Песни служителей Адхартаха. Призыв

Серебряный торквес

Когда Баавгайну исполнилось девять лет, его первый подвиг изумил всех жителей племени.

Пришло время перегонять табун с дальнего выпаса. Все мужчины старше четырнадцати зим отправились помогать пастухам, в стойбище остались лишь старики, женщины и дети.

К полудню острые глаза старейшины рода коршунов разглядели вдали темное пятно табуна.

– Ну вот и наши возвращаются, – пробормотал старый Кунан и отбросил палочку, которой выводил на песке извилистые узоры. Он приподнялся с низкого полена, заложил руки за пояс халата и приготовился наблюдать за лошадьми.

В этот миг с востока пришла пыльная буря, завертела сухую траву и ветки и погнала по степи перекати-поле. Она притащила тяжелые низкие облака, которые быстро поглотили солнце, погрузив землю во мрак.

Люди забегали среди юрт, собирая разбросанные вещи и быстро пряча их от беды подальше внутрь. Дети постарше под окрики матерей торопились вернуться с малышней домой.

Табун приблизился настолько, что Кунан смог различить отдельные фигурки животных и их погонщиков. Всадники торопили лошадей, надеясь добраться до стойбища до начала ливня.

Небо загрохотало раскатами грома. Серебристая извилистая линия слетела с невидимых рук Великого Бога Лу-Тенгери и ударила в землю неподалеку от мчавшихся табунщиков.

Кони шарахнулись в сторону и прибавили в беге. Очередной всполох. Старое сухое дерево с треском раскололось пополам. Огонь жадно ухватился за его искореженные ветки и взвился вверх столбом пламени и искр.

Обезумевший от шума, огня и пыли табун ринулся за своим вожаком в сторону от стойбища к крутому берегу реки.

В такт грохоту грома затряслась от боли Этуген, мать-земля. Зыбкая дрожь пронеслась по степи, разбрасывая камни и оставляя трещины повсюду.

Позади отстали погонщики, а напуганные лошади продолжали мчаться к обрыву.

Вспоминая эту историю, Кунан клялся, что видел, как лошадиные тени отрывались от земли, оживали и в виде ужасных демонов карабкались по ногам своих прежних хозяев, чтобы заползти им в уши и подчинить своей воле. Порабощенные животные теряли остатки разума и ускоряли бег навстречу неминуемой гибели.

Но тут на глазах всего племени произошло чудо.

На крутом берегу появилась удочка. Следом – палка с нанизанными рыбешками. Затем – выбритая голова с косичками. Наконец сам маленький Баавгайн, забытый в суматохе у реки, целиком вскарабкался по склону и оказался как раз между табуном и обрывом.

Он пританцовывал под хвастливую песенку, не замечая ничего вокруг.

Не боится никого смелый Баавгайн,

Остановит вмиг беду умный Баавгайн,

Схватит рыбину за хвост ловкий Баавгайн,

И прогонит тучи прочь мудрый Баавгайн.

Люди в тихом оцепенении наблюдали, как дикая необузданная сила, оставляя за собой облако степной пыли, неслась на мальчугана.

Раздался общий то ли вскрик, то ли всхлип, и женщины в ужасе закрыли лица руками. Мальчик резко развернулся на звуки топота копыт и, выставив левую руку ладонью вверх, громко приказал несущимся на него лошадям:

– А ну-ка, стойте!

Тонкий солнечный луч разорвал беспросветные тучи, и мальчик засиял искрящимся золотом. Тьма отодвинулась, и свет вырвал безумных лошадей из полумрака. Ослепленный ли ярким светом или ошеломленный возникшим препятствием в виде беззащитного человеческого детеныша, огромный каурый жеребец заржал и встал на дыбы. Затем он встряхнул гривой и повел табун прочь от обрыва.

Кони захрипели и метнулись за ним, уносясь от опасности. Мальчик подхватил свои рыболовные снасти вместе с уловом, закинул на плечо и, насвистывая, запрыгал на одной ножке за животными.

Все буйство непогоды затихало рядом с ним, будто он гулял в погожий день.

А вокруг буря крушила все подряд, удавкой стягивая степь в тугую воронку.

Но мальчик продолжал бубнить свою песенку, весело подходя к замершему табуну.

Велит свету наступить хитрый Баавгайн,

Прочь прогонит тьму сильный Баавгайн,

Отведет коней домой чуткий Баавгайн,

Принесет рыбешки маме славный Баавгайн.

Обессиленные от бега лошади валились на бок, а резвящиеся лучи солнца изгоняли из них извивающиеся зловещие тени – обратно в глубокие земные трещины, откуда те и появились.

Баавгайн потрепал каурого вожака по холке, взобрался на него, цокнул и повел табун за собой в стойбище.

Буря улеглась и пролилась на землю теплым дождем. И только тогда ошеломленные погонщики смогли подобраться и помочь мальчику.

С того дня прозвали люди Баавгайна новым именем: Четгер Яриг – заклинатель демонов.

Постепенно первое имя и вовсе забылось.

Сначала к нему приходили из любопытства, чтобы заглянуть в душу того, кто остановил табун. Затем стали приходить за советом, видя, что его слово точнее стрелы, а ум проникает в самую суть вещей.

Прошли годы. Когда старый шаман тихо ушел к предкам, ни у кого в племени не возникло вопроса, чей голос будет отныне говорить с богами.

Ни одно серьезное дело не решалось без его участия. Менялись вожди, разрасталось племя, рождались и умирали поколения, но лишь вечный шаман оставался прежним.

Временами он исчезал на десятки лет, чтобы узнавать секреты мира, когда считал, что племени не нужна его помощь, но всякий раз неизменно возвращался.

Давно уже ушли к праотцам его родители, затем братья и сестры, затем их дети, внуки и правнуки. А он только поседел молодым и застыл в зрелой поре.

Много спокойных лет минуло, но вот наступил день, когда жизнь сородичей повисла на тонком конском волоске.

Сперва пошли слухи по степи, что собирается могучая сила на востоке и сметает все племена на своем пути.

Затем два охотника племени столкнулись с передовым отрядом монголов. Их отвезли в лагерь к Бату-хану, который передал следующее послание: “Монголы с племенем токсоба из одного корня – либо присоединяйтесь, либо погибнете. Даю вашим вождям срок две недели, чтобы явиться с поклоном!”

На совете племени сын вождя, молодой батыр Бутюн, выпрыгнул в центр юрты с саблей наголо и заорал:

– Наш род всегда выше монголов стоял. Вождь пришлых – Темуджин – рабом был у тайчиутов, которые нам испокон веков дань платили. Пусть эти собаки приходят, мы покажем им настоящую доблесть.

Горячие головы дружно подхватили его слова.

Разумные старики качали головами и осторожно предлагали послать весть булгарам, кипчакам и урусам, чтобы собрать силы против надвигающейся угрозы.

Долго молчал и слушал Четгер Яриг. Когда же спорщики устали, встал и сказал:

– Готовьте дары, поеду к Бату-хану на поклон.

Все голоса мгновенно стихли, а затем поднялся ропот негодования. Четгер Яриг вскинул руку вверх и повторил:

– Поеду к Бату-хану на поклон.

– Но почему? – закричали со всех сторон.

– Булгары, кипчаки и урусы нам чужие. Могут предать, а то и вовсе последний момент к врагу переметнуться. А одни мы, как бы не смелы были наши батыры, – он кивнул в сторону молодых воинов, – не устоим против бесчисленных туменов Бату-хана. После этой битвы даже память о нас развеется навсегда. Лучше с ними миром сойтись, чтобы не рабами быть в их войске, а равными батырами. Как ни крути, а все же они, хоть и зазнавшиеся, да наши родичи.

Спустя два дня Четгер Яриг, отказавшись от сопровождения, покинул верхом кочевой лагерь, ведя вторую, груженную подарками, пегую лошаденку за собой. Вождь Темуге хотел отправить с ним большой отряд всадников, но шаман отговорил.

– Монголы решат, что мы на своей земле боимся без охраны ездить. А это значит, что порядка у нас нет, и слабо держим власть здесь. С такими Бату-хан договариваться не станет.

Покачал головой Темуге, но перечить не стал. Да и как спорить с тем, кто тебя сызмальства воспитывал, всему учил – не только оружие держать, но и о племени думать. Дело вождя простое – сабля и лук, а шамана – мысль, слово да с богами разговор. Вот и привыкли они доверять друг другу.

Посмотрел на прощание он внимательно на мужчину перед собой.

Вроде бы обыкновенный человек, ничего примечательного: невысокий лоб, гладкое лицо, глаза хоть и с прищуром, но все же не с таким разрезом, как у соплеменников. Из всех потомков только ему глаза от матери-спасительницы племени, Морошки-ээж, достались – цвета предвечернего неба.

А вот черты упрямства на лицах у них общие – от Карасана Однорукого; одному – отца, другому – далекого предка. Тот, несмотря на немощь, сумел вождем племени стать, потому как воля у него была несгибаемая. На всех потомков ее хватило.

По себе знал Темуге, что не переупрямить ему Четгера Ярига. Если тот решил один ехать, так тому и быть.

Вздохнул вождь и ушел к себе в юрту, кивнув на прощание.

К вечеру третьего дня шаман разбил лагерь на берегу реки. Когда поил лошадей, услышал чужие голоса за спиной. Четгер Яриг медленно обернулся и вежливо поприветствовал двух бедных путников, по-хозяйски расположившихся у его костра.

Один из них, здоровенный детина, одетый в рванный халат явно ему малый, забрался в поклажу Четгера Ярига. Он алчно вытаскивал дары для монгольского хана и взрывался радостным гоготом, нанизывая очередной драгоценный перстень на свои толстые пальцы.

– Добрый человек, – с поклоном обратился к нему Четгер Яриг. – Я готов разделить с тобой кумыс и лепешки с вяленым мясом. Но, прошу тебя, оставь эти вещи в покое: они не принадлежат ни мне, ни тебе. Пойми, я лишь скромно везу их хозяину.

Здоровяк презрительно фыркнул и продолжил свое занятие, не обращая на шамана никакого внимания.

Четгер Яриг смиренно обратился ко второму чужаку, равнодушно наблюдавшему за происходящим.

– Добрый человек, умоляю тебя! Убеди своего уважаемого товарища оставить вещи скромного путника в покое.

Хотя Четгер Яриг попросил очень мягко, но в голосе проскользнуло раздражение, не укрывшееся от сидящего у костра. Тот, с легкой издевкой в голосе, спросил:

– Зачем же ты, глупый путник, бродишь один по степи с сумкой драгоценностей, на которые можно было купить целое войско охраны?

– В землях племени токсоба слыхом не слыхивали о разбойниках. Каждый мог ездить без препятствий по своей надобности. Неужели что-то изменилось, и в наших землях появились подлые грабители? Интересно, из каких земель они могли бы тут появиться?

Четгер Яриг выпрямился и уже не напоминал просителя. Он так крепко сжал в руках палку, которая служила ему посохом, что костяшки пальцев побелели, и жестко посмотрел на непрошеных гостей.

– Хватит, братец, – медленно бросил второй, не отрывая глаз от Четгера Ярига. – Не будем испытывать терпение нашего хозяина, тем более, что он обещал нас вкусно угостить. В конце концов, мы же не разбойники с тобой. А твоя шутка уже явно затянулась.

Здоровяк немедленно оставил свое занятие, скинул с себя всю кучу драгоценностей и уселся рядом со своим спутником, холодно уставившись на шамана.

Четгер Яриг запихнул в мешки разбросанные вещи и достал съестные припасы.

Затем он разделил лепешку на троих. Ловкими движениями настрогал всем мяса на дощечке, служившей ему походной посудой, и с поклоном передал кобылье молоко главному из чужаков. Сам же закинул в рот кусочек мяса и принялся его жевать с таким глубокомысленным видом, будто ему крайне важно было выяснить по вкусу, какой травой животное питалось до забоя.

Некоторое время все ели молча.

Наконец старший благодарно рыгнул и откинулся на бок, подложив руку под голову.

– А все же, добрый человек, – он язвительно повторил обращение Четгера Ярига, – кто ты и кому же ты везешь дары?

Шаман посмотрел на широкое, покрытое мелкими шрамами от перенесенной оспы лицо собеседника.

Тот, несмотря на рванную одежду, чувствовал себя уверенно, держался расслабленно и, судя по тому, как мгновенно его здоровенный товарищ подчинился приказу, привык повелевать.

Четгер Яриг потянулся, сорвал травинку и принялся ее задумчиво жевать.

– Видно, что вы гости в наших землях, добрые люди, – оба слушателя поморщились при упоминании “добрых людей”. – Справедливый Темуге, хан великого племени токсоба, слава и доблесть которого широко известна в степи, повелел мне отвезти эти подарки его старшему брату. Кто посмеет напасть на меня – обречет себя на гнев двух ханов.

– А кто же его брат? – презрительно спросил гость.

– О-о, это – великий хан! Но простите, уважаемые, уста мои запечатаны клятвой молчания.

Парочка переглянулась, но вопросов больше не задавала. Здоровяк откинулся на спину и затянул какую-то заунывную песню. Остальные лежали на траве и молча наблюдали, как дым костра исчезает в звездном небе, пока здоровый сон, казалось, не сморил всех.

В предрассветный час здоровяк подкрался к спящему Четгеру Яригу, держа наготове длинный нож. Он посмотрел на своего спутника, но тот, продолжая для виду легонько похрапывать, отрицательно покачал головой и махнул рукой, призывая его остановиться.

Злодей удивленно приподнял брови, но его товарищ нетерпеливо указал на лошадей.

Детина неопределенно хмыкнул, но подчинился и вернулся.

Двое яростно стеганули лошадей и помчались прочь быстрее степного ветра.

Четгер Яриг приоткрыл глаза, отпустил рукоятку ножа, спрятанного в одежде, и громко выдохнул.

Некоторое время он слушал реку, созерцая ее плавное течение, пока вязкий, белесый туман не поднялся над землей. Тлеющие угли окончательно рассыпались в золу. Стало зябко.

– Пора, – тихо сказал себе шаман.

Поеживаясь, он поскакал вслед за своими ночными гостями.

Пахло летом. Легкий ветерок гнал по бескрайнему морю-степи зеленую волну за волной, низко пригибая к земле высокую траву.

Шаман чувствовал каждое живое существо на этом поле, его смысл и красоту. Вот пчелы деловито перепрыгивали с одного цветка на другой, а вон там жаворонок дразнил всех своей веселой жизнью, а на дальнем камне сонно грелась серая гадюка…

Вдруг он вздрогнул.

– Что-то не так, – прошептал он, вглядываясь в небо.

Пара степных коршунов кружились, но не опускались на землю, как будто выжидали чего-то.

Проклиная себя за любопытство, Четгер Яриг тихо спешился, взял ясеневый шест и змеей пополз в высокой траве.

Вчерашняя парочка его гостей, связанная, лежала на земле у оврага.

Весь утыканный стрелами, громила доживал последние мгновения. Второй, с заломленными руками назад, уперся головой в землю и осыпал проклятиями троих обидчиков.

Свирепея от его оскорблений, они плевали на его голову и пинали его ногами, отчего он ярился еще сильнее.

– Почему, мать моя, я постоянно не могу пройти мимо? – прошептал Четгер Яриг, поглядывая на небо. – Зачем вы с отцом одарили меня этой неумной жаждой лезть туда, куда меня не просят? Ведь эти двое едва не прирезали меня.

Удивляясь самому себе, он привстал из укрытия и громко закашлялся. Три пары глаз повернулись в его сторону.

Главарь разбойников, увидев, что перед ними всего лишь старик, расслабился и велел притащить его поближе.

Четгер Яриг, угодливо кланяясь, подчинился, но волочился крайне медленно, опираясь на свою длинную палку. Он беспрестанно останавливался и заходился в таком безудержном кашле, что сопровождающие невольно отворачивались от него.

Когда до главаря оставалось несколько шагов, немощный старик преобразился. Он выпрыгнул, как гюрза на добычу, и нанес своей палкой удар такой силы по шее врага, что тот сразу умчался к праотцам.

Четгер Яриг завертелся ураганом. В мгновение ока он обезоружил соседнего воина и протаранил ему грудь шестом.

Воин упал и мгновенно посинел, не в силах вдохнуть воздух.

Далее шаман поступил и вовсе не по чести.

Он стал с разными выкриками мять, швырять, мутузить, а еще и бить последнего противника ногами и руками, дополняя безумную атаку размашистыми выпадами посоха. Воин давно потерял свою бесполезную саблю, а сам напоминал белье, которое полощут женщины в реке.

Наконец Четгер Яриг хлестким ударом ноги с разворота окончательно завершил странный бой.

Он расхохотался, как сумасшедший, и подбежал к пленнику.

Тот смотрел на шамана заворожено.

– Да кто же ты такой?

– Простой путник по имени Четгер Яриг, добрый человек.

– Простой, говоришь? – не поверил пленник, сбрасывая с себя веревку. – Разные народы Байкала сохранили предания о подвигах седовласого охотника Хоредоя, женатого на небесной Лебеди. Но однажды она исчезла со словами: “Житель Неба принадлежит небу, а человек – земле”. Говорят, с тех пор он ищет свою Хобоши-хатун, а их дети стали прародителями бурятских племен. Вот я и думаю, не ожила ли легенда?

Опустил голову Четгер Яриг и долго молчал, прислушиваясь к степи.

– Интересная история, но я слышал другую концовку, – криво улыбнулся он и поднял взор к небу, а собеседник впился в него глазами. – Названный брат охотника хотел сам управлять кланом. На беду, Хобоши-хатун, которая статью и правда была как прекрасная лебедь, выпила вместо мужа отравленный кумыс, и душа ее улетела на небо. Хоредой отомстил убийце и ушел навсегда из тех земель, где каждый камень, дерево и хрустальная вода Байкала напоминали ему о счастливых днях с любимой. Люди врут в легендах, в жизни все иначе.

Бывший пленник пожал плечами.

– И все же я думаю, не все в этой легенде ложь. Знаю, что такой батыр не побоялся бы ехать с богатой поклажей один. Что думаешь?

Четгер Яриг сдвинул брови, словно глубоко задумался.

– Что я думаю? – рассмеялся он и хлопнул собеседника по плечу. – Что я несказанно рад вернуть тебе долг за то, что вы не убили меня во сне.

– Я уже сомневаюсь, смогли ли мы, если бы даже захотели. Что бы не говорили легенды, но я не видел никого искуснее в бою. Даже Богулай, – бывший пленник потер затекшие руки и с грустью кивнул на своего мертвого товарища, – не имел ни малейшего шанса против тебя.

– Могу ли я спросить, почему эти люди напали на вас? – Шаман сделал вид, что не обратил внимание на монгольское имя.

– Ведь разбойники не разбирают жертв и нападают на первого встречного ради любой наживы. Хотя ты уверял меня, что в этих землях злодеев не бывает.

Некоторое время оба постояли в тишине, оглядывая поле битвы.

Спасенный пленник шумно выдохнул и склонился над телом павшего товарища.

– Прощай, мой верный друг, – он закрыл глаза своему мертвому спутнику, сдернул с его шеи какой-то предмет и повернулся к Четгеру Яригу. – А ты, добрый человек, не держи зла! Прими этот дар на память о нашей встрече.

И протянул серебряный торквес с двумя обращенными друг к другу лошадиными головами.

Четгер Яриг уважительно взял подарок обеими руками. Его собеседник прощально кивнул, ловко взобрался на коня и, не оборачиваясь, второй раз за день ускакал прочь.

Четгер Яриг задумчиво проводил его взглядом и сказал вслух:

– Сколько удивительного встречается в степи. Нищие, раздающие серебряные украшения!

Он огляделся напоследок, почесывая голову в недоумении.

– Но пора и мне в путь, – сказал он. – До ставки Бату-хана ехать еще дня три, а то и все четыре.

Первый разъезд монголов встретился ему на второй день.

Пятеро воинов в острых шлемах с пучками конских волос приметили его издали и слаженно окружили. Двое полезли было досматривать навьюченную лошадь, но спешившийся Четгер Яриг быстро объяснил, что направляется с дарами к Бату-хану и с низким поклоном раздал каждому по серебряной монете.

На следующий день пришлось делиться с уже четырьмя отрядами.

“Эге, – мысленно посетовал путник, продолжая лучезарно улыбаться каждому воину, – уж не летит ли молва о моем приезде от одних дозорных к другим. Еще пара таких встреч – и монет не останется вовсе”.

Как сглазил: новый день оправдал худшие страхи. Из четырех набитых ценными вещами мешков осталась лишь четвертинка одного. Красный от злости, еле сдерживавшийся, чтобы не обрушить гнев на очередной отряд, Четгер Яриг прорвался к летней ставке Бату-хана.

Череда шатров, обвитых разноцветными лентами, тянулась вдоль широкой дороги до белоснежного шатра на холме.

На всем пути стояли могучие воины в красных плащах, вооруженные копьями и луками, и грозно смотрели на длинную вереницу людей, идущих поклониться внуку великого Чингисхана.

У подножия холма девять шаманов, с привязанными к одежде колокольчиками, отгоняли своими движениями злых духов.

Чуть выше сидели нарядно одетые мальчик и девочка и выбивали ритм на двух больших барабанах.

“Они символизируют счастливую цифру ‘два’ – небо и землю”, – краем уха уловил Четгер Яриг рассуждения половецких послов.

Миновав шаманов и барабаны, процессия подходила к стражам в желтых плащах, где тощий монгол грубо расспрашивал прибывших, кто они и зачем явились. Большую часть он отправлял обратно, но уже по другой дороге, назначая другой день для приема. И лишь несколько счастливцев получали право пройти.

Они спешивались, взваливали поклажу с дарами себе на плечи и карабкались вверх по вырубленным земляным ступеням.

Распорядитель покрутил в руках символ-тамгу токсобского хана и велел Четгеру Яригу приходить через день.

Он подозвал бойкого подростка и что-то ему быстро зашептал.

Когда распоряжения закончились, паренек грубо дернул за рукав Четгера Ярига и, велев тому не отставать, проводил шамана к потрепанной юрте.

Он жестом указал место, куда привязать лошадей, а сам выкрикнул хозяев.

Полог откинулся, и в щель высунулась женская голова с засаленными волосами. Она окинула гостей хмурым взглядом и скрылась после странной фразы:

– Два серебряных ярмака в неделю и не меньше.

– Уговор был полтора, – заспорил провожатый.

– Уговор был вчера! – уверенно отрезала хозяйка. – Сегодня вы не найдете свободной юрты и за два с половиной.

– Менге-нукер послал меня к вам, матушка Саран. Сказал, что вы поможете.

Имя тощего нукера все же возымело действие на госпожу Саран. Она снова выглянула и заявила.

– Не пытайся на меня давить, Ган. Да и какая я тебе матушка, я на семь лет тебя всего старше, паршивец. Два ярмака. Деньги вперед.

Паренек, поняв бесполезность пререканий, повернулся к Четгер Яригу и эхом повторил:

– Деньги вперед!

Оба выжидающе уставились на опешившего путешественника.

– М-м-м, – начал он неуверенно.

– Ой, боюсь, придется поднимать до трех! Он совершенно не понимает своего везения, только мычит и стонет. Что “м-м-м”? – хозяйка юрты строго посмотрела на шамана и собралась скрыться в юрте снова. – В последний раз спрашиваю, уважаемый, согласен или нет?

– Подождите, – быстро начал Четгер Яриг, – я просто ничего не разобрал вначале. Вся эта кутерьма… А еще ваш странный разговор окончательно запутал меня. Вы просите деньги за постой?

Саран возвела глаза к небу, словно поблагодарила за явление ей небывалого чуда, и с состраданием, как на неизлечимо больного, посмотрела на говорящего.

– Да, родной…

– Но у меня нет таких денег! Все, что было – я раздал, чтобы добраться сюда.

– И зачем я потратила свое время на этот пустой разговор? Ган, веди этого достойного путешественника обратно к Менге-нукеру или лучше сразу в поле. Он прекрасно расположится среди тушканчиков.

И хозяйка исчезла в юрте.

– Погоди, добрая женщина. Пожалуй, у меня остались кое-какие ценные вещи. Ты можешь выбрать из них в счет уплаты.

– Не знаю, – с притворным сомнением протянула она. – Я порядочная женщина, а не торговка барахлом. Ну ладно, только по доброте душевной взгляну.

Всем своим видом она являла недовольство, но, судя по проворству, с каким она выскочила наружу, предложение ее заинтересовало.

Четгер Яриг вздохнул, снял последний мешок, на дне которого еще звенели украшения и протянул хозяйке.

Маленькая женщина смешно кривила рот, перебирая драгоценности. Карие глаза ее алчно горели, но она, как бывалый торговец, умело сохраняла брезгливое выражение.

– Как я и думала, – сделала она неутешительный вывод, – сплошной мусор. Да все это вместе вряд ли стоит больше полутора ярмаков.

Она повертела в руках изящные бирюзовые серьги, не в силах от них оторваться.

– Эх, ладно, жилье оплачено. Теперь надо решить, что будем делать с едой?

Четгер Яриг замахал руками.

– Нет, нет, почтенная госпожа Саран. У меня еще сохранились припасы на несколько дней. На самом деле мне многого не нужно: место, где укрыться от непогоды да вяленое мясо с лепешкой. До послезавтра продержусь.

Саран с Ганом переглянулись.

– Послезавтра?

И оба расхохотались.

– Приема к Бату-хану ждут месяцами, – захлебываясь от смеха, выдохнула Саран. – Тебе повезет, уважаемый, если ты задержишься здесь меньше пары недель.

Она сделала сочувственное выражение на лице.

– Но скажи, как ты собираешься идти на поклон к великому господину, если у тебя не осталось подарков для него? Ведь ты можешь оскорбить Бату-хана и поплатиться жизнью за проявление такого неуважения.

Она поцокала языком и, делая вид, что ее внезапно посетила стоящая мысль, предложила:

– Давай я куплю у тебя лошадей и тот торквес на твоей шее. Десять ярмаков? Хотя чего мы мелочимся, двенадцать и серьги обратно!

И она хитро посмотрела на подарок степного незнакомца.

Четгер Яриг грустно покачал головой.

– Нет, это подарок.

Саран недоуменно пожала плечами и подняла полог, приглашая гостя внутрь.