Одинаковые. Том 5. Атлантида

Глава 17. Сердце комплекса. Приближение неизбежного

Погружение в пролом было похоже на въезд в пасть чудовища. Луч прожектора «Нептуна», отражаясь от взвешенных частиц, выхватывал из мрака каменные глыбы и обломки колонн. Мы медленно продвигались внутрь, и с каждым метром открывавшаяся картина заставляла сердце биться чаще. Полная тишина нарушалась лишь скрежетом и скрипом корпуса, сминавшего под собой мелкие обломки.

— Святые угодники… — прошептал Ростовцев, прильнув к иллюминатору. Его дыхание запотевало на холодном стекле. — Это же… это считай город!

— Колонны. Символы. Масштаб ошеломляет! — мысли начали крутиться в голове.

Никита, находясь на «Святогоре», видел всё нашими глазами, чувствовал то же напряжение, и был, по сути, нашим штурманом, наблюдателем и аналитической машиной одновременно. Его рана, полученная от боцмана уже, не так беспокоила. Думаю, неделя и с нашей бешеной регенерацией от нее не останется и следа.

Брат держал в руках часы, отмечая на бумаге время, рисуя карту нашего движения. С момента погружения прошло двадцать семь минут. Запас времени на обследование — не более часа.

Перед нами открывался колоссальный зал. Сводчатый потолок, поддерживали массивные колонны, испещренные знакомыми символами. Это была центральная площадь, окруженная по периметру темными провалами — входами в другие помещения.

Крылов наверху мог лишь догадываться о том, что мы видим сейчас.

— Братцы! — голос Ростовцева дрожал от волнения, он дышал прерывисто, запотевшее стекло его очков скрывало горящий азартом взгляд, — необходимо наружное обследование. Хотя бы визуальное!

— Согласен. Сидеть внутри — бессмысленно. Риск оправдан! Да и времени у нас не так много осталось!

Леха, не говоря ни слова, уже начал готовить громоздкие водолазные костюмы. Запас воздуха в баллонах скафандров — на сорок минут. Никита будет следить за временем с поверхности.

Процедура стравливания и заполнения шлюзовой камеры ледяной водой отняла несколько долгих, нервных минут. Михаил Иванович, бледный от напряжения, вручную управлял помпой. Наконец, с глухим щелчком открылся внешний люк.

Я первым выплыл в черноту, ухватившись за поручень. Леха последовал за мной. Наше восприятие удвоилось, сливаясь в одну картину. Он видел то, что не выходило у меня, и наоборот. А с учетом того, что обзор в этом далеко не совершенном скафандре так себе, то эта наша способность была огромным подспорьем.

— Осторожнее, ради Бога! — донесся до нас приглушенный голос Ростовцева. И помните о времени!

Мы медленно поплыли к ближайшему арочному проему, который выделялся монументальностью среди остальных. Яркие белые лучи наших ацетиленовых горелок, закрепленных на медных шлемах, пробивали подводную тьму, выхватывая из мрака детали. Стены из идеально подогнанных блоков. Сплошной ковер символов.

— Помещение-келья или что-то другое. Пусто. Следы разрушения! — мысленно констатировали мы, осматривая первый проем. Прошло пять минут.

Следующее. Больше. Лучи фонарей выхватили странные предметы на полу. Части механизма. Шестерни, пластины из темного сплава.

Бронза? Нет. Состав иной. Коррозии нет. Технология… не неизвестная. Возможно, этот тот же материал, из которого была сделана та пластина-карта, найденная в пещере Индокитая. Я поплыл ближе, чтобы рассмотреть детали, в то время как Леха, осматривал стены. Его луч скользнул по отполированной плите.

Мы оба замерли, уставившись на треугольник в круге. Абсолютная тишина нарушалась лишь шипением воздуха и гулким эхом собственного дыхания.

Наше общее внимание, без единого слова, сместилось туда, куда указывал луч фонаря Лехи — на лаз в стене за плитой. Захотелось непременно туда попасть. В тот же Никита констатировал — Прошло восемнадцать минут. Половина времени.

Мы медленно двинулись к черному прямоугольнику в стене. Нас вела не жажда открытия, а нечто большее. И тикающий хронометр в руке Никиты, сидящего в нашей каюте на «Святогоре», отсчитывал секунды, оставшиеся до конца воздуха в баллонах.

Мы с Лехой, преодолев лаз, оказались в небольшой сферической камере. Стены отполированы до зеркального блеска и испещрены не просто символами, а сложными, переплетающимися схемами, напоминающими микросхемы или звездные карты. В слабом свете наших фонарей узоры переливались, словно живые.

Мысль пришла мгновенно, родившись в сознании, это очень похоже на строения в Индокитае, только теперь здесь, на дне океана. Леха уже плыл к постаменту в центре комнаты.

«Горыныч» работал на полную — Никита на «Святогоре» чувствовал то же самое, что и мы здесь, в кромешной тьме. Наш мозг сканировал узоры, сопоставлял их с памятью о дисках из Индокитая, Южной Африки, Старой Ладоги. Вывод возник сразу: это не украшения, а какая-то сложная схема.

Три углубления на плоской панели постамента идеально соответствовали по размерам нашим дискам, добытым ранее. Мысли пронеслись вихрем: вставляем диски — что-то открывается. Но дисков с нами не было, они хранились в каюте на «Святогоре».

От Никиты пришел сигнал, что осталось семь минут воздуха. А уже сейчас было ощущение нехватки кислорода.

— Давление и работа «Горыныча»… Сжигаем кислород быстрее расчетного времени. Нужно немедленно возвращаться! Проклятие!

Обратный путь к «Нептуну» мы прошли с огромным трудом. С каждым шагом дышать становилось все труднее. Еще пара минут задержки у постамента — и наш выход с Лехой закончился бы в полной темноте.

Когда корпус «Нептуна» показался, Никита наверху выдохнул с облегчением. Люк захлопнулся. Шипение выравнивающего давления было самым лучшим звуком.

Сбрасывая скафандр, я чувствовал дрожь в руках — отголосок адреналина, знакомый нам с братьями еще с детства. Воздух в батискафе был горьким, но мы были ему чертовски рады.

— Что там? — голос Ростовцева был напряженным. Он видел наши лица.

— Нашли, Михаил Иванович! — мой ответ был краток. — Комнату. Постамент с тремя гнездами, он подходит под наши диски. Я думаю, что это некий ключ, а вот что именно он должен открыть пока большой вопрос.

Ростовцев присвистнул, его глаза блеснули азартом ученого.

— Значит, мы не ошиблись!

Леха, уже приходя в норму, кивнул. Сейчас без дисков мы здесь бессильны, да и время погружения самого батискафа скоро выйдет. Нужно подниматься и готовиться к новому погружению. С артефактами.

— Михаил Иванович, начинаем всплытие! — распорядился я. — И сразу будем готовить «Нептун» к повторному погружению.

Ростовцев, не задавая лишних вопросов, взялся за рычаги. Знакомый гул, дрожь корпуса — батискаф начал медленное движения в направлении выхода из провала.

Я откинулся на спинку кресла, закрыл глаза. В голове стояло великолепие зала и куча вопросов. Мы были близки. Надеюсь, остался последний шаг. Но наша с братьями интуиция, обостренная до предела, шептала тревожное предчувствие. Не все так просто в этой загадке древних.

Батискаф медленно поднимался из темноты. Сквозь иллюминаторы уже пробивался мутный зеленоватый свет, а давление в ушах постепенно спадало. Я почувствовал, как Никита на «Святогоре» мысленно выдохнул вместе с нами. Еще несколько минут — и мощные лебедки подхватили «Нептун», плавно извлекая его из воды и возвращая на палубу «Святогора».

Люк открылся с шипением. Я выбрался первым, глотнув полной грудью соленого ветра. Воздух казался невероятно свежим после спертой атмосферы батискафа, а особенно после ощущения нехватки кислорода в последние минуты нашего выхода из «Нептуна». Леха и Ростовцев вылезли за мной. Крылов, не дожидаясь, пока мы окончательно придем в себя, уже отдавал распоряжения команде:

— Всем за работу! Герметичность, давление в балластных цистернах, состояние иллюминаторов — все проверить в ускоренном режиме! Механики, доложить о состоянии рулевых машинок и стабилизаторов. У нас нет времени на длительный техосмотр.

Я подошел к нему, вытирая лицо влажным полотенцем, которое протянул один из матросов.

— Алексей Николаевич, нужно уложиться в час, максимум полтора. Мы не можем терять ни минуты. Замените, что необходимо, проверьте все по протоколу. Следующее погружение будет решающим.

Крылов кивнул, его взгляд был сосредоточен и суров.

— Понимаю, Илья. Сделаем все, что в наших силах. Конструкция показала себя надежной, но я не могу исключить вероятность нового сбоя. Давление на глубине — штука непредсказуемая.

В это время к нам подошел Михаил Иванович Ростовцев. Его лицо, обычно спокойное, сейчас выражало смесь нетерпения и научного азарта.

— Илья, Алексей Николаевич! Мы на пороге открытия! Этот проем… он 100% рукотворный. И хранит в себе множество тайн. Я перебираю все известные мне гипотезы, но ни одна не дает ответа, что может храниться за этим входом. Хранилище знаний? Энергетический комплекс? Неужели нам действительно удалось найти следы той самой цивилизации атлантов?

Я мысленно пробежался по тем же вариантам, чувствуя, как Леха и Никита делают то же самое. Наш общий «Горыныч» работал на полную катушку, перемалывая гипотезы, но к однозначному выводу мы не пришли. Слишком много неизвестных.

— Теории теориями, Михаил Иванович, — сказал я вслух, — но ответ там, внизу. Гадать можно бесконечно. А времени у нас считай, что и нет. Не забывайте, что к нам движется судно со специально обученными лягушатниками. Цель которых вывести нас из игры, скорее всего окончательно.

Я спустился в свою каюту, где в сейфе лежали диски и табличка из Индокитая. Взяв в руки, попытался уловить в знакомых символах скрытый смысл, ключ, который мы, возможно, упустили. Но нет — они молчали, как и прежде. Единственный сейчас способ что-либо выяснить, это установить их на тот постамент.

Тем временем на палубе кипела работа. Команда под руководством Крылова действовала слаженно и быстро. Свист сжатого воздуха, лязг металла, отрывистые команды — все это сливалось в единый оркестр подготовки. Леха лично проконтролировал замену баллонов с воздухом и химических поглотителей, зная, что на кону наша жизнь.

Час пролетел незаметно. Крылов доложил:

— Системы проверены. Заменили уплотнители на иллюминаторах, полностью зарядили систему жизнеобеспечения, провели тест аварийного сброса балласта. Батискаф к погружению готов.

Мы с Лехой и Ростовцевым вновь заняли свои места в тесном стальном коконе. Люк захлопнулся с глухим стуком, отсекая нас от внешнего мира. Не было того чувства неизвестности, что было в первый раз. Его сменила твердая решимость. Мы знали, куда идем.

— Погружение начинаем! — отдал я команду.

«Нептун» содрогнулся и начал свой медленный путь. Свет за иллюминаторами угасал, сменяясь густой темнотой. Глубиномер полз вниз. Я следил за показаниями приборов, в то время как Леха мысленно держал связь с Никитой, который с палубы «Святогора» отслеживал наши координаты и время.

Вскоре внизу вновь показался знакомый пейзаж — руины циклопических сооружений. Мы двигались, пока Ростовцев не указал рукой вперед: — Вон он! Проем!

— Заходим, — скомандовал я, и Леха плавно направил аппарат внутрь.

Прожекторы выхватывали из мрака гладкие, отполированные стены, на которых не было видно ни швов, ни стыков. Мы двигались медленно, опасаясь неожиданных препятствий.

Прошло еще минут десять напряженного молчания, прерываемого лишь ровным гудением аппарата и нашим дыханием. И вдруг впереди показался вход в помещения, где пару часов назад мы уже были с братом.

Мы с Лехой стали облачаться в скафандры. Процедура уже была отработана до автоматизма, но сейчас каждый щелчок застежки, отзывался в сознании обостренным гулом. Никита, остававшийся на «Святогоре», мысленно прокручивал вместе с нами каждый шаг, сверяя показания приборов и состояние систем.

— Герметичность полная. Запас воздуха на сорок минут! — мысленно констатировал я, ловя ответный кивок от Лехи. Он уже взял в руки контейнер с дисками, и закрепил его на груди. Дисками, за которыми охотились масоны, и которые привели нас сюда.

Ростовцев, стоя у самого края шлюзовой камеры, смотрел на нас со смешанным выражением ученого азарта и отцовской тревоги.

— Помните, парни, никакой самодеятельности! — сказал он, и его голос, приглушенный скафандром, прозвучал особенно серьезно. — Любое отклонение от плана — и немедленное возвращение! Эти артефакты ждали тысячи лет, они подождут еще немного, если что-то пойдет не так.

Он перекрестил нас. Жест был неожиданным, но искренний.

Люк открылся, впуская внутрь камеры мутную воду. Мы один за другим вышли наружу, и вода мгновенно сдавила корпуса скафандров. Прожекторы «Нептуна», в котором оставался Ростовцев, выхватывали из темноты призрачные очертания каменных глыб, указывая путь.

Двигались медленно, отталкиваясь от неровного дна и цепляясь за выступы. Внутренний компас был настроен на одну цель — нужный нам лаз, что вел в сердце сооружения. Никита со «Святогора» безмолвно корректировал наш курс, сверяя его с картой, составленной во время первого погружения.

Лаз встретил нас зияющей чернотой. Проплыв внутрь, мы снова оказались в гроте с высоким сводчатым потолком. Наши фонари вырывали из мрака знакомые очертания. И вот он зал с постаментом. Пустой и загадочный, с углублениями на вершине, форма которых была до боли знакома. Сколько же времени мы гадали, что черт возьми скрывают эти диски. Потратили кучу ресурсов на поиски разгадки. Бесчисленное количество раз пытаясь хоть как-то расшифровать находящиеся на них письмена. Но все в пустую. И вот теперь возможно мы в шаге от ответа на вопрос.

Леха, не говоря ни слова, протянул мне контейнер. Мы действовали синхронно. Открыли его. Диски лежали внутри, почти невесомые в морской воде, их поверхность отливала в свете фонарей тусклым блеском непонятными символами.

— Устанавливай! — мысленно скомандовал я, чувствуя, как у Лехи напряглись мышцы.

Он взял первый диск. Рука в громоздкой перчатке скафандра на мгновение замерла над одним из углублений. Затем, с почти ювелирной точностью, опустила диск. Раздался едва слышный, но отчетливый щелчок. Диск идеально совпал с формой паза. Он будто притянулся, встав на свое место.

Я взял второй. Та же процедура. Тот же мягкий, уверенный щелчок. Затем тот же порядок действий с последним. Все три диска легли на постамент, их символы теперь были обращены вверх, словно ожидая команды.

Мы отплыли на шаг назад, затаив дыхание. Никита на «Святогоре», видя все через наши глаза, мысленно замер вместе с нами. Что теперь? Будет ли вспышка? Откроется ли потайная дверь?

Прошла секунда. Две. Десять.

Ничего.

Тишина. Разочарование, острое и горькое, волной накатило на нас троих. Мысли пронеслись в едином порыве: «Неужели все зря? Неужели это просто древний сейф, а у нас нет нужного ключа?»

Но в следующее мгновение Леха, чей взгляд был прикован к дискам, мысленно указал на них.

— Смотри!

Я присмотрелся. Символы на дисках, которые до этого были просто рельефными отметинами, начали подсвечиваться. Тусклым свечением, словно тлеющие угли. Затем постамент дрогнул.

Негромкий, низкочастотный гул, скорее ощущаемый телом, чем слышимый ушами через толщу воды, прошел через каменные плиты пола. Из центра постамента, прямо между дисками, выдвинулся небольшой, цилиндрический штырь, более всего напоминающий рычаг. Он был походу из того же темного, неподдающегося коррозии сплава, что и табличка-карта из Индокитая. На его рукояти символ, который мы недавно видели — треугольник в круге.

Нужно было что-то делать. Страшно, но отступать, когда мы прошли такой путь, было уже невозможно. Я подплыл к постаменту, ухватил рычаг обеими руками в громоздких перчатках скафандра. Собрав всю волю, я подал его вперед. Рычаг пошел на удивление плавно, беззвучно утопившись в пазе.

Секунд 15 было тихо, но затем где-то вдалеке, возможно даже из основного зала стал доносится нарастающий гул.