Он слышит далекий скрежет, словно кто-то ломом ведет по железному листу. Неприятный звук режет слух и дергает нервы. Снова тишина, но какая-то уже беспокойная, что-то важное надо было сделать. Плевать. Надо глубже зарыться в забытье, накрыться спасительной темнотой. Как будто получается. Мысли, словно взбаламученный донный ил в глубинном мраке, плавно оседают и замирают. Спокойствие и умиротворение сходят негой…
Опять этот омерзительный скрежет.
Гриф открыл глаза. Темно. Он подумал, что умер и то, что сейчас с ним происходит, последние всполохи сознания. Поднялся на локтях. До слуха донеслись шорох, тихое звяканье откуда-то из-за спины. В теле просыпалась боль, в голове быстро рос и распирал череп изнутри гриб. Стало страшно. К горлу подкатила тошнота. Возможно, его и вырвало, если бы было чем.
Некоторое время Гриф сидел на земле и озирался. Постепенно глаза привыкли к темноте, и он начал различать черные палки. Вместе с болью пришли воспоминания, а с ними и осознание своего места еще в этом мире. «Почему я жив?». В памяти воскресли последние минуты бытия, которое оборвал оглушительный удар по темечку. «Туман». Гриф боязливо обернулся. Никого опасного для себя не увидел.
Взяв за основу факты, что он жив, а туман ушел, Гриф поднялся на ноги. Тело отозвалось болью. Голова закружилась, его повело. Он хотел было опереться о ближайший ствол, но, опасаясь клешней, отдернул руку.
Волоча ноги по палым листьям, Гриф брел сквозь ночной лес. Он вспоминал. Ретроспектива минувших событий текла вяло, шершаво, прерываясь склейками и пустыми кадрами, но когда дело дошло до автоматной очереди и вопля: «Гриф!!! Я возвращаюсь!!!», повествовательная кривая забилась сердечной синусоидой.
Сталкер остановился, ему захотелось немедленно назад, но в то же время он понимал, это невозможно. Невозможно прямо сейчас. Он найдет способ вернуться, и у него даже есть как будто план. Сырой, но план. Множество мелких составляющих тихо сидели по своим углам, и когда он вызывал их на свет, подходили и пробовали лепиться друг к другу. Постепенно из «материала» сложился скелет. Сталкер поспешно набрасывал на него плоть. Края, углы, ямы еще предстояло сгладить, найти пропорции, но это потом, главное, уже имелась форма.
Гриф вышел к полю, затем вдоль опушки двинул к городку связистов. Через час добрел до места, заглянул в КУНГ, без надежды позвал в темноте Яву. Затем забрался внутрь, запер дверь, допил остатки воды, лег на пол, подложил вещмешок под голову и заснул.
Проснулся ранним утром. За окном брезжил рассвет. Головная боль прошла, но тело продолжало ныть какой-то неповоротливой, застоялой ломотой. По-стариковски, морщась, Гриф поднялся, подошел к окну. За грязным стеклом лежало серое бугристое поле, слева виднелись темные развалины штаба, справа похоронной процессией замер чахоточный лес.
Сталкер тяжело вздохнул, достал из кармана нож, разложил складное лезвие, повертел в руках. «Это все, что у меня есть. Ну, может, еще немного аномальной энергии», - накрыл ладонью правое плечо, где в тайном кармашке хранился осколок «обелиска».
Потом он снова шел. Шел вдоль опушки, поглядывая то на поле, то на деревья. Без труда нашел место, где атомный танк выкатился из чащи, оставив позади просеку, и устремился напрямик через жухлую целину к погибели.
Гриф шагал по глубокому заросшему следу, а память подбрасывала и подбрасывала, как уголь в топку, все новые хроники. На умозрительном экране он видел бредущую впереди спину в армейке, опущенные плечи, склоненный бритый затылок, оттопыренные уши и тянущийся от талии провод полевки к своей руке. Возникли призраки Федорыча, Коленьки, хата хуже бобровой. Прозвучал скрипучий голос: «Цель твоя, сталкер, может, и благородная, только каким путем ты к ней идешь. Ангел ты ржавый», - заворочалась совесть, Гриф вильнул к Кислому и Ганджубасу. А потом взгрустнулось. Коленьку было жалко. Да и Федорыч, несмотря на преклонный возраст, пожил бы еще. Добрый старик. Именно он согнул его жизнь в кочергу и заставил идти другой дорогой, а потом еще и с того света вернул. «В итоге зомбяк сдох, а старик куда-то делся, - звучали в голове слова наемника. - Одни говорили, что его грохнули, другие, что он сбежал, а самые крякнутые утверждали, что испарился».
- Испарился, - вслух проговорил Гриф и остановился. Приближаясь к черной плешине посреди седого поля, он ощутил легкий зуд, а затем покалывание на коже, словно от легких электрических разрядов. С того места, где он стоял, отчетливо виднелась черная дыра в земле. Ее края были покатыми и оплавленными. Гриф не стал подходить ближе и выяснять глубину. Почему-то он был уверен, что дна не увидит.
Взглядом нашел распаханную землю. Глубокая колея уводила на северо-запад. Гусеницы не крутились, и танк тянули волоком. Сталкер ощутил дрожь в ногах, опустил глаза. Ноги до колена рябили и разъезжались. Сквозь пестроту он мог видеть землю под ботинками. Кроме легкой вибрации в конечностях, никаких болевых и неприятных ощущений он не испытывал.
Большим кругом Гриф обогнул плешину с дырой в центре и вышел на колею. Метров через пятьдесят отметил, что след из юзового перешел в гусеничный. «Кто-то залез и переключил трансмиссию на нейтраль», - догадался сталкер. На сырой земле четко виднелся протектор бэтээра, легкий и узкий от УАЗа, было много следов от обуви.
Гриф проследил взглядом гусеничную колею и впереди, метрах в двухстах, увидел на фоне серого рассветного неба черный холм. Пригибаясь, напружиненным шагом он порысил к танку. На открытой местности чувствовал себя неуютно. Снова вернулось ощущение черепахи, вытряхнутой из панциря. Ранний час был выбран сталкером не случайно. Он знал, где находится атомный танк, и верно рассчитал время.
Приблизившись к технике, Гриф ощутил за грудиной вибрацию, переходящую в щекотку. «Фонит, зараза». Не издавая шума, он кругом обошел исследовательский транспорт, осторожно пробуя люки и двери на предмет открывания. Сквозь узкие бронированные стекла боковых дверей кабины ему удалось разглядеть двух человек. Мордатый с козлячьей бородкой расположился на трехместном пассажирском сиденье. Он вытянул ноги, откинулся на спинку, закинул голову, раскрыл рот и, надо думать, храпел немилосердно. Из-за его бедра выглядывал ствол автомата. По смутным очертаниям в сумраке кабины Гриф предположил, что это АКСУ. За мордатым на узкой перегородке висела разгрузка.
Второй горе-сторож сидел на месте механика-водителя, сполз вниз по сиденью, подбородком уперся в грудь, пальцы рук сплел на животе. Как и первый, он спал крепким безмятежным сном. Проход между сиденьями вел в соседнее отделение. Дальше сумрак сгущался до непроницаемой темноты.
В какой-то степени Гриф понимал беспечность охранников. Места здесь нехоженые, тихие. Сталкер прислушался. Кругом стояла гробовая тишина. Как-то за мыслями он не обратил на это внимание раньше, но теперь, при взгляде на блаженных сонь, аномальное безмолвие выступило на передний план. Сталкер посмотрел кругом. Под ногами жухлое лохматое поле, над головой тяжелое серое небо, позади черная гребенка леса.
«Неужели здесь всегда так тихо? Или только с ранья». Гриф попытался припомнить. Тут же отбросил пустое занятие и еще раз попробовал открыть боковую дверь. «Да уж. Придется ждать». Сталкер устроился под передним наклонным бронелистом. Лег на сухую траву так, чтобы было видно обе гусеницы. Толстый металл на днище был разорван, словно его пробили изнутри, словно из танка вырвали сердце. Отогнутые энергией взрыва острые, рваные края едва не касались земли.
Время тянулось медленно, нудно. Мысли, словно привязанные, то и дело возвращались к тоннелю и Яве. Гриф сомневался, действительно ли он слышал скрип петель или это покладистость воображения. Он очень хотел надеяться, что парень спасся и заперся в тоннеле. «А если не успел? Все равно вернусь. Мне надо знать точно. Найду его живым или мертвым». Представились оторванные паронитовые накладки, разорванный комбинезон, развороченная грудная клетка. Сталкеру сделалось жутковато. Он вдохнул, пустил прохладный утренний воздух в грудь, тряхнул головой, затем встал на колени. Подумал, что скоро понадобится свобода действий, а шмотник может этому помешать. Гриф стянул вещмешок, положил рядом, приспосабливая под подушку.
Слева послышался негромкий металлический щелчок. сталкер быстро поднялся на ноги, вынул из кармана нож, открыл лезвие. Укрываясь за броней, выглянул.
Из распахнутой двери вылез мятый, широкий в плечах, еще шире в животе, сонный «махновец». У Грифа язык не поворачивался назвать седыховскую шайку и, в частности, этого толстяка, сталкерами. Придерживаясь за дверную ручку, он грузно спрыгнул на землю. Все его тело по инерции пошло вниз, словно желейное, подогнуло ноги, а затем вернулось назад. Широкий поясной ремень от армейской портупеи съехал на массивный зад, кобура болталась где-то у правого колена.
С осоловелыми глазами, покачиваясь, махновец для приличия или чтобы самому утром не наступить, отошел на три шага к корме. Продолжая противостоять невидимым ветрам, расстегнул брюки и стал лить на гусеницу.
Гриф бесшумно выскользнул из-за брони, мимоходом заглянул в кабину. Второй охранник спал в прежней позе и сопел задыхающимся храпом. Незамеченный, сталкер сократил дистанцию до толстяка. Он не стал дожидаться, пока тот окончательно облегчится. Левой рукой запрокинул кудлатую голову, а правой резанул по натянутой коже. Руки махновца рванулись к горлу. Гриф ударил ему под колено и бережно повалил на спину.
Булькая и хрипя, махновец ворочался у ног сталкера, из-под ладоней, между пальцев сочилась кровь. Глаза его закатывались, веки слабо подрагивали. Не дожидаясь, пока душа расстанется с телом, Гриф бесцеремонно перекатил его на левый бок, отстегнул клапан на кобуре, достал ПМ. Уверенным движением отщелкнул обойму, все восемь патронов один к одному поблескивали латунными боками. Вставил магазин обратно, пистолет убрал в карман куртки и продолжил обыскивать остывающее тело. Пачка «Бонда» показалась не менее ценным трофеем. Зажигалка также перекочевала к сталкеру.
Покончив с экспроприацией, Гриф глянул в закатившиеся глаза. Затем обтер лезвие о футболку мертвеца и направился к открытой двери. Некоторое время всматривался и вслушивался в темное чрево транспорта, пытаясь определить, сколько внутри человек. Механик-водитель, черт бы его побрал, своим задыхающимся храпом перекрывал все прочие звуки. Из салона тянуло слабым запахом горелой изоляции и застоялым потом.
Сталкер встал на подножку, дотянулся до АКСУ, по брезентовой обивке сиденья пододвинул к себе, затем с крючка на перегородке снял разгрузку. Все богатство сложил рядом с гусеницей.
Пригибаясь под бронированным потолком, пробрался к сиденью водителя, остановился за спиной второго охранника. После чего без спешки, основательно полоснул ножом. Махновец забулькал, его руки, как у раздавленного жука, судорожно согнулись, потянулись к горлу. Гриф держал вздрагивающего охранника за волосы, чтобы тот не повалился и не дай бог что-нибудь не задел. Сталкер опасливо посматривал через плечо в темноту салона и прислушивался.
Когда махновец, наконец, сник и затих, чуткое ухо уловило сонное сопение еще двоих.
Сталкер вспомнил о сигнальном фонаре в шмотнике, пожалел, что не взял. Бесшумно ступая, он пробирался по отсеку. Внутри было душно, пахло прелой одеждой, смазкой и все той же горелой изоляцией. Сопели справа рядом.
Ориентируясь на слух, Гриф протянул руку. Коснулся чего-то тканевого. Ощупал, понял, что плечо, пальцы скользнули выше, задели мягкое кожистое, возможно, мочку уха.
- Кто здесь? - послышался резкий встревоженный шепот. - Чилим, ты?
Судя по шороху и изменениям громкости голоса, человек повернулся. Гриф ощутил на руке горячее дыхание, тут же накрыл рот говорившего ладонью, навалился и стал бить ножом в грудь. Махновец оказался живучим. После нескольких ударов он еще пытался вывернуться и укусить сталкера за ладонь. Он громко мычал, и Гриф опасался, что тот, чье дыхание он слышал у дальней стенки, проснется.
Сталкер продолжал совать ножом и давить. Что-то металлическое упало на пол, загремело.
- Эй, - раздалось сонное, недовольное из темноты. - Харэ лазить. Дайте поспать. Кто тут?
Послышалось шебуршание, затем щелчок, и душную темноту рассек яркий луч фонаря. Секунду-другую он скакал по замысловатым внутренностям танка, остановился на сталкере. Тот стремительно приближался. В выставленной вперед руке у него был пистолет. Человек с фонарем не понял, что произошло, но ощутил оглушающую волну страха. Крепкая липкая рука обхватила его кисть, больно, словно тисками, стиснула пальцы и одним рывком лишила фонаря.
- Не дергайся, брателла, - послышался уже из темноты сиплый сдавленный шепот со свистящей ноткой. Махноец обмирал, часто моргал и щурился на свет. Затем луч пробежался по всем углам, задержался на медкапсуле и вновь вернулся к человеку. - Еще кто-нить есть?
- Двое в кабине, - зашептал средних лет мужик со страдальческим, перепачканным в мазуте лицом. - Я не с ними, они меня в Салычах зацепили. Я не хотел с ними… - скороговоркой шептал он, выкатывая глаза и задыхаясь, так хотелось все сказать разом.
Напуганный, не предпринимающий попыток к защите, он выпал из списка угроз сталкера уже на третьем слове. Гриф опустил пистолет и с большим вниманием осматривал танк, подсвечивая себе фонарем. Он не выпускал из вида человека и внимательно слушал его скороговорку. Тот продолжал давить из себя сиплым голосом:
- Они сказали, что-то с «козлом». Попросили глянуть, обещали заплатить. Я пошел, а они мне по башке там треснули. Привезли на базу, а потом… - незнакомец замолчал, когда свет от фонаря проскользил по обездвиженному, залитому кровью телу.
- Так я слушаю, - Гриф метнул в него яркий луч. Тот даже не решился закрыться от света рукой.
- Да-да, - зашептал человек, - сейчас. На чем я это?
- На базу тебя привезли, - подсказал в голос Гриф, убедившись, что в танке, кроме них двоих, никого нет.
- Ах да, - тот все продолжал сипеть, - после базы меня на бэтээре привезли сюда. Ихний командир сказал, если хочу жить, то должен постараться на благо отечества. Я должен был помочь им завести эту махину. Им про меня, я потом узнал, Гендос накапал.
Гриф неторопливо прошелся по танку, пригибаясь под низким потолком, задерживая внимание то на одном, то на другом предмете. Наклонился, вытащил из-под лежака с мертвецом вещмешок.
- Я слушаю, слушаю, - сталкер вновь посветил на механика.
Тот, не меняя позы, зашептал:
- Они привезли с собой тали и якоря. В поле зацепиться не за что. Они их в землю вбили. Шесть. Шесть якорей. Такие широкие, как плуги, метра по полтора каждый.
Гриф сдвинул ноги мертвеца, сел, поставил на колени вещмешок, принялся с интересом разглядывать и перебирать его содержимое. Отставил в сторону бутылку с водой, в пирамиду составил упаковки с хлебцами, говяжьи консервы, джем, три пакетика чая. От такого разносола в животе у него хищно заурчало.
- Неделю промучились без толку. Никто не мог подойти к танку. Аномалия всех гробила. Никакие защитные костюмы не помогали. Двое не успели вернуться, расползлись и померли. Крюки кидали, шесты делали, подсовывали, заводили, ничего не получалось. Потом старик откуда-то взялся с зомбяком, - шептал механик, не сводя глаз со сталкера, который жадно поедал остатки ИРП и, казалось, его не слушал. Но он не осмеливался ни замолчать, ни спросить. - Черт знает, откуда он здесь в такой глуши. Майор его в оборот сразу взял. Старикан упирался. Говорил, что нельзя танк трогать. Умрет, дескать, он без него. Зомби у него приятелем был еще. Может, и не совсем зомби. Дед любил его. Похоже, он его сыном был. Седых просек это и отрезал зомбяку руку правую по локоть. Сказал, по частям его искромсает, если дед не поможет. Тогда дед согласился. На него почему-то аномалия не действовала. Он троса зацепил за буксировочные петли и нам протянул. С передачи снять не смог. Я потом сделал. А этих якорей мало было. Машина тяжелая. Земля расползалась, плуги вырывало. Еще четыре плуга на базе сварили. Потом сюда…
- Тихо, - Гриф резко прервал рассказчика, подняв руку. Они замерли и слушали, как откуда-то спереди, из кабины, доносился зудящий звук, словно оса в целлофановом пакете.
- Это, - робко зашептал механик, - будильник у Ярика. Он механический, на часах у него.
Продолжая прислушиваться, Гриф посмотрел на механика. Тот робко улыбнулся и кивнул:
- Будильник. Через полчаса пересменка на «буханке» приедет.
- Сколько? - тревожно спросил сталкер.
- Чего сколько? - продолжал сипеть незнакомец.
- Сколько бойцов приедет?
- А-а, - механик догадливо дернул головой, - пять. Это с водителем пять. А так разводящий Сема и еще с ним трое, кого Пирцент назначит.
- Так, - засуетился Гриф, обтер рукой рот. - Как здесь свет включить?
- Там аккумулятор, провод накинуть на клемму надо.
- Давай накидывай, - Гриф поспешно складывал вываленное добро обратно в вещмешок. Механик сполз с топчана, бочком обошел сталкера и продвинулся к середине отсека. Опустился на колени, некоторое время возился. После этого по бортам тускло загорелись шесть светильников. Света хватало вполне, и Гриф выключил фонарь. Он еще раз все осмотрел, затем подошел к механику, который продолжал стоять на коленях, присел рядом на корточки и, глядя ему в глаза, произнес четко и ясно:
- Где здесь находятся питающие элементы?
- Здесь, - с готовностью ответил механик, на мгновение задержал взгляд на синяке под глазом. Затем хлопнул ладонью по длинному выступу, занимающему пространство от пола до потолка. - Но они повреждены. Два, которые были в работе, лопнули. Один только целый, тот, что запасной. На нем не уедем. Силовая…
- Доставай, - приказал Гриф.
- Но туда нельзя, - до крайности повысил шепот механик и выкатил глаза. - Там радиация. Защитный кожух нельзя открывать. Я и так уже схватил...
- Целая батарея фонит? - перебил его Гриф.
- Целая? Да, фонит немного. И там еще две лопнули, там все зараже…
- Доставай, - приказал Гриф и в упор посмотрел на вытаращившегося механика, который, в свою очередь, судорожно соображал, это было видно в его прыгающих блестящих глазках. Глядя в ледяные кристаллы напротив, - особенно его пугал тот, что поблескивал из фиолетовой амбразуры, - он сразу понял, чем грозит ослушание.
- Но, - заблеял механик побледневшими губами, - можно я хотя бы фартук с перчатками надену?
- Валяй, - разрешил сталкер.
Механик вернулся к своему лежаку, взял что надо, произнес:
- Если двери откроем, то ярче будет.
Гриф секунду колебался, подумал, что здесь бежать некуда, и разрешил. Тихо скрипнули замки, механик распахнул створы. В затхлый мрак танка ворвались дневной свет и прохладный утренний воздух. На внутренней стороне правой двери Гриф вновь увидел трафаретного нарвала.