у нас какие-то благостные представление. Которые никак не соответствуют реальности. И сейчас опять те проблемы вылезают — брякаю я свое наболевшее.

Брысь пожимает плечами, Ремер хмыкает, Енот возводит очи к потолку и шепчет что-то типа: «Боже, боже, откуда берутся такие идиоты?». Я толком не слышу, и есть опасение, что он выражается солонее.

— Армия мирного времени очень сильно отличается от армии воюющей. И офицеры и генералы нужны разные для этих разных армий. Те же разведчики — это лютая отморозь. И в мирное время такие нестерпимы — говорит как мудрый учитель глупому ученику Брысь.

— Почему это отморозь? Не, там уровень до полка — понятно — лезут на рожон, таскают языков и прочие головоломности. Но наверху-то — интеллектуалы — аналитики! — выдаю я плод своих умствований, отчего даже Ленька с Рукокрылом переглядываются. Даже Серега смотрит на меня сочувствующе.

— Наверху в разведке как раз должна быть самая отморозь. Отчаянная до предела — усмехается Брысь

— Но почему? Штирлиц там и вообще...

— Штирлиц не руководитель разведки, а агентура — поясняет Ленька. А Енот выдает что-то из Шефнера, невинно моргая глазенками:

— Встретишь волка или гада

Докладать о том не надо

Ни начальству, ни невесте

Им нужны благие вести!

— Вот собственно и ответ. Начальство разведки должно все время говорить начальству страны сплошные гадости. И что у врага армия отлично укомплектована и техника вполне годная и ее чуть более, чем до хрена и что цветами нас встречать не будут, а будут постоянно стрелять из-за угла и гадить всяко, да и на фронте ожидается очень паскудное. Враг отлично мотивирован и драться будет упорно, свирепо, изобретательно и до самого конца.

И да — по агентурным сообщениям враг нападет через месяц сам. И что население как бы мирное в стране врага — обработано в нацистском аспекте и считает нас не соседями и людьми, а человекоподобной мразью и в лучшем случае согласно оставить миллионов десять рабов, а остальных желает истребить на полном серьезе. И наша армия как раз полезет мягким брюхом на острые колья, ожидая восторга от освобождения братьев, а получая ненависть запредельную, животную.

А еще нашему врагу будет помогать куча стран, которые нас терпеть не могут, но сами открыто воевать не рвутся. Нам же помогать станут далеко не все наши союзнички и «друзья» и строго за деньги. А то и вообще помогать не будут. Или спустя рукава через час по чайной ложке.

И понимаешь ли получается кисло — все время портить руководству настроение. Это шибко чревато. А еще портишь отношения с руководством армии, которое поет о всесокрушительности наших войск и готово одним полком опрокидывать чужие столицы, с министерством иностранных дел — которое рассказывает о прогрессивном прогрессе в успешных переговорах с партнерами. Не забудь еще, что полно благодушных политиков среди руководящей элиты — которые либо видеть не хотят, либо еще по какой причине игнорируют неприятный факт, например того, что у соседей не братья уже, а воспитанные за несколько лет готовые рабовладельцы, для них мы тут — нелюдь и рабы, отношение к нам, как к еде, а не людям и много еще кому наступаешь на хвост. А это хвост — кого надо хвост!

Потому надо быть полным отморозком. А отморозков не любят и предпочтут поющего сладкие песни. Они и поют. Но потом получается полная жопа — и я не о женской красоте, а ситуационно. И приходится пускать в начальство разведки именно отморозь, которая режет правду-матку, невзирая на оттоптанные мозоли. Деваться некуда. После войны опять возвращаются сладкопевцы и все опять по накатанной - говорит майор.

— А со связью почему беда?

— До прихода зомби у тебя много народу рвалось изучать первую помощь?

— Вообще не рвались.

— А сейчас?

— Ну сейчас лучше — признаю я очевидный факт.

— Почему ты считаешь, что в армии люди другие? Такие же. Раз можно не напрягаться и не учиться какой-то там фанаберии — они учиться не будут. Это вообще энергозатратно — учиться. Мозг там морщить, запоминать что-то, отрабатывать какое-то сложное и непонятное. Ну его нах! Да и не нужно, вообще-то. Ни офицерам, ни солдатам. Рации там какие-то, шифровки, расшифровки, аккумуляторы-батареи, тьфу, заумь...

План написал — и занимайся чем хочешь. А связь — позвони по телефону и всех дел. Начинается война — и тут оказывается, что пользоваться рациями не умеет никто, батареи скисли и не заменялись, а все занятия были только на бумаге и в фотоотчетах.

И да — офицеры и кадровые солдаты мирного времени в массе те, кто пришел на сытный и ненапряжный как бы труд, за который неплохо платят, а тут от них требуется иное. Чтоб они жизни клали... Зовсим с глузду зъихали, такое требовать! И опять идет замена на тех, кто будет воевать.

— А после войны значит замена на удобных, мирного времени? — уже по аналогии догадываюсь я.

— Точно так. На колу мочало — начинай сначала. Ну и еще то, что мы по себе о людях судим. Соседушки у нас людоеды, которые сто раз это доказывали — а мы все надеемся, что они хорошие и добрые. Потом в очередной раз удивляемся. Все по спирали...

— Поспирали — это точно. Долю нашу десантеры сильно урезали — бурчит Енот.

— И БэТР отняли — напоминает Вовка.

Похоже, что детские вопросы только у меня возникали, эти-то самураи ответ сразу знали. И потому их волнует больше насущное. Я в это не лезу, потому как не очень представляю — какая наша доля в трофейном, например, патрульном катере или БТР. Да и как наладить оборону Соснового Бора, который старательно хочет быть сам по себе и всему голова.

При том находясь под боем.

И наш проезд по тылам тому яркое подтверждение.

Напоследок, заканчивая уже утреннее совещание, Брысь неожиданно говорит, что милиция вызывает для дачи показаний Андрея и Сергея. Все очень удивляются и майор поясняет, что тут дела давние. Из жопы мира приехал некий — он называет фамилию, которая мне лично ничего не говорит, так вот его приезд очень мутный получился — бабу его застрелили почти на въезде, очень может быть, что он сам, там какие-то дела дикие, откуда приехал — чуть ли он не деревню спалил с жителями и вообще всякая жуть и дичь с рабовладением — короче требуется для уяснения ситуации от знавших этого фрукта людей с реноме хорошим дать на него характеристику.

Парни переглядываются и в один голос говорят:

— Витька!

И Андрей с некоторым удивлением добавляет:

— Надо же! Выжил!

Майор кивает, а потом спрашивает — кто и откуда он знаком нашим ребятам.

— В оружейном магазине вместе работали. Он беркемоид был завзятый — строил себе бункер где-то в Новгородчине. Я как раз тогда прибежал из детского сада — вот Док нам рассказал, что там все зомбанулись — я и сбегал, глянул. Глупый тогда был, меня там чуть не сцапали — усмехнулся грустно наш пулеметчик.

— Самое начало? — уточняет Брысь.

— Ага.

— Вместе с Николаичем работал?

— Ну да. Витька на меня только глянул — и сразу понял, что настало его время. Оружие с боеприпасами взял — как бы свою долю — и слинял. 6 стволов и четверть патронов. Ну так все вежливо было с его стороны.

— Сука. На прицеле нас держал, пока уходил — неожиданно добавляет Андрей.

— Ага. А того, похоже, не усек, что мы через окно могли его пристрелить, пока он грузился. И набрал кучу дробовиков 12 калибра, а что полезное — ума не хватило взять, те же воздушки и прочее — рыболовное там и оптическое и всякие причандалы и приблуды. Нам потом все-все пригодилось, до копеечки. Еще и не хватило. Николаич помню жалел, что доставка товара должна быть на следующий день — ну ее уже не дождались.

А я наконец вспоминаю о ком речь — тот ехидный продавец, который судя по всему вместе с простодушным Серегой убедил своим решительным поступком ушлого Николаича, что пришел Апокалипсец.

Да, оружием он угрожал и у меня мелькнула даже мысль в него бахнуть из только что купленной травматической «Хауды» с обеих стволов. Но я это поползновение тут же пресек, потому как дурацкий этот обрез в деле не пробовал, а этот, как его — Виктор — держал сурового вида самозарядку очень уж ухватисто. Умелый пользователь девайса 12 калибра.

Да и знал я такое, что не поощряет наш закон всякую самозащиту и гляди — ка — мог бы я и присесть в благополучные времена и пострадавшему потом пожизненно платить за выбитый к примеру глаз. Он-то мол пошутил, прикололся, оружие взял в руки чтоб мне же и показать, покупателю тупому, а я вона как. С хорошим адвокатом вполне он бы меня обуть мог по полной схеме.

И я почему-то не чую к нему злости. Хотя вон каким он монстром оказался, упырь беркемнутый! Деревни жег, рабов имел... И бабу свою застрелил. Хотя тут дело такое — не мне в этом разбираться, а так сколько раз видал, что как в старой шуточке — то ли он шубу украл, то ли у него шубу украли... С первого-то взгляда поди пойми. Люди страшно любят все запутать до самого предела. Даже тот поступок в магазине — который с точки зрения нормального времени — вооруженный грабеж оружейного магазина с похищением именно, соответственно протокольному «маслу масляному» оружия и боеприпасов с самыми прозрачными целями — и тот получается не такой однозначный и понятный.

Я тогда даже толком испугаться не успел, да и по большому счету конкретно этот ехидный продавец в меня и ребят не целил. Ствол его не в живот мне смотрел. И да, пожалуй благодаря ему я тогда и нормальный огнестрел поимел — дурацкий складень «Смерть председателя».

Три заряда, 16 калибр, доводка напильником и два теплых магазина в придачу. Смешная фигня, а здорово пригодилась. И собаку грохнул и от южан отбились. Дважды.

Переглядываюсь с Сашей. Он тихо улыбается. Тоже видать вспомнил самое начало Беды — как мы патроны снаряжали и дробь лили. И самое главное — как перестраивались — со скрипом и болью — от мирной безмятежной жизни к выживанию в Беде. Купленный тогда шоколад мы еще долго ели...

И в немалой степени мы тогда выжили и благодаря дурацкой «Хауде» и не менее нелепому обрезу с пистолетной ручкой и смешному магазину на 2 патрона. Тогда на этого ехидного Виктора не рассердился и сейчас отзвука злого в душе не чую. Мне его выходка однозначно была на пользу. Да и ребятам тоже. Николаича это сразу поставило на нужные рельсы, а организатор он был отличный.

А так встряхнуло нас всех и навстобурчило!

И потом практически все, что мы уперли из магазина — понадобилось, да еще как понадобилось! Нашими сетками и сейчас в Петропавловке рыбу ловят. И кстати говоря — ведь как ни крути, а мы тоже совершили хищение в том числе и того же оружия — да еще и нарезного и с боеприпасами, да в составе группы! С точки зрения закона — беда-беда. И раздача стволов охране Петропавловской крепости и вооружение людей с Монетного двора — все статьи и статьи Уголовного кодекса.

Права такого мы не имели. Потому сажать нас — не пересажать. Хотя давно уже убедился — Закон — он как дремлющий дракон и не работает на манер убирающего пшеницу или картошку комбайна, карая всех и подряд. Далеко не все нарушители попадаются ему на зубы, а бывает он и вообще старательно отворачивается в сторону и глазки свои бдительные закрывает. Даже и зажмуривает. Или прикидывается идиотом, когда его исполнение получается придурошным гиньолем.

И тут большой вопрос – а как этот хвостастый и зубастый отнесется к нам? Этого продавца из оружейного магазина сейчас будут кудрячить и булгачить – а там и до нас не ровен час дело дойдет?

И да, тут есть о чем говорить, даже не упоминая все наши разнообразные и многочисленные нарушения по статьям «три гуся» и «два гуся и и женский бюст» – мы вот, к примеру, притаскиваем в город зомбоморфов. А так-то по уму – это граждане РФ. Письменного согласия на эксперименты с их телами ни они, ни их родственники не давали. И найдись кто шибко грамотный – всю некролабоаторию можно легко притянуть сразу по нескольким статьям, из которых глумление над трупами самое невинное.

И формально будут правы вполне.

И да, уже со стороны шибко религиозных граждан такое и раньше бывало – на моего братца в суд – что характерно – подавали гражданы из трех конфессий – правоверные иудеи, мусульмане и какая-то секта протестантов. Гасилось правда на низовом уровне, но оскорбление чувств верующих имело место. Еще и потому, что он не шибко вежлив и ему глубоко наплевать, кто там получил ножом под ребра или кастетом по голове. Я с его подачи даже статью запомнил: Номер 244 УК РФ. Надругательство над телами умерших.

Впрочем, братец умеет вляпаться в неприятности и его такие перспективы мало волнуют.

Последний раз на него в суд подавал хирург, которому мой буйный родич добротно разбил морду. Хорошо, что все кончилось быстро и без крупных трат.

Повод разбивания хари коллеге был более чем весомый – при вскрытии умершего на хирургическом отделении больного оказалось, что гражданина пиканули ножиком три раза в грудь и хирург старательно и аккуратно дырочки зашил. Мужик несколько раз обращался к медсестре, что ему все хуже и хуже, но та вразумительно отвечала, что помощь ему оказана уже и теперь только выздоравливать.

Ночью пациент помер, а на вскрытии братец обнаружил, что два ранения были проникающими в легкое и клиент банально истек кровью, вычерпывал из грудной полости кровищу санитар литрами, потому как хирург зашил не послойно с ревизией раны, а манерно заштопал только сверху дырочки в коже, оставив дальнейшие раневые каналы как есть.

Скандал замяли, а братец продолжил жить своей бодрой и полной приключениями жизнью. Так что от тюрьмы и сумы особо отмахиваться не стоит – придет кто особо умный в руководство правоохранителями – и понесется. Тем более, что перед Бедой в органы упорно лезли всякие разные только-только ставшие гражданами России, но не умевшие говорить по-русски и потом с ними оказалось масса проблем – ваххоббитов из их числа оказалось как-то слишком много.

Да и националистами эти восточные люди были упертыми, куда там моему знакомому пулеметчику. Кстати с казахами получилось грустно – их национализм никак не спас – вот и у моего пациента вся родня погибла. Он не очень распространялся на эту тему, но как я от других слыхал – стали там выяснять кто кого главнее и устроили цветастую революцию в самый неподходящий момент, отчего зомби стало на улицах совсем уж много.

Однако я как всегда воспарил в эмпиреи. Ребята обсуждают более реальные вещи, которые не относятся к разделу гипотетически возможных.

Как понимаю – речь идет о нашем рейде и вероятных действиях противника. И тут даже Ильяс сходится во мнении с Енотом – что бывает крайне редко. Наши соседушки, оставшись без халявного электричества обязательно соберут броневой кулак и полезут.

Ремер хмыкает и заявляет, что есть маленький, но шанс, что и не полезут. Мне кажется, что он сам в это не верит, но старается разрядить гнетущую атмосферу.

- И как ты это видишь? – вертит короткостриженой головой Вовка.

- Невыдуманная история, рассказанная знакомой, проживавшей до недавних пор в Голландии. Был неподалеку от нее старинный дом. Там таких вообще хватает, даже в некрупных городишках. Но тут вообще чуть не 16-го века постройка стояла.

Стали использовать дом как социальное жилье. Поселили в нем каких-то не то цыган, не то, прости господи, албанцев. А тем платить за отопление было жалко. Вот и они задействовали вовсю печки, стоявшие там с давних времен.

Ну а дрова где брать? Лесов нету, там не соберешь. Спереть негде опять же. Они не придумали ничего лучше, как обстругивать прямо в самом доме деревянные колонны, опорные столбы. По рассказу, эти столбы на высоту человеческого роста, куда шаловливые ручки дотягивались, были обточены, как бобрами. А там крыши крыты керамической старой черепицей. Она практически вечная, но тяжеленная как кирпичи!

В один отнюдь не прекрасный день, центральный столб подломился под тяжестью конструкции, не выдержал такого отношения.

Вслед за ним крякнули и остальные опоры. Всех беженцев накрыло двухэтажным зданием. Вроде как все насмерть. После этого вообще все вокруг гораздо больше переживали за погубленное здание, оно на диво хорошо было. А на беженцев, вместе с немалым выводком детей, как-то наплевать было.

- Беда в том, что они не цыгане.

- Это так. Ни одной цыганской войны не припомню.

- Да. К слову и у северных соседушек, финнов – тоже черте что творилось. Хорошо еще, что они героически разосрались с нами до Беды, аж даже скоростные поезда свои, что ходили в Питер и обратно, возя гигантские орды денежных туристов, порезали на металл и границу закрыли. Так что мало там было наших граждан и толком неизвестно что у них и как. Но то, что они к нам максимально не дружественны – 100% - замечает Ремер.

- Ну и наплевать – пожимает плечами бравый Званцев..

- Не уверен, что все так просто. Мы говна нахлебаемся еще со своими дурацкими привычками – пытаюсь ввести парня в меридиан.

- Ты о чем?

- Да опять все то же всепрощенчество и забывчивость на грани маразма. Который уже раз этот бумеранг своей башкой ловим.

- Ты о чем? – удивляется Андрей, оторвавшись от протирания своих отборных патронов сухой тряпочкой.

- Хаммурапист таки жалобами добился того, что на спустивших его с лестницы военных начальство наложило взыскания. По три жалобы в день писал в разные инстанции, в итоге надоел и от него хоть так отделались – не могу удержать в себе возмущение от услышанной от врачей перед отъездом новости.

- Ну и что?

- А то, что теперь его с лестницы не спустят, он будет ходить смело по кабинетам и чтоб от него отделаться – будут удовлетворять его дикие хотелки. Понимаешь? Вместо нормального и достойного его способностей труда на свежем воздухе – канавы копать, к примеру – он в итоге будет тут нам полоскать мозги. Осточертело уже это, когда всяким тварям дают свободно отравлять своим пердежом окружающую среду. Потому что эти твари не заняты работой и могут донимать всех подряд. Раньше хоть отсечка была – надо жалобу писать на гербовой бумаге, а она денег немалых стоит. Сейчас бумаги – завались. И никаких претензий к писаке. Давно уже даже не порют.

- Ну много ли таких?

- Да не в одном этом подлеце дело. Наша дурацкая привычка всепрощенческого толстовства, когда только и подставляй щеки любому, кто тебе решил в морду дать – вот мы ее видим сейчас вокруг. Сидим в Кроне и ждем – когда соседушки нас убивать приедут…

- Это хорошо. Воевать надо по-взрослому. Это для нас сейчас самое ценное. Без войны люди превращаются в говно. Как-то так получается – неожиданно говорит Брысь.

- Ага. А что мы будем иметь на той войне? Опять то, что враг наши жизни ни в грош ни ценит, мы для него как тараканы, он нас ненавидит нутряной, старой ненавистью. А мы что в ответе? Да у нас куча публики перед европейцами готова на коленках стоять. То что у нас – все говно – а вот там все мед.

- Повторяешься, Док. Пропаганда, конечно, поработала. Ничего, будем охлаждать горячих парней. Не впервой.

- А опять нихрена не получится.

- Это почему? – настораживается Брысь, да и остальные уставились.

- Потому что мы категорически не хотим делать выводов. Потому что победы на поле боя просираются сразу же после окончания войны. «Мыженетакие» – называется. Врага не только не добивают – его даже не наказывают толком. А у европсов четко прописано – если не наказали – значит и невиновен. Все, вопрос снят. И у холуев их то же самое. Вот эти же финики – держали северный обвод блокады города, погибло значит от них не менее 300 тысяч гражданских. Чем они расплатились? Тем что у них отняли никель и Печенгу с Выборгом. И это они нам простить никак не могут. Мы им своих сотни тысяч – простили – а они нам нет. Эсты эти тоже – всех лесных братьев Хрущев амнистировал без поражения в правах даже. Да мы специально себе зубы вырываем, а врагам заботливо выращиваем! И жопы врагам лижем метровым размахом. Коленопреклоненно!

- Эко тебя понесло! Человеки – восполнимый ресурс, а вот Выборг – не очень – отмечает факт Енот.

- Ну да, разумеется. Вон после войны в Берлине был «Мармеладовый бунт»!

- Это как? – удивляется Званцев.

- Да вот так. Были перебои со снабжением берлинцев мармеладом. Они и восстали.

- Ну Док, тут ты гляди – мармелад у немцев это не то, что у нас. Говоря о заварухе в Берлине это понимать надо. Тут не все так просто. Мармелад для тогдашних немцев был вовсе не лакомством. Да и не привычной нам конфетой он был. – говорит Кыш.

- Я в курсе. Только вот помню, что в СССР тогда голодуха была и для наших граждан, которые на себе и на коровах пахали тоже, знаешь, привычным завтраком могло бы быть не жалкий кусочек не очень хорошего хлеба. От сахарка никто б не отказался. Но вот получается, что немцам от нас мармелад положен – а нашим – и так обойдутся, тупая шантрапа.

И такую нищую жизнь нам именно гитлеровцы обеспечили. А мы их – бедняжек – ласкать старались. А они – после всего вытворенного – еще и восставали. Канцлер Меркель нам свой велосипед так и не простила. Мы – миллионы своих родичей убитых им простили – а они нам велосипед – не смогли. Хотя один сожженный ими дворец дороже десяти тысяч велосипедов!

- Единственные нормальные союзники у СССР были немцы и кубинцы, если армии смотреть – пожимает плечами Ремер.

- Это да. Только вот за свои дела палаческие у нас тут они прекрасно понимали – и ждали – что их вполне могут вырезать поголовно. И это было бы справедливо. Заслуженно. Дважды. А их не только не вырезали, а еще и стали снабжать лучше – чем обездоленных своих – и за счет этих своих. Ну наши-то люди говно, вот поляков и немцев с чехами надо сытно кормить, они важнее. Они ж европейцы. А всех палачей – помиловать.

- Считаешь, надо было немцев ликвидировать? – нехорошо улыбается Ремер.

- И остальных тоже? – поддерживает и Енот.

- Вот не шейте мне рукав к спине! Не всех! Но заводил террора – обязательно! И не было бы никаких мармеладных бунтов. Западных немцев союзнички отлично проморили голодом – «пропавший миллион военнопленных» немцы по сю пору ищут, а им союзнички со всей мощи хайло затыкают. Значит не пустой звук. И голодные смерти в западных секторах немецкой столицы – факт настолько внятный, что его и не стесняются. Ничего, не восстали без мармеладов. Нет мармелада - нет бунта. Потому что знали – американцы, англичане и французы с ними чикаться не будут. Просто потом тысячу - другую трупов схоронят. Там нет вопросов о гуманизме. А вот мы – будем чикаться. И это хреново. Расстилаться перед битым врагом нельзя. Очень быстро начинают об расстилающегося ноги вытирать.

- Ну как минимум к тому кормежка тех же поляков и чехов что им очень понравилась новая власть и они оооочень быстро послали нахер англичан. При том, что, хотя поначалу ой как сотрудничали. И те АКовцы очень быстро слились, и очень много военных и старой Польши и воевавших у англичан - вернулись и вовсю сотрудничать стали. А такого же добиться другим способом - было бы гораздо дороже и сложнее – говорит Енот.

- Да что-то не видать, как они все англо-саксов вдаль послали. Половички английские. Лживые и ненадежные. А дешевизна кормежки рыгнулась очень скоро. И встало в итоге куда дороже – потому как и там недовольны все, когда кормят за так, за красивые глаза – даром, это всегда мало – и наше население видело, что кормят кого угодно за его счет – а ему от советской власти хер по всей морде. СССР держался на РСФСР и БССР – а та же Грузия жрала больше всемеро, чем сама давала и Армения – втрое. Про Польши и Чехии со Словакиями и Румыниями вообще молчу. И в итоге красиво получилось и понятно – сильно мало у нас патриотов своей страны, а считай вся илита перед бедой – одни патриоты США. Вот и сидим во всей этой красоте, а мир уцелевший только и в курсе, что вся беда пошла с Москвы. Мы даже тут не возражаем – злюсь я.

- Ну так наверное - люди разные и к разному привыкли? Вот потому и отношение должно быть разное. Ведь нельзя же в трактор и жигули лить одинаковую солярку! -говорит, мило хлопая глазенками хромой.

- Ну да, то-то в Сталинграде деликатные немцы и прочие хорваты до конца дрались на 50 граммах сухарной крошки в день! Очень изнеженные – два года в зиму без теплой одежи – и ничего, выжили – напоминаю в ответ.

Андрей старается вылить в спор холодной водички:

- В вопросе патриотизма, как и многих других - имеет место типичное статистическое распределение, где 3-5% будут строго "за своих", те же 3-5 % будут строго "за чужих" - и 90+% будут "поддающимися воздействию" . Так вот если им рассказывать что их (наши) деды герои, а враги, хоть и (возможно) умели порой воевать - нашим проигрывали – будет одна картина.

Тогда в обществе будет большинство патриотов и в случае конфликта будут создаваться гражданские группы поддержки армии, и раскачать общество на бунты будет сложно. Просто потому что большая часть "поддающихся убеждению" как раз и составит большинство, и в момент "напряжения сил" они окажут государство поддержку.

Это имело место во время ВОВ, когда расклад был ясен, донесён до народа - и тогда были партизаны, поддержка фронта тылом, посылки солдатам с махоркой и носками и выезды артистов - потому что моральная поддержка, она важна для тех, кто - вполне возможно завтра погибнет, защищая этот тыл и артистов.

Если же "пусть сами разберутся" – картина будет иной - это просто значит что вопросом пропаганды займётся кто-то другой, и те самые "можно убедить" будут испытывать неуверенность, уныние и прочие нехорошие чувства. И вместо 3-5% количество "сторонников противника" начнёт расти, не надо далеко ходить - вон в соседнем недогосударстве улицы основанных русскими городов - переименовывали в честь детоубийц и конченых мразей. А так же дополнительно рост "не патриотов", а это означает и сбор данных для врага, и брожение в обществе и более широкую выборку в плане диверсантов и прочего "внутреннего врага". Так мне толковали умные люди.

- Пропаганда – херня бесполезная – говорит твердо Енот.

- Государство должно тупо насаждать то, что ему нужно. Лучше честно, без гнили. Если надолго, то лучше так. А настоящий патриот берётся оттуда, что понимает, есть налаженная экосистема, которая давала жить его предкам, родиться и вырасти ему и далее по списку.

- Сам заводится патриотизм типа плесени? Что надо понимать, чтоб стать патриотом?

- Что не надо эту систему грязными руками лапать, особенно со стороны. Родную страну надо на всякий случай любить. Вдруг тебе никакой другой никогда не дадут. С подавляющим большинством населения планеты именно так и происходит – усмехается майор.

- Но у нас что-то все время иначе. Илита наша что-то все время на сторону глядит. Что в Лондоне-Париже скажут - то и важно. А народишко не при делах. Помнится раньше про народные массы, как основу всякого говорили? – удивляюсь я.

— Зато нынче народ вопреки все побеждает — хмыкает Званцев.

— Да, вон этот народ — толпами ходит, ищет кого бы кусить — бурчит немного не в тему Вовка. Он сильно огорчен, что у нас отняли трофейный БТР и вероятно — с концами. Машина ему понравилась, она откапиталена недавно и потому возни с ней было бы меньше, чем с «Найденышем».

— Говорили. А потом события показали, что на народишко — плевать с высокой колокольни — заявляет Енот.

— Ага. И пропаганда нам не нужна, будем все время просирать в этом деле всем соседям, как с СССР просрали. И народишко никчемный. А касаемо СССР — показывали как все великолепно за рубежом. Причем старательно и из всех щелей штатными коммунистами-пропагандистами. Там все хорошо — а у нас плохо. Почему то такое аккурат с Москвы перло валом. Может стоит и хорошее показывать, а не сидеть набрав воды в рот? — завожусь в ответ я.

— Наверное, надо больше про успехи по ящику рассказывать. Или не надо больше. Наверное, есть какая-то мера. До сих пор есть идиоты, которые веруют, что США это рай. В том числе и внутри штатов. Тамошние нищие придурки тоже верят, что у других ещё хуже. Это не поможет. СССР убила не пропаганда. На референдуме люди всё равно показали отношение. Но их мнение было проигнорировано. Потому что власть была у предателей. А богемная обслуга себя показала соответствующе. СССР, кстати, надо было пристрелить, потому что такая страна с Горби во главе ничего хорошего нам не несла. Один только дьявол знает, что было бы, если бы Союз продолжал быть, а Горби править. Даже подумать страшно. А так получилось неплохо. Очень далеко от наихудшего сценария.

Не надо верить в волшебную силу пропаганды. У кого власть, тот сделает по-своему. И заставит аплодировать. Сделает за пять минут то, что пропагандисты не смогли за десятилетия — неожиданно говорит Брысь. И похоже, что он это давно уже так считает. Неожиданно.

— Это не так работает. Не страну надо пристреливать, если руководитель плохой, а руководителя. Хотя бы менять. Ваши слова — это типичная пропаганда времен окончания СССР. Со всех экранов, страниц газет внедряли эту мысль, что мол в «консерватории что-то менять надо». Сперва понемногу, намеками, потом все явнее и явнее. В реале естественно все это было хорошо продумано и срежиссировано западными службами, в том числе и спец. Но это и сегодня тема табу — возражает ему Андрей.

Разговор приобретает неожиданную направленность, шушукавшаяся по своим темам молодежь замолкает и настороженно слушает.

— Руководство это и есть страна. Народ это пристяжь. Руководство может нагадить соседней стране или своей собственной. Народ может помочь больше или меньше, но ничего не решает. Поддержка народа это пёрышко на весах, которое может повлиять или не повлиять. Я всегда был того мнения, что не надо этим пренебрегать. Солдаты, которые тебя охраняют, они из народа. Если их родители учили их любить тебя, то больше шансов, что будут охранять как следует и не предадут. Но рычаги бульдозера, который проедет по твоей ноге, не у народа, а у руководителей. Об этом надо помнить всегда. И работать исключительно с руководителями. Они субъектны, а народы нет — уверенно возражает майор.

Мне странно такое слышать, нам-то все время втолковывали, что народ все решает. Хотя да, последнее время вокруг моей страны образовалось кольцо явных врагов, потому как в отличие от нас наши конкуренты англо-саксы всегда работали с элитой, не стараясь задобрить местную деревенщину, а сажая везде свои креатуры. И получалось у них это замечательно.

— Так тем более пропаганда важна! — говорю я ехидно шюрящемуся Еноту.

— У соседей пропаганда лучше потому что им иначе смерть. Ну а нашим на пропаганду пока можно насрать — лениво парирует он.

— Так получается, что и англичане и немцы и американцы внятно показали, что это такой же вид вооруженных сил. Как авиация или флот — а ты считаешь, что нам его развивать и не надо? — спрашиваю хромого.

— Если мы традиционно никчемны именно в этом — то да. Вот к примеру флот нам нахер не нужен. А денег на него гробят массу — равнодушно пожимает Енот плечиками.

— Прямо так?

— Ага. А ты все критикуешь и критикуешь. Оно, конечно, если есть хорошее — надо показать. Это если можно показать. А если нет — надо сидеть набрав в рот чего удобно. И это лучше чем критиковать. Потому что любая критика в пространство — работа на врага. А критиковать надо по делу — излагая не просто критику, а сразу предложение что делать. Причем если разбираешься в этом. Ну или менять самому если можешь. А в остальных случаях стоит помалкивать.

— И все? — я просто своим ушам не верю.

— Или критиковать, говоря что все хорошо — но это уметь надо. Мол хорошо, но можно и еще лучше, хотя и не очень надо. Да и то — только если уверен что можно и что нужно. Иначе опять же лучше помалкивать — снисходительно отвечает он.

— То есть сиди молчи, ага. А кто ж будет про ошибки вопиющие говорить?

— Только специально назначенные люди должны бичевать язвы и прочее такое. Любителям это надо запретить. Им же лучше — кивает хромой.

Я начинаю закипать:

— Ага, именно так и надо. Но только потом проигрыш в русско-японской и в ПМВ... Все великолепно — и вдруг СССР развалился. А уж как хором пели про все хорошо.

Спецназер хмыкает:

— Ну вообще-то именно все и орали что все плохо именно в эти периоды. А в 41м все орали что все хорошо пусть пока и плохо. А кто сомневался того критиковали иногда досмерти. Вот как, например, Хармса именно за то что усомнился, что все хорошо. Это и правильно. Потому что нехер сомневаться. Если видишь что-то не в своей компетенции — помалкивай. А видишь в своем деле неправильное — сообщи куда надо или исправь. А орать что неправильно — не смей. Сделай чтоб стало правильно — и тихо. Не можешь ничего сделать — опять же сиди помалкивай, раз не можешь — твой номер десятый и мнение твое никому не нужно.

— Вот здорово! Мы уже тут боимся нападения, прости господи, Эстонской армии или там финской — дожились, ага. При этом ты тут толкуешь про ненужность пропаганды. Повторю — вокруг одни враги теперь.

— Так не из-за пропаганды же. Просто соседушки провели селекцию. Начали с творческой элиты и прочих говорящих голов, то есть всякие разные ихние макаревичи, пугачевы и прочие галкины как минимум лишились работы и были изгнаны еще задолго до того как. Они там чистят тех кто за Россию и против их Великих и Древних стран. Потому у них кста у никто не сомневается что все хорошо, а кто пытается сомневаться тому приходится плохо.

— Ты это к чему? — не доходит до меня его посыл.

— Я это к вопросу «ачоа они такие упорные?!» Вот потому в том числе.

— Да. Потому что нашу пятую колонну там банально режут. А у нас их пятая колонна по твоему же видению — вполне процветает. И опять же ты все говоришь, что пропаганда — полное говно и нам она даром не нужна — и тут же соседей приводишь в пример с их пропагандой. Очень успешной. А так-то конечно надо помалкивать.

— Врага давить надо. Но на фронте. А больше нигде — с беженцами и прочими гражданскими пусть эсэсовцы воюют — и проигрывают как всегда. Вот свои которые мешают, говоря что все плохо — враг хуже врагов. Они предатели как есть. И не те что орут что они против. Те что против это враги, но безвредные — и им можно орать. Враги же. Не свои. А те твари что вроде как очень за — но говорят что что-то плохо. Их пока к сожалению мало щемят, это да. Но ведь вот они реально вредят. Прикидываются своими и вредят. Или по глупости или по подлости. В 41м таких тоже было немало но проредили быстро. Ну, сейчас ситуация полегче потому не торопятся. А жаль.

— Это ты залупил, посреди зомбонашествия-то! — опять поражаюсь его словам. Судя по оторопелым физиономиям наших молодых — не я один.

— Стальные яйца! Между прочим, у енотов есть бакулюм. Кость в енотовском МПХ. И это многое объясняет — говорит Андрей.

— Бакулюм бакулюму люпус эст — тут же откликается на подначку Енот.

— Люпус люпусу — из лупары в лоб. А не залупайся, лупоглазик!

— Погоди балаболить! Ну так вот бандеровцы своих оппонентов убивали семьями. Физически и без пощады. «Амынетакие» бандеровцев амнистировали, восстанавливали в правах и в итоге противники бандеровцев мертвы и в ямах сгнили, и естественно потомства не дали и не воспитали, а бандеровцы размножились и уже диктуют свою волю Европе. И да — они по-прежнему убивают своих оппонентов, а их холят, лелеят, обменивают и содержат в плену с соблюдением всех прав, чего они в принципе никогда не делают. В итоге бандеровцы будут живехоньки и наглядно показывают, что быть бандеровцем — сытно и хорошо, а быть им врагом — самоубийственно.

— Так они были полезны. Рабочие руки необходимы были для восстановления страны.

— Пущай бы трудились по лагерям, работнички. А нам куда бы полезнее вместо этой вражеской сволочи — выжившие наши. И их потомство. Потомство той училки или завклубом, которую наше же государство послало образовывать тупоголовых галичан, а им за это бандеровцы, отсношав хором и отрезав смеха ради сиськи — потом кишки весело выпустили — завожусь я.

— Ну так дуры бабы, если поехали и их убили — невозмутимо заявляет Енот.

— Ты ж сам говоришь, что надо выполнять все, на что тебя государство посылает! — чуть не подавившись языком, все же выдаю я.

— Надо. Послали сдохнуть — сдохни — кивает он утвердительно.

— Но если сдох — то дурак?

— Конечно.

— То есть погибшие при выполнении задания солдаты — дураки?

— Если сдохли — то да. Не хватило ума выжить. И не смотри на меня так — были бы поумнее — выжили бы. Хотя бывает, что и не повезло просто, но тут такое. Государство тратит ресурс. И ты не топырься — и ты ресурс и я ресурс — и даже, не побоюсь сказать — даже Ильяс — ресурс. Хотя конечно весьма так себе ресурс...

— Как из душа окотило... — говорит упомянутый всуе снайпер.

— Вот, кстати. СССР развалился потому, что всё было хорошо, но все пищали, что плохо. Как только посмели признать, что будто бы у нас какое-то пьянство, так тут же горбатая сволочь нам антиалкогольную кампанию устроила. Скандал и разгром финансов. И подпитка подрывного элемента народными деньгами. И так вся борьба с «недостатками» и делается.

И сейчас, дай волю, вся эта херня в то и выродится. Нерожавшие солдатские матери подожгут военкомат, а потом и Генштаб. Потом пойдут бить пятую колонну, только с цифрами у них напряг. Побьют всех, кроме тех, кого надо — молвит Брысь, явно стараясь разрядить обстановку и свести разговор, приобретший явную остроту в другую сторону.

Но меня уже несет.

— То есть ты считаешь, что врага надо холить и лелеять, а своих гробить? Враг типа сдается легко в плен, зная, что его тут будут кормить — поить и лечить, а на своих насрать? И в итоге он убивает наших пленных, твердо зная, что ему ничего за это не будет, будет убивать всех, кто у него там нам сочувствует, расчищать поляну под свою сволочь, а мы гуманно опять не будем обращать внимания на свои потери, черт с ними, придурками, нам чужие вражеские жизни важнее?

— Бабы новых нарожают. А враг не будет драться до последнего — спокойно заявляет Енот.

— Так что-то не рожают бабы. И потому у нас в демографии провал.

— Да нет никакого провала, это все чушь!

— Стоп, брек! — говорит Брысь. Ему наш спор явно не по душе.

Шумно дышу носом.

Брысь меланхолично пожимает плечами:

— Критика руководства вовсе не безобидна. Так легко попасть под статью. С какой стати клеветать на солдат нельзя, а на генералов можно? Там ведь начинают про всякие недостатки, а потом как разойдутся космически...

Он переводит дух:

- Не говоря о том, что это верный путь на мельницу врага. Слон плохой, справка хороший, как говорится. Начинается с критики коммунистов, а заканчивается, что всех русских надо поубивать. Всегда. С ворами и предателями разберутся тем быстрее и вернее, чем меньше будут под руку толкать. Чем больше кредит доверия от народа.

Я всегда за то, чтобы народ требовал крови негодяев. Но не обуевал в атаке. Идеально, чтобы вежливо просил Главного. Но постоянно. Но в рамках дисциплины и лояльности. Наша главная проблема это мы сами. Среди нас много всякого сомнительного элемента. Откровенных врагов мало, а всякого дурачья многовато. На это всегда делается поправка, и рай на земле не настаёт.

— Вообще-то забавно выходит — вдруг говорит Андрей.

— Что именно? — поворачивается к нему майор.

— Да вспомнил тут — книжечку историка Дюкова читаю. И получается странное. Вот вы про СССР вспомнили, а там как раз подборка была про то, как его валили. Причем в первых рядах были именно националисты, в придачу творческие интеллигенты.

С воспеванием национальной своей культуры, задавленной русскими оккупантами.

Поэтесса Гулрухсор Сафиева. В 90-е годы в Душанбе она произносила речи о национальном возрождении. О «поруганной северными варварами прекрасной темноглазой Родине» и о том, что «час расплаты наступил, и пусть кровь смоет русскую грязь». И не она одна так пламенно старалась. И вполне успешно, да.

Естественно, в Таджикистане вспыхнула гражданская война. Она унесла тысячи жизней, отбросила республику в развитии назад на многие десятилетия. Народ, который Сталин называл «львами Азии», теперь батрачил на наших стройках и мел наши улицы. Львы платят за то, что слушали гиен и макак. Сейчас поэтесса жила в Москве.

И советская молдавская поэтесса Леонида Лари писала воодушевляющее: «Пусть у меня будут руки по локти в крови, но я вышвырну оккупантов, пришельцев и манкуртов за Днестр, я их выброшу из Транснистрии, и вы — румыны — настоящие хозяева этой многострадальной земли, получите их дома, их квартиры вместе с их мебелью» — такая вот автор сборников стихов и детских сказок, выходивших не только в Кишиневе, но и в Москве, народный депутат СССР. Хорошо, что померла, а то бы тоже в Москве жила.

И грузинский поэт Гамсахурдия, который тоже страстно раздувал ненависть к русским и аж в президенты на этой волне вылез, тоже небось оказался бы в «тюрьме народов», но к счастью его грузины пристрелили. Да и мне в Ичкерии пришлось оказаться именно по той же причине — там тоже свои нац. поэты отлично гражданскую войну развязали...

— Ерунда какая, национальные поэты. Не было таких — были еврейские переводчики — опять же очень спокойно и уверенно говорит Енот.

— Как это? — удивляется Званцев, ранее не отважившийся лезть в свару.

— Да очень просто. В совковый Московский союз писателей новичкам влезть было трудно — там зубры стихотворные поляну поделили и других не пускали. Зато за перевод национальных стихов платили вчетверо больше — деньги аж ЦК выделял на развитие нацкультр. Ну и претензий куда меньше к качеству. Чего взять с пастуха баранов, он там творит в степях — горах и Рождественским с Евтушенко не конкурент.

Вот умные ребята и находили для себя такие самородки, чтоб их писанину кривую переводить ямбом в хорею, отлично жили и барановодов прославили. А то, что вся эта шатия в Москву рвется жить... Так тоже понятно — у себя-то в нищете худо, а тут культура и бешеные бабки.

— Хватит. Все, сбор закончен, приступаем к делам, нечего тут языками трепать — недовольно говорит Брысь.

И разгоняет нас долой.

Выходим, прощаемся. Собираюсь в клинику, на стоянку к машинам иду вместе с Серегой. Он смотрит на меня, примирительно улыбается. Вот как-то успокаивает одним своим видом этот парень.

— Удивил меня Енот — признаюсь я ему.

— Ну, у каждого свой вкус, сказал индус. Вы так глядишь и подеретесь. Остынь. Лучше я тебе из своей жизни случай расскажу. Насчет творчества душевнобольных и психиатров вспомнилась история. Как раз в тему.

Был у нас такой персонаж забавный в городе, тихий психически нездоровый дяденька, ныне покойный, Царствие ему Небесное. Видимо, в детстве на него впечатление произвело огнестрельное оружие, так он и рисовал его в разных вариантах, выдавливал пасту из стержня и рисовал заточенной спичкой. Имя за давностью лет подзабыл уже, четверть века прошло.

А еще был у нас в городе главврач в городском психоневрологическом диспансере, он пытался социализировать больных через творчество. Клуб создал такой, «Иные», типа общества анонимных алкоголиков, но для больных с проблемами психики. Собирались, чаи пили, стихи читали, картины свои показывали. А вышеупомянутому рисовальщику оружия главврач даже выставку устроил, аж во самом городе Париже. Натурально, в Париже. А уж у нас - и подавно!

У меня тогда видеокамера была, попросили поснимать такой вечер в качестве помощи. Видеооператор из меня, конечно, тот еще, но почему бы не помочь. Прихожу, народу прилично, подавляющее большинство — очень ухоженные и дорого одетые граждане. Думаю — наверное, врачи аль студенты старших курсов. Нет, оказались больные в ремиссии. Пообщались, все осознают проблемы в период обострения.

Ну в ординаторской висели рисунки этого самого рисовальщика оружия, он в т.ч. двухствольные винтовки и двухствольные револьверы рисовал. Я для поддержания разговора говорю одному из врачей — мол, какие интересные рисунки. Он рукой машет, мол, у главврача блажь.

Я говорю — ну смотрите, не зря, детализация прорисовки отменная, вот отлично прорисованная затворная группа мосинки, вот редкий двухствольный револьвер Ле Ма. Говорю, наверное, у рисовальщика не только справочник Жука был, но и статейки в оружейных журналах почитывал, вот, мол, иначе откуда он может знать про опытную винтовку Мосина, вон, нарисована неплохо. И тут этот самый врач так с профессиональным интересом начал ко мне приглядываться, мол, и давно это у Вас? Ну, думаю, ща примут...

— Не приняли? — смеюсь я, живо представив ситуацию. Тем более, что про тот же пистолет как его там — Ле Ма я впервые слышу.

— Обошлось, все же карательную психиатрию как раз тогда отменили.

Оба смеемся. Прощаемся тепло. Светлый все же человек.

Успокаиваюсь потихоньку, вдруг звонок.

Когда уже собираюсь ехать в больницу.

Сухой голос Брыся:

— Мне вчера сообщили, что у вашего брата возникли серьезные проблемы. И его оперировали. Решил, что вам стоит об этом сообщить позже — доставить вас мигом — сами видели — было невозможно, да и ваше присутствие на операции родственнику — было оценено как неуместное. И ваш этот зав. реанимацией был против. Потому сообщаю сегодня.

— Могли бы и вчера...- на что-то большее меня не хватает.

— Посчитал, что срок сообщения беду не уменьшит, а так вы еще вечер и ночь прожили в спокойствии. Да и при ребятах не хотел говорить...

Помолчав, признается:

— Потому и по телефону...

— Вас понял... спасибо...

До больницы докатил мигом. Реаниматолог понуро курит на лавочке в скверике у цветущей клумбы. Кивнул, здороваясь. Сажусь рядом.

— Что случилось? — спрашиваю без преламинарий.

— Ваш брат упал прямо во время вскрытия. Не его вскрытия, разумеется...

— Я понимаю...

— Извините, привык родственникам пациентов все разжевывать. Думали, что инсульт — там были некоторые симптомы за эту патологию говорящие. Оказалось, что ошиблись и дело хуже. Этот наш странный нейрохирург сразу сказал, что все говорит об объемном процессе, но вряд ли инсультном. Взяли сразу на стол, потом отписываться придется, почему другие операции отменили, уже жалобы пошли. Гистологии еще нету, но нейрохирург уверен, что тут глиобластома. Убрали все, что могли, состояние стабильное, но перспективы сами знаете...

Замолкает, выпуская медленные клубы дыма после затяжек.

Сижу в охренении. Перспективы я помню и они откровенно хреновые. Это новообразование — одно из самых гадостных. Наверное потому я про него и помню. Медиана выживаемости без лечения составляет 3 месяца, хотя в то же время довольно часто пациенты проживают 1–2 года. С химией и лучевой терапией — медиана 15 месяцев. Живут 3-4 года. Случаев полного излечения не упомню и за 5 летний срок пациенты не выбираются.

Спрашивать, почему меня не позвали нет смысла. Родственники только мешают, причем даже серьезные проверенные люди срываются и бывает ведут себя так, что потом сами не могут понять — как это они так могли накуралесить.

В общем в реанимацию меня не пустили. Трогательное сидение рядом с держанием за руку родича злой реамонатор не позволил, а на мое нытье заметил, что братец ни в чем не нуждается и я еще с ним насижусь, когда он из палаты интенсивной терапии выйдет.

К общему удивлению пациент не потерял ни одной функции, хотя детрита ему убрали изрядно. Когда пришел в себя — адекватно реагировал. На второй день встал сам.

И ходит уже сам и говорит и соображает.

Через пару дней, причем у меня в это время все из рук валится и получается все как-то по-дурацки, наконец его выписывают из реанимации. Что меня поражает — он оттуда выдвигается собственным ходом — правда с палочкой и под бдительным присмотром нашей медсестрички Валеры. Мне уже сказали коллеги, что поражены тем, что нет никаких осложнений. Крайне редкий случай. Особенно сам нейрохирург удивлялся, тем более, что опухоль он постарался убрать в максимальном объеме.

А это значит, что и кусок мозга удален большой. Не меньше его удивило, что эта опухоль сейчас имеет место — вроде бы этиология ее возникновения имеет связь с вирусами, а все вирусы сейчас подавлены и уничтожены «Зомбией». Мы давно не видели никаких заболеваний, связанных с другими вирусами, даже ОРВИ практически исчезли, не говоря уж о гепатите или еще чем солидном.

Братец видит меня, ухмыляется.

Башка обрита, борода отросла, на голове красный шрам в виде багрового круга — не полного, правда, видно, что при операции кусок скальпа откидывали, как крышку танкового люка — стебель для кровоснабжения оставили и лоскут прижился хорошо обратно. Прямо дикий абрек какой-то.

— Дарова! — фирменное приветствие. И судя по всему действительно отделался малостью — конечности работают в полном объеме, взгляд бинокулярный, улыбка до ушей и речь практически нормальна. Так бы порадоваться, что операция такого объема обошлась без последствий, но мешает причина операции.

— Дарово и тебе тоже! Ну, пошли, авто у подъезда.

Машину братец принципиально водить не умеет, никогда не учился и бегал от автошколы, как черт от ладана. Думаю, что сначала из-за того, что опасался впряжения для поездок на дачу и с нее, у него дача всегда носила название «каторжные работы», это наших родителей всегда возмущало, а дальше — боюсь, что с одной стороны он знал свою безбашенность и будь у него права — ни за что бы не удержался от езды под мухой — датым он был частенько, даже чересчур, и это говорю я — сам боровшийся с зеленым змием постоянно. Но даже для меня был перебор братцем. С другой стороны ему частенько доводилось вскрывать и тех, кто убился сам, будучи за рулем «в зеленые сопли и слюни», и убитых пьяными водилами. И то и другое никак не вызывало желания идти этой дорогой — от башкой в столб до нескольких лет отсидки. Благо братец, как судмедэксперт про тюрьмы и колонии знал куда лучше меня. И его туда никак не манило.

Не спеша спускаемся к моей машинке. Залезает он в нее, старательно отпихивая всю предлагаемую с нашей стороны помощь. Гордыня у него всегда была как у десяти верблюдов. А видно, что трудно ему садиться и влезать в достаточно широкую дверку.

Выруливаю, делаю ручкой Валере «ауфвидерзеен!» и не спеша катим в город (больница все же на окраине).

— А ты хорошо держишься — говорю я уважительно.

Братец пожимает плечами:

— А как еще держаться? Какой смысл визжать от ужаса и переживать истерики одну за другой? Ты ж сам видел этих идиотов, которые всю жизнь панически боятся смерти. Всю свою жизнь, прямо с детства. А толку? Такие гарантированно помирают раньше своего срока от нервов.

— Проверено? — спрашиваю я. Зная при том, что да, проверено, но пусть родич пораспускает павлиний хвост, уязвляя старшего незнанием очевидного.

— Представь себе. Есть внятная интернациональная статистика. Те кто судорожно боятся помереть прям зовут этим к себе костяную старушку и она их щедро одаривает инфарктами и прочими исходами. Во я завернул! — восхищаясь своей речью говорит братец.

— Впору книжки писать!

— Почему нет? Многие лекаря писателями становились, благо привычка к многотомной писанине помогает. Так вот. Все умрут, так чего портить себе жизнь и жечь зря нервы, пока живой? Тем более — по нынешним временам и сам черт не разберет кто раньше, кто позже.

— И тем не менее, ты хорошо держишься - честно признаюсь я.

— Гордишься мной? — иронично прищуривается.

— Можно и так сказать.

— Ну так и говори, чего стесняться, все свои.

— Горжусь тобой братец! — выдавливаю из себя, потому как хвалить искренне родственников, особенно таких колючих как братец — непривычно. Поневоле жду ответного ехидства.

— Ну наконец-то! — широко расплывается в улыбке родич.

— И ничего не съязвишь? — искренне удивляюсь я.

— Зачем, в кои-то веки от тебя похвалы дождался! Я высеку у себя в изголовьи кровати золотыми буквами на мраморе тобой сказанное.

— Да уж, не забудь, недохваленный. Я вроде всю (тут я чуточку запинаюсь, потому как слово «жизнь» в такой ситуации как-то не к месту) дорогу тебя хвалил.

— Ага. Аж руки устали и язык стерся. К тому же есть еще момент... — задумчиво начинает говорить последний мой родственник.

— Какой?

— Просто я знаю, что этим дело не кончается — спокойно и уверенно говорит братец.

— Вот опа! Стал верующим? (Впрочем, тут для меня ничего удивительного нет — насмотрелся на людей, которые подойдя к последней черте вдруг проникаются Истинной Верой и начинают старательно догонять по истовости веривших с детства. Фанатически, наверстывая десятилетия своего грешного безбожия. Ничего не могу сказать таким в упрек, каждый по-своему с ума сходит, а близкая смерть — очень уж мощный фактор для психики. Да чего там фактор — удар мощнейший! Так что если братец воцерквился или еще как обратился к высшим Силам — не удивлюсь).

— Да ты посмотри на меня! Какой из меня верующий? — искренне удивляется родич.

И смотрит на меня укоризненно.

— Ну мало ли...

— Ой да ладно. Мне квасить даже с муллами доводилось, не говорю про попов и прочих служителей культа, включая шаманов. Работа, знаешь ли такая была, специфичная.

Тут не поспоришь. Судебная медицина с обязательным в нашем светском государстве вскрывании всех трупов с подозрением на криминальную кончину стригла всех под одну гребенку и судмедэксперту — а братец у меня таковым является не только по названию, а и по знаниям и по опыту — доводилось общаться со всеми слоями нашего общества.

И к нему на секционный стол одинаково мог попасть и мажор с передозом и серьезный бизнесмен с пулевыми дырами по всему организму и алкоголик-бомж, которого наконец-то доканал цирроз, туберкулез и товарищи по теплотрассе, и старушка — божий одуванчик, которую срезал на пешеходном переходе горячий четырехколесный джигит.

Все национальности и все слои общества бывают в морге. И кроме формального по работе — у братца было много и неформального общения с разными людьми. В морге — то все одинаковы. И состояние похожее... И у мертвых и у живых. Такое состояние, что и мулла может выпить. И я последний, кто осудит. Тем более, что отмазки у мусульман давно отработаны — запрет был на вино, а водка — она не вино как бы, не из винограда же. Да и под крышей и в помещении без окон Он и не увидит, как говорят.

— Тоже не показатель...- бурчу в ответ.

— Но ты же мое отношение к этим самозванцам, которые голословно заявляют, что они сотрудники Всесильных контор, но при этом никакими документами с подписями Самых Главных доказать это не могут? И единственно, что им от меня надо — это мои деньги и послушание, а они взамен только что-то туманное обещают потом когда-то и при чем — очень сильно потом, когда уже и не переиграть! Ну да, я зануда и потому спрашивал было дело по датой лавочке у попа — какие аттракционы в раю работают, или только на арфе бренчать все время, а у муллы допытывался — какие у них девственницы — возраст, вес, рост, цвет глаз-волос... Очень меня в тот момент тревожило — волосатые ли у них ноги? И ты понимаешь — никакой конкретики. Они не знают сами, что продают. И как с такими менеджерами работать? Ну вот кинусь я шахидить — а мне и всучат кучу престарелых жирных и самодовольных американских старых дев! С волосатыми ногами! Жутко некрасивых, настолько, что их даже крокодил кушать не станет. И с омерзительнейшими характерами и вредными привычками! И навсегда! Да это ж наказание адское получается! Обижались на меня, да.

Представляю себе это в лицах и поневоле начинаю ржать, как конь. Справляюсь с собой и уточняю:

— Драться не лезли?

— Всяко бывало. Но когда на ногах человек стоять не может — боец из него такой, не очень. Да и я как мишень был, наверное, сложный...

— Адски силен Ихалайнен в драке? — не могу не усмехнуться.

— Не, просто по нашему состоянию — я в их глазах, полагаю, даже не двоился, а восьмерился и окружал со всех сторон... Поди отбейся. Когда я толпой окружаю...

— Страшный ты человек!

— Да, я такой! — гордо отвечает братец.

— Тогда может расскажешь, что ты имел в виду, что не конец здесь? Биологическая смерть не окончательная черта? И продолжение следует?

— Сложно вот так с ходу объяснять. Сначала надо сформулировать, так чтоб, было даже тебе понятно. Давай потом как-нибудь, когда смогу изложить внятно, снисходя к твоему интеллекту?

— Ну, как скажешь. Хотя очень интересно. Честно — говорю я и вижу, что для серьезного разговора он не готов, не хочет он сейчас говорить. Но при том, таким серьезным я его видал редко и всегда — по делу. Он, конечно, охламон и балбес, но когда надо — точен и толков. Потому это меня смущает сильно. Точно — не шутит и определенно у него есть основания для такого заключения. Не могу это выразить в словах даже для самого себя, но чую, что не а пустом месте его уверенность. Он — знает. Уразуметь бы еще — что.

— Понимаю. Но время у нас еще есть. На пять лет я замахиваться не буду, а года три — вполне проживу. Так что вернемся к разговору попозже. Лады?

— Не вопрос. Забавно, что отвергая всякие разные Веры — ты создал свою собственную.

Братец непривычно серьезно смотрит на меня. Чуточку усмехается и очень спокойно заявляет:

— Это не вера. Я — знаю! И заметь, не кидаюсь проповедовать и собирать деньги с окружающих. И убеждать никого не собираюсь. Человек — это душа, обремененная трупом. Который она оживляет и пользует до полного износа. Но что такое — душа — это трудно объяснить. Особенно человеку с низким уровнем интеллекта и слабыми познаниями в области физики, анатомии и прочих строгих наук...

— Это ты про меня сейчас?

— Ну еще бы, ты ж один на всем свете — радостно лыбится младший братец.

— То есть ты меня сейчас дураком назвал?

— Нет, я не собираюсь заниматься детскими глупыми руганиями, я просто констатирую факты. Погоди, давай сейчас не ко мне домой, заверни тут направо, там в двух кварталах кафушка, я туда люблю ходить.

- Пиво опять? – понимаю его порывы с ходу.

- Вот зря ты табуированные слова применяешь! Аж слюни потекли! Конечно, пиво. Я ж сколько на жидких кашках в вашей артели настрадался!

Успеваю заткнуться, не заявляя обязательного в такой ситуации «Но это же тебе сейчас нельзя, это вредно!» Жить вообще вредно, а тут ситуация жесткая. Каждому из нас на роду написано прожить всего – ничего, вопреки, причем, заветам Природы. Давно уже отметили биологи, что человек - существо странное – у всех млекопитающих половое созревание – одна десятая от срока жизни, только у человека жизни отмеряно – не 150 лет, а вполовину меньше. Так и живем, прикидывая, что ковровой дорожки для нас «на вот столько» развернуто.

А сидящему рядом со мной человеку этот билетик укоротили очень сурово. Но он пока жив и не вижу поводов его ограничивать. Он давно уже взрослый и живет своим умом.

Кафушку эту я даже и не знаю, она в полуподвале, но так уютно в общем. Полумрак и старая рок-музыка играет. Вижу, что мой братец там завсегдатай и ему рады, причем явно уже знают – где он пропадал и что там с ним делали. Официантка – милая и сдержанная девушка, улыбается братцу не как мне – по-дежурному служебному, а вполне искренне. Видно, что действительно рада, но сдержанна, как английский дворецкий. Ну, почти.

- Бери пшеничное нефильтрованное, оно у них хорошее!

Ну спорить с ним сложно, он в сортах пива разбирается получше меня, хотя и такую дрянь пил, которую я в рот не возьму.

- А что на обед?

- Лена, что посоветуете? – поворачивается братец к девушке.

- Сейчас много тушенки доставили – (тут же торопится, видя как братец скривился) - не обычной, а оленина, лосятина, медвежатина. А еще у нас есть мороженая свинина – точно чистая!

- О, это дело – радуется мой родич и заказывает два шницеля, салаты, еще по пиву и снеков, как обычно. Девушка упорхнула и тут же вернулась с запотевшими кружками и подносом с тарелочками, где были разложены аппетитно какие-то коричневые и оранжевые ломтики, соленые семечки, орешки трех видов и всякое прочее. Ну не хило у них тут, еще и чистое мясо есть – нынче со свининой проблемы – легко купить мяско откормленных на человечине. А сохранилось нормального мяса не так, чтоб много – это снеки набиты солью и консервантами, что могут храниться тысячелетиями, как фараонова мумия, а вот мясо сырое – оно портится быстро. Так-то в основном все общепиты сейчас с консервами работают. А тут – вона как.

- Не хило у них тут! – признаю я очевидное.

- Ну а то ж!

- А чего ты так скрючил свою мордуляпину, как о медведях заговорили?

- Кто-то бдительный в милицию позвонил. Дескать у мусорного контенера нашел человеческую стопу с содранной кожей. Явно отрублена. Менты – делать нечего – приехали на вызов, хоть и воскресенье. Да, действительно – стопа без кожи. И мусорник рядом. Понятно – выкидывали расчлененку, а это не заметили, как выпало. Надо мусор копать. А воскресенье, неохота до ужаса.

Но – надо. Стопа вроде как подростка по габаритам. А это уже другое дело, если не взрослый. Тут на свою беду пара гастарбайтеров расфуфыренных мимо куда-то в гости шла. Менты их и припахали – те при всем параде стали в контейнере копаться, а куда денешься – они нелегалы, закочевряжись – и получишь два мешка неприятностей. Контейнер до донца прорыли – нет больше останков. Кому-то в голову по жаркой погоде стукнуло – что наверное, это с железной дороги могло закинуть – небось кинулась суицидница под поезд, вот стопу и откинуло. Благо недалеко – метров двести.

- Погоди, что от поезда такой удар, что двести метров куски летят? – начинаю сомневаться я.

- Не, эт вряд ли – по суховски отвечает родич.

- Тогда с чего такие мысли?

- А ничего другого в головы не пришло. Сходили все вместе – и гастарбайтеры тоже, им тоже уже любопытно стало – прошлись вдоль рельсов. Нигде – ничего. В итоге упаковали стопу в пакет и ко мне. А я не могу понять – да, похожа на подростковую человеческую на первый взгляд. Но что-то определенно не то. Неправильная какая-то. Но тут такое дело – может инвалид был, есть ряд патологий с костной деформацией, травмы опять же. Ну, ты в курсе, хоть и педиатр.

- Ага – киваю я, показывая, что шуточку понял.

- Короче говоря – я ее на рентген, образцы тканей тоже взял. И знаешь что оказалось?

- Стопа гнома или орка?

- Еще смешнее – медвежья. Ну не крупного медведика, мелковатого.

- Что, они настолько похожи?

- Представь себе! К слову в Москве был такой дворянин, пан - педофил, которого обвинили в том, что он девчонок жрет – собака на улицу вытащила обглоданную детскую стопу и в помойной яме нашли как бы обглоданные кисти рук и ног, схожих с детскими. А оказалось, что медвежьи – у этого пана была медвежачья ферма, где к его столу медведей разводили вроде или просто откармливали. Он типа только медвежьим мясом питался.

- А девчонки?

- Ну пан любил малолеток, а жена ему в том не препятствовала. Но девчонок он любил, а ел – медведей. А у них анатомически лапы схожи довольно сильно. Потому я как-то к медведикам ну не очень. Да и лосятину с олнятиной есть довелось – не понравилось. И к этой тушенке сомнения – она ж дорогущая, потому мяса поменее, а жижу поболее. Ты сам-то когда свинину нормальную ел?

- Давно уже. Забавно, что ты от свинины мороженой раньше морду воротил…

- Так и ты тоже. Сибарит!

Смеемся.

Пиво у них и впрямь хорошее и по температуре — в самый раз. Холодненькое. В запотевших бокалах, шапка пены — индикатор свежести налитого пивы — пышная. А еще у них отлично пожаренные семечки — уже чищенные. К пиву в самый раз.

— Для постоянных клиентов — снисходительно и чуточку гордо поясняет братец.

Он тут явно постоянный клиент.

Киваю головой — и так вижу, что его тут уважают. И судорожно ищу нейтральные темы для разговора. За столом под пиво надо обязательно трепаться о чем-то серьезном, истинно мужском, но чтоб важность темы не слишком отрывала от кружки.

— А вас уже анкетировали по тому, что в школе изучать? — спрашиваю я.

— Конечно. Я им шесть листов написал — неожиданно говорит братец.

— Иди ты! И о чем? Вот бы не подумал, что ты так писуч!

— Кто б говорил! Ты ж сам вроде как-то где-то чуточку врач? Ручка — основной инструмент медика! А я после того, как у меня за пару дней было двое влюбленных придурков-самоубийц, которые с высотки прыгнули, да урода, который пьяный под поезд попал и его на полкилометра размотало, плюс подснежник стремя десятками проникающих могу писать любые объемы без мозгового геморроя — после того уже ничего не страшно, ага.

-Да, помню, как ты тогда ругался... Гуще ты бранился только когда видео нарка-самоубийцы у охранника забрал и вирусами все компы в отделе оделил — усмехаюсь в ответ.

— Ну да я вообще ангельского характера человек! Любой на моем месте вообще бы поубивал бы! Всех!

— Это да... Влюбленные-то на ноги упали или башками вперед?

— Он — плашмя, она — на ноги...

Присвистываю тихонько. Могу себе представить, что там творилось. С высоты когда падают люди — ломается масса костей и практически все органы рвутся, трескаются и деформируются. И все это судмедэксперт должен старательно описать. А там много чего писать приходится, когда при падении плашмя или на голову, к примеру, от черепа остается суповой набор ломаных костей (на схеме все это надо точно отметить, все переломы, разрывы тканей, а оно вперемешку), ломаются все ребра, таз, позвоночник и трубчатые кости — что опять же надо описать и пометить на схеме. Ну и органы внутренние — они ж разной плотности, потому что-то летит быстрее, что-то медленнее и при ударе такой винегрет образуется. А у приземлившихся на ноги частенько бедренные кости аж в грудную клетку вбивает ударом. И это если еще по дороге не развалились от ударов об всякие архитектурные излишества, как тот нарк, обеспечивший записью своего падения весь отдел судмедэкспертизы еще и кучей жутких вирусов в компах от маленькой, но вредоносной флешки. Та еще радость прыгуны-самоубийцы. Мешки с ломаными костями, говоря проще.

— А по школе ты что написал?

— Разные гениальные законы природы — скромно говорит братец.

— Это как?

— Ну гляди сам — в природе все зверята учатся как? Игрой! Никто всяких там львят-волчат не гонит в школу, от которой они отбрыкиваются как могут. Им нравится учиться. Потому что все это в игровой форме. А у людишек все жутко серьезно — учебники пишут старые, солидные остепененные люди, как правило никого никогда не учившие, зато что-то там защитившие. Поэтому они типа знают, как детей учить правильно. Строго серьезно и нудно до рвоты. Игрового момента — ноль, потому как писали солидные дяди и тети, которые уже родились маленькими старичками и всю свою жизнь строили свою карьеру. Все чудовищно скучно, наукообразно, душно изложено и непонятно — зачем вообще все это учить? Так?

— Ага — признаю я очевидное.

— Ну вот. Помнишь как мы Перельмана «Занимательную физику» читали?

— Помню.

— Ну вот отсюда и плясать — детишки — существа недоделанные, болванки, из которых еще делать надо человеков и потому грузить их наукообразной херней, которая ничему не учит, зато показывает, что учебник написали скучные до невозможности доктора наук — бесполезно. К слову и доктора тож разные были, того же Капицу обалдеть как интересно было смотреть. Только таких сейчас и не упомню. Все надутые спесью индюки, не подступись. А от скуки мухи дохнут. Еще пива?

— А давай. И семечек, они тут вкусные!

— Ну, тут все вкусное.

Братец окликает девушку и мы мигом получаем и то и другое. Холодные пузырьки щекочут небо и глотку.

Ловлю себя на странном ощущении, когда смотрю на сплошь украшенные татуировкой руки официантки, они как-то не так смотрятся в сочетании с легкой футболкой. И почему-то в голове крутится: «оторвали у жилетки рукава!»

Тихо признаюсь в этом братцу.

Он тихонько хрюкает в бокал и, убедившись, что девушка отошла и нас точно не слышит, предупреждает, чтоб я не вздумал это вслух сказать! Она заплатила за тату кучу денег и страшно ими гордится!

— Как ты, когда руки нататуинил?

— Ну мне даром сделали все же — отвечает он.

Да, мама в ужас пришла, когда он гордо предъявил какие-то узорные орнаменты на своей правой руке. А папа хмыкнул и спросил только, на крестце «штамп шлюхи» не стал делать? Ну мол если нет, то и ладно!

Тихо напоминаю этот эпизод.

— Ты как на бронепоезде по моему огороду проехал! — фырчит братец и продолжает свою мысль.

— Человек рождается совершенно неполноценным. Ну, не крокодил же, который из яйца вылез — и уже совсем крокодил, только маленький. Наоборот, человеку нужно общение, воспитание и обучение — только тогда человеком станет. А ему опилки сухостоя потоком в мозг! При этом с первого класса не понять — чем эти все предметы связаны друг с другом и вообще зачем их учить. Это раньше в школе логику преподавали и обучение на земле обеими ногами стояло. Сейчас все раздергано и раздербанено. Потому без внятного увязывания школы с реалом — опять туфта будет. Помнишь это бессмертное?

— Какое?

— Забудьте, чему вас учили в школе! Забудьте, чему вас учили в институте!

— Ну, так главное — научить учиться — подначиваю братца.

Эх, если б не здоровенный шрам на голове у моего родича — и совсем бы хорошо было. Профессионально не замечаю след от операции, ведя беседу. Надо ни одним намеком не дать понять, как сейчас на душе тяжело. А как показывает опыт — когда я врач, то — хороший актер, а вот вне службы... Как любой живой человек.

— И что? Научаются? Да хрен там! И вот гляди — к компу школота бегом бежит, играть рвется — хлебом не корми. А в школу — на пинках и с принуждением. Потому что — играть зверята любят. Вот и надо побольше игрового момента. Очень много вопросов будет сниматься — щурится братец и закуривает. Сейчас у него опять трубка и хороший ароматный табак.

Вижу, что братец давно не выговаривался, его распирают накопленные слова. И хорошо, что такой предмет, как школьное обучение ему попался сейчас на язык. Пусть выговорится. А то начал бы обсуждать какую-нибудь ахинею из чистой вредности, тот же футбол, который он терпеть не может, но по противоречивости характера и зная мое отношение к «Клубу ходячих миллионеров» вполне мог бы — чтоб поддразнить и повредничать.

— Прикинь, откуда у нас столько борцов с системой? А вот как раз оттуда. Из школы. Развели Грет Тумбочек массу. И понять, что электричество не из розетки берется, а чуток подальше его источник — ума и знаний уже не хватает. И легко в пустую башку запихать любой навоз. И пихают от души. Вы как съездили-то? Мне сказали, что десант в Нарву был? Ты-то что забыл там? Пиво и тут вкусное!

В двух словах рассказываю про нелепую операцию. Родичу как раз разжевывать ничего не надо, он-то взаимосвязи хорошо понимает. Мрачнеет, узнав про бронекулак и легкость доступа этого кулака в любое место. Мне тоже не по себе, когда вспоминаю здоровенный бронированный шведский амбар с пушкой — их сгоревшую БМП.

Надо как-то настрой такой перебить. Говорю про исчезнувшего Мутабора и про пленную кошку. Ожидаемо оживает. И даже тихо ржет, когда я описываю момент передачи Блонды в руки встречающих ее сотрудников Некролаборатории:

— Прикинь, нам еще и выговор сделали эти старперы!

— Это как? Плохо стреножили?

— Если бы! Один нам знаешь что заявил?

— Боюсь представить! — заранее хихикает братец.

— Он знаешь ли встал рядом с Блонди и заявил: «Бедная некродевочка! Таскают туда-сюда, оружием грозят, а чтоб покормить бедняжку — это нет! Сама себя покормила, и даже из вежливости намордник обратно нацепила, чтоб не пугать человечишек, так они всё равно недовольны, цобаки!»

— Дивный персонаж, любопытно, как дальше там развиваться будет.

— Там все дивные. А уж эта фанатичная Кабанова!

— Нормальная она. Я с ней только согласиться могу — удивляет братец.

— Как это? В чем?

— Знаешь, почти дословно ее речь помню. Слушай: «Пробуждение интеллекта и способности мыслить в умертвиях всегда поражает и нервы щекочет. Давно читала очень хороший рассказ „Фотография класса за этот год“. Там восхитительной упоротости педагог собрала деток-зомби и старательно обучала. Пыталась достучаться, веря, что где-то там, в мертвой глубине, есть искра, которую можно разжечь. Потому что великие педагоги обучали и развивали слепо-глухо-немых от рождения деток со всякими особенностями. Если искра есть — её нужно разжечь. И вот эта святая женщина разжигала, терпеливо и методично. А кормила зомбёнышей снэками, настряпанными из коллег, которые были плохими педагогами, и она использовала их, как считала, наилучшим образом. Я вот когда эту историю знакомому хорошему педагогу рассказывала, он с тоской ответил, что многие его коллеги только на снэки и годятся, и я с восторгом и ужасом поняла, что и он мог бы так сделать, вот ровно та же волшебная упоротость горит и в нём».

— И чем кончилось? — ужасаюсь я заранее.

— В конце рассказа героиня отчаивается и выпускает зомбёнышей, и сидит у себя в кабинете, всячески фрустрируя. И слышит, как маленькие ножки шаркают по коридору. Понимает, что они сейчас её заедят, но стрелять в детей не может и смиряется с судьбой. И очень удивляется, когда они рассаживаются за парты и смотрят с некой осмысленностью!

— Вон оно как... Видимо она того же ждет... Хотя знаешь, вот нынче я твердо уверен — Блонда понимает, когда рядом с ней что-то говорят. И даже, пожалуй, лучше Мутабора. А чем Кабанова свои размышления поддерживала?

Родич картинно выпускает клуб дыма, морщится от попавшего в глаза дыма, сам не замечает этого, так как припоминает ранее слышанное и словно мемориальную доску зачитывает:

— «Многие, у кого жизнь удаётся, какое-то время морально разлагаются и я сама видела, как борец, ставший олимпийским чемпионом, минут двадцать уйти с ковра не мог: лежал и плакал. Окружающие смотрели с сочувствием. Но преподша оказалась сильным чудищем: она встала и начала следующий урок. Так вот этот момент пробуждения разума он прям сильный, особенно в таком персонаже, как некодевочка. Лично мне было бы забавно посмотреть и на какого-нибудь любителя экзотики, боящегося её и одновременно испытывающего нездоровую симпатию, но это так, мыслеблудие!» Вот считай и увидит нынче.

— Интересно, она случайно путает некродевочек с некодевочками? — уточняю я.

— А и не знаю — задумывается братец.

Тут как раз вместе с новым пивом поспевает и тушеная свинина. Запах от нее обалденный, давно такое не нюхал! Братец стоически не показывает своего восторга — ну не будет он унижаться, хваля мороженое мясо, дескать и не такое ел, но раз уж лучше нету, что поделать! Так и быть — снизойдет.

Потому выражать радость и восторг перед явно ждущей наших эмоций официанткой приходится мне. Но она к моим эмоциям относится как-то прохладно и определенно поглядывает на посасывающего черенок трубки прооперированного. Наконец он снисходит и говорит пару хвалебных слов, отчего девушка буквально расцветает и уже довольная улетучивается, оставив нас наедине с кушаньем.

Брякаем бокал о бокал и сосредотачиваемся на еде. Все же столь часто описываемая во всех книжках типовая еда постапокалипсиса -тушенка — на деле надоедает очень быстро. Вообще консервы быстро приедаются. А даже мороженое мясо от них выгодно отличается. В разы! Эх, свеженины бы... Но с этим сложно. Как у крестьян в Средневековой Руси. Впрочем в Европе еще хуже жили.

— Так ты не закончил про свои предложения по школе! — напоминаю я.

Братец старательно вытирает свою физиономию салфеткой. Отпивает глоточек пшеничного и заявляет:

— Ну ничего особо оригинального. Первое — урезать бумажную нагрузку на учителей. Только самое необходимое. Вот у нас меньше стало писанины — сразу появилось больше времени на всякое полезное. Разум просветлился, результаты улучшились даже объективно глядя. У шкрабов ровно то же самое — там писанины бестолковой море. Мне вообще кажется, что до всего этого безобразия образование специально саботажем ухудшали с самого верха.

Второе — больше игрового элемента в дело. То, что у нас компьютерные игры не выпускались — это тоже чистый саботаж был. Потому как игра для школоты — запоминается лучше, чем сухой учебник. И если даже Украина и Польша делали игры на очень серьезном уровне — то отсутствие у нас такого говорит о многом. Ты ж помнишь — меня на «Рим. Тотал вар» подсадил? Можно легко проверить — кто историю Древнего Мира лучше знает: я — или вчерашний десятиклассник. Не говорю о том, что хорошая игрушка ума прибавляет. После того, как понимаешь работу систем — не шибко рвешься их крушить. Приходит понимание взаимосвязей в мире...

— Наступил на грабли — получил по лбу? — подначиваю его я.

— Именно. И знаешь — каждая компьютерная игра чему-то учит. Обязательно. Весь вопрос только — чему? Вот в «Риме» учит тому, что не будет если у тебя войска — то соседи обязательно припрутся тебя грабить и захватывать и все это овечье блеяние о миролюбии «человеков какбыразумных» видится тем, чем оно и является на деле — кретинизмом и подставой для поверивших. За которое надо бошки это болтающие сносить нахрен! Нет дорог и торговли — не будет денег и товаров, развить ничего не сможешь. Сидят на дорогах бандиты — считай нет торговли. Нет науки — будут эпидемии и оружие у врага лучше. Нет разведки и контрразведки — заедят соседи диверсиями и террором. Да что говорить — сам в курсе.

— Ага. А в «Симсах» где как бы симулятор семейной жизни — можно брать детей из приюта в приемыши и топить их в бассейне — и деньги на их содержание так и будут поступать дальше...

— Так это такой же симулятор, как и «Дом-2». За такую симуляцию вешать надо прилюдно. Но да — многих это обучило, потому как в игре преподнесли — но поганству паскудному. Потому и толкую, что игры необходимы, но те, что толковые и полезные.

Третье — мужиков надо в учителя настропалить.

— Сразу крики про сексизм начнутся! — усмехаюсь я для поддержки беседы.

— А и насрать. То, что у нас мальчиков воспитывают всю дорогу женщины привело к тому, что мы сейчас имеем.

— Это к чему?

— К гомогенизации. Не лыбься, я серьезно. Это вообще другое слово, а не то, что ты по своей малообразованности и малограмотности подумал. Женщинки — есть женщинки, даже маленькие. Большие — тем более. А мы увлеклись гомогенизацией — в итоге мужики, как бабы и бабы — как мужики. только именно что — как. Ни то ни се. Мальчики, воспитанные женщинами — не агрессивны, не амбициозны, послушны, тихи, легко управляемы. И потому женщины таких презирают по одной своей инстинктивной прошитости, не ценят. Им подавай дикого самца безголового, на инстинктах, на агрессии, чтоб за версту шибало самцом! В итоге семьи разваливаются на раз — с дикарем современная избалованная всякими фанабериями баба жить не может, а с послушным «немужчиной» есть жить противно — инстинкты бунтуют. Вот и получается дрянь дело.

Муждиков надо в школы направлять. Но тут уже четвертое — наши паскуды авторитет учителей и школы убили в ноль. Это не учителя, это прислуга. Какое уважение к прислуге? Подай — принеси — пошел прочь! Униженные ничтожества ничему хорошему барчуков не научат. Чему они научить могут, если на их примере мелкое еще зверье видит всю бесполезность учения?

Тут возразить нечем. Всегда в старых сказках и былинах Учитель – это человек мудрый и уважаемый, имеющий сокровенные Знания. И ценность его опыта – в прямом смысле жизнь и благополучие учеников. Спаситель и Выручатель из всех жизненных ситуаций. И потому знания от него – Ценность. Потому как без его информации – жизнь идет резко хуже и недолго.

А когда из Учителя делают нищего и бесправного холуя, в которого можно безнаказанно плевать и глумиться над ним – ясен день ученички понимают отлично этот посыл – знания – говно и нах никому не нужны – потому что вот – этот субьект со всеми своими знаниями – нищий и униженный. Плюй ему в морду, ведь ты этого достоин! И чем ты тупее – тем достойнее!

Потому что ты дурак неграмотный – и можешь на него плевать! А ему это запрещено, его за такое посодют. Ну и суди сам – если этому умнику учителю можно на голову безнаказанно насрать – хорошо ли быть таким?

И пример надо брать не с того, кто много знает и умеет – а с тех, кто успешен. У кого много денег – ну как это недоросликам старательно показывают. И выбор тут шикарный – вор, бандит, блогер, коуч по всякой ванильной фигне ну и звезды репа и прочей лабуды. А, ну еще проститутки конечно – тоже путь наверх! Стремительный лифт!

И все это детям старательно внушали.

То есть учили их такому пути к успеху, что тошнит.

Чисто как в американской школе для тупых негров в безнадежном районе.

И для меня сейчас этот вопрос – шкурный, благо моей персоне ввинтили в обязанности преподавать в медучилище, как гордо поименовано довольно корявое новообразование, в котором хоть как-то будут готовить средний медперсонал. Из вчерашних школьников 9 – 10 класса. Разбалованных той блискучей системой абыразывания, что сляпали наши эффективные собственники для быдла. Чтоб готовить прошаренных потребителей разрекламированного дерьма.

И тут придется переворачивать все с головы на ноги – а из меня Макаренко тот еще, я с этими дитятками дела имел постольку, поскольку педиатр, но учить их, раздолбаев, пока не доводилось. Хотя Макаренко по нынешним временам пример явно неправильный – он особо борзым воспитанникам за лютые косяки - затрещины собственноручно выдавал. (Да что говорить – в рафинированнейшей гимназии Карла Мая ее воспитаннейший директор – и то пощечину разок вкатил одному ученику. И диво дивное – этот ученик, став весьма известной фигурой – почему-то говорил потом, что это рукоприкладство очень хорошо прочистило ему мозги и было крайне полезно).

Сейчас-то это строжайше запрещено, деточек оберегать надо от всего, а то у восемнадцатилетних без пары дней обалдуев будут ужасные психические травмы. Перед Бедой это совсем до идиотии доходило – вплоть до того, что запрещено было мацупусинькам этим показывать даже трупы животных, не то, что людей. Зато с легкостью необыкновенной пропагандировались всякие смертоубийственные развлекухи типа прелестей зацеперства, беготни на спор через дорогу перед машинами и легкости самоубийства. А уж сколько в тик-токе было травли и избиений, которыми детки бравировали – не сосчитаешь.

Потому малолетки понятия не имели о том, что будет, если в окошко прыгнуть с 14 этажа. Или почему не стоит взрывать петарды во рту своем или заднице. Или хвататься руками за высоковольтные провода. Вот реально – не понимали, что смерть – она некрасива и необратима.

К чему их готовили таким образом – не могу понять. Но определенно советские школы в этом плане были лучше.

И черт их знает – кто ко мне в класс придет. С одной стороны – вроде эти все – из выживших, то есть заведомых идиотов быть не должно. С другой – они из современной школы, где мозги детям отбивались напрочь идиотской зубрежкой к ЕГЭ, а вот анализировать и думать там было лишним. А медику как раз надо хорошо соображать…

- Как тебе Пшеничное? – сбивает меня с полета мыслей голос братца.

- Весьма себе. А к слову почитать то, что ты про школы написал – можно?

- До компа добраться надо служебного. Хотя мне уже пояснили, что сейчас буду на больничном, а вот дальше – скорее всего на раннюю пенсию. Хотя дергать на консультации будут, но уже не на место происшествия и у секционного стола мне не работать. А что тебя так зацепило?

- Да преподавать придется в медучилище или типа того…

- А, ну да, ты помнится говорил – кивает своим дырявым черепом братец.

- Вот и попугиваюсь, что мне милые дети всю плешь проедят.

- Не попугивайся! Обязательно проедят. И ты будешь лысый и несчастный!

Выразительно гляжу на него взглядом рожающей коровы.

Он фыркает в кружку, так что клочья пены летят. Весело ему – и хорошо, что настрой бодрый. Потому что он-то как раз сверкает обритой башкой со шрамом и мои беды по большому счету ему были бы в радость – поменяйся мы с ним ситуацией. В смысле беды по преподаванию всяким страждущим.

- Зря так себя запугиваешь! – неторопливо заявляет братец, вытирая салфеткой тающую пену с физиономии.

- Тебе легко говорить!

- И тем не менее. Слушай, нет минобра, никто к тебе не припрется с проверками. И ты не добедовый учитель, можешь выгнать нахер любого ученика и любую ученицу. До Беды – да, никак нельзя было ничего сделать ни с дебилами, ни с малограмотными, ни с хулиганьем малолетним. Интернатов-то специальных не осталось, экономически вишь неэффективно было убирать из общей кучи школьников всяких деградантов. Нынче – проще. Часть дегенератов отдало концы, остальные частью присмирели, частью поняли, что цацканье кончилось. И это – хорошо! Рухнула система безопасности. Это – замечательно, давай за это выпьем! – поднимает он кружку в приветственном тосте.

- Не вижу, чему тут радоваться! – звякаю кружкой ответно.

- Э, тут есть масса куда как полезного. Беда, как это ни странно прозвучит – возможно нас спасла.

- Хрена ж ты залупил! – и да. Я и впрямь удивлен.

Братец, глядя на меня снисходительно, старательно раскуривает очередную новую роскошную трубку и в атмосферу кафе добавляется запах хорошего табака. Некоторое время он священнодействует, наконец выпускает особо пухлый клуб дыма и говорит:

- Видишь ли, сильные мира сего белую расу приговорили к уничтожению. Всю. Европеоиды старательно пошли дорогой диназавровой. Ну что ты глазами хлопаешь? Ты же сам в курсах, что такое демография. В медвузе этому точно учат. Учат ведь?

- Ну да. Но почему ты о всей расе речь ведешь?

- А то ты сам не видел. Ну не заставляй меня терять к старшому брату больше уважения, чем это положено от природы. Нет воспроизводства – вид вымирает. Когда у всех по одному ребенку – от четырех дедов и бабок остается двое – которые папа-мама, а у них одно чадо. Итого всего за два поколения – населения стало вчетверо меньше. Теперь добавь сюда все эти феминизмы, гендерные войны, смены пола и прочие изыски, чтоб детей не было – получается что? То, что было перед Бедой.

Он задумчиво пускает ароматный дым клубами. Потом продолжает:

- Белая раса обеспечила себе суперкомфортное житье, полную безопасность – отвыкла себя утруждать чем бы то ни было, один отдых и развлечения на уме… Орган, который не работает – атрофируется. Вот вся раса и атрофировалась. И уверенно шла к исчезновению. Шансов выжить не было. А тут – Беда, она мобилизует, заставляет тряхнуть стариной и засуетиться. Глядишь еще и воспрянут потомки всех этих авантюристов… Ну или хотя бы повод теперь есть всем закончится оптом от внятной причины, а не просто от ожирения.

- Ну все же не вчетверо население уменьшилось.

Братец снисходительно смотрит и изрекает:

- Ты ж сам прекрасно знаешь, что в вымирающие страны миллионами завозили мигрантов. Азиаты и африканцы пока еще плодятся хорошо. Только это совсем другой материал человеческий. Совершенно другая культура, другая цивилизация. Помнится ты же рассказывал, как вы с коммунарами- ваххабитами дрались в поселке Коммунар!

Киваю в ответ. Нам всем запомнились отрезанные головы кафиров и рассказы рабов, в которых эти ваххобиты мигом обратили местное население. Впрочем, братец там тоже подвизался. Только попозже и со своей конторой – для расследования преступлений. А их тма хватало, брюнетистые пришельцы ни в чем себе не отказывали, а прихоти у них были весьма заковыристые. Но все как-то в суд-мед плане.

Обнаруживаю, что кружка пуста, а я пытаюсь из нее пить.

Заказываем еще по одной, мигом получаем холодное и вспененное. По глотке льется шипящим водопадом. Вкусно! Но как-то быстро – брякаем уже пустой посудой по столу. Но официантка Лена бдит – и когда я ей говорю, чтоб она налила – оказывается, что посуда полнехонька.

Весело подмигивает и упархивает, чтоб не мешать разговору.

Гм, хорошо сидим, надо бы придержать коней – что-то мы уже надрались вроде.

Но даже датым понимаю, что проблема-то серьезная стоит.

Перед Бедой многие мамашки жаловались на приеме на то на се, что не касалось здоровья детенышей. И картинка виделась жутковатой.

Детишки в школу приходят. По физразвитию им уже класс в четвертый - пятый надо, а они не то, что читать и писать – они по-русски говорить не умеют. Папу вызывают в школу – а он уже полноправный гражданин Российской Федерации, уважаемый человек, по-русски сам говорит отлично. И объясняет, что дома они говорят на своем языке, и только на своем. Жена к слову тоже только пару сотен слов знает – чтоб в магазин ходить.

Просят его, чтоб он с детьми дома говорил и по-русски – а он вдруг ужасно обиделся, дескать дома мы на НАШЕМ языке говорим, а вы ОБЯЗАНЫ ребенков учить – вот и учите!

Еще и про русский фашизм добавил! Про подавление исконных и древних нацкультур.

И делай, что хочешь с этими Маугли своерощеными. В пятый класс таких брать – без шансов, остальные школяры должны будут скучать, пока новичков говорить учат, в первый класс отдать – они на фоне малявок больно здоровенные. Да в придачу тут же из своих соплеменников, что по другим классам – сколачивают если и не этническую шайку, то вполне себе компанию хулиганов, которая быстро остальных школяров в кулаке начинает держать.

И в итоге всем солоно становится, потому как с такими малограмотными – остальных учить не выходит. В караване скорость вытанцовывается по хромому верблюду. Тому. что в самом конце тащится.

А в школе и без этнических проблем хватает. Потому как нету больше специнтернатов и спецшкол, а учить надо всех. А с бесправной прислугой известно как люди обращаются. Вот и недоросли быстро видят, что им сделать ничего нельзя и потому с легкостью необыкновенной срывают уроки и всячески свою удаль показывают…

И черт его знает, с чем мне столкнуться придется.

А еще страшно любопытно – о чем таком братец теперь знает.

Про демографию говорить грустно – что да, то да, белой расе каюк.

Про дела школьные – тожде не хочется… Хотя для себя в памяти зарубку сделал, чтобы с написанными предложениями родича ознакомиться. Но это после.

Сейчас можно о чем другом поговорить.

Потому аккуратно спрашиваю, про то, что он за намеки давал.

Братец ухмыляется, но не язвит, а вспоминает древний анекдот с бородищей:

- Этнограф сидит напротив шамана и думает: "Бедный, невежественный дикарь! Неужели он правда считает, что в мире духов действительно существует такой же Енисей, такая же тайга и такие же олени? Вот примитивная какая религия!"

Шаман сидит напротив этнографа и думает: "Вот незадача, как же мне объяснить этому доброму, но бедному и невежественному дикарю, что сакральный топос отличается от профанного субстанциально, а не экзистенциально? О! Скажу-ка я ему, что в мире духов существует такой же Енисей, такая же тайга и такие же олени, примитивизм, конечно, ужасающий – но, авось хоть что-то поймет!".

- Да ладно тебе! Снизойди до уровня моего интеллекта и постарайся на простых примерах растолковать!

- Ну, так низко пасть я не могу – дерзит младший.

- А ты попробуй!

- Прикинь – откуда в компьютерных играх берутся неписи? Вот ты волков всех перебил – а через неделю игрового времени – глядь и уже новые воют. Стражники на тебя кинулись, ты их поубивал – пара дней – и вот другие красуются…

- Слыхал про эту теорию, что дескать, вся наша жизнь – игра.

- Добро и зло - одни мечты!

Труд, честность - сказки для бабья.

Кто прав, кто счастлив здесь друзья?

Сегодня ты, а завтра я!

Так бросьте же борьбу,

Ловите миг удачи! – подхватывая мою фразу, напевает братик арию Германа и фыркает ехидно.

- Не, я не в плане этой оперы. Я про то, что после фильма «Матрица» об этом заговорили – дескать все, что мы видим, это такой соллипсический соллипсизм, только видимость, а на деле все совсем не так.

- Псовое псо. Слыхал я эту чушь. Только это фигня. Ты смотри глубже – раз уж говорили сегодня о религии – не беру десятки всяких малознакомых, бери авраамические – три наиболее к нам близких. Есть Светлое Добро, осиянное нимбом и крылами, с запасником в виде Рая, есть Темное Зло с рогами и хвостом и мрачными глубинами Ада – отмахивается пренебрежительно младший.

- Ну у евреев не так все же…

- Не придирайся. Я о принципе. У них тоже по итогу – гейм овер в конце. Хотя должен признать – когда ходил в этом убогом местечке с холмиком под названием Меггидо как-то странно было полагать, что именно там будет Армагеддон. Там толком и не развернешься. Даже паре танковых дивизий тесно будет.

- А я и не знал, что ты туда ездил. И к слову у мусульман последняя битва – не там, а в Сирии, вроде как поселок Дабик место для финального замеса.

Братец презрительно фыркает.

- Вот самое время в богословский диспут удариться. И не у всех мусульман, раз уж речь пошла – только у салафитов. А ездили… Честно говоря – спонтанно вышло, пьяные были. Меня тогда в конце года выперли в отпуск, чтоб отгулял, а москвичи как раз туда летели, ну и дернули меня тоже. Там же безвиз, так что просто было все. Хоба – и мы уже по историческим камням шляемся. Но я не про то. Не сбивай с мысли. Основные религии – про то, что есть два игрока и игра имеет конец. Вот и гляди – сейчас у нас игр полно. И вопрос – откель берутся в них неписи не стоит. При этом непись памяти не имеет но ведет себя по алгоритму.

- У нас-то есть память! – уверенно говорю я.

- Ага. С пяти лет. Кусочками. Но ты же к примеру как родился – вполне себе был живым человеком?

- Ну вероятно…

- И что помнишь? Вот, не морщи морду, ничерта ты не помнишь. И даже я не помню. И никто не помнит – дескать, вылез я из мягкого, узкого и горячего, а меня пергидрольная тетка хвать за ноги и как хрястнет по заднице!!! – начинает давить меня бесспорными аргументами братец.

- Хорошо. Не помню, признаю.

- Вот! Но положа руку на тот ком шерсти, который тебе заменяет сердце – а вообще ты свою жизнь помнишь? Нет, я понимаю, что твое жалкое и бессмысленное существование толком жизнью не назовешь, но все же? Ставлю кружку пива, что если и остается что-то в памяти, так сущие огрызки и несуразности. Еще и потому нам не дано понять не то, что смысла существования Вселенной – а даже основ собственного жития. Приходим из ниоткуда, но с внешностью, характерами, инстинктами – и туда уже убираемся отыграв. Как пешки с шахматной доски. При этом, как ни верти – все живое на Земле сбалансировано и как-то кем-то явно создано! – пускает в конце речи особо пухлый клуб дыми братец..

- Теории все же объясняют эволюционно…

- Это суемудрие человеческое. А если копаться во всех этих теориях – так концов не найти. Я пока в палате лежал смотрел всякое, а большее слушал. В частности про антропологию. Легенды и мифы древней Греции в сравнении – строгая логарифмическая линейка. Человечество зародилось само в Африке, потом расползлось как тараканы и негры на Севере мигом побелели, а попав в азиатские страны стали косоглазыми и желтолицами… Хотя тут все понятно – раз попали в Азию, надо соответствовать. Как, почему, с какой стати, при помощи какого механизма – полный туман.

ПРОДОЛЖЕНИЕ

Сколько помню братца – сроду он таким многословным не был. Хотя в башке и пошумливает влитый алкоголь, но вколоченный профессионализм – даже в полудохлом состоянии смотреть, видеть и сопоставляя – анализировать ситуацию – пока работает.

Впрочем, у многих, кто встретил старушку с косой и чудом остался в живых – такое бывает. Прикидываю – похоже на логорею? Нет, тут хоть братец и болтает, как заведенный, но речь связная, логичная и информативная. И вижу, что да, что-то он такое знает, но выразить не может.

Прямо как я на экзамене по биохимии…

А многоречивость – ну так понятно – в палате лежал, молчал, вот слова и накопились. Да под пиво…

- Не надо на меня так смотреть! – вдруг говорит братец.

- Это как? – понимаю свою оплошность, но уже поздновато.

- Взглядом дифференциального диагноза.

Мда, это я лопухнулся, а он засек. Другое дело, что думал я о его знании про ту сторону бытия, что ему стала открытой, а не про хворь. Но уже поздновато – он замкнулся, теперь хрен его разговоришь.

Братец добавляет душистого дыма в воздух над нами (странно – насколько трубочный дым ароматный, и как отличается от сигаретного вонючего!)

- А ведь я – Избранный! И хреново, если и ты такой же!

Сижу, хлопаю глазами от неожиданности. Родственник заливается искренним смехом:

- Видел бы ты свою глупую рожу сейчас! Не пугайся, я в здравом уме и почти трезвой памяти. Просто глиобластома – как ты, полагаю и не ведаешь – явно имеет связь с вирусной патологией. И как говорили твои коллеги в больнице – все очень странно.

- Развитие глиобластомы – связывают с вирусом. Значит иммунность к зомбии? – спрашиваю я о том, что сразу приходит на ум.

- Именно! Зомбия практически выбила из обихода все болезнетворные вирусы – а у меня, получается – нет. И да, возможно у меня иммунитет к зомбии. Прям хоть прививай себе культуру гепатита, чтоб проверить…

- Полагаешь, что и у меня может быть иммунитет? – схватываю я намек.

- Кто ж это знает? Но это не самое лучшее, что могло бы быть.

- Но наши мама с папой…

- Да, посмертно обернулись. Как нам рассказали, мы же там не были. А сейчас я склонен считать, что могло быть все и не совсем так, как рассказывали. Хотя остается еще и генетика с этими рецессивными генами… Но что есть – то есть. Еще по пшеничному? – уже менее жестким тоном вопрошает братец.

- Давай!

- Вкусное?

- Вкусное!

А бокалы волшебным образом уже и полные опять!

Сидим долго, но все хорошее кончается…

Когда в итоге выбираемся на улицу, ощущаю внезапно, что надрался куда жестче, чем рассчитывал. Правда, давненько я не сидел вот так в кафе, а братец так и вовсе впервые пригласил. Как-то до того у него особого желания со мной по ресторанам ходить не было.

Ловить авто он категорически отказывается - хочет наконец ногами прогуляться после всех экзерциций. Но ходит плохо, приходится его поддерживать, отчего он сначала злится, потом отвлекается, благо болтает не переставая. Нашел на него стих вспоминать первые сутки Беды, когда он ментом Михой сидел в суд-мед морге, а у входа и окон отирались вполне уже шустеры… А из оружия один ментовский ПМ с полурасстрелянной последней обоймой.

Удивляюсь тому, что в его голосе звучат ностальгические нотки, он определенно о том времени вспоминает с удовольствием и легкой грустью.

У подъезда встречает худенькая темноглазая девушка. Принимает моего братца с рук на руки.

- Знакомься – моя горгулья! – торжественно представляет ее мне братец.

На мой взгляд – она не похожа на каменное крылатое существо, но понимаю, что раз он так бесцеремонен, то они здорово близки уже. С посторонними как раз братец вежлив. Как правило.

Девушка извиняюще улыбается, хотя по-моему ей такое представление не очень приятно. Помогаю дотащить брата до дверей, дальше уж они сами…

А мне надо пройтись, надрался я что-то шибко…

Иллюстративный материал:

https://author.today/post/162660