Портальщик. Бытовой факультет.

Глава 5

5

Повозка катилась по лесной дороге, когда откупщик, сидевший напротив, нарушил молчание.

—Меня зовут Кассиан, — представился он. — А теперь, молодой человек, представьтесь, пожалуйста, полностью. Андрей, как я понял?

— Андрей Ильич Федотов, — автоматически выпалил я, ошарашенный внезапным вопросом.

Кассиан поднял бровь.

—Очень необычно. Имя да еще тройное… Действительно, необычно. И как вы попали в такое захолустье?

Воспользовавшись шансом, я выложил все, что накопилось.

—К сожалению, не помню. Меня нашли на тропинке без памяти. И, если это возможно, я бы хотел пожаловаться на старейшину! Он садист и маньяк! Он все время издевался надо мной, причинял боль и страдания, подвергал унизительным работам!

Кассиан внимательно выслушал, его лицо оставалось невозмутимым.

—Хм. Интересная у вас молодой человек манера общения. А если сопоставить его с необычным именем… можно сделать определенные выводы. Что касается старейшины… Он обладает зачатками магии разума и имеет способность видеть предрасположенность человека к той или иной магической способности. Вот он и разглядел в тебе дар к магии пространства. А так как наша Империя Аэндор очень нуждается в магах, люди, нашедшие и определившие одаренных, имеют право на вознаграждение. Если же эти одаренные еще и «инициированные» — то есть проявили свой дар — вознаграждение удваивается. Исходя из чего, действия старейшины Горхана имели сугубо практический характер. Он намеренно вводил тебя в стрессовые ситуации, при которых твои способности могли ярко проявиться. Причем, что ценно, на моих глазах. Я бы даже сказал, он искусный психолог. И действовал, разумеется, в собственных корыстных интересах, и ничего более.

Я слушал, и у меня в голове, наконец, все встало на свои места. Пытки, унижения, постоянный страх… Все это было не просто жестокостью. Это была холодная, расчетливая дрессировка.

—Сейчас, когда вы мне это рассказываете, я понимаю подоплеку, — медленно проговорил я. — Но что со мной будет дальше?

— Дальше, молодой человек, вы будете обучаться в Имперской Академии магии. И так как, скорее всего, вы не сможете доказать свое благородное происхождение — уверен, ни документов, ни иных свидетельств у вас нет — вы будете зачислены на факультет бытовой магии. И это, отмечу, достаточно неплохая участь для вас. По крайней мере, куда лучше, чем прозябать в той деревне, где вы были найдены.

Факультет бытовой магии. Звучало не так эпично, как хотелось бы. Но Кассиан был прав. Это в тысячу раз лучше, чем таскать навоз и быть живой мишенью для трости Горхана. Я выглянул в окошко повозки. Лес расступался, открывая дорогу в неизвестное, но уже не такое мрачное будущее. У меня было имя, пусть и чужое, но сильное тело и странная способность, которую только предстояло понять.

Отъехав от деревни а, мы вскоре свернули на более наезженную дорогу, и уже к полудню следующего дня показалась другая деревня. Процедура повторилась с поразительной точностью, словно я наблюдал один и тот же ритуал. Кассиан восседал за своим складным столиком, жители по очереди подходили и выкладывали свою дань — шкурки, тусклые монетки, плетеные изделия. Я стоял поодаль, чувствуя на себе любопытные, но лишенные той злобной искры взгляды. Здесь не было ни своего Горхана, ни, как выяснилось, одаренных. Собрав налоги, Кассиан кивнул, и мы, не задерживаясь, двинулись дальше.

Однако, отъехав от деревни на приличное расстояние, повозка неожиданно свернула с дороги на живописную полянку у небольшого ручья и остановилась. Слуга, молчаливый и проворный, моментально установил тот самый столик, но на этот раз накрыл его скатертью и разложил припасы. Пахло копченым мясом, свежим хлебом и какими-то незнакомыми, но аппетитными специями.

— Составите мне компанию, Андрей? — вежливо, но тоном, не терпящим возражений, произнес Кассиан.

Это был не приказ рабу, а приглашение. Пусть и с оттенком снисхождения. Я кивнул, стараясь сохранять достоинство, и занял место напротив.

То, что последовало дальше, стало для меня настоящим шоком. Первый за долгие недели кусок мягкого, душистого хлеба. Первый ломоть сочного, копченого мяса, таявшего во рту. Я ел, стараясь сдерживать себя, но, кажется, Кассиан видел, с каким животным наслаждением я поглощаю пищу. Он не подавал вида, невозмутимо беседуя о дороге и погоде.

Затем слуга поставил перед нами два серебряных бокала и налил из темной стеклянной бутылки густое, рубинового цвета вино. Я осторожно пригубил. На вкус оно было терпким, сложным, с послевкусием лесных ягод и дуба. Это был восхитительный напиток. Он согревал изнутри, разливаясь по телу приятной тяжестью и смывая остатки нервного напряжения.

Я чувствовал себя... изумительно. Чистая одежда, сытый желудок, легкий хмель в голове и осознание, что самый страшный этап моего мытарства, похоже, позади. Это было лучшее ощущение с того самого момента, как я очнулся на лесной тропинке.

Слуга и кучер ели отдельно, у ручья, и в их взглядах, брошенных в мою сторону, я не видел ни зависти, ни злобы — лишь привычную почтительность к господину и его спутнику.

Погрузившись обратно в повозку, я откинулся на мягкую спинку. Мерное покачивание, сытость и усталость сделали свое дело. Дорога превратилась в размытую полосу за окном, голос Кассиана стал далеким гулом. Впервые за долгое время я не видел во сне ударов трости, зловония свинарника или насмехающегося лица Горхана. Я уснул глубоким, сладким, безмятежным сном, укачиваемый надеждой на то, что впереди может быть что-то большее, чем просто выживание.

Я проснулся от того, что повозка замедлила ход. Кассиан сидел напротив, тоже, кажется, задремав, его обычно собранное лицо сейчас выглядело усталым и смягченным. Мне так хотелось расспросить его обо всем: о столице, об Академии, о том, как вообще устроена эта Империя Аэндор. Но будить его не стал. Судя по всему, его работа отнимала немало сил.

Делать было нечего, и я уткнулся в окно. Пейзажи за его пределами медленно менялись. Густые леса поредели, сменившись возделанными полями и пастбищами. Вскоре показались и первые одинокие хутора, а затем и целая лента дороги, заполненная людьми: селяне с телегами, погонщики с отарами овец, странствующие ремесленники с котомками за спиной.

Вскоре слуга, сидевший рядом со мной, тихо тронул Кассиана за плечо.

—Ваша милость, подъезжаем к Велениру.

Кассиан мгновенно проснулся, его взгляд снова стал острым и внимательным. Он потянулся, разминая шею, и затем обратился ко мне, понизив голос, словно делясь большим секретом.

— Андрей, слушай и запоминай. В городах тебе не стоит пользоваться полным именем. Двойные, а уж тем более тройные имена — привилегия дворян. Без документов, подтверждающих твое происхождение, это может привлечь… ненужное внимание. Как со стороны дворян, жаждущих найти уязвимую мишень, так и со стороны простолюдинов, которые возненавидят тебя за саму попытку казаться выше. Зови себя просто Андрей. Это безопаснее.

Я кивнул, понимая логику. В этом мире, выходило, имя могло быть как защитой, так и приговором.

— И еще, — продолжал Кассиан, — пока я буду заниматься своими делами, тебе не стоит покидать повозку. Люди знают, что кроме меня и моего слуги, в этом транспорте может ехать только одна категория пассажиров — «одаренные», найденные для Академии. А такой товар… ценен. Неосмотрительного парня могут просто украсть и продать какому-нибудь дворянину в личную службу или на потеху. А уж новый хозяин может распорядиться тобой как угодно. Думаю, ты насмотрелся в деревне, что значит быть бесправным.

От этих слов по спине пробежал холодок. Я снова мог стать товаром.

В это время повозка, потряхиваясь на выбоинах, подкатила к городским укреплениям. Веленир оказался не таким уж и маленьким. Высокие стены из темного, потрескавшегося камня венчали частоколом острых зубцов. Над воротами, окованными черным железом, красовался герб — стилизованная башня на фоне гор, что, вероятно, символизировало неприступность. Стража в потертых, но прочных кожаных доспехах лениво косилась на проезжающих, но, узнав герб на повозке Кассиана, тут же выпрямилась и почтительно пропустила нас, даже не заглядывая внутрь.

Въехав в город, я почувствовал, как изменился воздух. Пахло теперь не лесом и полями, а дымом сотен очагов, человеческим потом, специями, кожей и чем-то кислым — вероятно, отходами, что текли по открытым канавам вдоль узких, извилистых улочек. Повозка с трудом пробиралась сквозь шумную толчею. Крики торговцев, предлагавших свой товар с лотков, звон молотков из открытых мастерских, мычание скота, которого гнали куда-то на задний двор, — все это сливалось в оглушительный, хаотичный гул.

Я жадно вглядывался в жизнь, кипевшую за окном. Люди самых разных сословий: запыленные ремесленники, горожане в простых, но чистых одеждах, нищие в лохмотьях, и изредка — щеголь в камзоле с вышитыми рукавами, с презрением отшатывающийся от толпы. Мир оказался куда больше, сложнее и опаснее, чем я мог предположить, глядя из своей деревни-тюрьмы.

Наконец, мы выехали на просторную, вымощенную булыжником площадь. В центре ее бил фонтан со скульптурой того же герба, откуда горожане набирали воду в кувшины. По периметру стояли самые важные здания: массивная, с узкими бойницами ратуша, длинное здание с вывеской, изображавшей монету и весы — вероятно, гильдия торговцев или казначейство. Здесь повозка и остановилась.

— Жди здесь, — еще раз напомнил мне Кассиан и, в сопровождении слуги, направился к ратуше.

Я откинулся на спинку сиденья, чувствуя себя пленником в золотой клетке. За этим окном кипела жизнь, но шаг в сторону от отведенной роли мог вновь низвергнуть меня в ад. Оставалось только ждать и смотреть.

Время тянулось мучительно медленно. Без часов я мог ориентироваться только по солнцу, которое заметно сместилось по небу. Должно быть, прошло не меньше двух часов. Я наблюдал за горожанами, пытаясь угадать по их одежде и манерам, кто есть кто. Вот прошел стражник в потрепанной кольчуге, зевнув так, что видно было все гнилые зубы. Вот торговка с корзиной, оглушительно торговавшаяся с важной матроной о цене на кур. А вот двое оборвышей устроили потасовку из-за украденной булки, пока их не разогнал ударом палки городской стражник.

И вот в этом потоке я наконец увидел знакомую фигуру. Из дверей ратуши вышел Кассиан, его лицо выражало привычную деловую собранность. Но теперь за ним следовали двое.

Первый — парень лет шестнадцати. Высокий, уже почти сложившийся, с широкими плечами и упрямым подбородком. Его темные волосы были коротко острижены, а в глазах, исподлобья наблюдавших за происходящим, читалась настороженность и тлеющая искра независимости. Он был одет попроще, но его холщовая рубаха и штаны были целыми и чистыми, а на ногах — добротные, хоть и потертые сапоги. Он выглядел так, будто был сыном какого-нибудь зажиточного ремесленника, которого забрали из привычной жизни, и он этого явно не одобрял. Позже я услышал, как Кассиан назвал его Торин.

А вот его спутница была полной противоположностью. Девочка, лет двенадцати, не больше. Худая, как тростинка, в грязной, рваной одежде, болтавшейся на ней мешком. Лицо бледное, испуганное, большие глаза смотрели на мир с таким животным ужасом, что стало не по себе. Ее светлые, спутанные волосы были собраны в небрежный пучок, из которого выбивались пряди. Она шла, мелко семеня, и, казалось, готова была броситься бежать при любом резком звуке. Ее имя, как я потом узнал, было Элви.

Замыкал процессию слуга Кассиана, согнувшийся под тяжестью добротного, окованного железом сундучка. Налоги, видимо, собрали неплохие.

Кассиан, не останавливаясь, направился к повозке. Его взгляд скользнул по мне, оценивающе, словно проверяя, на месте ли его имущество.

—Открывай, — кивнул он слуге, указывая на багажное отделение в задней части повозки.

Слуга откинул крышку, с трудом впихнул туда сундук и захлопнул ее. Затем он жестом велел Торину и Элви залезать внутрь. Парень вскарабкался первым, молча, с плохо скрываемой досадой. Девочка замерла в нерешительности, пока слуга не подтолкнул ее легонько в спину. Она вскликнула и, словно ошпаренная, прыгнула внутрь, забившись в самый дальний угол.

Кассиан уселся на свое место напротив меня, слуга — рядом со мной. Повозка тронулась, покидая шумную площадь Веленира.

Внутри воцарилась тягостная тишина, нарушаемая лишь стуком колес и отрывистым, старательно сдерживаемым всхлипыванием Элви. Торин сидел, сжав кулаки, и смотрел в окно, демонстративно показывая, что не желает ни с кем общаться. Я понимал их. Они были такими же, как я — пленниками, пойманными в сети имперской системы. Разница была лишь в упаковке и в том, какой ад им пришлось пройти до этого. И глядя на испуганное личико Элви, я с содроганием думал, что, возможно, мой ад с Горханом был еще не самым страшным.

Тягостное молчание в повозке, наконец, прервал Кассиан. Он не стал давить или приказывать, а заговорил спокойным, почти отеческим тоном, явно стараясь разрядить обстановку и успокоить новых попутчиков.

— Ну что, познакомимся? — начал он. — Этот угрюмый молодой человек — Торин. Сын здешнего бондаря, человека весьма уважаемого, в мастерской которого трудится добрая дюжина работников.

Торин мрачно кивнул, не отрывая взгляда от окна. Было ясно, что его забрали из самой гущи налаженной жизни. Единственный сын среди пяти дочерей, он, по сути, был наследником и продолжателем дела. А теперь его будущее перечеркнуто одним лишь «жребием», как позже пояснил Кассиан.

— А это — Элви, — голос откупщика стал чуть мягче. Девочка, услышав свое имя, вся съежилась. Оказалось, ей было уже четырнадцать, но годы недоедания и каторжной работы в качестве дворовой сироты сделали свое дело — она выглядела на все двенадцать. Ее история была простой и горькой: ни кола, ни двора, и единственной ее ценностью для города оказался скрытый дар.

Кассиан, словно читая мои мысли, объяснил суровые правила Империи: каждый город, помимо обычного налога, обязан был поставить определенное количество «одаренных». Двух — это был необходимый минимум для Веленира. Откупиться было невозможно. Так что Элви для них стала настоящей находкой — сироту отдать не жалко. А Торину просто не повезло, его имя вытянули по жребию.

Но Кассиан был не только сборщиком, но и искусным дипломатом. Он принялся обрисовывать им перспективы.

—Не горюйте, — говорил он. — Даже неблагородный маг, развивший свой дар, может достичь немалых высот. Богатство, почет, уважение при дворе… С этим не сравнится участь даже самого удачливого бондаря.

Его слова подействовали. Торин хоть и не развеселился, но его плечи немного распрямились, а взгляд задумался. А с Элви и вовсе произошла разительная перемена. Слезы на ее лице высохли, и в больших глазах, вместо прежнего ужаса, появился робкий, но живой интерес. Возможно, впервые в жизни ей пообещали не побои и голод, а нечто иное — будущее.

Тут Кассиан жестом указал на меня.

—А это — Андрей. Селянин. Но, в отличие от вас, он уже инициированный адепт магии пространства. И, как видите, сидит спокойный, довольный и, я бы сказал, счастливый от открывающихся перспектив.

На меня устремились три пары глаз: оценивающий взгляд Торина, полный надежды — Элви, и одобрительный — Кассиана. Я лишь кивнул, стараясь выглядеть именно таким — уверенным и довольным.

Вскоре Кассиан приказал остановиться на ужин. Слуга, уже привычно, накрыл полевой ужин. И снова это была не просто еда, а настоящий пир: сочное мясо, свежий хлеб, невиданные мною до этого овощи. Я заметил, что в этом мире нет глупых ограничений по возрасту для вина, и Элви с Торином тоже получили по небольшому кубку. Это, как ни странно, помогло — запретов меньше, жизнь кажется свободнее, и напряжение окончательно спало.

После ужина, забравшись в повозку, Элви, разомлевшая от еды и вина, неожиданно прижалась к Кассиану, как к защитнику, и почти сразу уснула, тихо посапывая. Через короткое время ее примеру последовал и я. На сытый желудок, под легким хмелем и впервые за долгое время ощущая некое подобие безопасности, сон накатил как волна.