— А кто ж у нас такой борзый? — привстал над столом Лимонка. — Цитрамон, ты его в натуре знаешь?
— Его зовут Алексей Петров, — раздраженно ответил Треплов. — Я вам рассказывал.
— Круто, что ты зашел. У нас тоже к тебе вопросики будут. И к твоему дружку Цитрамону, — хитро усмехнулся Германец.
— Вас одно интересовать должно: выйдете ли вы отсюда живыми или сгорите с этим безвкусным доминой. И пока шансы ваши невелики. Я очень зол.
— И чем же мы тебя разгневали, Лешенька? — вкрадчиво спросил Германец.
— Да никакой он не Петров, — фыркнул Лимонка. — из благородных он, Васнецов. Рожи он менять умеет. Покажи свою, настоящую, твое благородие, не стесняйся. Или думал, мы про тебя не разузнаем?
— Лицо я свое показываю только друзьям. Вы этой чести не заслужили. И кстати, у тебя забавное погоняло. Я думал, тебя в честь гранаты кличут, а ты реально на лицо желтый. Что случилось, Лимонка, болел в детстве?
— А если и болел? — насупился бандит. — Че с того?
— Спрашиваешь, чем вы меня разгневали? — переключил я внимание на Германца. — Так я расскажу. Вы как Цитрамона отстранили от дел, бардак начался в губернии. Этот, — я невежливо ткнул пальцем в сторону Бобра, — цыган хотел кинуть. Бойню устроили. Мента грохнули. Он конечно и сам зарвался, да только не повод это легавых трогать. Желторожий, — я посмотрел на Лимонку, — и вовсе распоясался. Они с Бобром теракт планировал на рынке. Мелюзгу на город натравили, людей на улицах хватать велел. Аристократов, между прочим. Вас давно в САБовские подвалы не таскали?
— Что за дела, — нахмурился Германец. — Прав он насчет САБ, мы им не подставляемся.
— Да брешет пидор, голубая кровь! — заорал Лимонка. — Ты, сука, страх потерял? Думаешь, мы тебя не достанем? Один твой дом сожгли, и до остальных дотянемся! Мамку с папкой твоих на ремни резать будем, девку твою малолетку по кругу пустим. Да она там уже побывала. Ей не впервой.
А я все ждал, когда он даст мне повод! Что Лимонке не жить, я решил, еще когда узнал, что этот мерзавец в Нарышкине затеял. А теперь мне захотелось обставить это как в моем любимом фильме. Я вскочил на стол, ускоряясь, но не слишком сильно, пусть видят меня, хоть и расплывчато, подбежал и отрубил Лимонке голову, бросил ее перед Германцем. Кровь, бьющая из шеи, щедро обдала присутствующих. Я вернулся на свое место во главу стола. Или в конец, как посмотреть, но учитывая обстоятельства, главный на этом сборище — я.
— Думали, — заговорил я с нажимом, показывая гнев, — что судить собрались Цитрамона или, смешно, меня? Вы сами на суде. А я решаю, отпустить ли вас живыми или покромсать в фарш!
У Бобра не выдержали нервы. Он отпрыгнул от стола и завопил:
— Братки, мочите урода! Где вы там? Сюда все.
Остальные бандиты также повскакивали с мест, роняя стулья. Сидеть остались только Германец и Цитрамон.
— Никто не придет, — улыбнулся я. — Кто-нибудь, выгляните в окно.
Они, конечно, всей толпой ломанулись, чтобы увидеть двадцать трупов. Одновременно в комнату вбежали секретари, пришлось вытолкать их взашей в коридор, отбирая стволы и перья, чтобы никто не поранился.
— Можете и остальных навестить, — предложил я. — Там еще двадцать мертвяков лежат. Подумайте, как я убил всех так быстро и так тихо, что вы ничего не заметили. А я пока поразмыслю, что с вами дальше делать.
Германец цыкнул на авторитетов:
— А ну расселись! Хватит комедию ломать!
Потом обратился ко мне:
— Есть варианты?
— Их два. Первый, я с вас спрошу за беспредел, что вы устроили, а до вас Гвоздь и Клещ. Кто «Красных Овечек» крышевал?
— Каких еще овечек, — поморщился Германец.
— А то ты не знаешь? Конторка в Гречине, людей похищала, на органы пилила. Скажешь, не беспредел? А по мне так он самый.
— Ты — тот аристо, что выжил в «Заре»? — догадался вдруг Якутский Бобер.
— Наконец-то сообразил, — фыркнул Треплов.
Я обратился к Германцу.
— Ты же вроде над Великим Новгородом смотришь?
— А ты откуда знаешь? — удивился он.
— Выполнил домашнее задание. Значит и про Череповец в курсе?
— Предположим, — буркнул он.
— Я туда заехал на днях по одному делу, — пояснил я. — В том числе и на мясокомбинат заскочил. Там очень интересный ассортимент.
— Чо, — переспросил Бобер.
— Фарш там из людей крутят, в консервы закатывают. Целая фабрика этим занимается. Мне правда интересно, Германец, зачем так много этого дерьма?
— Так это ты Вержицкого завалил? — догадался Германец.
— Прикинь! — усмехнулся я.
— Твари мелкие, гоблины, любили эту гадость. Барон их и подкармливал. Но ты их всех замочил. Гоблинов больше нет. Ну еще парочка гурманов живет тут и там. Люди странные. Я лично думаю, это зашквар. Больше крутить эту консерву не будут, перейдут на свинину. Ну, когда найдется фраер, что на фабрику позарится. Наследников у барона нет. С торгов пойдет. Как и домик его. Так что, Петров, есть второй вариант?
— Мы сейчас посидим спокойно, чайку попьем, подумаем, как губерния жить будет дальше.
— Ну давай подумаем! — кивнул Германец.
— Что вы собирались Цитрамону предъявить?
— Бабла меньше стало, — вздохнул Бобер. — Опять же в Гречине голяк полный. При Гвозде бабло в общак нормально капало.
— Предъява — сильно сказано, — вмешался Германец. — Но помозговать стоило, что да как.
— Вот что я вам скажу, братки, — сказал я вкрадчиво. На Цитрамона вы молиться должны.
— С чего бы? — удивился Бобер.
— А оттого, что он нашел со мной общий язык. Гвоздь не нашел, Вержицкий не нашел. Цыган молодой тоже фигу в кармане показывал. И где они?
— Так, о чем базар, — ухмыльнулся Бобер. — Скажи, сколько тебе Цитрамон отстегивал, мы больше дадим.А на сколько — обсудим.
— Вы всерьез считаете, что мы торгуемся? — я улыбнулся в ответ, Бобра, да и всех за столом кроме Треплова и Германца почему-то передернуло. — Я говорю вам, как все будет. Цитрамон мне бабло не отстегивал, и уж тем более я ему. И ваших поганых денег я брать не собираюсь.
— Так чего ж ты хочешь? — спросил Германец.
— Я не хочу, чтобы Нарышкин превратился в Гречин времен Овсова. И уж тем более в Череповец. А конкретнее — Цитрамон в курсе, что я считаю беспределом, а с чем готов мириться. И не просто знает, а я вбил это в его башку накрепко. А это значит, что все дела в губернии вы будете вести через него. А он проследит, чтобы вы не сотворили чепухи, за которую я конкретно обижусь. А что бывает, когда я сержусь, вы уже поняли, а если не дошло, выгляните еще раз во двор.
— Ты не единственный инвейдей в губернии, — прищурился якут.
Он мне уже надоел, но ничего, у меня созрел план для Бобра.
— Ты о существе, что называет себя Красным Гостем? Раз уж вы в курсе о наших терках с ним, то вдумайтесь в расклад. Либо я его замочу, и если вы встанете на его сторону, то и вас достану. Либо он замочит меня, что тоже возможно. Только хватит ли у него пороху? Вержицкого, шестерку его, я убрал, империю его разрушил, Германец в курсе, что я Череповце устроил. Тварей, коих Гость расплодил, я тоже повывел. Гоблинов нет, опять же спросите Германца. Людей-пауков, с которыми Гвоздь якшался, тоже не стало. Походу, сила на моей стороне. Ну и третий вариант, что мы не захотим оба сгинуть и договоримся. Первым делом мы оба позаботимся, чтобы следа вашего поганого на Земле не осталось, потому что никто не любит умников, туда-сюда, вашим и нашим. Ясен вам расклад?
— Лихо ты все разложил, — задумчиво кивнул Германец.
— А самое главное, что вас должно заботить, как отсюда живыми выбраться.
— Ну выберемся, — фыркнул Бобер. — А жизнь продолжится. Мы растворимся в тумане, а ты в Нарышкине корни пустил.
— Ты тоже решил моей родне угрожать?
— Нет, — принялся оправдываться Бобер, но я его прервал.
— Ваша единственная надежда на спокойную жизнь, это Васнецов. А если он вдруг исчезнет, останется один Петров, и вот он-то на самом деле растворится в тени. А это значит, что я всегда буду у вас за спиной, и как бы вы не прятались по темным углам, я буду находит вас по одному. Я буду забирать общаки, сжигать наркоту и рубить, рубить, рубить ваши тупые головы. И уж поверьте, вас-то я достану хоть из-под земли, потому что на каждом из вас уже стоит моя метка.
— Брешешь, — зашипел Бобер, — нет никаких меток.
— А ты проверь.
— Ша! — рявкнул Германец. — Не надо нам войны с мертвяками. В ваши дела с Гостем мы лезть не будем, да тебе оно и не надо. Цитрамон присмотрит за губернией, Петров дело говорит. Все на этом? Может закрепим договор? Я свистну, нам ханку и жратву мигом принесут. Или на кухне ты тоже всех завалил?
— Нет, обслугу я не тронул. И шмар ваших,. Но пить мне с вами некогда, да и вам тоже. Одно дело у нас не закончено: за бучу в Нарышкине кто-то ответить должен, чтобы САБ не бесить. Лимонка уже не ответчик, но остался его подельник. Мое слово: Бобер идет со мной. И вы тоже садитесь на свои тачки и мотайте, потому что дом этот я сожгу.
— Что началось? — заголосил Бобер. — Волкам позорным меня сдать хотите? А не боитесь, что я про вас многое порасскажу?
— Заложишь? — прищурился Германец.
— Конечно заложит, — подтвердил я. — В подвалах САБ все разговорчивыми становятся.
Я выразительно посмотрел на Германца, и до того дошло. Он метнул нож в горло Бобру, тот захрипел и, зажимая рану руками, сполз под стол.
— Теперь все?
— Да, — ответил я. — А сейчас валите отсюда. Шестерок своих заберите и холопов с кухни или где они там еще по дому ныкаются. Пятнадцать минут вам на бегство. И сделайте так, чтобы я вас больше не видел. Вопросы через Цитрамона порешаем. Тик-так, бандиты. Время пошло.
Я вышел из переговорной. За моей спиной началась возня, авторитеты стали звать секретарей, кто-то из шестерок побежал на кухню, кто-то — заводить машину и пусть не за пятнадцать минут, а за двадцать, но все разъехались. Я прошелся по опустевшему дому, проверяя, не забыли ли кого. И точно, какой-то старичок засел в погребе, перебирая банки с соленьями. Выставил его на дорогу, сказав, что бомба в доме, и не слушая его причитания. Надо будет до деревни подвезти, что ли, не дойдет же сам. Но какая-то бойкая девица из прислуги ждала его за воротами, заламывая руки, старичок приходился ей дядей, они уехали в дешевой машине, марки которой я не знал, но она подозрительно напоминала жигули.
Я тем временем собрал в «карман» трупы во дворе и выложил их в коридоре. Убедившись, что дом свободен, я попросил Владимира жахнуть его чем-нибудь горячим, и тот не подвел: скоро бандитская база горела как костер на Ивана Купалу. Решив созорничать, я вырезал иероглифы Акаи Гестио ножом на деревянных воротах.
Доспав остаток ночи, мы встретились на завтраке. Я хотел завести разговор о Минерве и о том, как себя чувствует их совместное предприятие, но Владимир меня опередил, сообщив, они выполнили уже две нормы, передав покупателям аж шесть странных вещей. И что пора бы к ней наведаться за наградой.
Этот визит входил в мой план как первый этап. Я надеялся в глубине души, что удастся оттянуть его выполнение. Но будущее наступало неумолимо, я четко увидел его в слайдшоу на балконе «Ласточки».
Мне было интересно, как Владимир устроил алтарь. У меня не было времени спросить его раньше. Оказалось, что в том же самом подвале особняка Васнецовых, где ключ запирал дорогу в монастырский осколок, Наталья открыла новую трещину в крошечный мирок, состоящий из каменной каморки без окон и дверей. Вход туда запирался тем же ключом, как-то Владимир и Наталья это устроили, а может им богиня помогла. Я не стал вдаваться в детали.
Минерва встретила нас, сидя в роскошном кресле посреди уже привычного в ее царстве белесого ничто.
— Какие люди! — воскликнула она, изображая удивление, в которое я ни секунды не поверил. — И при охране. Ну что, охотник, придумал, какая тебе нужна награда?
— Да, — ответил я просто, — придумал.
— Тогда с тебя и начнем, — богиня взмахнула рукой и за нашими спинами появились кресла на вид попроще, чем ее трон. — Присаживайтесь! Ни в чем себе не отказывайте!
Она снова взмахнула рукой, и перед нами возник стеклянный столик, на котором стояли ваза с фруктами, кувшин с вином и золотые кубки.
Я увидел, что кубков четыре, понял, что это намек, разлил вино, протянув один из них богине. Вино оказалось вкусным.
Мы наконец расселись.
— Ну говори, охотник, чего ты хочешь, — кивнула Минерва.
— Недавно один наш общий знакомый, не будем называть его по имени, хотя это был Акаи Гестио, пытался меня убить, натравив каких-то живых колобков из протоплазмы.
— Грустная история, но раз уж ты сидишь передо мной живой и здоровый, все кончилось хорошо? Пока не понимаю, при чем тут я?
— Одна милая женщина поставила на мне метку, добавив какую-то гадость в мой бокал. С ее помощью колобки меня выслеживали, в том числе и между мирами. Средство это она получила от Акаи Гестио, а он — от тебя.
— Ты в этом так уверен? — ехидно переспросила Миневра.
Наталья же охнула:
— Ты нам этого не рассказывал!
— Все действительно кончилось хорошо, так что и говорить не о чем, — ответил я Наталье.
— Но мы говорим! — Минерва, недовольная, что не все внимание достается ей, сердито наклонила голову.
— Все просто, у меня есть право на две просьбы?
— Именно так.
— Я хочу два таких комплекта, разумеется, с инструкцией, как ими пользоваться.
— Точно такими же? — уточнила Минерва.
Я почуял в вопросе ловушку.
— Колобки воспылали желанием разделаться с помеченным этой дрянью субъектом. Мне все эти эмоции ни к чему. Я просто хочу точно знать, где находится человек с этой меткой, даже если он оказался в другом мире. И конечно переместиться к нему куда угодно и откуда угодно.
— И ты хочешь поставить две такие метки?
— Да.
— Эх, опять ты меня провоцируешь на пакости. Но я не буду пользоваться твоим невежеством. У меня есть то, что ты ищешь. И в комплект входит пять пар «охотник-добыча», — Минерва пошевелила пальцами, и на столике появилась шкатулка из зеленого непрозрачного стекла.
Внутри обнаружились выложенные в два ряда пять красных ампул и пять синих.
— Все просто, — объяснила Минерва. — красную жидкость выливаешь в еду или питье объекта слежения. Синюю выпиваешь сам. Будешь чувствовать направление к жертве. Если она уйдет в осколок, твоя новая рука проводит тебя туда. Я лично не знаю способа обнаружить метку кому-либо постороннему. Чтобы снять ее, надо повысить температуру тела до сорока градусов. Это касается и охотника, и добычи. Вопросы?
— Если я использую две ампулы одновременно, как я различу, к кому ведут следы?
— Будешь преследовать две жертвы одновременно? — съязвила Минерва. — Настоящий охотник! Не волнуйся, ощущения немного разные. Представь себе, за кем хочешь пойти, и настроишься на нужный след. Но не советую тратить сразу больше двух ампул, так и с ума сойти недолго.
— Спасибо! — я убрал шкатулку в «карман».
— Не буду наживаться на твоей наивности. Говори вторую просьбу.
— Мою знакомую отравят или усыпят каким-то ядом. Мне нужно суметь ее вылечить мгновенно и на расстоянии хотя бы нескольких метров.
— Эй! — заерзал Владимир.
— Ну что ты за человек, охотник! — закатила глаза Минерва. — Опять приходится тебе подыгрывать! Твой папаша вполне способен переделать аптечку в дистанционную. Будешь пуляться антидотом как из револьвера. Давай, думай хорошенько! Последний раз спасаю.
Я подумал хорошенько, как мне и сказали. Я бываю очень послушным, когда надо.
— Я буду освобождать заложников. Их захотят убить, типа «не доставайся же ты никому». Мне нужно их защитить от любой угрозы.
— Стазис, — прошептал Владимир.
— Хорошая мысль, — улыбнулась Минерва.
На столике появилось два белых шарика три сантиметра в диаметре.
— Сожмешь в ладони и кинешь. Не промахивайся, а то защитишь кого-нибудь другого или два квадратных метра воздуха.
— Надо в какое-то конкретное место на теле попасть?
— Нет, она распознает объект, к которому прикоснулась. Ну и руку, которая ее активирует, тоже. Не спрашивай, как это работает, скучные материи.
— И что она дает?
— Полная защита, но ненадолго, секунд на пятнадцать. Заодно и неподвижность на то же время. Но кстати ты можешь убрать тело в карман. В стазисе твоим заложницам ничего не будет.
— А без стазиса? — поинтересовался я.
— Смерть, — кивнула Минерва.
Она прислушалась к чему-то.
— Ладно! Будем считать, что я устроила распродажу! Три девушки — три защиты.
На столике появился третий шарик.
— Веревки из меня вьешь, охотник. Или уже отсюда! Я с твоими предками пообщаюсь.
Минерва хлопнула в ладоши, и я вернулся в подвал Васнецовых, минуя осколок с алтарем.
Не теряя времени, я отправился на берег озера, чтобы там спуститься в спорткомплекс. Я прошел в комнату, где спала Соня. Я лег рядом и обнял ее. Она даже не проснулась. Я тоже угрелся под ее бочком и задремал.
— Я и не слышала, как ты пришел, — растолкала меня девушка через пару часов. — Садись, будем чай пить. Или ты хочешь кофе? Точно хочешь, сейчас сварю! У меня печенье осталось, пальчики оближешь.
Я сел за стол, глядя, как она хлопочет. Надо было начать этот разговор, но я не знал как. Осталось сказать последнее слово, и будущее, что мне привиделось, уже не остановить.