Дверь в нашу каюту захлопнулась, заглушив ровный гул паровой машины. Я повернул ключ в замке. В тесном помещении повисла тишина, нарушаемая лишь скрипом корпуса «Святогора».
На столе, на грубом сукне, лежал Куб.
Тот самый, со стороной примерно в полметра. Тяжелый, темный, отливающий тусклым металлом. В свете каютной лампы он казался массивнее и монументальнее, чем в зеленоватой мгле прожекторов «Нептуна». Его грани были испещрены мелкими рельефными символами, но не хаотично — узор складывался в странные, правильные последовательности, похожие на часть гигантского механизма или зашифрованное послание.
Ростовцев, не прикасаясь, водил над ним дрожащими пальцами.
— Совершенная форма… — прошептал он, и в его голосе звенела почти религиозная исступленность… И эти символы… Это не просто узор. Это… схема. Чертеж.
Крылов, прислонившись к переборке, смотрел на куб с иным выражением, с холодным инженерным расчетом, смешанным с глубочайшим скепсисом.
— Чертеж?! — отрезал он, — за который пришлось отдать немало. Эх и вот из-за этой коробочки нам пришлось такой путь проделать. И так понимаю, что и врагов вы братья нажили серьезных, тоже благодаря ей? А самое интересное, что там под водой вполне могут быть еще тайны и далеко не одна, только вот теперь не скоро кто бы то ни был, сможет до них добраться. Вход то ведь после вашего дефиле завален? Правильно понимаю?
— Именно так, Алексей Николаевич! — сказал Никита, но может это и к лучшему. У нас будет время разобраться с этой находкой. Уж поверьте мы постараемся докопаться до истины. А лягушатники пусть строят свои батискафы и пытаются очистить вход. У них могут на это годы уйти.
Леха сидел на краю койки, прислонившись головой к холодной стали переборки.
— И это здание для нас теперь тоже потеряно! — Сказал Ростовцев, — Я видел прекрасно. Даже если у Великого Востока Франции появится свой аппарат, на раскопки уйдут годы. Поверьте, я в этом разбираюсь!
Никита стоял у иллюминатора, спиной к нам, глядя в чернильную тьму океана.
— Это их не остановит! — произнес он без эмоций. — А значит, не остановит от попыток забрать этот «блок». Теперь мы мишень. Весь их гнев обрушится на нас, мы должны быть готовы.
И в голове у нас с братьями пронеслась мысль, что устранить эту угрозу можно лишь одним способом, о котором Ростовцеву с Крыловым лучше не знать. Мы должны зачистить верхушку организации, и постараться убрать главных по теме артефактов древних с игровой доски. Возможно, тогда на какое-то продолжительное время они нас оставят в покое. У них как бы много своих хлопот добавиться.
Леха приоткрыл глаза. Взгляд был мутным, но голос прозвучал твердо, отчеканивая каждое слово: — Значит, будем готовы. Этот куб.… он не просто артефакт. Он ключ, правда пока не понятно к чему. И они это знают, и мы это знаем. Мы вытащили из бездны не просто диковинку. Мы вытащили войну.
И в этот момент в дверь каюты громко, настойчиво постучали. Я открыл дверь. На пороге стоял наш боец Василий: — Илья! Срочно к капитану! За кормой — незнакомое судно! Идет на сближение
На мостике царила суета. Капитан Верховцев, как всегда, стоял у штурвала, но сейчас он был очень напряжён.
— Смотрите! — он мотнул головой в сторону кормы, не отрывая рук от штурвала.
Мы с братьями ринулись к кормовому иллюминатору, выхватывая из кронштейнов подзорные трубы. В разрыве между свинцовыми валами штормовых туч угадывался низкий, стремительный силуэт. Судно без флага, было выкрашенное в грязно-серый, почти под цвет океана. Оно шло резко, разрезая воду форштевнем, явно набирая ход.
— Если ветер и волнение не изменятся, — капитан Верховцев не поворачивался, — часа через полтора, максимум два, нагонят. У них скорость по более нашей будет.
— Военное? — бросил я, не отрывая трубы от глаз. Никаких опознавательных знаков, никаких флагов. Только агрессивный профиль и длинный, слишком длинный для торгового или исследовательского судна, полубак.
— Не похоже на канонерку, — отозвался Никита, стоявший рядом. — Слишком обтекаемо. Скорее, быстроходный посыльный или переоборудованная яхта. Но ход… да, у них преимущество.
— Капитан, какие у нас варианты? — я опустил трубу и повернулся к Верховцеву.
Тот наконец обернулся. В его глазах не было страха, лишь концентрация и усталость.
— Варианты, молодой человек, как всегда небогаты. Первый — пытаться уйти. Но «Святогор» — не гоночный клипер, а рабочая лошадка. Они нас переиграют по скорости. Второй — готовиться к визиту. Что они захотят — вопрос. Третий… — он бросил взгляд на хмурый горизонт, — попытаться потеряться в этом шторме. Резко сменить курс, уйти в пелену дождя. Но это рискованно, да и ненадолго. На таком расстоянии зрительный контакт могут и не потерять.
— Если это Французы опять, то стрелять по нам они не рискнут. Им ведь не потопить нас надо, а захватить то, что мы нашли под водой. Ну и батискаф наш, думается им тоже очень интересен!
— Значит, хотят сблизиться. Возможно, взять на абордаж. Или просто попытаться запугать, заставить поделится.
В каюту снова ворвался Василий, на сей раз запыхавшийся:
— Капитан! С марса передали — на том судне люди на палубе. И не похожи на матросов!
Верховцев мрачно сглотнул.
— Значит, вариант с абордажем становится основным. Парни, — он посмотрел на нас с братьями, — решайте! Я могу дать команду и приготовить стрелковое оружие, что есть в арсенале. Но как я уже убедился в этих делах вы гораздо лучше меня понимаете.
«Бежать бесполезно. Отдавать Куб — даже и не стоит думать, нас все равно устранят как свидетелей. Остается один путь — принять бой. И надо использовать их главную ошибку — уверенность в своем превосходстве.»
— Капитан, — сказал я, и голос прозвучал спокойнее, чем я ожидал. — Командование обороной беру на себя. Матросы лишними не будут, да и натаскали мы их неплохо за последнее время. Пусть неизвестное судно подходит ближе, а мы организуем прием, по всем правилам русского гостеприимства.
Началась оперативная подготовка. Бойцы занимали места согласно выверенному долгими тренировками боевому расписанию. Лёха с Никитой распределяли людей и проверяли снаряжение. Нужно было действовать так, чтобы при сближении противник не смог обнаружить нашу готовность к встрече. Не известно, что они знают о наших прежних встречах в море с англичанами и французами. Свидетелей то мы старались не оставлять. Автоматические пушки Гочкиса стояли на местах, до поры укрытые брезентовыми чехлами. Они были заряжены и подготовлены к бою. Расчёты в считанные секунды могли открыть огонь по неприятелю. Всё было готово к рандеву с неизвестным судном в открытом океане.
А я тем временем размышлял, кто бы это мог быть. Вариантов у было всего два. Либо это англичане, каким-то неведомым образом прознавшие о нашей миссии. Кто знает? Не исключено, что у «Великого Востока Франции», в его сложной иерархической структуре, произошла утечка информации. А возможно, это один из тех охотников, что был отправлен непосредственно масонами-лягушатниками по наши души. Но по описанию ныне покойного Анри, это судно на «Лафайет» не совсем похоже.
Думаю, ответ на этот вопрос мы получим уже скоро. Мы не сбавляли ход и продолжали держаться намеченного курса, со стороны казалось, что нас абсолютно не волнует встреча с незнакомцами в море.
Я прильнул к биноклю, соленые брызги иногда долетали до лица, но мир сузился до приближающегося силуэта. Чужой корабль уже ясно вырисовывался, все больше, агрессивнее. Теперь были видны отдельные фигуры на его палубе — не в рабочей робе, а в темной, облегающей форме. Они столпились у борта, держа в руках оружие. Капитан Верховцев не ошибся. Эти люди нас далеко не на ужин хотят пригласить, у них исключительно коварные цели.
«Святогор» казался беззащитной лабораторией, брошенной на произвол судьбы. Ни одного лишнего движения людей с оружием на палубе. Лишь обычная работа матросов, и обыденная морская жизнь. Морячков пришлось хорошо проинструктировать по этому поводу, и теперь они играли срежиссированный мною спектакль. В то время как бойцы нашего боевого крыла ждали своего часа в укрытиях.
Пусть подходят ближе. Еще ближе.
Отлично, продолжаем, сохраняя напряженность и стиль от первого лица.
С момента первого контакта прошло около часа двадцати минут. Серый силуэт, прежде бывший лишь пятном на горизонте, вырос в угрожающее судно, намертво засевшее у нас на корме. Расстояние стремительно сокращалось.
Они шли точно на нас, не скрывая своих намерений. Их палуба была усеяна темными, статичными фигурами.
Внезапно с их борта блеснула сигнальная лампа, выстукивая не терпящую возражений команду.
— Сигнальщик! — крикнул я, не отрывая бинокля. — Что передают?
Молодой матрос тут же отозвался, голосом, срывающимся на фальцет от напряжения:
— «Неизвестное судно… немедленно остановиться… лечь в дрейф… приготовиться к досмотру».
На мостике на мгновение воцарилась тишина, нарушаемая лишь воем ветра и скрипом переборок.
— Отвечай, — скомандовал я, сохраняя ледяное спокойствие. — «Не понимаем ваших намерений. Повторите».
Сигнальщик защелкал затвором лампы, передавая ответ. Я видел, как на том судне засуетились. Ответ пришел почти мгновенно, более раздраженный, ультимативный:
— «Остановиться! Немедленно! Последнее предупреждение!»
— Пиши, — бросил я сигнальщику. — «Поняли. Просим прояснить причину досмотра».
Едва наш сигнальщик закончил передачу, как с вражеского судна блеснула короткая вспышка. Промелькнула доля секунды, и с жутким, воющим звуком что-то тяжелое и быстрое пронеслось буквально в двадцати метрах от нашего правого борта, чтобы с грохотом разорваться в воде, подняв столб белой пены прямо по нашему курсу.
Выстрел. Предупредительный. Но уже боевой.
Игра в непонимание была окончена. Они показали зубы. Теперь настал наш черед.
— Передай, — мой голос прозвучал громко и четко, заглушая нарастающий гул в ушах. — «Останавливаемся. Входим в дрейф».
Сигнальщик засеменил, передавая сообщение. Я же повернулся к капитану Верховцеву и братьям, встретившим мой взгляд.
— Всем быть готовыми к бою… — сказал я, и в голосе впервые зазвучала холодная сталь. — Встреча по плану.
По моей команде в машинное отделение передали «стоп», звук паровой машины сменился зловещим завыванием ветра и равномерным плеском волн о борт. «Святогор», будто и впрямь смирившись с судьбой, медленно покачивался на набегающих волнах.
Неизвестное судно, все так же не вывесившее флага, плавно и уверенно подошло к нашему правому борту, сокращая дистанцию до минимума. Теперь, вблизи, оно выглядело еще более зловеще. Это было невоенное судно — скорее всего, переоборудованный пароход водоизмещением около двух с половиной тысяч тонн, с высокими надстройками и двумя мачтами. Но его гражданское происхождение тут же опровергалось тремя орудиями, размещенными довольно эффективно: одно, калибром поменьше, на баке, и два было солидных, похожих на 75-мм пушку системы Канэ, по бортам — классическое вооружение вспомогательного крейсера или капера. Для 1901 года — более чем серьезно.
Я быстро провел подсчет. На палубе у них насчитал тридцать два человека. Из них больше двадцати — крепкие, стриженые под гребенку парни в одинаковой темно-синей форме без каких-либо знаков различия. Они не походили на случайно нанятых головорезов — в их стойках, в том, как они держали оружие, чувствовалась выучка. Пулеметов я не разглядел, но почти у каждого на поясе была кобура с револьвером, а в руках они держали карабины «Винчестер» — удобные игрушки для боя в тесноте. Это была типичная абордажная команда.
С грохотом и лязгом металла о металл их судно притерлось к нашему борту. На несколько секунд установилась тишина, нарушаемая лишь стонами сблизившихся корпусов и свистом ветра.
Затем из рулевой рубки вышел человек. Он был одет в добротный, лишенный каких-либо нашивок китель. Невысокий, подтянутый, с острым, бесстрастным лицом и пронзительным взглядом, который медленно, с превосходством, скользнул по нашей, казалось бы, беззащитной палубе, прежде чем остановиться на мне. Он был тем, кто отдавал приказы. Тот, с кем теперь предстояло вести переговоры. Или, что было более вероятно, — тот, кто их начнет и тут же прервет.
Человек в кителе сделал несколько шагов к самому краю своего борта. Его голос, резкий и властный, без труда перекрыл шум ветра.
— Капитан этого судна?! Я объявляю ваш корабль задержанным за незаконную деятельность в нейтральных водах. Вы передадите мне все материалы, поднятые со дна, ваше оборудование, а также предоставите полный доступ для обыска. — сказал он на английском.
Я вышел ему навстречу, сохраняя на лице маску возмущенной невинности.
— Какое оборудование? Какие материалы? Вы ошибаетесь, мы проводим океанографические исследования! По какому праву?
Его тонкие губы искривились в холодной усмешке. Он видел перед собой вероятно испуганного «мальчишку-ученого», пытающегося выкрутиться.
— Право — стволы моих орудий и бойцы с карабинами! — Отрезал он, не скрывая больше презрения. — Не заставляйте меня применять силу. Сопротивление бесполезно.
Он резко мотнул головой в сторону своей команды, не удостоив меня больше ответом.
— На борт! Обыскать все! Особенно трюмы! Всё их оборудование — к нам на борт!
Это стало его ошибкой. Пока он произносил последнюю фразу, его головорезы, уверенные в легкой добыче, уже начали перебираться через леера. Первые пять оказались на нашей палубе, а их «Винчестеры» были наготове.
И в этот миг тишину «Святогора» разорвал сухой, яростный треск. Из-за лебедки, из люка, из-под брезента, укрывавшего шлюпку, ударили сразу три наших ручных пулемета «Мадсен». Кинжальный огонь с дистанции в двадцать метров был страшен. Первая же очередь скосила абордажную партию, успевшую перебраться на наш борт. Крики, вопли, беспорядочные выстрелы — все смешалось в оглушительном хаосе. Пулеметный огонь сразу перенесли на палубу неприятеля.
Одновременно с этим грохнули наши скорострелки Гочкиса. Брезентовые чехлы с них сдернули в два счёта, и теперь парни работали с холодной точностью. Два снаряда почти одновременно впились в рубку, вышвырнув наружу стекла и щепки. Третий ударил в основание носового орудия, заклинив его. Ответного огня мы так и не дождались — их артиллеристы были застигнуты врасплох и уничтожены в первые же секунды боя пятеркой наших снайперов.
Главный в кителе застыл на мгновение, его бесстрастное лицо исказила гримаса ярости и непонимания. Он рванул револьвер, но тут же рухнул на палубу, сраженный выстрелом Никиты с мостика.
Бой превратился в избиение. Ошеломленные и дезориентированные, лишившиеся командования, наемники метались по палубе, не в силах понять, откуда бьет противник. Восемь или десять гранат, разорвавшихся на палубе противника, добавили хаоса и усугубили его потери. Наши бойцы, занявшие позиции на марсе и в надстройках, методично отстреливали одного за другим.
Через двадцать минут всё было кончено. Сопротивление прекратилось. На палубе чужого судна не осталось ни одной живой цели. Еще около часа ушло на контрольную зачистку — мы проверяли каждый уголок. Пахло порохом, кровью и гарью. Свидетелей было решено не оставлять. А так как в живых остались только члены команды, которые о скрытых смыслах работы этого судна и не догадывались, то и допрашивать, по сути, было некого. Увы, всех ждала одна участь.
Я спустился в просторную каюту, которая видимо принадлежала убитому в кителе. Паразит так и не представился даже. Но на его теле при обыске бойцы нашли ключ на цепочке, который передали мне. Вот он-то мне и пригодился сейчас. Осмотрев каюту, взгляд мой упал на небольшой, но массивный сейф, искусно вмонтированный в переборку. Механизм щелкнул, массивная дверца отворилась.
Внутри, на полке, лежали деньги и одна-единственная папка из плотной кожи. Я открыл ее и громко-громко заржал, похоже так, что мой смех услышали не только бойцы, занимавшиеся зачисткой неприятельского судна, но даже и оставшиеся на «Святогоре».