Гридень 8. Натиск

Глава 8

Я поднялся ближе к Стояну, почти что на крышу дворца.

— Впусти генуэзцев во дворец! Спускайся, следи за ними, если что первого бей Гильермо, — приказал я своему тысяцкому.

Стоян кивнул.

— Рыцари бегут, наши ударили пушками, у европейцев кони взбесились. Теперь одни уносятся прочь от города и их преследуют наши конные. Иные рыцари, наоборот, все еще в городе, и они явно не знают, что их соплеменники разбиты. Варяги стекаются к дворцу, рядом с ними кто-то со свитой, — доложил Стоян.

После он дал распоряжение ратнику продолжать наблюдение и повесить мой стяг еще выше, чтобы точно все союзники увидели.

И как же в этом мире сложно без хоть какой связи. Вот сейчас я бы приказал в рацию, чтобы все срочно вернулись и уже никто не осмелился бы поставить вопрос, кто именно император. А тот, кто направляется с воинами к дворцу, сообразил бы и поклонился, вместо того, чтобы права свои качать.

Между тем, время играло за нас. Долго гнать европейцев братья не будут, уже потому, что кони должны быть уставшими. Да и должны мои люди знать, что в городе есть прорвавшиеся европейцы. Так что нам бы час простоять, да еще пару часов продержаться.

Исходя из моих знаний о реалиях Константинополя и всей остальной Византийской империи, складывалась такая ситуация, что остаются две реальные силы: это мое войско и, как я надеюсь, катафрактарии Алексея Аксухи; с другой стороны варанги — даны и норвеги, наемники, которые должны были защищать правящий императорский дом, а не участвовать в заговоре. Думаю, что, как это часто бывает в период смуты, большинство воинов и мелких чиновников вовсе «хатаскрайники» и только выжидают, когда примкнуть к победителю.

Кто именно идет к дворцу, в сопровождении варангов, ну или варягов, я знал. Некому брать власть в свои руки в Константинополе, кроме как Андронику Комнину. Он и представитель правящей династии и единственный взрослый мужчина из Комнинов, кто был в ближайшем родстве с убитым императором.

— Они остановились, Владислав, я так же уверен, что это Андроник. Пока не отдавал приказ стрелять. Там много норманнов пришло, — когда я спускался на первый этаж дворца ко мне подбежал Гильермо.

— Скажи, друг, если тебе сейчас предложат более выгодные условия, которые точно будут выгодны твоему городу, ты нападешь на меня? — задал я прямой вопрос, волновавший меня.

Генуэзец замялся.

— Понятно… — усмехнулся я. — Уже хорошо, что имя мое, наконец, назвал правильно. А в остальном… Бог тебе судья.

— Что тебе понятно? — взревел Понти. — Думаешь, что у меня чести нет? Ты сам такой же. Ты здесь только потому, что хочешь блага своей Руси. Зачем ты отправил в крестовый поход одну часть византийского войска, да и свои отряды, а другую часть византийцев на границу с сельджуками? Ты хочешь ослабить мусульман, чтобы они не атаковали Русь, ну или города по Итилю, называемому вами Волгой?

— Во-первых, ты не ори. Могу и убить. И будет много крови уже сейчас. И, да, ты многое правильно понял. Но мне было бы выгоднее оставить Константинополь, или же самому сейчас войти в сговор с тем, кто хочет власти. Что? Андроник не выпустит меня с моими людьми, да еще груженными серебром и золотом? Еще и сам нагрузит корабли, лишь бы я ушел. Но я здесь, я защищаю императора, — теперь уже я кричал. — Во-вторых, те, кто идет сюда, уже проиграли. Ты понимаешь, что я уже разбил сицилийцев и венецианцев у Голоты, что мои люди ударили в бок иных рыцарей у Влахернских ворот? Дело только времени, чтобы пришли мои люди. Злые, что им не дают догнать бегущих рыцарей.

Понти задумался. Если все так, как говорю, а ведь я не врал, то оставалось только время выиграть и все… Да, будет много крови и варягов положат всех поголовно, но победа будет за нами.

— Пошли… — сказал Гильермо.

— Разговаривать с Андроником Комнином? — уточнил я.

— С ним, а еще с варангами. Сколько у тебя денег? Достаточно, чтобы их купить? — спрашивал генуэзец, и я понимал, к чему он клонит.

— Хватит! За это не волнуйся. И казна тут, во дворце, в подвалах. Не знаю, не был там и не думаю, что слишком много, но всяко перекупить варангов должно хватить, — сказал я.

— Выходите говорить! Русский, выйди! — кричали у дворца.

— Пошли… — усмехнулся я и по-дружески ударил в плечо Гильермо.

— Погоди, воевода! — ко мне подбежал Стоян, он посмотрел на Понти.

— Говори при нем! — понял я причину замешательства.

Да, могло показаться, что Гильермо предатель. Но здесь и сейчас нас настолько меньше, чем генуэзцев, что остается только доверять.

— Мои люди на крышах соседних домов, в порту, за дворцом. Более трех сотен уже подошли, иные придут скоро. Ты должен понимать на переговорах, что есть защита, — сказал Стоян.

— Спаси Христос, тысяцкий, — сказал я и добавил тихо. — Сделаю знак — убей Андроника!

— Двери будут открыты, чтобы ты успел сбежать, — сказал Стоян.

Я не стал его одергивать, что нельзя мне убегать, не по чести. Но, нет. Все логично. А я поступлю не по чести, хотя это такое понятие, что во многих случаях может интерпретироваться по разному.

— Тебе не нужно бы со мной идти, — сказал я Гильермо уже у выхода из дворца.

— Ты собираешься убить Андроника? — вновь понял мою задумку генуэзец.

Неужели мои действия настолько читаются?

— Да, и рассчитываю на помощь своих стрелков. И учти, друг, чтобы не получилось, что мы перестанем быть друзьями. Ты слышал, что рядом с дворцом уже достаточно моих сил, чтобы давать полноценный бой варангам, — сказал я.

— Когда-нибудь мы все же научимся доверять друг другу, — усмехнулся Гильермо Понти, отдал приказ одному из своих людей стрелять при нашем с ним отходе, и шагнул к массивной двери, скорее даже воротам в два человеческих роста. — Ты идешь, русский воевода? Не я же должен говорить, но ты.

Я не наслаждался опасностью и ни в этой жизни, ни в прошлой, хотя уже встречал и в современном мне мире, и в будущем, людей, в которых можно было без ошибки узнать адреналиновых наркоманов. Но я научился страх побеждать и не давать ему проявлять себя.

Так что я шел к центру небольшой площади, что была у главного входа в старый Императорский дворец на прямых, а не на подкашивающихся ногах, с высокоподнятым подбородком, а не уставившись на мощенную камнем мостовую.

— Тут ждем, — сказал я.

Гильермо посмотрел себе за спину и покачал головой.

— Хорошие у тебя стрелки, если смогут попасть с такого расстояния. Да и арбалет должен быть мощный, — со знанием дела заметил генуэзец.

— И то и другое у меня в отряде есть, — сказал я, подумав, решил добавить. — Стрелять будут с левой башенки.

Гильермо присмотрелся в ту сторону, где была почти что одинокая небольшая башенка, к которой примыкала не стена, а, скорее большой каменный забор.

Впрочем, я точно и не знал, откуда будет произведен выстрел. Просто смог рассмотреть прятавшихся в башенке братьев. Но это не значит, что иные не прячутся поблизости.

Мы прождали еще минут пять, когда, наконец, к нам выехали четыре человека. Одним был тот самый Андроник Комнин, двоюродный брат убитого заговорщиками, я в этом уверен, императора. Ну не могли так быстро организоваться противники Мануила, если только не быть готовыми действовать. Значит, знали, что произойдет.

Узнал я и другого сопровождающего Андроника. Это был Мариан, тот самый старый воин, который больше всех критиковал и меня, и Алексея Аксуха, делая это так, что впору мне спросить со старика за его паршивость и резкость в словах. Еще одним человеком, так же на коне, был командир варангов Кнут Острый. Как же мне не хватает того, моего товарища, Олафа. Те, кто сменил его, совершенно иные люди, неприятные мне.

А вот третьего я не знал, хотя и видел как-то и на смотре византийских войск и рядом с убитым василевсом. Почти не оставалось сомнений, что этот и убил Мануила. Он мог быть ближе всех к василевсу.

Было видно, что все войны облачены в лучшие свои доспехи. Более того, претендент на императорскую корону был в пурпурном плаще. Этот цвет был символом византийских императоров. И носить его мог только представитель императорской фамилии. Мало того, лишь венценосный.

Таким образом, первый вопрос моментально отпадал. Да, Андроник Комнин вознамерился стать императором. И пришёл он сюда, и привёл с собой воинов, чтобы уничтожить других претендентов на трон империи ромиев.

— Почему ты здесь? — спросил заговорщик в пурпурном плаще, считающий, что имеет право на трон.

— Ты вознамерился стать василевсом Восточной Римской империи? — спросил я, проигнорировав вопрос Андроника, который поинтересовался, что я здесь делаю.

Глупо спрашивать очевидное. Конечно же, я здесь защищаю императрицу и её сына. А вот немного сарказма в свои слова добавить очень хотелось, чтобы сразу определить и моё отношение ко всему происходящему, и показать, что я нисколько не опасаюсь этого молодого человека.

Андроник был ещё достаточно молод, ему не было и тридцати лет, при этом выглядел он, может, только немногим больше двадцати. А ещё его поведение, которым славился родственник погибшего императора Андроник, никак не могло ассоциироваться с поведением правителем. Он кутил, славился похождениями с женщинами, много пил вина и устраивал то, что могли бы назвать молодежными тусовками, перерастающими в различные непотребства. Даже патриарх пытался повлиять на двоюродного брата Мануила, указывая тому, что негоже показывать, что родственник василевса может быть таким беспутным. Однако, следует относиться к этому человеку достаточно серьёзно, пока он ещё жив. Ведь порой даже не важно, какими качествами обладает правитель, важнее, насколько умное и решительное у него окружение.

— Ты знаешь, зачем я сюда пришёл. Но я не хочу лишней крови. Уходи из моего города и из моей империи, забирай русскую принцессу. Или ты боишься того, что отношения между нашими державами станут плохими? Так я уверяю тебя, они останутся прежними, — произнёс Андроник и даже улыбнулся, видимо, он действительно считал, что его предложение более, чем великодушное.

Так и было бы, если все защитники дворца составляли лишь те люди, что сейчас внутри. Но я же понимал, что сила за мной.

— И что, ты отпустишь императора Алексея? Когда-нибудь он да вернётся. И я тебе не верю. И тебе я говорю, Андроник, уходи! — сказал я и сразу обратился командиру варангов. — Кнут, с твоим предшественником у меня были хорошие отношения. Наверняка на Север он вернулся со славой и почетом. Почему ты сейчас хочешь быть убитым без чести и достоинства?

— Как ты смеешь! Выйди со мной на поединок, ты поймёшь, что значит честь, — взревел норманн.

— Ежели всё-таки каким-то чудом ты останешься живым, то я выйду с тобой на поединок и покажу, что времена викингов и норманнов канули в Лету, как на Руси говорят, что означает, что они безвозвратно прошли, вернуться к ним уже не получится. А всё потому, что потомки стали менее достойны своих предков, — сказал я.

— Я не намерен выслушивать все эти ваши препирания и споры, — сказал Андроник. — Какое твоё решение? Ты решил умереть и убить императрицу своим упрямством и глупостью?

— Видишь, никакой ты не василевс, ты принимаешь как данность, что Евдокия императрица, а её сын император. Уходи. Иди, и, если ты достойный сын своего народа и свой империи, так встань на защите города. Почему в то время, когда враг, стоящий у ворот, всё-таки пробился в город, лишь только мои люди и не многие ромеи способны защитить Константинополь? Ты, Андроник, можешь только в заговорах участвовать и своих прихлебателей с собой таскать? А ты, Кнут, разве не должен был выполнить всё то, что оговорено договором? Кто мне о чести будет рассказывать. Я разбил европейцев возле Голоты, мои воины сейчас гонят европейцев. Вы никчемные, ничего не сделали во благо империи, пришли лишь только забрать власть и деньги, трусливые собаки, не выполняющие своих клятв.

Да, возможно, у меня всё-таки сдали нервы. Но то, что происходит прямо здесь и сейчас — это же просто сборище шакалов, которые решили после смерти льва поживиться его добычей. Только они не учили того, что во дворце сейчас находится мой львёнок. Я, вероятно, никогда признаю Алексея своим сыном, между тем, свою кровь нужно защищать.

Первым вперёд дернулся Кнут, сразу же заволновались и его варяги. Но мнимый император взмахнул рукой, резко останавливая всех. Андроник, всё же хотел договориться. Он, наверняка, всерьёз считал, что шансов у младенца и его матери закрепиться на престоле нет никаких. И самым верным было бы то, чтобы они убрались из Византии. Благо есть я, который может сопроводить императрицу и ее сына в Киев.

— Я вижу, Кнут, что у тебя достаточно части и уважение к себе и своим воинам, чтобы не позволять мне произносить оскорбления. Ну, разве я в чём-то не прав? И ты ничего не нарушаешь? Но твои клятвы, что были произнесены перед началом сражения и прихода европейцев? Вам, варягам, выплатили не только деньги за предыдущие месяца, убитый император заплатил вам и на месяц вперёд. Подумай, с каким бесчестием ты вернёшься к себе домой, когда прознают, что ты не выполнил ни слова, ни клятвы, — сказал я и удивился, что никаких пламенных ответов не последовало. — Но я готов, Кнут, нанять тебя. Я заплачу тебе, ты сохранишь и честь, и клятву, и останешься при больших деньгах!

Я не говорил, я кричал во всё горло, чтобы соплеменники Кнута услышали меня и осознали, что можно и честь сохранить, и денег заработать.

— Я выплачу вам за два года! — поспешил начать торг Андроник.

— Правда? — усмехнулся я. — Деньги нынче находятся под надёжной охраной и взять их будет крайне непросто. Все ли понимают, что уже скоро сюда придут мои воины, и не только мои, но ещё и часть тех катафрактариев, которые остались верны василевсу, теперь и его сыну. Вас сомнут и уничтожат, подумайте!

— Кнут, ты мне слово давал, что поддержишь, — Андроник, наверняка заметил, что Кнут стал сомневаться.

— Ответь мне, достойный воин, готов ли ты последовать своей клятве, которую давал василевсу Мануилу? И всё твоё смятение забудется, ты останешься Константинополе и будешь одним из богатейших людей этого города! — выкрикнул я, сжав руку в кулак.

Я ждал лишь слова Кнута. Именно он представлял ту единственную силу, которая может создать серьёзные проблемы. Я рассчитывал на то, что сюда уже начинают стекаться верные мне братья, а также те, кто уже разобрался в ситуации и решил всё же поддержать нового императора, — это катафрактарии и византийские пехотинцы.

Дёрнув поводья своего коня, Кнут направил ездовое животное чуть в сторону.

— Я поверил тебе, воевода! — выкрикнул Кнут.

Правая рука со сжатым кулаком взметнулась вверх, я сразу же разжал пальцы, это был сигнал.

Сразу пять массивных арбалетных Болта устремились в сторону Андроника. Три из них попали в двоюродного дядю нынешнего императора, Алексея II Камнина. Андроник Камнин был выбит из седла, я заметил, что один из болтов всё-таки пробил его защиту и впился в районе правого лёгкого.

Ворота в старый дворец императора Византии распахнулись, оттуда высыпало два десятка моих братьев. А я, дёрнов за руку Гильермо, чтобы тот не мешал, направился в сторону дворца.

Дело сделано. Да, я нарушил правила переговоров. Но я нарушал их в отношении того человека, который до этого попрал намного большим числом правил, клятв, вёл себя бесчестно и был готов убить младенца и его мать. Не было у меня восторга от неких рыцарских правил, которые нарушаются всеми и всегда, но при этом идеализируются. В таких условиях, в которых я сейчас нахожусь, лишь только смерть вероятного претендента на императорский престол могла позволить рассчитывать не только на выживание, но и на то, чтобы Русь поимела ещё больше выгод от сложившейся обстановки в Империи.

Я уже забежал во двор, когда услышал многочисленные хлопки арбалетных тетив. Не сложно было догадаться, что кто-то из тех людей, которые пришли за Андроником, всё же рванули вперёд. И сейчас они встречались со стеной из арбалетных болтов. Мостовая у дворца на долгое время станет красной. Кровь была пролита.

— Доклад! — прокричал я у ворот, в которые спешно забегали мои братья.

— Сотня катафрактариев пробовала ударить! Они остановлены, большая их часть уничтожена! — доложил мне Стоян, который находился на втором этаже.

Он также кричал на разрыв голосовых связок, чтобы иметь возможность перекричать все те звуки, крики, что доносились в основном за пределами дворца. Ничего, в Русском Доме хватает мёда и малинового варенья. Горло полечим. Есть там и душу чем полечить, напьюсь при первой возможности, до «мордой в салат» упьюсь. Всё происходящее за сегодняшний день было сложным для психики.

И ладно бы… но не все еще закончилось.