Порт Арсис

Глава 10. Трудности рыбарей

Порт Арсис, 18 мая, суббота

Вдова Дийенис нравилась леди Нерине решительно. Внимая переборам арфы под уверенными пальцами хозяйки, барышня никак не могла поверить, что столь достойная женщина воспитала такого беспутного сына. Жалко ее было до слез, и к задуманным расспросам даже неловко становилось подступиться.

Во время услаждения ушей неринин взор блуждал свободно. Прежде всего барышня изучила саму хозяйку — для своих пятидесяти та была весьма стройна и энергична, хотя и одевалась в сдержанные темные тона. Под наблюдение попал и капитан Лужен — гость в синем камзоле как будто и сидел на стуле, но весь устремился вперед, к быстрым пальцам чарующей музы (то, что Эмма — его муза, различил бы и слепой). Нерина несколько смягчилась в ореоле этих чувств, и уже сама не находила прежних рвений к справедливости, когда ее глаз дошел до стен и встретил там героя гобелена. Нерина даже вздрогнула — до того пронзительно взирал оттуда Одизей с лицом лейтенанта, а брови его сквозили равнодушием, презрением и гневом. Бог знает, как она определила столько настроений в нескольких стежках терракотовой нитью, но все ее воинственное пламя разгорелось вновь. Нерина сжала губы, распрямила плечи: плен гармонии развеян — искательница истины припомнила свой долг.

Повод расспросить ей подвернулся, однако, не раньше, чем объявился запоздавший лекарь.

Господин Луи Алваро был в этом доме первый раз. С Луженом их вязали узы старой дружбы, и отставной капитан с самого прибытия «Императрицы» искал ввести приятели к леди Дийенис. Предполагалось, что после этого обеда тот будет с пристрастием допрошен — какова показалась ему Эмма Гордеевна и разве же она не гений во плоти?

К этому Алваро был готов, но он не ведал, что на его познания нацелилась иная гостья этого чертога.

— Нерина Стефановна! — с приятным изумлением склонился он после приветствия хозяйки.

«Однако, картограф не так уж неправ! — заметил сам себе из-под седеющих бровей. — До пикника надзорщикова дочь к вдове как будто не выказывала интереса.»

— Поклон от вашего сына, — Алваро снова обернулся к Эмме. — Сейчас только расстался с ним.

— Рауль здоров? Заходит мало, хотя они стоят в порту уже шесть дней.

Нерина не вдруг поняла, что речь еще идет об интересной ей персоне — как-то внезапно обнаружилось, что у возмутительного лейтенанта Дийениса есть имя, и что мать произносит его с таким теплом.

«Рауль? — повторила про себя Нерина, примериваясь к сочетанию звуков, раскатистых и уверенных с мягкими, почти ласковыми. — Совершенно ему не подходит!»

Лекарь на вопрос хозяйки неопределенно повел головой.

— Утомлен… кое-какими хлопотами, но успешно развязался с ними.

Нерина пуще навострила уши. Развязался со своими «хлопотами»? Глядите, какая победа!

— Он всегда был таким, — сокрушилась вдова. — Не умел просить о помощи.

— Лейтенант Мартьен пытался оказать ему услугу, но до согласия их дело не дошло, — подтвердил гость. — Ваш сын весьма горделиво борется с трудностями сам.

Лекарь улыбался и не открыл размаха несогласия, но сам разлад утаивал не слишком. Он дважды коротко взглянул на дочь надзорщика — сейчас она едва ли ведает, что стала поводом для вызова, но глазки ох как загорелись при поминании качеств первого навигатора!

«Горделиво! Как я и полагала!» — в этот миг трепетала Нерина.

Она явилась подцеплять здесь всякие виды справок о лейтенанте — и ее сети, наконец, поймали что-то важное. Господин Лужен в это время презорко следил, сумел ли Алваро с первых минут оценить простое изящество Эммы Гордеевны. Посреди маленькой гостиной развернулся настоящий рыбный лов.

— Что ж, стану верить, что Рауль ко мне еще зайдет.

Лекарь осторожно отвечал, покуда Эмма предложила ему кресло:

— Если не встретится с иными сложностями, непременно…

Рыбари церемонно расселись. Их мысленные сети были под рукою всякий миг.

Хозяйка удивила эстетов еще двумя лирическими одами под арфу, сама же стала чаще коситься на дверь — обещанный гостям обед хотя и проявлял себя благоуханием дрожжей от кухни, но о готовности пока вестей не подавал. Она уже подумывала справиться о нем у Ийи, когда сама служанка с вострыми глазами принесла им на подносе чай.

— Нате баранок и сыру, гостюшки! — пригласила она, сгружая угощение на столик, после чего подшагнула боком к хозяйке затараторила негромко: — Рыбник ишшо не поспел, Эмма Гордеевна, тяга совсем плохая стала, давно надо позвать печника.

— Иди, Ийя, после жалобиться будешь! — одернула Эмма и взяла баранку столь грациозно, точно та была не менее, чем шарльский круассан: — Снизойдите к угощению, господа, пока обед я не имею счастья предложить. Могу только уверить — ийин пирог достоит наших ожиданий.

Нерина любезно подняла баранку двумя пальцами. Под ней обнаружился щедро отрезанный ломоть твердого сыра — ввозного, заморского. Смотрелся он с баранками, как иноземный генерал в ладийском хороводе. Эмма, кажется, не экономила на провианте, а ее бойкая кухарка все сервировала от души.

Нерина против воли улыбнулась.

— Дивный сыр! Давно такого раздобыть не удается, — оценила она.

Вдова Дийенис кивнула ей с такой же благодарной деликатностью — да, умеем принимать, не дикари.

Вовсе не нужно знать барышне Нортис, какой переполох устроила весть о ее посещении. Когда Лужен в четверг спросил, не будет ли Эмме Гордеевне в тягость еще одна гостья — хозяйка так и обмерла.

Дочь самого надзорщика! Нет, к чинам вдова была разумно равнодушна, но самое внимание к этому дому после приезда Рауля цепкая мать раскусила вполне — пусть несколько ошиблась в оттенках интереса, но уж виновника установила в точности. За двое суток они с Ийей и наемными помощницами перетряхнули до последнего половика весь дом.

Со снедью тоже вышла целая история — непросто было подобрать такой ассортимент, чтобы в своих простых привычках не показаться нищею деревней, но и не заявлять на каждом блюде, что посещение барышни Нортис как-то особенно почтило этот дом. В конце концов хозяйка выбрала обед традиционный, с рыбным пирогом и щами, но дополнила его высокими штрихами — вроде этого сыра, приобретенного по случаю и дозревающего в погребе уже четвертый год.

Только инструкции кухарке не были достаточно подробны — Эмма с болью озирала коронную деталь стола, нещадно кромсанную самым ужасающим ножом из ийиных запасов. Баранки довершили ее эстетический обморок — если судьба Рауля с барышней не сложится, кажется, вдова станет корить себя всю жизнь.

Разумеется, ничто из этого она не показала и намеком, хотя невольно пополняла ряды здешних тайных рыболовов.

— В этом сочетании он заиграет новыми оттенками, — заметила хозяйка на неринину хвалу. — Традиционные к нему оливки так приелись!

Явившаяся снова Ийя понятливо и быстро крутанулась у дверей, пряча обратно в кухню маленькую вазочку с оливками.

Сочетание превосходного сыра и старой печи заставило Нерину хмуриться — пора ли все-таки припомнить внешний повод, позволивший ей напроситься на обед? Отведав и баранку, и деликатес, она решилась.

— Ваш сын далеко, Эмма Гордеевна, а женщина без опоры так часто у нас беззащитна, — очень постаралась она избежать прямого предложения помощи. — Нет ли чего, что я должна донести до сведения батюшки?

Вдова Дийенис, однако, и на это стала выглядеть еще прямее.

— Я ни в чем не нуждаюсь, Нерина Стефановна, — обозначила она и, несколько смягчаясь, пояснила: — Рауль не забывает мать и высылает мне едва ли не большую часть своего жалования.

Здесь младшей из рыбачек повезло — разговор обернулся как нужно! Нерина тотчас шире развернула сети, напустила в меру любопытный вид и осведомилась:

— Лейтенант Дийенис, кажется, служил в самом Итирсисе?

— Он много лет водил прогулочную яхту по столице, — ответила ей Эмма, развернув свои.

Нерина едва не всплеснула руками — вот и причина столь расходящихся с матерью качеств! Легкая служба у кого-то из праздных столичных аристократов, забывших настоящие дела, испортила его характер! Может быть, юноша даже сопротивлялся этому влиянию, но дурной образец разгульной жизни взял свое. В по-настоящему почетный путь его, пожалуй, взяли по протекции. Такой расклад Нерине объясняет многое.

«Объясняет, но не извиняет», — решила она, впрочем, улыбаясь деликатно.

— Последние пять лет Рауль был навигатором «Фортуны», — Эмма не удержала мягкой горделивости, и ее невидимые сети растянулись во всю ширь. Прямо намекнуть на службу сына в непосредственной близости его величества ей не позволили остатки скромности.

Произвести задуманное впечатление не удалось — Нерина в столице не бывала, яхтами до сей поры не слишком интересовалась и ниоткуда не могла узнать, что «Фортуна» принадлежала императорской семье. Лейтенант Дийенис для нее отныне оставался жертвою столичного распутства — но, разумеется, только в мыслях.

— Это почетно, — догадалась похвалить она вслух, пронзенная взглядом хозяйки.

— Более чем, — поддакнул капитан Лужен, для которого все достижения сына Эммы новостью, конечно не явились.

За чаем и баранками беседа плавно завилась вокруг раулевых успехов в юности — Нерина тему поддержала горячо, да и саму Эмму не пришлось уговаривать. В то, что будущий навигатор за годы обучения всегда выказывал себя достойно, барышня легко поверила — она уже вполне сложила, что трагический надлом его характера произошел потом, на бесшабашной яхте. Отчего же ему не оказаться первым даже среди отличников при выпуске Морского корпуса?

Сложность дисциплин сего заведения «в былые года» охотно подтвердил и капитан Лужен, а лекарь Алваро прибавил, что наука там и нынче постигается через раскидистые тернии, а до звезд еще не каждый доберется.

— Мой сын прошел это горнило, — заметил он.

— Ваш сын тоже навигатор? — вежливо спросила Нерина, хотя сети ее искали рыб иной породы. — Или что-нибудь по инженерной части?

Вместо гордости лик лекаря стал хмурым.

— Был конструктором шхун, но его служба уже прошлом, — ответил он, как будто пожалев о начатой им теме, но мужественно завершил: — Чахотка.

Дамы сделали страшные глаза — всегда неловко, когда в блаженный сытый прием вторгается чья-то трагедия, и не знаешь, сколько нужно уделить ей жалости и можно ли после сего обратно стать беспечным.

— Какое горе, господин Алваро, — начала Эмма, но лекарь ее спешно перебил.

— Нет-нет, он жив, — успокоил с преувеличенной живостью. — Принужден обретаться на теплых шарльских берегах, в благоприятном климате. О службе в Ладии не может идти речи.

Хозяйка облегченно перестроилась на иной, рассудительный лад.

— Это печальная ирония, — вздохнула искренне. — Вы имеете навыки к исцелению, а не можете вернуть здоровье собственного сына.

Алваро развел руками (в правой забавно торчала баранка).

— Творец ограничил наш дар управлять магическими потоками. Они слушаются там, где мы хорошо изучили материю, то бишь в данном вопросе — анатомию. Открытые раны мы лечим уже вовсе легко, неплохо управляемся с переломами. Даже ранение капитана, — лекарь махнул баранкой на приподнятое плечо приятеля, — залечили бы без всякого следа, случись хороший маг-целитель вовремя.

— О чем бы я тогда рассказывал истории? — возмутился капитан, ладонью перекрыв плечо от этих посягательств.

Губы Алваро тронула усмешка, но, посерьезнев, он продолжил обращаться к Эмме.

— Болезни закрытого типа нам подвластны очень мало. Магия не лечит даже насморка. Много раз доказано на деле — опасно вмешиваться в сложное устроение человека без глубокого понимания последствий.

— Но скоро лекари освоят и эти болезни? — спросила Нерина с юношеской надеждой в то, что темные века прошли задолго до ее рождения и мир, конечно, на пороге совершенства.

— Подвижки есть, — улыбнулся ей лекарь. — Я и сам желал бы посвятить себя науке, но годы уже не те, к тому же через восемь дней мы…

Он умолк.

— Разве вы идете в неведомые земли против воли? — изумилась барышня. Герои морских романов никогда не тяготились приключениями, разве что могли красиво сетовать, что не обрели в них еще счастья и отрады сердца — но это тоже неизменно исцелял финал.

— Проживание сына в Шарлии вводит меня в существенные издержки, — с неохотой признался Алваро. — Экспедиция очень поправляет мои дела. Морской приказ даже вошел в мои трудности и выплатил жалование задатком за полгода.

— Тем более это досадно, — заметила Эмма сочувственно. — Теперь, когда вы получили средства на устроение сына — могли бы заняться исследованием природы его болезни, а вы уходите…

«Быть может — безвозвратно», — мысленно дополнил каждый. Алваро опустил глаза, рассматривая так и не надкусанное румяное колечко с пустотой внутри.

— Полно вам, — вмешался капитан Лужен с молодцеватой бодростью. — Сия первая экспедиция — всего до осени! Ее герои вернутся с триумфом, получат почести и вознаграждение втрое или вчетверо против обычного жалования — тогда-то Луи и займется наукой! Пусть не кокетничает о годах — мы еще услышим его имя среди светил ладийской медицины!

Алваро кивнул и поднял очи.

— Обязательно, — сказал он. — обязательно продолжу. Без меня сын скоро будет вынужден вернуться в родную северную глушь — не допущу, ибо его это погубит. Жена давно почила в вечности, а больше у меня нет никого.

Он с оживлением залез в карман, выловил там медальон на цепочке и обернул к обеим дамам:

— Здесь ему шестнадцать! С тех пор он несколько еще подрос, но этот портрет мне дорог тем, что писан был еще женою.

Нерино вежливо смотрела на худое лицо подростка, а замечала, как обтерта манжета у лекарской формы. Невольно подняла глаза — на поясе ряд медных пуговиц слегка топорщился, словно бы скроенный на мужа покруглее. Сукно было хорошее, когда-то — наивысшей пробы, но то ли не хватало больше средств сменить мундир, то ли он вовсе шит был на другого, а перекуплен позже с рук. Нерина прежде не задумывалась, что молодецкий облик требует от воина не только выправки и чести.

Лужен тоже взглянул на медальон.

— Помню его таким! И ты не вешай нос — еще потешишь внуков! — Лужен продолжал сулить уверенно, точно сам был своей жизни хозяин. Такую манеру держаться Нерина одобряла куда больше — за то они с сестрой и восхищались отчаянным авантюристом-капитаном. В молодости он наверняка немало походил на тех, о ком писали в ее книгах.

— Я, брат, тебе завидую, — добавил капитан, упрочив барышнино лестное воззрение. — Меня море часто зовет, да в Приказе уже списали. «С мундиром и пенсией», конечно, но что мне с них! Хоть мало бы магию слышал — авось, нашли бы применения старику, а так…

Он дернул изувеченным плечом, иллюстрируя причину небрежения к себе флотоводцев Морского приказа.

— Нечему завидовать, — Алваро снова увел взгляд, рассматривая гобелены Эммы, но и со стен его встречали надоевшая вода и паруса. — Не в том я нахожу свое призвание.

От двери снова появилась Ийя — полная торжественной гордости, она проплыла мимо гостей в столовую, неся перед носом огромное блюдо. Благородные рты тотчас исполнились довольно прозаической слюны — длинный пирог в форме рыбы с румяными кружочками-чешуйками манил бы и сытого, а уж раззадоренные сыром посетители и вовсе слаженно свернули шеи за кухаркой, боясь вдохнуть горячий дух дрожжей слишком приметно.

— Прошу, — с улыбкой встала Эмма. — Вы убедитесь, что прождали не напрасно.

Гости живо поднялись, кто снова поведя плечом, кто поправляя кружево на платье.

Все-таки, раб человек своему желудку: улов простородной кухарки вдруг показался господам куда весомее того, что удалось поймать в беседе им самим.