Порт Арсис

Глава 26. Лети высоко

Порт Арсис, 27 мая, понедельник

Утром поднялся такой туман, что, казалось, выход все-таки сорвется. Белый дым съел город и залив, пожевал их в непривычной тиши, подумал, и рассудил отпускать понемногу. К десяти часам стало возможно прочесть имена кораблей у соседей по пирсам, тогда Бердинг пригляделся к морю и степенно подтвердил:

— Готовьтесь.

В одиннадцать туман был побежден соленым ветром, и мореходы обнаружили, что их собрался провожать едва не весь Арсис. Один за другим они завершали свои хлопоты и замирали у леера, возвращая городу этот молчаливый и так много говорящий взгляд.

Рауль только сегодня вытащил из-за пазухи усилители. «УЛ 001» и «002» насадил на штыри, потом открыл сундук. Запасной «004» убирал туда бережно, точно тот еще хранил тепло пальцев барышни-фельдмаршала.

Отныне их последней встречей в памяти останется плоскодонка, блескучие рыбные спины возле бессильной головы девицы и карие глаза, наблюдающие за его работой. Что ж, пусть она помнит его таким, собранным и молчаливым, творящим должное — хотелось верить, что это было его сутью. Может статься, раз или два навигатор придет ей на ум, когда на летних пикниках вокруг нее соберутся бойкие кавалеры с хорошей родословной, наглым взором и пудрой на подвитых волосах.

Лейтенант вышел на палубу и пристал к лееру между Мартьеном и Ирдисом. Интендант высоко поднял ворот наконец-то зимнего мундира, но и в нем время от времени кашлял и смотрелся невзрачно. Охваченный томлением прощания, Рауль в последний раз осматривал берег, отмечая знакомые лица.

У самого трапа расставались капитан Лужен и матушка.

Вчера она стала Эммой Лужен, а нынче вновь стояла у сходней, не позволяя себе дольше нужного держаться за мужскую руку.

— Вам пора, — сказали ее губы, хотя слова ветер унес в сторону города.

С сыном она простилась еще вчера после венчания. Долго сжимала наклоненную к ней голову, потом перекрестила и велела возвращаться в срок. Сын обещал — как и все обещают в такие минуты.

Теперь и капитан-геодезист Лужен обещал, поцеловал ее узкую кисть и поднялся на борт «Императрицы». Он стыдился, что не смог укрыть своего рвения и с недостаточной печалью оставлял теперь жену.

«На время, только на время», — легко билось в его уме, а на борту встречали мачты, колеса и скрипучая песня свежих снастей.

Эмма держала подбородок высоко. Верная Ийя тоже отрыдалась накануне и стояла близ хозяйки молча.

Рауль с улыбкой наблюдал, как дважды влюбленный Лужен шагнул на палубу. Пара молодцев схватили края трапа, готовые втянуть его на шхуну. Последняя нить к порту почти оборвалась, когда с той стороны протиснулась уверенная маленькая фигурка и подоспела, чтобы живо удержать ее ногой.

На берегу охнула надзорщица, увидев старшую из дочерей. Нерину оставили дома под присмотром горничной и трех пуховых одеял, но барышня-фельдмаршал вырвалась из плена и теперь в решимости стучала сапожками по трапу на глазах у всего порта. Она бы поднялась на самый борт, только столкнулась с куполом — его начаровали еще в пятницу, укрывая шхуну от иных злодеев, что могли вступить в дело после провала Оскариса. Обескураженная, Нерина замерла, но снова распрямила плечи и отступила на шажок.

Матросы, державшие трап, растерянно выпрямились, и город затаил дыхание. За барышнею признавали право, даже в некотором роде — обязанность к этому выходу.

Нерина Нортис обвела глазами мореходов у борта. Первым она отыскала интенданта и молча опустилась в самый низкий реверанс. Ни по какому статусу ему не полагалось этого почтения, но этикет не имел власти там, где говорила благодарность.

Ирдис поклонился ей ответно и учтиво. Новый приступ кашля он удержал не без трудности.

Поднявшись медленно, Нерина посмотрела прямо на Рауля и села во второй раз. Она так склонила голову, что стало видно макушку шапочки с собольим мехом. Лейтенант не смог бы объяснить, что именно в эту секунду заболело, только оно заставило его растворить дверь в куполе и самому ступить на сходни. Барышня-фельдмаршал оказалась отделена от него одним шагом — и сотней острых взоров арсийцев.

— Вы здесь простудитесь, Нерина Стефановна, — сказал он с мольбою. — Вам предписаны тепло и покой!

Точно поддакнув ему, от моря рванулся холодный поток. Толпа за девициной спиной поежилась, но продолжала смотреть на двоих, чуть не разинувши рты. В некотором роде весь Арсис ждал этого момента. Если госпожа надзорщица и думала отправить дочь домой, то проявила мудрость и ничего предпринимать не стала. Барышня поджала губы, не ведая, как трепещет за нее женская половина города.

— Я не нашла бы этого покоя, не сообщив признательности вам и господину интенданту, — отвечала серьезно она.

— Нам достало бы знать, что вы здоровы.

О, эта его невозмутимая учтивость! Он хотя бы самую малость рад их встрече в час отплытия? Битва с бедной горничной за зимний плащ и шапку, между прочим, стоила отдельной главы будущего морского эпоса Нерины.

— И не пришла вас провожать? — возразила она, сглатывая ком. — Я до сих пор стыжусь, господин лейтенант. Вы думаете обо мне Бог знает что.

— По видимому, это так, — негромко согласился лейтенант.

Улыбка барышни несколько дрогнула, но места не покинула.

— Вы в своем праве.

Ветер пробрал Рауля где-то под лопатками, а в голову забросил звон. Многое нового нашел навигатор в родном Арсисе, но Нерина Нортис стала самым непостижимым открытием. Учинила следствие, нашла четвертый усилитель, едва не утонула, опять принародно винится — и глядит как ни в чем ни бывало в самые очи, вышибая дух!

Кому он позволит оказаться вместо себя — здесь, перед этим пылающим взором? Дерзость пришла в его грудь вместе с новым воздушным порывом.

— Четырнадцать дней я пытался не думать о вас, леди Нортис, — обреченно признал навигатор. — И совершенно в этом провалился. А теперь вы еще говорите и смотрите так…

Горло перехватило — он умолк. Нерина разом забыла обо всех любопытных поблизости.

— Как? — переспросила она почти жалко.

— Как будто я могу надеяться, — сказал античный лейтенант.

Нерина вовсе обмерла.

— Надеяться?

— На то, что вы меня дождетесь.

«Дождусь ли я??»

После всех ее глупостей — он еще просит счастья быть с нею??

Румянец тона «ранняя брусника» с готовностью разлился по щекам Нерины. На сходнях при свидетелях нежданно разрешалась вся ее судьба. Пусть так! Лишь бы она решалась без ошибки. Ответный шепот прозвучал увереннее крика:

— Даю вам свое слово, лейтенант.

Ей показалось, он вдохнул неровно. Навигатор в самом деле устрашился верить, найдя вдруг себя вором и обманщиком.

— Я нынче ухожу надолго, — напомнил он. — Мы теперь на сходнях, между морем и землей — как это символично! Мне и впредь всегда одной ногою быть на палубе.

«Зачем он это говорит? — удивилась Нерина. — Разве есть выбор? Разве сердцу объяснишь про долгие разлуки?»

— Что же, если это нужно, — отозвалась она.

— Вы дивная жемчужина, леди Нерина. Вас окружат иные, много достойнее меня.

Рауль увещевал, как того требовала совесть, но все внутри него взывало: «Посмейтесь над моим предположением!»

Северная барышня пожала плечиком, ничуть не возразив.

— Известно — охочие до моего приданого сбегутся.

— И родные станут молить вас выбрать кого-нибудь ближе, — добавил Рауль, ненавидя себя за эту убедительность.

Взволнованный румянец красил Нерину еще больше. Улыбка ее крепла и стала заговорщицкой.

— Есть древний проверенный трюк, — напомнила она. — Я умолю вашу матушку передать мне свое мастерство и стану ткать накидку, будто бы для свадьбы. Ночами же — нещадно распускать, пока всем претендентам это не наскучит.

Арсис не слышал этих слов, но местные кавалеры могли догадаться, как мало им оставлено надежды, когда Рауль поймал обе руки Нерины Нортис и поцеловал поочередно. Отпустил их медленно, с тяжелой неохотой.

— Впервые мне непросто уходить, — признался он.

— Впервые мне не все равно, когда закроют навигацию.

Команда шхуны ожидала лейтенанта. Барышня смотрела еще несколько секунд на его нос, глаза и губы, запоминая впрок на месяцы вперед, потом уверенно подобрала воланы юбки под плащом и обернулась к Арсису.

Торговый порт шумел, но все собравшиеся провожать — молчали. Надзорщица несмело помахала слева из толпы. Нерина улыбнулась и совсем легко сошла по трапу к близким. Она еще услышит многое от матушки за свой побег — но нынче из груди рвалась под небо птица. Нерина притулилась к замершей сестре и снова устремила очи на колесник.

В этот миг что-то внутри нее неслышно надломилось. Прежде «Императрица» была только величественной шхуной, ныне она — страшная и сильная соперница. Огромной хищницей захватывает моряков и увлекает вдаль, куда нет хода другой женщине.

Вернет ли она их когда-нибудь?

Рауль замер на той, недоступной стороне возле Ирдиса. Интендант подвинулся, еще невольно следя за ушедшей Нериной — и вздрогнул, когда та остановилась близ сестры.

Тихую фигуру в темном плаще он впервые опознал не сразу. Измученная, дивно кроткая Аида не сводила с него глаз — по-видимому, уже не первую минуту. Между лопаток Ирдиса прошел мороз. Он механически поправил ворот, укрываясь от этого льда, только здесь даже столь ожидаемый зимний мундир был бессилен. Что-то привычное и непокорное толкнуло Ирдиса от леера и понесло на трап. Матросы, снова взявшиеся за него, отпрянули. Рауль понятливо приотворил защитную завесу.

Интендант спускался, и провожающие снова подобрались — все ведали, к кому стремится странный юноша.

Надзорщик хмурился. Помнил, что нищий вурдалак без раздумий сорвался в ледяное море и вытащил оттуда его дочь — даже не ту, по которой вздыхал. Однако же, его дерзкое сватовство… Господин Нортис неуверенно шагнул вперед, точно пытаясь заградить Аиду.

— Оставь, — шепнула надзорщица. — Если не позволишь ей хотя бы эту память — она возненавидит нас обоих.

Ирдис стал перед Аидой и посмотрел в ее лицо — никогда еще не находил его так близко. В безмолвии, не отводя очей, она подняла свою руку в тонкой перчатке. Пальцы интенданта были холодны — и все равно обожгли. Не произнеся ни слова, он коснулся белого шелка губами, отпустил ее ладонь и отрешенно поднялся на шхуну.

Нерина сжала повисшую руку сестры очень уверенно, чтобы не выдать собственную дрожь. Поймала взгляд Эммы — та улыбалась тепло и печально, и барышня знала причину. Теперь сестры Нортис — такие же, как она. Как сотни и тысячи женщин, повязанных с морем слезами прощаний и встреч.

Корабельный колокол ударил полдень. Не дожидаясь приказаний капитана, мореходы выстроились в линию у борта — почти такие, какими их встречали в позапрошлый понедельник, только гордость их лиц заменила таимая горечь — многие что-то оставили здесь, в просоленном северном порте.

Бердинг двинулся вдоль них, не рассыпая столь привычных грозных комплиментов. Другой команды ему не дали, идти придется с этой — и он впервые обнаружил, что не досадует, а даже несколько гордится.

— Вольно! — разрешил он и прибавил: — С Богом.

Среди темного сукна заполыхала красная фелонь — от Пасхи не минуло еще месяца. Отец Иосиф утвердил икону на руках матроса и возгласил над замеревшими:

— Благословен Бог наш, всегда, ныне и присно, и во веки веков.

Молебен будто положил отсчет минут для крестящихся на берегу. От первого слова до отплытия оставалась еще четверть часа. Когда кузнец и плотник, назначенные «ликом» за зачатки музыкальности, допели тропари — от разлуки отделило десять минут. После Евангелия — пять, а на «Царице моя преблагая» стало невмоготу и некоторые из провожающих заплакали.

Лик взял на два голоса «Аминь» и «Господи, помилуй (троекратно)». Большерукий матрос кошкой забрался на марс и широко махнул оттуда в город. Мачта другого Корабля тотчас ответила — на весь Арсис излились голоса семи колоколов монастыря.

Рауль взошел на капитанский мостик — под перезвон началась первая вахта великой северной экспедиции. Рук на этот раз он не вздымал, напротив, сложил их за спиной, точно они тревожили его и отвлекали. Ничто снаружи не выказывало, что это по приказу навигатора слетели с пирса белые канаты и именного его незримой силой дрогнули огромные колеса по бокам «Императрицы».

Плеск еще был осторожным, и оттого зазор между портом и шхуной казался ширящимся будто сам собою. Скоро стоявшие на берегу смогли охватить ее взором всю сразу, не вертя головой. Потом «Императрица» показалась малой лодкой, какой здесь владел каждый рыбак. Поодаль она развернулась, взяла нужный путь и прибавила ходу колес — тогда колокола умолкли, а Ийа запела. Плач ее сейчас же подхватили бабы — затянули тонко, без слез зажатым горлом, мимолетную жизнь слова продлевая огласовками. Голос женщин таял над водой и не долетал до мореходов.

Но сердцем они его слышали.

Какы по небу белыму

Селязынь лятел —

Несыли того селязыня

Обоя крыла.

Какы по морю синяму

Да корабыль шел —

Вели того корабыля

Обоя колеса.

Ляти, ляти, селязынь

Ляти высоко —

Да не забуди, селязынь,

Сваего гнезда.

Иди, иди, корабыль,

Иди далеко —

Да не забуди, корабыль,

Сваего села.

Да сваего села,

Роднова горыда…